Ловля на мушку

      — Я старался следовать твоему вкусу, Уилл. Полагаясь на свой опыт и наблюдения, могу предположить, что ты предпочитаешь сладкие, насыщенные вина. Это отличное вино, но я бы выбрал другое — что-то более лёгкое, с цветочными и ягодными нотами, — ласково проговорил Ганнибал, чмокнул меня в висок и легонько подтолкнул в сторону столовой. — Устраивайся за столом, я вскоре присоединюсь к вам.       К кому это «к нам»? Получается, он не шутил, когда говорил, что у нас будет гость? Это тот самый обещанный сюрприз?       Спрашивать было бесполезно, поэтому я поспешил в столовую, но застыл в нескольких шагах от сервированного стола, чуть не выронив бутылку, которую держал в руках.       От увиденного захотелось вернуться на кухню и спросить, какого чёрта здесь делает этот ублюдок? К слову сказать, «ублюдок» тоже не ожидал меня увидеть — мы оба замерли в недоумении. Вскоре его лицо словно посветлело, а тревога в глазах сменилась облегчением и чем-то очень сильным, пронзительным, как если бы глубоко религиозный человек увидел пред собой явление ангела — не иначе. Надежда? Ох, парень, ты меня плохо знаешь…       Он опёрся ладонями о полированную до блеска столешницу и попытался подняться навстречу, раскрыл рот, намереваясь что-то сказать… Но ничего не вышло — тяжело дыша и болезненно скривившись, он рухнул обратно в инвалидное кресло, опустил голову на грудь и замер, словно механическая кукла, у которой внезапно кончился завод. Я бы предположил, что он уснул или вовсе умер, если бы не дрожащие пальцы, по-прежнему вцепившиеся в край стола. Ему бы отлёживаться в постели, а не сидеть за столом. Какого чёрта он здесь?       Немного терпения, и я обо всем узнаю. Так даже интереснее. Представление обещает быть захватывающим и мрачным, впрочем, как и всегда.       Опустив бутылку на угол стола, я уселся перед пустой тарелкой — по правую руку от места, которое предназначалось хозяину этого дома. Человек по другую сторону стола всё ещё не обращал на меня никакого внимания, а словно погрузился внутрь себя — растворился в собственной боли и слабости перед жестокой волей судьбы, в беспомощности перед более сильным противником. Кажется, сама смерть притаилась за его спиной, властно положив костлявую руку на плечо. И мне видится, как старуха в чёрном изорванном балахоне склоняется к своей жертве и ободряюще шепчет: «Скоро я заберу тебя. Потерпи немного».       Ощущение безысходности плывёт в воздухе, словно лёгкий утренний туман над низиной реки, смешиваясь с ароматом лекарств и естественным альфьим запахом. А я очень внимательно рассматриваю композицию на столе — лишь бы отвлечься от гостя и не встречаться с ним взглядом. К слову, не могу определить, какое из чувств к этому человеку сейчас преобладает: жалость к его скорой незавидной и нелицеприятной кончине или же отвращение к его жалкой натуре.       Снова на столе полосатые фазаньи перья, черепа птиц и колосья амброзии* пыльно-жёлтого цвета, скромные и непримечательные. На мой вкус, цветы фиолетового ириса или бордовые розы смотрелись бы намного эффектней, но не мне об этом судить. Снова разломленные плоды граната, истекающие соком… Хоть что-то в этом доме остаётся неизменным.       — Уилл, будь добр, разлей вино, — произносит Ганнибал, устраивая салатницу в центре стола, а я вздрагиваю от неожиданности. Меня всегда пугала способность этого человека быстро и бесшумно перемещаться. А наш гость в это время, подобно хамелеону, пытается слиться с окружающей обстановкой и мебелью, лишь бы не привлекать к себе лишнего внимания. Да, в прошлом мире Чилтон был труслив, а в этом — даже альфья сущность не смогла придать ему смелости, разве что на павлиньем хвосте появилось чуть больше ярких перьев.       Любопытно узнать, что же сделал Ганнибал с нашим гостем, но если я стану пристально рассматривать этого страдальца, если начну расспрашивать, то могу начать сопереживать и тем самым навлеку на себя неприятности. Благоразумнее игнорировать его, пока мы наедине.       