Ловля на мушку

      Наша спонтанная встреча больше напоминает студенческую вечеринку, нежели междусобойчик коллег после тяжёлого рабочего дня. Наверное, мы просто бесконечно устали от постоянного напряжения и, едва начальник свалил с линии горизонта, грозясь разобраться с недоброжелателями в лице местной полиции, подчиненные — рабочие лошадки — сами собой скучковались, чтобы расслабиться в обществе себе подобных. Ох, это можно наблюдать в любом коллективе: руководитель занят делами или на отдыхе — и здравствуй, анархия! Главное, чтобы шеф потом каким-то образом не пронюхал, что творилось во время его отсутствия. Но разве мы думаем об этом? Don't stop me now! И во все тяжкие! Разве в такой момент кто-то задумывается о возможных последствиях?       Маленькая душная комната, слишком уж тесная для пятерых взрослых людей. Старые шаткие табуретки и скрипучий матрас на единственной кровати с облезлым деревянным изголовьем. Тихая ненавязчивая музыка фоном, льющаяся из динамика телефона. Коробки с пиццей громоздятся друг на друге на одном из стульев, нарезка сыра и колбасы из ближайшего супермаркета разложена на прикроватной тумбочке, которую передвинули к кровати в качестве стола. И, конечно же, немного алкоголя.       Мы мешаем виски с колой в дешёвых бумажных стаканчиках — по паре столовых ложек на порцию. Нет, мы не жадничаем, нам просто необходимо расслабиться, но совсем нельзя пить, ведь неизвестно, когда придётся явиться по вызову начальника. К несчастью, наш начальник тоже будет ночевать где-то здесь — в общежитии при полицейском управлении. Нам не следует привлекать к себе лишнего внимания, а если переусердствовать с выпивкой, то этого не избежать.       Нижние два этажа общежития отданы под нужды администрации и для заезжих гостей, таких как мы, а прямо над нами кипит насыщенная студенческая жизнь, эхо которой нет-нет да и долетает до нас из приоткрытого окна отзвуками особенно громких реплик, смехом, руганью и сладковатым ароматом табака.       — Эндрю, мать твою, тащи сюда свою задницу! Вернись немедленно! — слышится громкий окрик откуда-то сверху.       — Отвали, придурок! — это уже снизу долетает ответ.       — Эндрю!       — Это видел, говнюк?       На нас буквально обрушивается волна разношёрстного смеха. Видимо, парень снизу продемонстрировал весьма известную комбинацию пальцев.       — Как он тебя, а?       — Хорош малец!       — Так его, Эндрю!       — Заткнитесь вы, идиоты! — зло и тихо, а затем громко и раздражённо: — Эндрю, я сейчас спущусь!       — Давай! Надеюсь, на этот раз ты не забыл свои яйца в сумочке своего папочки?!       — Ну что за омеги пошли? — вздохнул кто-то.       — По-моему, этот парень тебе не по зубам…       — Вот я сейчас спущусь и проверим.       — Удачи, парень!       — Не переборщи. Он же омега.       — Ну что за подростковая драма? — вздохнул Джейми, пряча улыбку, и закрыл окно. Как по мне, наш Джейми и сам не далеко ушёл от сердечных юношеских волнений.       Мои коллеги, успокоившись и будто бы поддавшись местному колориту, болтают о пустяках и смеются над шутками об удобствах общежития, припоминают времена учёбы — каждый из нас жил в подобном месте, и нельзя сказать, что это были тёмные или безрадостные времена несмотря на унылую обстановку. Скорее, наоборот: это как путешествие во времени, как прогулка по закоулкам памяти — в ту пору, когда всё вокруг ощущалось по-другому, когда мир казался проще и ярче, когда никто из нас не предполагал, с чем нам предстоит сталкиваться по долгу профессии изо дня в день, с чем бороться и чему противостоять. Вспоминается только хорошее: свобода от родительской опеки — прекрасные дни, наполненные любовными переживаниями, встречами с друзьями и мелкими бытовыми проблемами, такими, как где раздобыть денег на какую-нибудь ерунду или как произвести впечатление на симпатичную девушку или юношу с параллельного курса. Да, беззаботная юность, покинувшая нас безвозвратно и коварно. Когда только успела? Но воспоминания о студенческих годах по-прежнему живы в нас, по-прежнему побуждают делиться своими историями с лёгкой улыбкой на губах и с привкусом горечи на языке — ностальгией.       