Ловля на мушку

      Жизнь постепенно налаживалась, входила в колею, приобретала определённый ритм и обрастала новыми привычками и приятными мелочами. Я успокоился, расслабился, размяк. Это как нестись по бездорожью несколько часов кряду, когда уже отбил руки о руль и пару раз чуть не прошиб головой крышу машины, но тут ты выехал на совершенно пустую трассу с идеально ровным покрытием. Вокруг ни души: нет других машин, никто настойчиво не названивает с работы. Тишина. Разве что попутчик тихо посапывает на заднем сиденье, время от времени пробуждаясь для того, чтобы подсказать очередной поворот. Но при этом конечный пункт нашей поездки, как и её цель остаются для меня загадкой. Всему своё время, а любой путь, каким бы он ни был длинным, рано или поздно заканчивается. Даже такой лёгкий и приятный. А пока мы всё ещё в пути, хочется удобнее устроиться в мягком кресле, впустить в салон немного свежего воздуха, чуть прибавить газу и включить лёгкую приятную музыку без вокала. Вот и я попал в такую же ситуацию. Дрейфующая лодка Уилла Грэма попала в тихую гавань и медленно покачивается на волнах, теперь совсем не хочется снова выбраться в свободные и непокорные океанские воды. Конечно, так будет не всегда, но тем ценнее минуты затишья.       Недавно я наконец-то навестил Алану, но не только из дружеского порыва — больше всего хотелось забрать своих собак.       Подруга на радостях чуть на задушила меня в своих объятиях. Мы давно не виделись, поэтому было немного неловко от таких бурных проявлений чувств, но я заставил себя ответить на объятия. Кажется, мои руки на её талии нервно подрагивали. Всё-таки общение по телефону и встреча лицом к лицу ощущаются совершенно по-разному. И если, не видя её лица, я мог разговаривать спокойно и непринуждённо, то при личной встрече стало как-то неловко. Может быть от того, что изменилась Алана, а может, дело исключительно во мне. Или и я, и она стали немного другими? Любовь что-то непоправимо ломает в нашем мозгу, и вернуться к прежнему образу мыслей становится невозможно. Хотя, можно предположить, что у нормальных людей хрупкий внутренний мир восстанавливается со временем. У меня же не вышло, не получится и теперь.       — Ох, Уилл, ты выглядишь таким… — Алана осеклась и нахмурилась, подбирая в уме подходящее слово, вместо того, что первое пришло на ум.       — Затраханным? — вырвалось у меня.       Да, в тот период я был именно таким, а ещё покрытым синяками разной степени свежести, ведь для меня стало делом принципа научиться контролировать сцепку, а мой альфа устраивал внезапные проверки, чтобы закрепить мой успех. И если мои мозги периодически отключались в процессе, то он всегда держал руку на пульсе, а вернее будет сказать ­— на моей заднице или на бедре, и если я прихватывал его член петлёй, то он без капли жалости щипал меня в ответ. Сначала я не понимал, зачем нам это нужно, но Ганнибал почему-то двинулся на этой теме, а раз он чего-то хочет, то получит, так или иначе. Проще смириться и подыграть, чем отговорить. Когда это безумие только начиналось, мы спорили, я шипел и рычал, брыкался, вцеплялся в его волосы, кусал его до крови, но всё равно в итоге потакал его желаниям, ведь не мог иначе. Не могу и теперь.       — Цветущим? Довольным жизнью? Насыщенным?       — Интересные синонимы.       