Я наполняю бокалы практически до края, чтобы не подливать лишний раз. Очевидно, что половину бокала я осушу за один раз. Чужой взгляд, кажется, вот-вот прожжёт дыру на моём лбу. Какого чёрта он пялится? Неужели надеется, что я смогу ему помочь после того, что он пытался сделать со мной? После того, как он чуть было не воспользовался моим беспомощным состоянием? Наивный дурак! Да я скорее сам его прикончу, чем стану помогать! А то, что случилось с ним по воле Ганнибала, очень скоро откроется — в этом не сомневаюсь. Неужели Ганнибал упустит возможность произвести на меня впечатление?       — Уилл Грэм… — шепчет Чилтон, пытаясь привлечь моё внимание, и я поднимаю взгляд на измождённое лицо со всеми признаками долгого запоя или тяжёлой, изматывающей болезни: чернота под воспалёнными глазами и серая кожа, ни намёка на былой лоск. Он открывает рот, чтобы ещё что-то сказать, но, скосив глаза в сторону прохода, сжимает губы и опускает глаза, словно его очень заинтересовала пустая тарелка, стоящая перед ним.       Ганнибал, бесшумно и медленно ступая, появляется в комнате.       — Пудинг с почками по староанглийскому рецепту, — торжественно произносит он, опуская блюдо между мной и Чилтоном.       Меня привело в недоумение то, что я вижу: мини-версия запеканки, которая с лёгкостью может поместиться в ладони. А сейчас этот шедевр разместился среди листьев руколы, залитых соусом янтарного цвета и другим, если судить по цвету — гранатовым.       Доктору Чилтону явно становится хуже: он выглядит совсем бледным и прикрывает глаза, должно быть, из-за нового приступа боли. Я бы на его месте вёл себя как можно тише, и тогда гостеприимный хозяин позволит ему покинуть эту комнату и отдохнуть.       Ганнибал осторожно разрезает пудинг на две части, и я вижу нежно-розовые кусочки мяса, отделённые друг от друга тестом с вкраплением специй. Выглядит аппетитно.       — В оригинальном рецепте почки принято сочетать с вырезкой из нежирного мяса или с лесными грибами, но я не стал рисковать испортить вкус. Здесь только почка, — Ганнибал дарит мне ласковую улыбку. — Ты знал, что в классическом пудинге в тесто добавляется топлёный почечный жир?       — Должно быть, получить его очень сложно, — говорю я, рассматривая нежно-розовые ломтики мяса, которые выглядят ну очень уж привлекательно. После вынужденной голодовки в течение недели от запаха еды начинает кружится голова, и во рту скапливается слюна.       — Да, жира не так много, но тем выше его ценность. На этой почке было совсем немного, но уверяю, что ни единой капли не пропало зря.       Мой взгляд цепляется за пустую тарелку напротив. Раньше Ганнибал всегда заботился о гостях, странно, что он не предложил Чилтону часть закуски.       — А нашему гостю не полагается пудинг? — осторожно спрашиваю я.       Ганнибал мягко улыбается и переводит взгляд на Чилтона, поощряя к ответу.       — Доктор назначил мне строгую диету, — едва слышно произносит тот, не поднимая глаз, и уголок его рта нервно дёргается.       — Немного салата с корнем лотоса тебе не повредит, — покровительственно произносит Ганнибал, — овощи на пару и свежая зелень с моей кухни. Как думаешь?       — Да, пожалуйста.       С помощью специальных щипцов Ганнибал накладывает в тарелку гостя немного салата. Судя по виду Чилтона, он не в силах съесть и крошки, но опасается перечить. Он едва сдерживает облегчённый вздох, когда Ганнибал обращает своё внимание на меня.       — Как насчёт тебя, Уилл?       — Только немного. Хочу оставить место для главного блюда.       Некоторое время я с интересом изучаю содержимое своей тарелки. Ажурные ломтики корня лотоса, кажется, загипнотизировали меня. Ох, а ещё эта мини-морковь побуждает вспомнить наш первый совместный кулинарный опыт. Тогда я вёл себя как настоящий псих, а потом Ганнибал обнял меня, и все страхи растворились в тепле чужого тела.       — Предлагаю поднять бокалы, — говорит Ганнибал, заняв своё место во главе стола, но не присаживаясь. Он прерывает свою речь, ожидая, пока Чилтон своей дрожащей рукой поднимет бокал над столом. — Уилл, я не могу выразить словами, что значит для меня твоё присутствие в моей жизни. Ты — моё сердце…       — А ты — моё, — шепчу я и опускаю глаза, поймав тёплый взгляд моего альфы. Да, для меня не свойственны такие громкие фразы, но почему бы не начать говорить о своих чувствах? Не думаю, что Ганнибал станет потешаться надо мной из-за романтического порыва, а уж тем более укорять этим. Возможно, он захочет использовать эту слабость в своих целях, попытается втянуть меня в свои тёмные дела, но я и так уже слишком глубоко