Я немного опоздал на наши посиделки и поэтому мне досталось место на скрипучей кровати, рядом с хозяином этой комнаты — рядом с Джейми. Каждое лёгкое движение отзывалось вымученным стоном старых пружин в матрасе. Джейми старался приближаться медленно и осторожно, как опытный охотник подбирается к пугливой жертве, но старая мебель раз за разом выдавала его коварный замысел. Я, да и все присутствующие тоже, делал вид, что ничего не замечаю, наблюдая за происходящим с явным интересом.       Спустя пару стаканчиков коктейля настаёт момент, когда хитрый альфа оказывается слишком близко. Хотелось бы почувствовать близость совсем другого человека, но я не спешу отодвинуться — любопытно узнать, что Джейми станет делать дальше. Приобнимет? Потрогает коленку? Ох, ну что за подростковая драма?       А я думаю о наболевшем — всё о том же невыносимом человеке. Хочется увидеть его вот прямо сейчас, несмотря на все разногласия и проблемы, которые мы не успели обсудить. У меня тысяча претензий и длинный список вопросов, а у него — две тысячи доводов в пользу своей невиновности. Оправданий? Нет, скорее, подробностей и нюансов, в которые он не успел меня посвятить или не захотел по одному ему известным причинам. Нам определённо нужно поговорить: ему — самую малость поднять занавес, а мне — запастись терпением и выслушать, что он может мне сказать. Должен ли я показать своё недовольство? А может быть сделать вид, что ничего не заметил? Будто бы меня совсем не задело, что он…       — Ещё немного, Уилл? — спрашивает Беверли, с ловкостью бармена отмеряя нужное количество виски для себя, но теперь уже без помощи столовой ложки, а на глаз. — Давай, побудь ещё немного с нами! И прошу тебя, перестань пялиться на дверь! Кажется, ты хочешь дать дёру!       — Не думаю, что наш босс уже освободился, — подмечает Прайс, хитро прищурившись, — судя по всему, он всё ещё выясняет отношения с местными. Маловероятно, что до утра что-то прояснится и нас допустят к уликам.       — Так и есть. Иначе Джек бы уже тарабанил в эту дверь! — заканчивает Беверли и, перегнувшись через стол, выхватывает из моих пальцев стаканчик, по-лисьи улыбается. — Может, двойную порцию?       Немного поразмыслив, киваю. Почему бы и нет?       — Вот это я поддерживаю, — она щедро наливает виски и добавляет колы, которая тут же вспенивается и начинает выплескиваться на стол. — Ой! Теперь у кого-то будут сладкие пальчики!       Принимаю стаканчик, а мой коктейль всё ещё пузырится и стекает по руке — не нужно было так сильно сжимать бумажные бока «бокала». Наклонившись, отпиваю пару глотков и устраиваю свой напиток на краю стола. Двойной виски приятно пощипывает язык и горячей волной разливается под рёбрами. И я чувствую, что наконец-то отогрелся после всех скитаний по снежным полям. Пальцы больше не дрожат от напряжения, и я, кажется, улыбаюсь, прикрывая глаза.       — Так лучше, правда?       — Ты о двойной порции? — спрашиваю и лениво слизываю липкую сладость с ладони. — Или о сладких пальчиках?       — О сладких мальчиках!       