Собаки, услышав знакомый голос, подбежали к двери и окружили меня, громко лая и приветливо помахивая хвостами. Я присел, и Элли тут же поставила лапы на моё колено и стала радостно повизгивать, а Уинстон и Крэг, воспользовавшись ситуацией, начали облизывать лицо. Малявка Элли не дотягивалась. Я не противился собачьим поцелуям, ведь я тоже очень соскучился. Было невыносимо разрываться между ними, поглаживая то одного, то другого. В итоге я плюнул на всё, уселся на пол и позволил мелкой тоже облизать нос и щёки, а потом, когда собаки немного успокоились, обнял всех трёх разом и прикрыл глаза от удовольствия. Наша стая снова вместе.       — Поднимайся, — спустя несколько минут, Алана, посмеиваясь, протянула мне руку, и я ухватился за тонкую кисть и встал с пола. Я бы мог подняться и без её помощи, но решил не отказываться. Всё же приятно, когда о тебе кто-то заботится. Не стоит отталкивать такого человека.       Мы перебрались в гостиную, где я уселся на невероятно удобный диван с обивкой из кожи нежно-бежевого оттенка. В этой мягкости я буквально утонул, кажется, чтобы выбраться отсюда, придётся просить помощи.       Хозяйка дома поспешно скрылась за одной из дверей, которая, судя по всему, вела на кухню, а я принялся рассматривать комнату — всё-таки я в первый раз здесь, ну, насколько я себя помню.       Несмотря на контраст с моим жилищем и с логовом Ганнибала, в которых я чувствую себя уютно, дом Аланы произвёл на меня приятное впечатление. Гармонично и светло, минимум деталей. У огромного окна с видом на холмы с редкими деревьями, в напольных горшках два неведомых мне растения с массивными листьями на тонких изогнутых черенках. На противоположной стене — картина с абстрактной россыпью широких мазков, брызгами, словно художник отряхивал кисть от лишней краски, и пятнами странной формы. В целом красиво, но непонятно, что там изображено и что хотел сказать художник этой странной композицией. Всё-таки я мало разбираюсь в искусстве, а современное для меня и вовсе тёмный лес.       Спустя несколько минут Алана принесла поднос с двумя чашками ароматного чая и небольшой пиалой с засахаренными орешками и шоколадными конфетками в ярких разноцветных обёртках. Каждый цвет, как это часто бывает с конфетами, символизировал начинку: белая — кокосовая стружка, салатовая — фисташка, тёмно-коричневая — кофе, ну и так далее. Некоторые цвета вводили в заблуждение, но хорошо, что небольшие иллюстрации подсказывали о том, что спрятано внутри конфеты. Некоторое время я рассматривал яркие конфетки, выбирая, какую бы из них попробовать. Вот и с людьми было бы так же: видишь обёртку и понимаешь, что за человек перед тобой! Но нет же!       Алана рассмеялась, когда я озвучил свою мысль.       — Уилл, если бы всё было так просто, то мне бы пришлось искать другую работу! — смешливо возмутилась Алана и, сделав небольшой глоток из чашки, поморщилась и отставила её на журнальный столик из светлого дерева. Подруга, как я помню, предпочитает чуть остывший чай, но по какой-то причине забыла об этом. Волнуется?       — И все маньяки ходили бы в красной обёртке, а Джек Кроуфорд — в белом балахоне, как ангел мщения. Представь, вот идёт такой Джек по улице — аж смотреть больно на всё это сияние, а тут — красный навстречу. Джек достаёт дробовик из складок ткани, прицеливается… Бабах! Кровь хлещет во все стороны, и на земле тело очередного засранца дёргается в последних судорогах… И всё! Нет проблем! Дело закрыто!       Алана вздрогнула от моих слов, но тут же расслабилась, когда я улыбнулся. Конечно же, я пошутил. Видимо, плохо получилось.       — Ну и ты и выдумал! А какая обёртка была бы у тебя, Уилл?       — Пытаешься применить ко мне свои профессиональные навыки? Зачем?       — Мне просто любопытно узнать твой ответ.       Я лишь вздохнул — не люблю подобные игры.       — На моей одежде были бы разные цвета. Как выглядит предательство? Как выглядит желание защитить других людей? Как выглядит любовь? Какого цвета ложь и притворство? Разве можно описать человека одним оттенком цвета?       — Я не знаю, ты придумал такой мир, так что тебе и решать.       — Я надел бы чёрный, чтобы не видеть на себе цветов и оттенков и не показывать другим.       — Что и требовалось доказать. Посмотри вокруг — все мы либо в чёрном, либо в самых безобидных и привлекательных цветах. Люди прячутся за выдуманными личинами и лгут, предают, изворачиваются, пытаются манипулировать другими, при этом мило улыбаясь при встрече. Ведь о маленьких грешках никто не узнает, если хорошо постараться. Наша «обёртка» редко соответствует нашей сущности.       — Но вблизи мы можем рассмотреть. Или со временем, — предложил я, искренне недоумевая, почему мы говорим о какой-то ерунде.       — Не всегда, — как-то слишком уж серьёзно сказала Алана, что заставило меня насторожиться. — Поэтому нужно вглядываться раз за разом, проверять свои ощущения. Уилл, ты внимателен к тем, кто тебя окружает? Рассматривай тщательно, иногда малейшее упущение в настоящем может погубить тебя в будущем.       — Ты говоришь совсем как Ганнибал, — недовольно отозвался я. — Думаю, это что-то профессиональное.       — Что ты хочешь этим сказать? — настороженно спросила Алана.       — Только то, что он заботится обо мне, так же, как и ты. Часто беспокоится без причины.       — Тебе приятна его забота? Мне показалось, что ты упомянул об этом с досадой. Тебя что-то настораживает?       — Нет, порой я доверяю ему даже больше, чем себе самому, — подруга хотела что-то возразить, но я остановил её взмахом руки. — И не оттого, что люблю его, а потому что знаю его, вижу его душу, чувствую, как он тянется ко мне. Такие эмоции невозможно подделать, они отзываются здесь, — я коснулся ладонью своей груди, — в моём сердце.       — Возможно, ты идеализируешь ваши отношения из-за того, что он твой первый альфа? Тебе не с кем сравнивать его и поэтому…       — Не говори ерунды! — перебил я самым дружелюбным тоном (ну, мне очень хотелось в это верить). Похоже, сейчас я узнаю что-то интересное, нужно лишь немного подтолкнуть собеседницу. — Я уверен, что у нас всё получится. Не буду загадывать на будущее, но пока наши отношения складываются неплохо.       Алана подсела ближе, так что тепло её тела почувствовалось сквозь слои ткани, разделяющие нас друг от друга. Подруга взяла мою руку в ладони и потянула на себя, привлекая внимание, потому что в тот момент я был не здесь.       Фантазия переместила меня в Балтимор, в наш с Ганнибалом дом. Я размышлял о том, как изменится наша жизнь после появления в ней собак? Думал о том, как разожгу камин и сяду на пушистый ковёр у огня, налью совсем чуть-чуть какого-нибудь жутко дорогого напитка и буду наслаждаться прекрасным вечером, наблюдая за трепетом пламени и расчёсывая пальцами жёсткую собачью шерсть. А потом знакомая до каждой мелкой линии ладонь зароется в мои волосы, пальцы привычно огладят кожу за ухом, и, следуя их движению, я медленно подниму голову и получу лёгкий поцелуй. Можно выпросить ещё один, увлечь моего альфу и утащить на пол, хотя он этого жуть как не любит. «Уилл, зачем по-твоему здесь кресла?»       — Послушай, Уилл, — она замолчала и продолжила молчать, терпеливо дожидаясь, пока я подниму глаза на её бледное встревоженное лицо, — любовь может ослеплять. Все рано или поздно проходят через это.       — Может быть, я смогу разглядеть в другом человеке чуть больше, чем кто-то другой?       — Да, ты видишь больше, я не спорю. Но, быть может, даже для тебя бывают исключения? Поверь, Ганнибал как раз тот, в ком стоит усомниться.       — Ты что-то знаешь? Тогда скажи! — я чуть сжал дрожащие пальцы. Боже, какая же мука отражалась на лице Аланы, будто бы она мечется между двумя любимыми людьми и не может выбрать, кого из них спасти. — Скажи прямо!       Она опустила глаза, вздохнула и не произнесла ни слова. Моё терпение едва плескалось на самом донышке стакана. За секунду до того, как сделаешь последний глоток и грохнешь ненужный фужер о ближайшую стену.       — Хорошо. Ладно, — я вздохнул, стараясь успокоиться. — Объясни мне, что случилось между вами? Не так давно ты буквально толкала меня в объятия Ганнибала, расхваливала его постоянно. Ганнибал такой хороший! Присмотрись к нему, Уилл! Давай, Уилл, слазь с препаратов, ведь рядом такой замечательный альфа нарисовался! Так что же теперь с ним не так? Почему теперь, когда мы вместе, как ты и хотела, ты пытаешься внести раздор в наши отношения?       — Я не могу тебе сказать, — Алана прикрыла глаза, закусила губу и словно сжалась под моим взглядом. — Поверь, у меня есть причины для этого. Недавно я узнала кое-что… и это меня беспокоит. Просто будь осторожнее, хорошо?       — Что ты имеешь в виду? Скажи! Я не собираюсь пересказывать Ганнибалу наш разговор, но я должен знать, на что ты намекаешь, раз уж дело касается моей безопасности. Я должен знать, с кем делю кров и постель.       — Я не могу тебе сказать! — воскликнула она с отчаянием, резко поднялась и направилась к панорамному окну, замерла там, вглядываясь в пейзаж за окном: холмы с мёртвыми травами и голые деревья на линии горизонта. Ничего интересного, на мой взгляд. А я рассматривал её тонкую фигуру на фоне окна, ранимую в своих душевных терзаниях. Куда же подевалась стальная леди, которую я знал в прошлом мире? Ах да, с ней не случился Ганнибал.       — Тогда к чему этот разговор? Ты в чём-то подозреваешь моего альфу, но не можешь аргументировать свои обвинения. Так зачем ты продолжаешь его обвинять? Я не стану сомневаться в нём. Поверь, так же, как и ты умалчиваешь свои подозрения, так и я не могу рассказать тебе о том, на что он пошёл ради меня и чем пожертвовал, но я знаю, что он на моей стороне и не станет делать что-то во вред.       — Ты так уверен в его мотивах? — спросила она, даже не обернувшись. — Поистине, любовь слепа.       Я чуть не скрипел зубами от злости. Но вдруг догадался, в чём тут дело. Ох, чёрт! В этой истории точно не обошлось без Марго. Опять Ганнибал что-то задумал. Хочет подобраться к Мэйсону? Но зачем? Мне кажется, он уже успел поквитаться с ним в прошлом. Теперь-то что? Необходимо как-то выяснить, что происходит. Но как спросить? Не могу же я подойти к Ганнибалу как-нибудь вечером, когда он будет что-то записывать в своих журналах, и спросить что-то вроде: «Мне тут Алана кое-что поведала. Ты собрался что-то сделать с Мэйсоном?» Конечно, я могу, и ничего он со мной не сделает. Но что будет с Аланой? Она ведь сомневается, а значит, случись что-то с полоумным братиком её подруги, то она может и сообщить о своих подозрениях Кроуфорду. Конечно, Ганнибал всё предусмотрел и продумал варианты, но я не хочу рисковать нами, как и не хочу ставить Алану под удар.       