Важнее долга

Она не чувствовала ног, но продолжала идти, выжимая из своего слабеющего тела последние силы. Оставаться на месте было нельзя, ведь бандиты могли вернуться в любой момент, но как же сложно было оставаться в сознании и переставлять потяжелевшие ноги. Оступившись на влажном камне, Юн застонала от резкой боли, пронзившей пульсирующую на животе рану: порез не глубокий, но длинный. Тот громила полоснул от души, однако контрольного удара всё же не последовало, и Мей не могла вспомнить почему, как ни старалась. — Потерпите, — тоненький голосок постучался в сознание и вызвал размытое воспоминание. Ах да, маленький Чон, следивший за ней словно тихая мышка, продолжал вести её, стараясь уберечь от падения. Такой щуплый, глазастый, да и одет кое-как. Для такого малыша даже хрупкая Юн казалась неподъёмным грузом, однако сколько же мужества имел этот кроха. — До деревни рукой подать, там есть знахарь, мне дедушка Пинг рассказывал. Мей не особо понимала, о чём идёт речь, а лишь выхватывала обрывки фраз, стараясь втиснуть их в свое сознание. Кажется, тот самый старик, сорвавший им с Джи побег, и был дедушкой Пингом? Чон говорил, что тот прежде жил в местной рыбацкой деревне, а потом попал в рабство из-за неуплаты налогов. А впрочем, это было неважно. — Погоди, — девушка прислонилась к стволу дерева, чтобы перевести дыхание. Левой рукой она зажимала кровоточащую ниже рёбер рану. Она помнила, как бежала, захлёбываясь воздухом и едва переставляя ноги, но сбежать от тех ублюдков оказалось ей не под силу. Шершавая кора больно впивалась в скулу, и брюнетка поёжилась, вспомнив удар кулаком, сваливший её наповал. Их было двое. Они глумились, решая каким способом отправят её к праотцам, однако в тот момент Мей могла думать лишь о том, чтобы убийцы не узнали в ней девушку. Умирать не хотелось, но ещё хуже было бы допустить надругательство над собой. Поэтому, когда один из бандитов предположил, что «сопляк слишком красив для мужика» и оценивающе взглянул на её бёдра, Юн собрала все свои силы и набросилась на того, кто ударил её. Единственным оружием была заколка, и девушка, прекрасно зная, что не одолеет противника, спровоцировала его, оставив глубокий порез на щеке. Лучше смерть. Несмотря на её любовь к жизни. Несмотря на замаячившую на горизонте свободу. Плевать, лишь бы не допустить унижения. Ей сполна хватило дражайшего супруга, на протяжении года пользующего её тело по каждой своей прихоти. Реакция разбойника не заставила себя ждать. С яростным возгласом он полоснул её своим удлинённым кинжалом, к которому имел особую страсть: этой штукой он любил пытать своих жертв, отрезая им уши и языки. Обжигающая боль резко пронзила живот и быстро растеклась по телу пульсирующим жаром. Было больно настолько, что Мей даже не почувствовала удара от падения на большой камень. Она смотрела в глаза своему убийце, думая лишь о том, что ей осталось недолго и вскоре боль прекратится, но сожалела о том, что подвергла опасности свою подругу. И всё же, несмотря на огромную сестринскую любовь, своё последнее воспоминание девушка хотела посвятить совсем другому человеку. «Тал Тал…». Пусть она больше его не увидит, но умрёт, повторяя его имя. Закрыв глаза, Юн ждала последнего удара, что отправил бы её на тот свет и избавил от страданий, но боль всё не прекращалась. Зато голоса бандитов резко замолкли, да и ощущение опасности почему-то притупилось. Разлепив отяжелевшие веки, брюнетка рассмотрела размытые силуэты. Они спешили скрыться в лесу, то ли почувствовав опасность, то ли заметив что-то более интересное. Впрочем, это было неважно, Мей всё равно не могла двинуться с места, чтобы что-то рассмотреть или попытаться себе помочь. Она уже теряла сознание, но очнулась от мелких ладошек, хлопающих её по лицу. — Госпожа, вам нужно подняться, — маленький Чон упрямо тормошил её, не взирая на то, что девушка уже успела смириться с надвигающимся концом. — Что ты делаешь? — Я знаю, кто вас вылечит, вы только встаньте. Ничего толком не понимая и ощущая дикое головокружение от кровопотери, Мей подчинялась командам Чона, думая всё же, что тот ей мерещится. Каким бы образом ему удалось отвлечь бандитов? Будто прочитав её мысли, мальчик заговорил: — В лесу я видел военных, мне показалось, они здесь из-за вас. От его слов в Юн будто бы открылось второе дыхание. Темнота в глазах отступила, а ноги сами собой понесли её в нужную сторону, как ей казалось быстро, но в действительности она больше походила на хромого медведя, неуклюже переставлявшего подкашивающиеся конечности. Однако страх подстёгивал её идти дальше, превозмогая боль. Наверняка это люди Чжоу, которым удалось выйти на её след. Но каким образом? — Они не должны нас найти, — выдавила из себя брюнетка, оттолкнувшись от ствола, чтобы снова продолжить путь. Пусть она умрёт по пути в эту самую деревню, но больше не достанется садисту, превратившему её жизнь в кромешный ад.