погряз в его жизни — и не выбраться, сколько ни барахтайся. Наши чувства — обоюдоострый меч…       — Мы оба проделали долгий путь навстречу друг другу, и теперь мы в конце этого пути…       — Или в начале нового…       — Да, Уилл, ты прав, и это будет новый вдохновляющий опыт, обещаю, что не разочарую тебя. Но мы могли бы ещё долго блуждать в темноте и пребывать в смятении, если бы не один замечательный человек, который косвенно, сам о том не подозревая, помог нам разглядеть друг друга. Спасибо тебе, Фредерик! — Ганнибал отсалютовал своим бокалом гостю, отчего тот дёрнулся, едва не расплескав вино. — Уилл, я рад, что мы смогли решить все разногласия и достойно преодолеть испытания для того, чтобы соединиться. Ты — бесценный подарок судьбы, о котором я не смел и мечтать в этом мире! Обещаю всеми силами оберегать бесценное сокровище — твоё сердце, а ты позаботься о моём — потрёпанном и хрупком, несмотря на внешнюю чёрствость.       — Я буду беречь его так же, как и ты — моё.       — За нас! — Ганнибал салютует бокалом в мою сторону, при этом широко улыбаясь.       Как же хочется поцеловать его! Острые клыки, которые обнажаются от улыбки, совсем не пугают, а наоборот, рождают иррациональную гордость, как если бы я смог приручить опасного зверя, и тот стал ласковым и вроде бы совершенно домашним, но только для меня одного. Я хочу верить в это всей душой, но не ошибаюсь ли я? Смог ли я его приручить? Или он ласков со мной до тех пор, пока я не попытаюсь погладить его против шерсти? В мыслях всплывают трагические истории других людей из разряда «сколько волка ни корми…».       Нет, не стоит думать об этом сейчас. Сейчас я должен наслаждаться моментом, отпустить себя…       — За нас! — отвечаю я.       — Поздравляю… — кисло отзывается Чилтон.       Вино выше всяких похвал, что бы там ни думал Ганнибал по этому поводу. Сладкое и терпкое, с тяжёлым послевкусием чернослива и вяжущей горчинкой на языке. Я ополовинил бокал за один подход, как и предполагал, и если кому-то это не по душе, то это его сугубо личные проблемы.       Нежнейший пудинг стал настоящим пиром для моих вкусовых рецепторов, соскучившихся по еде за неделю течки. Чёртова физиология! Если бы я знал, что меня будет воротить от еды всё это время, то хорошенько бы набил живот накануне. Когда я озвучиваю эту мысль, Ганнибал смеётся надо мной, замечая, что тогда бы мне пришлось провести некоторое время в обнимку с унитазом, потому что организму нужно полностью очиститься перед началом течки, и не важно, естественная она или вызвана искусственно.       Я слишком быстро разделался с закуской и теперь сижу и наблюдаю, как Чилтон вяло водит вилкой по тарелке, как Ганнибал отрезает от своей порции тонкие пластинки, смачивает их в соусе и затем отправляет в рот, тщательно пережёвывает, прикрыв глаза от удовольствия.       — Что это за мясо? — спрашиваю я.       Чилтон роняет морковь в тарелку и с излишним рвением пытается вновь наколоть её на вилку. Ганнибал отвлекается от еды и, опустив приборы на край тарелки, обращает на меня снисходительный взгляд.       «Ты всё ещё не понял?»       — Это почка одной нежной домашней свинки, которая привыкла считать себя особенной и даже не предполагала, что её может постичь та же участь, что и сотни других свиней, подобных ей. Если бы свинка представляла эстетическую ценность или была бы полезна для племенного животноводства, то не стала бы одним из ингредиентов на моём столе, — ровным тоном произносит Ганнибал и вскоре возвращается к прерванной трапезе.       — И её место заняла бы другая?       — Несомненно, Уилл, в этом мире слишком много свиней. Например, Вёрджеры в вопросе разведения свиней нарушили все мыслимые и немыслимые границы. Не думаю, что кто-то сможет превзойти Мейсона по части свиноводства, порой мне кажется, что секрет его успеха в том, что он понимает своих подопечных как никто другой. Иногда я ловлю себя на мысли, что он и сам немного свинья, если делать выводы из его поведения. Когда ты познакомишься с ним, то поймешь, о чём я говорю.       — Предпочёл бы с ним не встречаться, если это возможно.       — Кто знает, как сложится наша жизнь, — задумчиво произносит Ганнибал. — Порой то, от чего мы бежим, таится за следующей дверью, но ты не узнаешь об этом, пока не распахнёшь её.       