Ловля на мушку

      После посещения клиники у меня не вышло обсудить с Ганнибалом новую информацию, как и выслушать, что он может сказать по этому поводу. Пришлось отложить разговор по банальным причинам: у Ганнибала были какие-то дела в Вашингтоне, а мне нужно было вернуться на работу — послеобеденные лекции я не отменял. Я отправился в Куантико на такси, а по окончании рабочего дня Ганнибал обещал забрать меня домой. Как оказалось, у него были какие-то дела с Джеком.       Наше прощание вышло скомканным: Ганнибал не мог пробиться к моим эмоциям даже при помощи связи — я запечатал эмоции в самом дальнем, самом тёмном углу, а моё неутомимое желание близости угасло под гнётом внезапно открывшейся нелицеприятной истины. Нет, моя любовь не померкла, не испарилась, не размылась, и жизнь не сдвинулась со своей оси от подозрения в измене. Ещё предстоит выяснить, была ли она, измена? В тот момент хотелось всё обдумать, прежде чем демонстрировать Ганнибалу, насколько сильны мои чувства. Я нуждался в передышке, как в глотке свежего воздуха, нуждался в одиночестве. Я хотел разобрать ситуацию по составляющим, препарировать и расщепить на молекулы каждое слово, прежде чем показать ему, что открывшаяся правда не изменила моих чувств. Есть что-то извращенное в моей привязанности — ведь нормальные люди в такой ситуации разрывают отношения или берут тайм-аут, устраивают выяснение отношений с обвинениями, упрёками, битьём посуды и демонстративными уходами в самостоятельную жизнь. Нормальные люди скандалят и упрекают, бегут от таких отношений, а мне всего-то нужно всё обдумать, успокоиться и вернуться к нему в любом качестве. Но нужен ли я ему?       — Я заберу тебя из Куатнико, — как-то неуверенно произнёс Ганнибал, придерживая дверь такси.       Я поднял глаза на его непроницаемо серьёзное лицо, чуть более напряжённое, чем обычно.       — Да, — ответил я, глядя в застывший, потускневший янтарь чужих глаз, — если ты уверен в том, что тебе это нужно. Если ты по-прежнему не разочаровался в том, во что вылились наши отношения. Если ты не разочаровался в нас и готов убедить меня в этом — попробуй и узнаешь, готов ли я продолжить. Знаешь, мне нужно время, чтобы обдумать последние события и понять, как дальше жить с этим. Возможно ли смириться? Я постараюсь принять, приспособиться, но дай мне время. Ганнибал, хорошенько подумай, прежде чем принимать решение. Я не хочу требовать чего-то от тебя, не хочу вынуждать. Ты не обязан быть со мной из чувства долга.       — Я приеду к Джеку по работе, а ты прими решение. Ты сам не уверен, чего хочешь от наших отношений. Может быть, ты тот, кто поспешил? Я не стану заставлять тебя, но ты нужен мне, нужен, как никто другой. Поверь, Уилл, я отчаянно нуждаюсь в тебе. И да, я уверен, что нам нужно поговорить.       — Вспомни, по какой причине мы делим кров. Нам не обязательно делить ещё и постель, чтобы быть вместе. Не торопись, подумай, чего ты желаешь. В каком качестве мы нужны друг другу?       Дверь закрылась с громким хлопком, и машина тронулась.       — Сложные отношения? — спросил пожилой альфа-таксист и понимающе хмыкнул.       — Ох, вы даже не представляете, насколько, — ответил я, провожая глазами отдаляющуюся фигуру моего любимого. Он тоже смотрел, не двигаясь с места до тех пор, пока очертания его тела не превратились в едва различимую точку.       — Сложные отношения — простые решения, — философски заключил водитель, выруливая на оживлённую дорогу. — Руби с плеча, если уверен. А если нет — иди к нему, хватайся за него руками и ногами, не отпускай.       — Я не собираюсь рубить с плеча, не собираюсь принуждать его, а хочу, чтобы мой альфа сам принял решение, но не хочу принуждать его, — ответил я, недоумевая, с чего вдруг обсуждаю личные темы с посторонним человеком. Было в этом альфе что-то располагающее — он производил впечатление умудрённого опытом человека, человека, который многое пережил и готов делиться своими знаниями просто так, по доброте души.       — Как же ты запутался, малец! В жизни всё просто: люби или гони. Нужен тебе этот альфа? Сам-то как думаешь?       — Как никто другой.       — Так чего ты мнёшься? Возьми его за яйца! Пусть женится! Вон, метку тебе поставил. А такими поступками не разбрасываются, уж поверь, я достаточно пожил и знаю, о чём толкую! Хождения вокруг да около — зря потерянное время!       — Ох, если бы всё было так просто, как вы говорите…       Чтобы скрыть смущение, я уставился в окно, рассматривая припорошённые снегом деревья и фасады домов. Огни гирлянд и рождественские украшения на фоне искрящейся изморози вызывали непонятный трепет в груди — совсем как в детстве. Вот Санта зазывает детишек и их родителей в ближайший магазин игрушек. Дети смеются, тянут ручки к леденцам на палочках, которые раздаёт щедрый толстяк в красной шапке. «Хо-хо-хо! Весёлого Рождества, детишки!» Да уж, веселее не придумаешь!       Прохожие, на ходу смахивая с одежды снежинки, спешили по своим делам. Люди, так же, как и мой попутчик, радовались своим бесхитростным будням, наполненным мелкими делами и сладостным предвкушением праздника. А я снова наблюдал нормальную жизнь сквозь автомобильное стекло. Такси, проносясь через тысячи коротких кадров нормальной жизни разных людей, уносило меня в мир изуродованных трупов и изобретательных, изворотливых ублюдков, которых я должен ловить, следуя привычке использовать свой талант во благо общества. Хочу ли я заниматься этим? Нет. Однозначно — нет! Но должен продолжать делать свою работу во имя высшей цели — ради справедливости, ради мирных жизней, проносящихся так близко, что кажется и я могу окунуться в них, приобщиться к нормальному быту: жить так же размеренно и спокойно, не оглядываясь назад, не переживая, что в любую секунду весь мой мир может превратиться в настоящий кошмар.       Справедливость? О чём я только думаю? Все эти мысли — настоящее лицемерие, ведь я хочу связать свою жизнь — нет, я уже связал — с одним из тех ублюдков, с которыми привык бороться по долгу службы. Маньяк маньяку рознь, конечно, но суть их поступков мало чем различается по своей природе. Насильственная смерть уродлива в любом проявлении, и не важно, как это преподнести.       Нет, невозможно оценивать Ганнибала по тем же стандартам, которые я применяю к другим преступникам. Он уникальный. Исключение из правил. Мой любимый. Я стану по-настоящему счастливым, если смогу хоть немного изменить его взгляды на жизнь. Возможно, такая цель заслуживает того, чтобы попытаться отвлечь его чем-то приятным — маленькими радостями обычных людей. Заинтересовать Ганнибала теми простыми проявлениями человеческих чувств, которых ему так не хватало в детстве, которых так не хватало и мне… Смогу ли я? С чего начать? Будет трудно, но я должен попытаться показать ему и открыть для себя другой мир, мир, где оскорбительные поступки других людей слишком незначительны, чтобы отвечать на них в излюбленной манере Ганнибала, тем самым подвергая угрозе свою семью.       — Парень, ты не понимаешь! — с горестью воскликнул мой попутчик, и в зеркале отразился взгляд лучистых серых глаз — неожиданно живых на морщинистом, обветренном лице. — Твоя жизнь — это то, что происходит с тобой прямо сейчас! Не нужно ждать заветного «потом», призрачного «завтра» и туманного «когда-нибудь»! Живи сейчас, делай сейчас! Ты молод и уверен, что у тебя уйма лет в запасе, и да — это так, конечно, но в старости ты будешь упрекать себя за каждую минуту, прожитую впустую. Будешь проклинать каждый миг, когда сомневался, когда заставлял себя.       — Вы жалеете о прошлом?       — Да, потому что однажды не прислушался к себе, а поверил злым языкам, — сухие пальцы сильнее стиснули руль. — У меня не хватило сил вовремя принять верное решение. Но давай не будем об этом. И прости, я не должен был лезть к тебе со своими советами.       — Спасибо, я подумаю над вашими словами.       — Что ж, тогда позволь я скажу ещё кое-что, — он по-доброму сверкнул глазами. Дождавшись моего кивка, самым доверительным тоном сказал:       — Запомни одну вещь: когда дело касается любви, слушай только своё сердце. К сожалению, я понял это слишком поздно.       