Тем временем Алана всё так же стояла у окна. На улице стало сереть. Ветер бросал в окно снежную крупу и мелкий сор. Я поднялся и медленно подошёл к окну, встал рядом с подругой.       — Послушай, — произнёс я. Она вздрогнула и повернула ко мне обеспокоенное лицо. — Я очень ценю твою заботу и постараюсь лучше присмотреться к нему. А ты не переживай обо мне. Поверь, в случае опасности я смогу постоять за себя. А ещё я буду очень благодарен, если однажды ты отважишься поделиться со мной своими сомнениями.       Какое-то время мы молча стояли рядом, вглядываясь в сумерки за окном. Не знаю, о чём думала Алана, но я размышлял о том, сможем ли мы быть друзьями теперь, когда у каждого из нас стало так много личных дел и так мало времени друг на друга. Хотелось верить, что у нас получится сохранить тёплые дружеские отношения несмотря ни на что. Но, сможем ли?       Когда за окном невозможно стало что-то рассмотреть, Алана задвинула шторы и вдруг обняла меня. Я понял: мы сможем сохранить нашу дружбу, и дело здесь не в искреннем извинении, не в её слезах, а уж тем более не в моей выгоде.       — Слышала, у тебя появился новый поклонник в Куантико…       — Ох, даже не начинай!       Мне не хотелось обсуждать Джейми — слишком уж много его стало в моей жизни. Мало того, что на работе он не упускал возможности помаячить перед глазами или чем-то помочь, так и Ганнибал то и дело интересовался, как там поживает «парень на коне». Невольно приходилось думать о нём чаще, чем бы мне того хотелось, хотя его сочные губы и округлая задница по-прежнему вызывали непонятное волнение. Признаю, парень чудо, как хорош. Но что с этим делать? Может быть, стоит поддаться искушению и забыть?       Алана не захотела возвращать собак, понятно, по какой причине. Моя стая привыкла жить на просторе в Вулф Трап, а в Балтиморе, в четырёх стенах, питомцы просто зачахнут, ведь при всём желании я не смогу гулять с ними долго, да и не хочется сваливать заботу о них на Ганнибала. С моей работой тяжело заботиться о собаках. А вдруг они погрызут какую-нибудь жутко дорогую мебель? Собака, лишённая внимания, может разгромить весь дом, это я точно знаю. А если их трое? Надо ли говорить, что возвращение в свой дом я даже не рассматривал, как один из вариантов. Сложно представить там Ганнибала в качестве одного из жильцов, а жить отдельно — о таком даже думать не хотелось. Я полюбил наш дом в Балтиморе главным образом благодаря его хозяину, разлучаться с которым совсем не хотелось, даже если придётся разлучиться с питомцами. Может быть, однажды мы с Ганнибалом сможем обрести жизнь без уступок друг другу, когда мы оба будем наслаждаться и заниматься тем, что нам обоим нравится. Надеюсь, в той жизни он прекратит убивать, ведь у него столько талантов, и существует множество областей науки и искусства, в которых он сможет реализовать себя. Конечно, это всего лишь мечта. Глупо надеяться, что Ганнибал сможет остановиться. Но ведь можно же мечтать, лелеять эту мечту?       В итоге я забрал только Уинстона, потому что он никак не мог смириться с моим отсутствием и раз за разом сбегал в Вулф Трап, да и мне нужна была хотя бы одна собака рядом. Я заподозрил, что Ганнибал приложил руку к тому, что Алана внезапно прониклась любовью к собакам и захотела оставить их у себя. Пусть так. По меньшей мере, я знаю, что Элли и Крэг в хороших руках.       Как же тяжело расставаться с друзьями.