***

Рыбацкая деревня оказалась довольно обширной. Населения в ней было немного, однако невзрачные постройки, среди которых было много заброшенных, обильно разрослись вдоль узких улочек и переулков. Рыбацкий промысел был здесь далеко не единственным средством заработка, ведь относительная близость к Дайду давала возможности и прочим ремесленникам. Пусть они не могли конкурировать со столичными мастерами, однако просили за свою работу куда более скромное вознаграждение, поэтому местное производство было довольно популярным среди низших слоёв населения. Благодаря своему положению это местечко казалось тихой гаванью, однако хранило свои секреты, тщательно скрытые от чужаков. Конечно же, набеги разбойников настигли и местных жителей, но выбранный ими староста сумел-таки договориться с преступной бандой. Надеяться на защиту власти не приходилось, и поэтому в ход шли деньги, собранные с продаж на городских ярмарках. Регулярные откупы сильно били по карману, но зато были относительным гарантом спокойствия и тишины, что ценилось в этих местах превыше любого золота. И это отражалось на лицах прохожих, которые попадались на пути Тал Тала и его воинов. Чужаков здесь остерегались и относились к ним с подозрением, однако явной агрессии со стороны местных не исходило. Оно и понятно: никто не захочет устраивать потасовку с группой воинов-профессионалов. — Мне нужен староста, — распорядился генерал после того, как он и его люди остановились возле самого зажиточного двора. — Чем обязан, господин? — и действительно, стратег не прогадал, выбрав именно этот дом. На пороге появился крепкий мужчина с косматой бородой и чёрными как ночь глазами. От его ястребиного взгляда становилось не по себе даже прожжённым негодяям, что играло на руку при общении с местной бандой. Он казался неотёсанным, даже неряшливым, но выражение его лица и манера речи говорили о том, что это был далеко не глупый и, в целом, довольно непростой человек. — Мы ищем девушку в мужских одеждах. Кажется, она ранена. — Не видал здесь ряженых, Ваша Светлость, — пожал плечами староста, как показалось генералу, с чересчур безразличным видом. Тал Тал был внимателен и умел анализировать ситуацию. Это помогало ему читать людей, чтобы в большинстве случаев безошибочно определять их намерения. И сейчас он чувствовал, что его обманывают. — А что насчёт раненых? Староста молчал, но уверенно смотрел в глаза генералу. Его молчание говорило о том, что ему есть, что скрывать, однако в то же время врать он тоже не собирался. — Что вы собираетесь с ней делать? Девчонка едва жива. — Значит, всё-таки она здесь? — Она всё равно без сознания, — ответил староста, сложив на груди руки, отчего приобрел ещё более грозный вид. — Если вы хотите её убить, то зря тратили время на поиски. Она вот-вот загнётся и без вашей помощи. Выдержав тяжёлый взгляд старосты, Тал Тал спешился. Его примеру последовали и остальные. — Покажи мне её, — ответил генерал, передав поводья одному из своих людей. Он держался на удивление спокойно, чувствуя удовлетворение от успешного завершения поисков, но не мог отрицать того, насколько сильно его терзал страх за судьбу сестры. Что, если она правда умрёт? Что, если её рана неизлечима? Тал Тал знал, что Мей ранена, и спешил сюда, но теперь боялся увидеть её в том состоянии, которое неизбежно ведёт к гибели. Он прошёл в дом вслед за старостой, ещё на пороге почувствовав запах лечебных настоев, всевозможных трав и пряностей. Несмотря на наличие большого семейства, сейчас здесь было абсолютно тихо, отчего становилось неуютно. Шагнув в комнату, в которую прошёл знахарь, генерал затаил дыхание. Он не знал, чего ждал: возможно, он хотел, чтобы это была вовсе не Юн, а другая девушка, страдающая от смертельного увечья, но в то же время надеялся, наконец, завершить свой поиск, убедиться, что Мей жива и лично проследить за тем, чтобы она никогда не вернулась в дом своего мужа. Подойдя ближе к постели, Тал Тал заметил мальчишку, сидящего у изголовья. Он был похож на загнанного волчонка, готового броситься на