Я снова обратил взгляд в окно — пригородные дома поражали красотой украшений. Фигурки оленей, одинокие и запряжённые в сани, разномастные Санты с мешками подарков, рождественские венки на дверях и огоньки на деревьях и живых изгородях… Может быть, стоит немного украсить и наш балтиморский дом? Сдержанный рождественский венок на входной двери будет неплохо смотреться, а ещё можно заменить перья и черепа на большом столе еловыми ветками и свечами. Думаю, этого будет достаточно, чтобы пустить в наше жилище дух праздника.       Оставшийся путь до Куантико я провёл за мысленным составлением стратегии в неизбежном разговоре. Как бы обернуть ситуацию в свою пользу? Была ли измена или её не было — я должен извлечь выгоду в любом случае, заставить Ганнибала сделать уступки и, возможно, уступить самому. Чем он готов пожертвовать? С чем я готов смириться?       Водитель тем временем рассказывал о своей семье. Как оказалось, у этого пожилого альфы шестеро детей, пятеро из которых уже обрели свои семьи. Подумать только! Семь внуков! Мало того, его омега снова в положении — вот уж неугомонные!       — Сколько же лет вашему мужу? — не сдержался я от вопроса.       — Кею пятьдесят шесть! — хмыкнул альфа, потешаясь над моим ошарашенным лицом. — И знаешь, что он мне сказал? Выдал тут на днях, что родит столько детей, сколько подарит нам Бог! И чёрт возьми, он прав! Большая семья — настоящее счастье! Пусть мне и приходится работать в таком солидном возрасте, чтобы мы ни в чём себе не отказывали.       — Разве государственных пособий не хватает на достойную жизнь?       Я слышал, что государство щедро поддерживает многодетных родителей денежными выплатами и различными социальными льготами. Волчьи семьи — особенно. Можно в буквальном смысле не работать, а заниматься улучшением демографической ситуации в стране.       — Почему же, хватает. Мы не жалуемся. Но нам с Кеем хочется помочь детям и порадовать внуков подарками. Не представляешь, какие нынче запросы у детей и подростков! Я готов работать, как проклятый, во благо любимых людей. Хорошо, что силы есть. В нашей семье так принято — помогать и получать помощь. Наш малыш ещё не появился на свет, а старшие дети уже привезли кроватку, коляску и игрушки. У нас детские вещи постоянно кочуют от дома к дому. В прошлый раз их было намного меньше! Что-то докупается, что-то ломается… и вся эта куча перемещается от дома к дому к появлению очередного малыша.       — Должно быть, Рождество для вас — особенный праздник. Столько подарков, боюсь представить!       — Подарки — полбеды. Но когда все дети собираются в одном доме — вот настоящее стихийное бедствие! — ворчливо пожаловался мужчина и искренне улыбнулся. — По традиции каждый следит за своими волчатами, а мы с Кеем — на подхвате. Но ты понимаешь, что невозможно уследить за этими маленькими пронырами! Каждый раз они изобретают новую шалость! Если в доме становится тихо — быть беде!       — У вас отличная дружная семья, мистер...?       — Гаррольд Симпсон. А вы?       — Зовите меня Уилл.       — Вот что я скажу тебе, Уилл, — многозначительно заявил мистер Симпсон, — я горжусь своей непомерно большой семьёй и рад поделиться своей гордостью с каждым, кто готов слушать. Приятно встретить благодарного слушателя в лице такого молодого человека, как ты. Неожиданно это. А у тебя есть детки?       — Ох, нет, я пока даже не задумывался об этом. Не представляю себя родителем, — уклончиво ответил я. Совсем не хотелось грубить этом доброму человеку, как и развивать неприятную для меня тему.       — Ну что ж, возможно, ещё не пришло твоё время. Сомневаешься, стоит ли?       — Не уверен, что дети — то, что мне сейчас нужно.       Я с ужасом осознал, что соглашусь дать Ганнибалу ребёнка, если он потребует. Выращу в своём теле дар моему любимому и отдам его так же, как жертвы насильно отдают свою жизнь, как лишаются своих внутренних органов помимо воли, но по его прихоти. Ребёнок — не такая уж большая цена, не так ли?       — Здесь ты прав. Дети должны быть желанны и любимы. Зачем мучиться и мучить других, если не хочешь? Только дураки верят, что смогут полюбить своих отпрысков, когда те появятся на свет. Если не готов — не заставляй себя.       С мистером Симпсоном мы расстались хорошими приятелями, я даже записал номер его телефона и пообещал позвонить, если мне захочется поболтать. Обязательно свяжусь с ним, а ещё мне бы очень хотелось познакомиться с его омегой.