Джейми наблюдает за моими действиями весьма красноречивым, потемневшим, поплывшим взглядом и вдруг вздрагивает, отодвигается, как от чумного, закидывает ногу на ногу и, схватив свой стаканчик, тянется через стол. Противный скрип старых пружин делает ситуацию ещё забавнее, чем она есть на самом деле. Мы с ребятами старательно скрываем улыбки, чтобы не смущать молодого альфу ещё сильнее. Прайс даже отворачивается, словно его внезапно очень заинтересовал унылый фонарь за окном, а Катц прячет улыбку за огромным куском пиццы. А я ловлю себя на мысли, что хотел бы узнать, как поступил бы Джейми, будь он чуточку смелее или окажись мы наедине.       Ганнибал прав, буйство гормонов приравнивает моё либидо к подростковому уровню, когда всё кипит, всё горит, везде зудит, и все мысли рано или поздно скатываются в одном направлении — к чувственному аспекту. И мне, как назло, очень хочется узнать (только для сравнения, конечно же) каково это — целоваться с молодым симпатичным альфой. Узнать, что бы он сделал, если бы я не был столь категоричен. Если бы позволил ему чуть больше свободы. Я могу поцеловать его прямо сейчас. Имею полное право после сегодняшней выходки Ганнибала. Не знаю, как доктор Лектер воспринимает наши отношения, но на мой взгляд у нас равноправие, то есть раз он может целоваться с кем пожелает, то и я тоже имею полное право поступить так же. Как жаль, что под боком у Беверли и Прайса ни я, ни Джейми не решимся на эксперимент.       — Бев, дорогая, можно и мне добавки? — чуть с наигранной серьёзностью просит Джейми.       — Думаю, тебе не помешает.       — Главное, чтобы не навредило, — отзывается Прайс. Он и Беверли обмениваются быстрыми взглядами и понимающими улыбками. Теперь я уверен, что эти двое обсуждают меня и Джейми! Неужели всё настолько очевидно не только для меня? Вот чёрт!       Джейми поспешно пробует свой коктейль, закашливается, бледнеет, прикрывает рот крупной ладонью. Приходится похлопать беднягу по спине, чтобы прекратить его мучения.       — Спасибо, приятель, — отзывается он.       Приятель? Хорошо, хоть не «братишка» или «чувааак».       Бутылка виски стремительно пустеет, и в комнате становится душно. Прайс снова открывает окно на полную и пытается навести порядок — сгружает пустые коробки от пиццы на миниатюрный кухонный стол. Беверли делит остатки виски, а я быстро смахиваю крошки со стола на пол. Прайс хмурится и явно собирается сделать замечание, но, осмотрев обстановку, передумывает. Здесь и до нашего появления не было кристально чисто. Может быть, новая порция грязи заставит местный персонал приступить к работе?       Пустая тара опускается на стол плашмя, со звоном. Катц хитро улыбается.       — Знаете, что это значит?       Джейми расцветает на глазах, как поднимается и наливается соками трава в саванне после обильного дождя.       Я отпиваю ещё немного коктейля, чувствуя, что уже не против сыграть в «бутылочку». Правда, целоваться с Прайсом по меньшей мере странно. Но, что происходит в Вегасе…       — Знаете ли, — произносит Джимми Прайс, складывая руки на груди в защитном жесте, — вы как хотите, но я не стану в этом участвовать.       — Да ну? — протягивает Беверли, одаривая его возмущённым взглядом.       — Я человек старой закалки и слишком мало выпил, чтобы об этом забыть.       — Смотрите-ка, как Джейми приободрился! А ты, старый консерватор, погубил в нём робкие ростки надежды!       Агент Скотт изо всех сил старается сохранить невозмутимое выражение лица, но на его скулах всё-таки расцветают красноватые пятна. Да уж, наш молодой альфа-самец смущается, словно девственник при виде обнажённой женской груди. Стараюсь сдержать подступающий приступ смеха.       — Ну, вообще-то, если честно, — говорит Беверли, немного стушевавшись, — во времена моего студенчества с помощью бутылки обычно определяли, кто идёт за следующей. Обычно добровольцев не находилось. А у вас — нет? Вы подумали, что я?.. — она запнулась, уставилась ошарашенно, почему-то на меня. — Нет, я думала, вы в курсе…       Джейми вздохнул, и в повисшей тишине его вздох услышал каждый. Мне стало немного его жаль.       — Так давайте узнаем, кто идёт за добавкой, — говорю я, пытаясь замять неловкий момент. — Конечно, я всегда мечтал поцеловать Прайса, но, видимо, судьба сегодня не на моей стороне. Может быть в другой раз мне больше повезёт?       — Не в этой жизни, Уилл!       Кажется, напряжённая ситуация чуть сгладилась. Беверли крутанула бутылку, которая зазвенела, задребезжала, скатилась на край стола и замерла, указывая горлышком на Прайса, а донышком — на Катц, которая выглядела так, словно выиграла в лотерее главный приз — не меньше!       Кажется, такую комбинацию все, за исключением меня, посчитали идеальным раскладом. Я бы тоже не отказался прогуляться. Хочется немного проветриться и подумать, но не судьба.       Джимми со старомодной учтивостью предложил Беверли свою руку, и парочка избранных поспешно скрылась из вида, только дверь громко хлопнула, и клацнула защёлка, лишив возможности случайного гостя отрыть дверь снаружи, из общего коридора.       Ни на секунду не сомневаюсь, что Катц запланировала уход за добавкой и провернула свой хитрый план с ювелирной точностью. Вот только чего хотела добиться? Что-то не верится, что она хотела оставить нас с Джейми наедине, а вероятнее всего преследовала свою цель — оказаться один на один с подвыпившим Джимми Прайсом. Насколько мне известно, Прайс вдовец, а Беверли развелась с мужем, потому что тот не смог смириться с тем, насколько его жена одержима своей работой. Да, не каждый мужчина сможет почти каждую ночь засыпать в одиночестве. Как правило, такие мужья находят замену в лице любовников или любовниц, но супруг Катц оказался порядочным человеком и не стал замалчивать или обманывать, не стал требовать и устраивать выяснений отношений на повышенных тонах. Разошлись тихо-мирно, без шума. Беверли даже фамилию не пришлось менять — и не брала, будто бы знала, чем всё закончится. Так и я тоже догадывался, чем закончатся наши посиделки.       Уходя, Беверли словно безмолвно извинилась передо мной — прикрыла глаза, изобразила скорбную улыбку. Я лишь пожал плечами, словно транслируя всем своим видом: «Знаю, дорогая. Может быть, это и к лучшему». Надеюсь, у них что-то сдвинется с мёртвой точки. И самое время мне расставить свои точки в отношениях с Джейми.       Он молчит, рассматривает моё лицо, погрузившись в мрачные думы. Тяжёлый, прожигающий взгляд ощущается кожей, но я нарочно делаю вид, что ничего не замечаю. Потягивая остатки коктейля, достаю телефон, но тот не подаёт признаков жизни.       — У тебя есть зарядка?       — Что? — Джейми вздрагивает, непонимающе смотрит. Я демонстрирую ему телефон с мёртвым экраном. — А да, сейчас найду.       Он подхватывает сумку с пола и некоторое время роется в ней, открывая одну за другой молнии кармашков. Ругается сквозь зубы — в его вещах полный беспорядок.       — Холод — настоящий враг современных американских телефонов, — пытаюсь развеять напряжённую обстановку.       — Да, я заметил, что у тебя теперь другой. Раньше был попроще.       — Телефон?       — Раньше всё было проще... Вот, нашёл, — альфа продемонстрировал мне спутанный клубок проводов, — давай сюда своё чудо техники. Поставим его заряжаться. Розетка там в углу, — он указал рукой на тумбочку у двери, — зарядится немного и можно будет включить.       