***

      Джек Кроуфорд всё никак не мог успокоиться — разыскивал следы Чесапикского Потрошителя с фанатичным энтузиазмом, вернее будет сказать, следы Чилтона, который в это время всё ещё гостил у нас. Гостит и по сей день, так же, как и я, пребывая в неведении о своей дальнейшей судьбе. Джек, конечно же, об этом не догадывался и рыл носом землю, без преувеличений, но его старания были тщетны. Меня тоже подключили к этому делу, к сожалению.       Ох, лучше бы я не видел сцену после исчезновения Чилтона на фотографиях и описания прибывших на место преступления полицейских — мерзкое зрелище. Мэттью Брауна нарезали на стейки, предварительно вынув некоторые органы: сердце, лёгкие и печень, а ещё пропал фрагмент бедра. Да, то самое «мясо вепря». Я знал, что Ганнибал убил его, но увидеть подробности… словно удар под дых. Это зрелище… Одним словом, к такому я был не готов.       — С Гидеоном случилось то же самое, — спокойно произнёс Ганнибал, выслушав мои эмоциональные излияния, — но ты воспринял это спокойнее. Позволь заметить, что мучился он не в пример дольше. Сначала он лишился ног, затем руки и только после этого попал в дом Чилтона, чтобы наконец-то умереть.       — Ты считаешь, что был милосердным?       — Он пытался меня убить, если ты забыл, — заметил он. — Он ранил Уинстона. Твой пёс до сих пор жив только благодаря тому, что я был рядом и смог продезинфицировать и зашить рану.       — Ты поступил жестоко! — воскликнул я. — Хотя чему тут удивляться! Ты и за меньшее лишал других людей жизни! И не могу сказать, что их смерть была быстрой и лёгкой. Ты заживо вырезал их внутренние органы, наслаждался мучениями своих жертв.       Ганнибал сместился на самый край кресла и навис надо мной, словно хищная птица, парящая над степью в поисках добычи. А я лежал на ковре перед камином, обнимая Уинстона, и смотрел на огонь, не желая встречаться взглядом с моим альфой, скорее из принципа, чем от обиды.       — Раз ты всё это знал, то не могу понять, чему ты удивляешься? Что вызывает в тебе недовольство? — он наклонился ещё немного, и я помимо воли встретился взглядом с его глазами, отражающими игру пламени в камине. Беспросветная чернота с алыми бликами. — Мэттью Браун дважды пытался меня убить и в итоге снова получил по заслугам. Или ты надеялся, что он преуспеет в своём замысле?       — Нет, конечно же, нет!       — О чём ты думал, когда отправил его ко мне?       — Надеялся, что ты его прикончишь.       — Всё разрешилось именно так, как ты хотел, — полушёпотом произнёс Ганнибал, легонько тронув мою скулу пальцами и скользнул ниже, к губам, — но не так быстро, как ты предполагал. Тебя это огорчает?       — Главное, что ты выжил, — прошептал я, и тронул пальцы языком. — О большем я и не мечтал.       Ганнибал переместился на пол за моей спиной. Наш зрительный контакт прервался, заменившись тактильным: рука на груди, рука на животе: горячие, сводящие с ума прикосновения, медленные, едва ощутимые, дразнящие. Он нашёл новый способ манипулировать мной, а я с лёгкостью перенял этот навык. Сложно сказать, кто из нас большее преуспел в этом.       Совокупляться на полу никому из нас не хотелось, возможно из-за того, что уже успели в более подходящем месте утолить обоюдную похоть не только сексом, но и получасовой сцепкой. Поэтому теперь просто немного повалялись на мягком ковре, целуясь и поглаживая друг друга. Уинстон, наградив нас печальным взглядом, перебрался на свою лежанку в углу. А я вскоре устроил голову на бедре моего любовника, наслаждаясь скольжением пальцев в волосах.       — Чем ты был занят сегодня? — невинно поинтересовался Ганнибал, не прекращая свои коварные поглаживания. — Удивительно, что ты поднялся в такую рань в свой заслуженный выходной. Раньше ты всегда спал до обеда.       — Ездил в психиатрическую больницу.       — Решил оценить это место с другого ракурса? Или навещал Алану?       — Алане было не до меня, она там наводит новые порядки. Видимо прошлый директор сильно запустил дела.       — И едва ли он туда вернётся в качестве руководителя, — подметил Ганнибал, поднёс мою ладонь к лицу и начал осторожно целовать. Подлый трюк! Но я окончательно растаял, когда он лизнул чувствительную кожу между большим и указательным пальцем.       — Не думаю, что он вернётся туда в любом качестве.       — Кто знает, — задумчиво произнёс Ганнибал. — Но что там делал ты?       — Навещал кое-кого.       — Персонал? Должно быть, они были рады снова увидеть тебя. В подобные места редко попадают омеги. Ты был там всеобщим любимцем, кое-кто из персонала даже еду из дома приносил специально для тебя.       — С чего ты взял, что меня кормили отдельно?       — Один из санитаров рассказал, тучный такой мужчина. Если не ошибаюсь, Рик.       — Надо же, а я и не догадывался…       Конечно, трудно забыть, как надо мной подшучивали санитары, называя местной знаменитостью, как делали для меня некоторые поблажки, например, не скручивали в бараний рог, когда требовалось посетить больничное крыло или проводить в комнату свиданий, не применяли силу после инцидента с участием Чилтона. Я думал, меня просто пожалели, а выяснилось, что искренне заботились. Даже Мэттью. Особенно он.       — Кого ты навещал, Уилл? — он прикусил ладонь, прошёлся языком по коже, пощипывающей от слабой, но такой сладкой боли. Пальцы на моих ногах непроизвольно поджались от острой вспышки удовольствия. Кажется, в комнате становилось слишком жарко. — Очередной поклонник?       — Нет, скорее друг, — сбивчиво прошептал я, довольно плохо соображая, куда больше меня волновал язык, вычерчивающий узоры на моём запястье, и пальцы дразняще поглаживающие за ухом. — Ммм… Я навещал Мартина.       — И зачем же ты его навещал?       Внизу живота всё подрагивало от возбуждения, такого острого, что хотелось немедленной разрядки. Кажется, было достаточно лишь лёгкого прикосновения к пульсирующему члену, даже через ткань. Но, конечно же, этого не произошло. И было прекрасно вот так изнывать от желания, чувствуя, как чужое возбуждение ощущается пульсирующей, чуть влажной выпуклостью под щекой.       — Хотел убедить его рассказать свою историю Фредди Лаундс…       Не выдержав, я потерся щекой о пах Ганнибала, и мой альфа шумно выдохнул и резко прикусил основание большого пальца, который до этого ласково посасывал и гладил языком.       Это было слишком. Я непроизвольно всхлипнул и зажмурился. Возбуждение выплеснулось наружу небольшой липкой лужецей, и чужой член тоже дёрнулся и вскоре обмяк.       Ганнибал склонился надо мной и долго целовал, тщательно вылизав каждый уголок моего рта. Я отвечал довольно вяло, но, кажется, моему партнёру так тоже нравилось — не бороться, а брать, наслаждаться победой.       — Зачем, Уилл? — спросил он, вдоволь насладившись моей минутой слабости. Словно душу вынул, мерзавец.       — Я хочу найти ту женщину, которая подтолкнула Мартина ко всем этим ужасным убийствам.       — Пытаешься искупить муки совести благонравным поступком? В глубине души ты страдаешь от того, что не можешь остановить меня, не можешь поступить так же, как в прошлом мире.       — Нет, ты не прав, я стараюсь понять тебя, и понимаю. Конечно, я хотел бы повлиять на тебя, хотел бы, чтобы ты по меньшей мере убивал не так часто. Но то, что делает она — вот что по-настоящему уродливо. И я надеюсь, что у меня хватит сил покончить с этим.       — Уилл, ты хотел бы её убить? Как бы ты это сделал?       — Я не собираюсь никого убивать, просто хочу, чтобы она ответила за свои поступки. Насколько я знаю, то, чем она занимается, карается очень сурово. А ещё я хочу донести до других людей одну мысль, хочу, чтобы женщины, подобные этой твари, поняли, на что они обрекают омег и их альф. Она ведь специально выбирала женатых. Это отвратительно, даже если закрыть глаза на то, что секс между альфой и женщиной приравнивается к извращению в этом мире.       Ганнибал мягко улыбнулся своим мыслям.       — Не вздумай сказать об этом Джеку Кроуфорду.