***

      В Куантико меня ждал сюрприз: Джек Кроуфорд и его сплочённая команда дружно свалили куда-то с самого утра, о чём мне и сообщили студенты. Джейми Скотт тоже отсутствовал в аудитории, и это заставляло беспокоиться. Джейми до сих пор проходит стажировку в отделе поведенческого анализа и попутно подтягивает теоретические знания, посещая несколько курсов лекций. Конечно, студенты не знали, что произошло, но раз Джек с подчинёнными не стал дожидаться меня, то можно сделать только один вывод: дело серьёзное и срочное, поэтому требует немедленного вмешательства специалистов.       Остаётся только ждать новостей. Если бы я был нужен на месте происшествия, то Джек из-под земли бы меня достал. Или, может быть, он потерял такую прерогативу, когда всплыл факт о моей половой принадлежности? «Поднимай свою задницу и тащи её сюда, где бы ты ни шлялся» теперь не в ходу? Ждать и снова ждать. Как же я ненавижу неопределённость!       Лекции проходят мимо меня. Я, особо не задумываясь, рассказываю о преступлениях Чесапикского Потрошителя. Хорошо, что весь материал я знаю на зубок, поэтому не приходится особо напрягаться, с небольшой поправкой, что теперь это преступления Фредерика, и я по ходу повествования без сомнений заменяю известное прозвище «доктором Чилтоном».       Переключаю на следующий слайд. Изуродованный, расчленённый Мэттью Браун лежит на кухонном столе в окружении стейков из его же конечностей. Меня начинает мутить от этого зрелища. Сглатываю ком в горле и оборачиваюсь к аудитории.       — Вы можете наблюдать на снимке, как доктор Чилтон разделался со своей последней известной нам жертвой. Преступник знал, что ФБР дышит ему в затылок, поэтому не сдерживал своей агрессии, когда разделывал одного из санитаров Балтиморской клиники для душевнобольных преступников. Следствие до сих пор не располагает информацией, почему выбор убийцы пал именно на этого мужчину. Возможно, дело в том, что они были коллегами. Следствие до сих пор не знает, как Потрошитель выбирал своих жертв. Возможно, это были совершенно случайные люди. Но как сотрудник клиники попал в руки убийцы? Был ли он похищен или сам явился на порог дома, где был убит? Ни одна деталь в квартире жертвы не указывает на борьбу, нет признаков взлома или следов пребывания в доме посторонних людей. Никто из соседей не заметил подозрительных личностей на прилегающей к дому территории. Некоторое время Мэттью Браун не появлялся на работе, и этот факт даёт нам возможность предположить, что жертва провела все эти дни в заточении в доме своего убийцы, возможно, подвергаясь пыткам. Эту теорию (о похищении и пытках) подтверждают части тела, найденные в морозильной камере на месте преступления. Лабораторный анализ подтвердил, что указанные фрагменты были заморожены за несколько дней до того, как сотрудники ФБР обнаружили тело.       Я прохожусь по небольшой сцене, выхватывая взглядом мерцающие в полутьме глаза слушателей. Студенты шокированы, напуганы — должно быть, из-за неприятного кадра перед глазами. Я переключаю на следующий слайд — та же картина, но с другого ракурса. Развороченное нутро, лишённое внутренних органов. Рёбра, лишённые кожи и соединённые между собой мышечной тканью, лежат на столе аккуратной стопкой, словно на мясном прилавке. Уцелевшая каким-то чудом рука свешивается с края. Брызги засохшей крови на предплечье, словно россыпь родинок… А на кухонном столе — настоящая гастрономическая композиция, наподобие тех, что украшают каталоги продуктовых магазинов: свежие овощи, пучки разномастной зелени, листья салата, горошины чёрного и душистого перца, оливки и ломтики сыра…       — По виду сцены убийства не сложно понять, что сделал или же намеревался сделать преступник с исчезнувшими фрагментами тела и с внутренними органами. И если ранее криминалисты и психиатры, привлечённые к делу, только предполагали тягу преступника к каннибализму, то теперь этот факт стал очевидным. Самые привлекательные части тела, по мнению Чилтона, он захватил с собой. Фрагмент спинных мышц, сердце, печень и несколько «стейков», срезанных с бедра, убийца забрал с собой.       