Не выходит отделаться от мысли, что Джейми обижен на меня. Но в чём моя вина? Разве я несу ответственность за то, что другой человек представлял меня кем-то другим? Что не видел то, что было под его носом? Влюблённость делает нас слепыми, глухими и невосприимчивыми к некоторым очевидным вещам. Но не на столько же? Каким ты меня воображал, Джейми? Каков я в твоей голове? Почему тебе так больно терять привычный, обласканный и возвышенный в своих мечтах образ? Ты был уверен, что я брошусь в твои объятия, когда достигну какой-то своей цели? Но я тоже виноват. Виноват в том, что поощрял твой интерес из эгоистичного желания доказать себе, что я могу быть привлекательным не только для такого же пришельца из другого мира, как и я. Возможно, мне хотелось доказать и Ганнибалу тоже, что дело не только в общем прошлом, что между нами нечто большее, чем история, череда трагических событий. Я хотел заставить Ганнибала ревновать и показать это, вынудить злиться, но при этом не решать проблемы в привычной ему манере. Кажется, я немного запутался, заигрался. Нужно что-то решать прямо сейчас. Нельзя затягивать крепче этот узел, иначе придётся его разрубить.       Джейми садится рядом и снова молчит. Кажется, совсем недавно он был не против оказаться наедине. Что же изменилось? Наверное, это всё влияние алкоголя — бывает чувствуешь необоснованное веселье, а бывает, что маленькая тревожная мысль разрастается до пугающих размеров и поглощает весь твой разум, заполняя тьмой всё, с чем соприкасается. Со мной такое часто бывало, особенно когда я напивался в одиночестве. Вот откуда берёт своё начало тяга к пьяным звонкам. Но сейчас я не настолько пьян, чтобы кому-то звонить и, к счастью, не один.       Да, утешай себя этой мыслью. Твой телефон сейчас разряжен.       А мой товарищ совсем скис, погрузившись в свои размышления. Он думал обо мне, если судить по тому, какие тоскливые взгляды он бросал в мою сторону, полагая, что я этого не замечаю.       — Скажи мне, — говорю слегка неожиданно для самого себя, но на удивление твёрдо.       — Сказать что?       — Если тебе хочется что-то прояснить, высказать обиду или… Да что угодно! То сейчас самый подходящий момент, — чувствую, что начинаю раздражаться, а Джейми поднимает на меня недоумённый взгляд. Притворщик. — Просто оставь свои несчастные вздохи для кого-нибудь другого.       — Ты и сам всё знаешь. Мне нечего добавить, — признаётся Джейми. Теперь он смотрит мне в глаза решительно и колко, с упрёком. Будто бы я виноват во всех его бедах! — Или твоя хвалёная эмпатия дала сбой?       — Теперь ты поверил в мои способности? Не ожидал. Рад, что в твоих глазах я наконец-то стал агентом, а не чьей-то подстилкой.       — Многие омеги пользуются своим статусом, — говорит Джейми, почему-то смутившись, словно и сам имеет такой грешок. — Я не думал о тебе, как о «подстилке», но как ты мог по своей воле выбрать его…       — И ты тоже считаешь Ганнибала слишком старым для меня? Надо же, какая новость!       — Считаю. Но дело не только в этом.       — А в чём? В твоей самооценке? Она пострадала? Из-за меня? Брось прикидываться.       Я шутливо толкаю Джейми в плечо, и он улыбается. Зачем портить такой славный вечер руганью? Попробую быть умнее и сгладить конфликт. Такой навык может сделать мою жизнь значительно проще.       Неожиданно чужая рука обвивает мою спину, и чуть подрагивающая ладонь ложится на бедро. Запах альфы становится насыщеннее и ярче. Ближе. Это пиздец как неожиданно, я даже немного завис от такой наглости. И вроде бы хочется воспротивиться — сбросить чужую руку, сказать что-то грубое, крайне неприятное… Но в то же время так интересно узнать, что же будет дальше. Должно быть, алкоголь размягчил те остатки мозгов, что у меня ещё остались. Как иначе объяснить, почему я позволяю этой дерьмовой ситуации развиваться дальше?       — Я говорил о тебе. Конечно же моя самооценка пострадала. Ты выбрал другого альфу. Когда мы познакомились, ты боялся его. А теперь спишь в его постели, позволил поставить метку. Добровольно? А может быть он заставил тебя? Он мог бы пообещать тебе многое из того, что недоступно мне.       