любого, кто приблизится. — Он сказал, его зовут Чон, — тихо проговорил староста, обращая внимание на перемены в лице генерала: Тал Тал явно узнал девушку, которая сейчас боролась с лихорадкой. — Мей… Её сон был беспокойным. Она то и дело бормотала что-то невнятное, хватала одеяло ослабевшими пальцами. Тёмные пряди прилипли ко лбу, покрытому испариной, а смертельно бледное лицо приобрело землистый оттенок. Юн умирала, и нужно было принимать срочные меры. — Мак Сон, — генерал повысил голос, и через пару мгновений рядом появился его верный товарищ. — Срочно отправляйся в столицу и привези лекаря. — Господин, но люди Чжоу могут что-нибудь заподозрить. — Не имеет значения. Выезжай немедленно. Коротко кивнув, воин исчез, а вслед за ним вышел и староста, сославшись на то, что ему требовалось приготовить снадобье. Но генерал вовсе не слышал его. Он подошёл ближе к постели, всматриваясь в беспокойное лицо Юн, и снова поразился переменам в её облике. И без того всегда миниатюрная девушка сильно осунулась, отчего заострились скулы и проступили ключицы. Даже если не брать в расчёт лихорадку, она действительно выглядела болезненно. Подойдя ещё ближе, Тал Тал аккуратно отодвинул рукав сорочки, чтобы подтвердить страшный рассказ Ксу Джи. Бледные запястья были усыпаны синяками, и что-то подсказывало ему, что это была лишь малая часть её повреждений. — Вы Тал Тал? — неожиданно заговорил малец, наблюдавший за ним всё это время. — Откуда ты знаешь? — генерал был несколько удивлён, ведь ни он, ни староста не называли своих имён. — Она звала вас, — ответил мальчик, взглянув на Юн. — Повторяла ваше имя. На душе вновь заскребли кошки, и в который раз племянник регента почувствовал свою вину. Он старался быть хорошим братом для восьмилетней напуганной девочки, которую впервые привёл в свой дом дядя Байан, следил за её успехами в учёбе, в своих письмах к дяде всегда интересовался её здоровьем. Байан-Хутуг никогда не вызывала в нём желания оберегать её, а со временем лишь начала отталкивать своей стервозностью. Мей была другой. И Тал Тал никогда бы не ответил даже самому себе, что такого могло быть в этой всеми покинутой девчонке, не имеющей ни имени, ни титула, ни особых талантов. И тем не менее она всегда вызывала в нём особое чувство, которое он ошибочно называл проявлением заботы. Но сейчас, слушая её тяжелое дыхание, наблюдая за её беспокойным сном, он впервые абсолютно чётко ощутил нечто новое, заставившее усомниться в самом себе. Сейчас генерал был готов отдать всё, что имел в этой жизни, лишь бы заменить её на смертном одре, ведь теперь даже собственная жизнь не казалась такой ценной. — Она ведь поправится? — робко поинтересовался Чон. — Она обязательно поправится, — вторил ему Тал Тал, бережно накрыв хрупкую девичью кисть своей ладонью. Он не позволит ей умереть и перевернет землю, чтобы вернуть к жизни. Его пугало то, что происходило внутри, но попытки включить здравый рассудок не давали нужного результата. Так что же произошло с ним за считанные минуты? Что происходило последний год? Все эти годы, когда Юн была его тенью. Почему же он всегда замечал её и в глубине души радовался её присутствию, каждой её улыбке? Почему же среди множества голосов в доме дяди выделял именно её голос, робкий и тихий, прислушиваясь к тому, что она скажет? Ему было одиноко без неё, это стоило признать ещё после длительной поездки в Дайду, из которой она так ждала его. Он знал, что ждала, и убедился в этом, увидев свет в её взгляде, наполненном безграничным чувством. Мей действительно его любила, и в глубине души он это понимал, но открещивался, отмахивался как от назойливой мухи. Был слишком занят политикой. Слишком занят карьерой. Государственные дела и дворцовые интриги занимали все его мысли, а времени, чтобы разобраться в себе, стратег попросту жалел. Или же боялся признаться себе в том, что тоже способен любить, считая это слабостью? Так или иначе, борьба со своими чувствами отнимала слишком много сил, и продолжать сопротивляться дальше стратег не желал и больше не считал нужным.