Замечаю, что некоторые студенты побледнели ещё сильнее от этого изображения и от моих комментариев. Будущие агенты заметно притихли, некоторые неосознанно прикрыли рот ладонями и выглядели так, словно их вот-вот вывернет наружу, а большинство из присутствующих уткнулось в свои конспекты — лишь бы не видеть картину преступления. Я бы посоветовал им привыкнуть к подобным вещам поскорее, если они намереваются пополнить ряды сотрудников ФБР, но смолчал. Должно быть, они и сами осознают, с какими отвратительными вещами им придётся столкнуться по долгу службы.       — Все отделения ФБР, а также полицейские управления получили фотографии подозреваемого с подробным описанием внешности, его личностный портрет и перечень индивидуальных поведенческих особенностей, характеризующих стиль преступлений. К сожалению, привлечение новых сил пока не дало результатов. Преступник залёг на дно, и где он скрывается, всё ещё не известно. Разрабатываются контакты доктора Чилтона, отслеживаются банковские счета — безрезультатно. Видимо, он хорошо подготовился к исчезновению и, вероятно, заручился сообщником. Предлагаю вам к следующему занятию подготовить список возможных следственных мероприятий, которые помогут агентам ФБР найти след преступника.       После моих слов несколько студентов поднимают руки, чтобы задать вопрос.       — Да, мистер Колби?       — Сколько мероприятий мы должны придумать?       — Ох, да сколько захотите, — отвечаю я, улыбнувшись. Некоторые студенты слишком серьёзно относятся к словам преподавателя. Настолько серьёзно, что предполагают, что смогут предложить нечто более эффективное, чем уже предприняли опытные агенты ФБР. — Это творческое задание. Вам не обязательно выполнять его! Просто подумайте над сегодняшней лекцией, а на следующем занятии мы обсудим ход расследования, опираясь на потрет убийцы. Если кто-то из вас захочет высказаться, то мы все вместе выслушаем доклад добровольца. Возможно, кто-то возьмётся подготовить полноценное выступление по этой теме?       Девушка в первом ряду уверенно поднимает руку. Её решительный взгляд и азартный огонёк в глазах побуждают меня улыбнуться.       — Ну что ж, курсант Старлинг, на следующей лекции, а она состоится ровно через неделю, буду рад выслушать ваши соображения. Будет здорово, если вы сможете найти похожие поведенческие особенности в биографиях других преступников. Если понадобится совет — обращайтесь, с радостью помогу. А теперь все свободны.       Студенты постепенно покидают аудиторию, а я устало опускаюсь в кресло. На меня вдруг накатилась такая усталость, что единственным желанием стало забраться под одеяло и уснуть, проспать до следующего утра. Но, к сожалению, в ближайшее время отдых мне не светит, да и постель, в которой я мог бы спокойно уснуть, находится довольно далеко.       