Я залпом допиваю вино, а Ганнибал вдруг поднимается и услужливо наполняет мой бокал, а затем и свой. Чилтон по-прежнему изображает хамелеона.       Когда со стороны кухни раздаётся мелодичный звук, Ганнибал, извинившись, удаляется за главным блюдом и за вином, потому что эта бутылка уже опустела. Да, мне следует поумерить свою тягу к спиртному, но ничего не могу с собой поделать — хочется запить последние события. Да и почему бы не расслабиться? Мы ведь празднуем… К счастью, Ганнибал достаточно воспитан, чтобы не упоминать о моих проблемах с алкоголем.       — Уилл! — шепчет Чилтон, склонившись над столом.       Отвожу взгляд от пустой тарелки и сталкиваюсь с чужими глазами, в которых смешиваются мольба, надежда и безумие.       — Ты должен немедленно позвонить Джеку Кроуфорду!       — Зачем? — пытаюсь изобразить удивление. — Я не хочу, чтобы он заявился сюда и нарушил дружескую атмосферу.       — Дружескую? Ты что, издеваешься? Ганнибал удерживает меня здесь насильно! Он чокнутый маньяк! Он собирается меня прикончить! Медленно отрезать кусок за куском до тех пор, пока не убьёт! Он сам так сказал! Ты должен помочь мне!       Должно быть, Чилтон считает меня полным дебилом или кем-то вроде сестры милосердия, раз уверен, что я стану ему помогать. Думает, я не заметил странностей? Например, что он сидит в инвалидном кресле и явно страдает от какой-то болезни или из-за увечья. Ну что ж, он сам напросился. Я бы, конечно, предпочёл просто не встречаться с Чилтоном и не вспоминать о нём, в крайнем случае — избавиться, но раз мой альфа хочет помучить его, то я не стану препятствовать. Пусть развлекается с тем, кого я искренне ненавижу, чем переключит внимание на того, кто мне по-настоящему дорог.       — Ты драматизируешь, — я глотнул вина и отставил бокал. — Из всех людей, с кем мне доводилось иметь дело, Ганнибал самый воспитанный и доброжелательный. Если ты ревнуешь, то так и скажи. К чему эти кривляния? Выглядит жалко.       Возможно, я переигрываю, но не думаю, что Чилтон способен это заметить. Издеваться над ним довольно приятно, а ещё интересно наблюдать, как мольба во взгляде сменяется злостью, как он подбирает слова для следующей атаки, которая, видимо, должна сразить меня наповал!       — Вчера он вырезал у меня почку, а сегодня испёк из неё пудинг! Теперь ты понимаешь, о чём я говорю?       Чёрт! Так вот в чём дело! Обещанный сюрприз, мать его! На самом деле это довольно символично. Каннибальская романтика! Мы разделили между собой почку Чилтона, с помощью которой во время моего заключения нам удалось понять, что мы оба переместились из прошлого мира. Мы узнали, увидели друг друга, заключили мир! Ох, это очень деликатный и очень странный подарок…       — Ох, прости, я был очень голоден, — отвечаю я, пожав плечами, и делаю очередной глоток вина в попытке скрыть внезапную эйфорию.       — Ты заодно с ним, да? — шипит Чилтон. Да он орал бы в голос, если бы не боялся, что нас услышат. — Ты понимаешь, что он потащит тебя за собой как сообщника! Подумай, что станет с тобой, когда правда всплывёт наружу? Но если ты поможешь мне…       Чилтон осекается, заметив появление хозяина дома, и принимает самый безобидный вид из возможных, хотя до этого выглядел как одна из тех маленьких собачек с дрожащими ногами, которая, вопреки своим размерам, при встрече с овчаркой начинает скалиться, рычать и истерически лаять. Конечно, ведь едва ли пёс служебной породы в наморднике и в строгом ошейнике станет огорчать хозяина из-за такой мелочи, как глупая, избалованная малявка, которая писается по любому поводу — от радости при виде лакомства, от страха, когда ругают за испорченную обувь. Такую даже за собаку можно принять с натяжкой, так — недоразумение какое-то. Конечно, со строгим ошейником и намордником я немного преувеличил, но суть в том, что я не стану расстраивать Ганнибала, спасая кого-то вроде Чилтона. В моём мире Чилтон практически труп, как и в этом. Симметрия, мать её!       Главное блюдо выглядит просто изумительно! А запах… Кажется, я готов душу продать за один небольшой кусочек этого кулинарного шедевра. Румяное слоёное тесто хрустящей корочкой покрывает мясо. Из небольших отверстий вверху поднимается душистый пар. Спохватившись, сглатываю слюну.       Ганнибал тем временем заменяет почти нетронутую тарелку Чилтона небольшой бульонкой.       — Для тебя, Фредерик, куриный суп с картофелем и травами. Тебе необходимо соблюдать диету, чтобы скорее поправиться, — мягко произносит Ганнибал.       — Надеюсь это не «тот-самый-суп»? — с подозрением интересуюсь я. Меньше всего мне бы сейчас хотелось наблюдать процесс лоботомии с помощью подручных средств, а уж тем более есть чьи-то мозги.       Ганнибал выглядит слегка растерянным. Его длинные изящные пальцы, сжимающие рукоять ножа, замирают над хрустящей корочкой. Он поднимает глаза. Ухмыляется. Смотрит снисходительно, будто бы я сморозил невероятную глупость.       Не знаю, как он, но я не стал бы это есть ни в каком виде. Учитывая, что мои мозги он намеревался поглотить и скормить Джеку для того, чтобы понять, что происходит в моей голове, то понять то же самое о Чилтоне не составляет труда. Фредериком движет страх и желание выжить любой ценой, продлить своё жалкое существование, чего бы это ни стоило. Едва ли такие порывы Ганнибал счёл бы подходящими для того, чтобы попробовать их на вкус.       — Всё ещё злишься из-за того недоразумения?       — Что? Недоразумение? Ещё скажи досадная случайность! — не выдерживаю я. — Ты чуть было не прикончил меня! А вкус того чёртового супа будет преследовать меня в кошмарах до самой смерти! И это я ещё не говорю о незабываемых ощущениях после супа!       — А теперь мысленно вернись назад и вспомни, что случилось до того, как я накормил тебя супом.       Меня словно пригвоздило к стулу этим ледяным взглядом. Если уж говорить о сумасшедших поступках, то я тоже хорош в этом. Получить удар в спину от якобы друга — вот что по-настоящему больно. Я могу понять, почему он так взбесился…       — Прости, в том была и моя вина, — нехотя признаю я, пытаясь подсластить горечь прошлого очередным глотком сладкого вина. Не помогает, совсем.       — Я тоже должен извиниться. Я отреагировал слишком эмоционально, думал, что потерял тебя навсегда. Но ты вернулся ко мне несмотря ни на что.       — Джек вынудил меня это сделать.       — Ты ухватился за возможность, не лукавь.       — Теперь это не важно, сейчас я здесь.       — Не впускай в свою душу тени прошлого, гони сожаления и обиды. Это осталось там, теперь всё будет по-другому. Ты веришь мне?       — Иначе меня бы здесь не было.       Некоторое время мы молчим, наслаждаясь видом главного блюда. Аромат мяса какой-то странный, горьковатый. И эту горечь не могут перебить даже грибы, орехи и душистые травы. Словно запах разложения плывёт в воздухе.       — Это же не просто свинина? — спрашиваю я, отмечая, что Чилтон с напускным увлечением вылавливает что-то в своей суповой тарелке. — В главном блюде.       — Это мясо вепря, Уилл. Дикое мясо, — Ганнибал отрезает кусок от аккуратного рулета, а я заворожённо наблюдаю, как прозрачный сок растекается по тарелке, — как рассказывает человек, одолевший этого зверя, вепрь выпрыгнул неожиданно, и если бы не верный пёс, то охотнику пришлось бы туго. Собака из-за стычки была серьёзно ранена, но продолжала бороться со зверем изо всех сил. Благодаря такой самоотверженности охотнику удалось прикончить вепря. Довольно необычно, что кабан забрёл на территорию людей, в домик лесника, обычно звери стараются держаться подальше.       — Быть может, тот охотник припрятал симпатичную свинку? — не удержался я.       Прячу неловкость от пристального взгляда за бокалом вина, а руки доктора Лектера приходят в движение — и вот уже один ломтик мяса перемещается на мою тарелку. Ну что ж, Мэттью сам нашёл свою смерть, а мне остаётся лишь почтить его память в лучших традициях Хоббса. Наверное, я должен чувствовать вину, что отправил Мэттью прямиком в логово убийцы, но ощущаю лишь облегчение от того, что всё закончилось именно так, как я планировал.       — Возможно, так оно и было, — задумчиво произносит Ганнибал, подкладывая в тарелку ещё кусочек, — иначе зачем бы вепрь явился в дом охотника. И теперь мы могли бы почтить вепря, его рвение.       — Не возражаю.       — Так почтим его поражение и преданность пса, который защитил охотника. Потрясающее самопожертвование. Не многие из людей способны на подобный поступок.       — И за это тоже я люблю собак больше, чем людей, — замечаю, как Ганнибал едва заметно хмурится, поэтому спешу сгладить ситуацию, — за редким исключением.