Пальцы на моей коже сжимаются сильнее, и я хлопаю по чужой руке ладонью. На смену боли приходят лёгкие поглаживания. Довольно приятно, и даже немного возбуждает, но всё равно не то и не так. Странно, неправильно, слишком невинно. Чёрт, мне начинает нравиться.       — А сам как думаешь?       — Думаю, что ты уже достаточно взрослый для любых решений.       — Смотря с кем сравнивать. Для одного альфы слишком молод, а для другого — слишком стар. Но всё же выбор за мной. И я выбрал. Почему ты никак не можешь это принять? Вот в чём твоя проблема.       — Проблема? Проблемы у тебя, приятель, ведь это ты поощряешь мой интерес. Даже сейчас, — произносит Джейми, медленно пробираясь под край свитера, и вот уже его пальцы нерешительно касаются голой кожи. Тепло и немного шершаво. Альфа всматривается в моё лицо внимательно и жадно. Кажется, даже дышит через раз.       Ловлю его руку в свои ладони, рассматриваю и трогаю, в то время как другая рука Джейми уже осмелела и отправилась в путешествие по моей спине, поглаживая и время от времени замирая, будто бы в ожидании протеста. А я всё ещё немного пьян, и лёгкие ласки не только приятны, но и поучительны для другого альфы, который, возможно, чувствует происходящее. Злится или расстроен? Если чувствует, то поймёт, каково было мне в тот момент, когда он миловался с докторишкой за моей спиной.       Тёмная кожа контрастирует с моей — красиво, словно плитка шоколада в молоке. На ладони ощущаются мозоли, как у человека, привыкшего к физическому труду. Интересно, чем он занимается в свободное время? Не удивлюсь, если чинит машины или гоняет на мотоцикле, не пользуясь при этом перчатками.       — Почему теперь не отталкиваешь? Совсем недавно ты сказал, что мне следует посвятить себя работе, а не волочиться за понравившимся агентом. Учитывая то, что происходит сейчас, это был очень странный совет. Нежизнеспособный.       — Может быть я хотел пробудить в тебе благоразумие? — я подношу смуглую ладонь к лицу и принюхиваюсь. Всё-таки этот альфа довольно приятно пахнет, притягательно… — Но в то же время меня взбесило, что ты считаешь меня тем, кто строит карьеру через постель. Ты как никто другой должен понимать, как неприятно, когда приходится доказывать, что ты попал в ФБР благодаря своим талантам, а не чьей-то настойчивой рекомендации. А доказывать что-то новичку вдвойне раздражает.       — Обычно омеги не годятся для такой работы. Все их мысли о детях, о муже… Работают только те, кому не на кого надеяться. Одинокие, без семьи.       — О, как раз мой случай!       — Доктор Лектер смог бы с лёгкостью тебя обеспечивать, если бы захотел, поэтому я и предположил, что у вас временная связь, выгодная обеим сторонам. Для него — молодой омега под боком, а для тебя — продвижение по службе.       — Ты думал, что я вскоре освобожусь? Почему?       — Мягко говоря, вы очень странная пара. Хотя и признаю, между вами искрит. И вы неосознанно тянетесь друг к другу, — Джейми ненадолго задумался, а его рука на моей спине замерла. — Как родитель и ребёнок, как наставник и ученик. Вот бы как я назвал свои ощущения. Такая связь не может длиться вечно, ведь дети вырастают, а ученики превосходят учителей.       Ох, парень, лучше бы тебе не знать, чему этот «наставник» может научить, а перспектива превзойти его — мой самый жуткий кошмар.       — И надеялся, что у меня есть шанс привлечь тебя, — продолжает Джейми и подносит мою ладонь к губам, целует. Удерживает её и принюхивается. — Мне нравится твой запах, даже оттенки запаха другого альфы не портят его.       — Ты задумал пробраться в нашу постель? — шутливо предполагаю, продолжая исследовать мозолистую ладонь кончиками пальцев. Должен признать, у Джейми тоже красивые руки, хотя и совсем другие — да.       — Если это то, чего ты хочешь.