Снимаю очки — дужки вдруг стали раздражающе давить на голову; растираю саднящую переносицу. Глаза сами собой закрываются под тяжестью усталых век, голоса студентов становятся приглушенными, смешиваются между собой так, что становится невозможно разобрать слов. Словно шумные волны накатывают одна за другой, пенятся и шипят, но постепенно стихают, баюкают, как тихая колыбельная, от которой разум затуманивается, словно проваливается в липкую мглу — в то опасное состояние, когда грань между реальным миром и миром снов размывается.       Слышится приближающийся гул, с которым мощные кожаные крылья рассекают воздух, и детский крик, задыхающийся от беспомощности, зовущий кого-то из последних сил. Захлёбывающийся рыданиями, срывающийся…       Вдруг ощущения сменяются, теперь не слышу и не вижу ничего, но чувствую гладкую кожу кончиками пальцев. Тяжёлые и гладкие, словно атласные, пряди волос скользят между пальцами, чарующий запах цветущей вишни окутывает меня лёгким дурманом. Мягкие губы на моих — снова вишнёвая сладость, и юркий язычок проворно ныряет в мой рот. Пальцы в моих волосах — тонкие и неловкие, нерешительные, будто бы их обладатель сомневается в том, что имеет право прикасаться ко мне…       Отталкиваю эти видения. Не хочу видеть это! Не хочу это чувствовать! Нет, я не должен спать! Не сейчас.       С трудом разлепляю веки, но не нахожу в себе сил подняться на ноги и выйти в людный коридор. Нет сил чем-то занять себя — обрывки сна всё ещё бурлят во мне, подобно медленно действующему яду. Из-за полусонного состояния, из-за яркости, правдоподобности этих видений тяжело избавиться от послевкусия тревожного сна, которое словно душит, не даёт вернуться в реальность. Будто бы кто-то или что-то тянет меня туда, где чужие губы ласкают моё лицо, где пальцы, по началу робкие, теперь уверенно вцепляются в мои волосы, притягивают лицо ближе. Неловкие поцелуи превращаются в ищущие, жаждущие, необузданные.       Пытаюсь сконцентрироваться на реальности, и спустя несколько глубоких вдохов у меня получается. Я снова в Куантико и, слава богам, совершенно один. Кто-то закрыл дверь, и аудитория давно опустела, а звенящая тишина ощущается напряжением на кончиках пальцев. Кажется, я так близок сейчас от той грани, перешагнув которую снова попаду в кошмар, но я должен бороться, должен задержать своё внимание в настоящем мире, чем бы ни был сейчас занят Ганнибал. Измена? Очередная или первая — не важно, теперь я готов принять это. Возможно, теперь и я могу? Могу попробовать с кем-то другим? Я перебираю в уме всех знакомых мне альф, но что-то совсем не хочется оказаться ни с одним из них в одной постели, не важно, в каком качестве. Да, в этом смысле я безнадёжен — даже отомстить не могу, как следует.       От этих мыслей у меня разболелась голова, и сил ещё поубавилось. Душу продал бы за глоток кофе. И словно в ответ на мои мысли передо мной появляются два бумажных стаканчика. Ох, я знаю эту кофейню. Напитки там высший класс!       — Привет, Уилл! — приветствует меня Джейми, доброжелательно улыбаясь. — Трудный денёк, да?       — Знал бы ты насколько, — отзываюсь я. Выходит не очень-то радушно.       — Расскажешь? — Джейми склоняется надо мной, заглядывая в глаза взглядом, полным участия и надежды немного сблизиться.       — Прости, но нет. Это личное.       — Как насчёт отличного кофе? Не возражаешь? — заботливо спрашивает альфа, продолжая сканировать меня тёплыми карими глазами. Я с трудом складываю губы в улыбку и киваю — только бы дурак на моём месте отказался сейчас от кофе. — Это правильно!       — Ох, ты мой спаситель! Что там у тебя на этот раз?       — Капучино с шоколадными хлопьями и кленовым сиропом. И как обычно — американо.       — Давай как обычно, — говорю, подтягивая к себе один из стаканчиков с надписью на коричневом боке «Джейми». Делаю небольшой глоток, прикрыв глаза от удовольствия. Какой же вкусный кофе! Просто мечта! Спешу сообщить об этом моему спасителю.       Джейми удовлетворённо улыбается — доволен, что смог угодить. А может быть решил, что его теория о моём выборе кофе правдива? Конечно же, он снова ошибся в своей теории, но я не спешу развеять его уверенность — забавно наблюдать за тем, как он раздувается от капельки власти надо мной.       История со стаканчиками кофе началась несколько недель назад. Время от времени Джейми с утра или после обеденного перерыва стал приносить нам кофе. Он поклялся выяснить, какой из вариантов кофе я предпочитаю, и всегда приносил два разных напитка. Я не стал говорить ему, что мой выбор всего-то зависит от настроения, и Джейми старался изо всех сил, чтобы построить собственную теорию и обосновать мой выбор. Чаще всего я предпочитал американо, потому что каких-то добавок в кофе мне хотелось крайне редко, но всё же и такое случалось. Бариста маленького кафе, как и многие его коллеги, имел привычку подписывать стаканчики, прежде чем отдать их клиенту, и странность состояла в том, что мой выбор, из двух возможных: «Уилл» или же «Джейми», каждый раз приходился на стаканчик с чужим именем. Мой кофе всегда был подписан: «Джейми», и обладатель этого имени что-то навоображал себе по этому поводу. Что ж, не моя печаль…       — Теперь понятно, почему у тебя такой убитый вид, — говорит Джейми, кивая на экран. — Я всё никак не могу привыкнуть к этому. А ты привык?       Я поспешно закрываю презентацию и вынимаю флешку. Хватит на сегодня мерзких картинок.       — Не думаю, что к такому можно привыкнуть. Отвратительные сцены убийств — неотделимая часть нашей работы, так что приходится смириться. Видеть такое в живую ещё тяжелее в эмоциональном плане, как ты и сам уже мог почувствовать.       — Не представляю, как ты живёшь с этим, — с сочувствием произносит Джейми и накрывает мою ладонь своей, крупной и горячей, чуть подрагивающей от волнения.       Отрываю взгляд от наших рук, поднимаю лицо и вглядываюсь в чужое, обеспокоенное. Губы сжаты от волнения, а глаза такие внимательные, настороженные и немного виноватые, совсем как у Уинстона, когда тот набедокурит. Будет очень грубо одёрнуть Джейми сейчас, просто бесчеловечно. Это как пнуть любимого пса за то, что он принёс тебе чуть более потрёпанные тапочки, чем они были до этого. Я обессиленно вздыхаю, признавая свою слабость и снова смотрю на наши руки, принимая безмолвную заботу хорошего парня, который выбрал для любовной привязанности совсем не того человека, который смог бы сделать его счастливым. Не того человека, который смог бы ответить на его чувства. Джейми не помогут ни привлекательная внешность, ни приятный и волнующий запах. В этот момент я отчетливо понимаю: нет, не смогу с ним. Не заставлю себя, даже если потребуется.       Джейми, словно прочитав эти тяжёлые мысли, гладит меня по волосам, как глупого, запутавшегося ребёнка. Конечно же, он всё понимает. А я понимаю, что настолько жалок, что позволю Ганнибалу вытирать о себя ноги, если тому захочется.       — Допивай свой кофе и выходи на стоянку, — говорит Джейми, последний раз скользнув пальцами в моих волосах, и убирает руки. — Джек сказал заехать за тобой. Понимаю, ты устал, но…       — Работа ждёт, — вставляю я, выдавливая улыбку.       — Можешь вздремнуть в дороге, — бросает он через плечо. Кажется, ему стало невыносимо находиться со мной в одной комнате. Здесь никто не сможет помочь.       — Да, не откажусь.       Похоже, что наш разговор с Ганнибалом откладывается на неопределённый срок.