Обратная сторона солнца

1997 год, Пало-Альто, Стэнфордский университет — А моя мама ещё до моего рождения начала мечтать, как я поступлю в Стэнфорд, — Стив поднялся на локте и посмотрел на Грэга сверху вниз. — Она рассказывала, что меня даже хотели назвать Леландом. — В честь того самого Леланда Стэнфорда-младшего, в память о котором его родители — тогда бывший губернатор Калифорнии, сенатор США и железнодорожный магнат Леланд Стэнфорд и его жена Джейн Стэнфорд — основали в 1891 году наш университет? «Пусть дети Калифорнии станут нашими детьми», да? — Ты прямо как на экзамене, Сандерс, — усмехнулся Стив. — Ну да, именно по этому поводу. Мама бредила Стэнфордом с юности, потому что сама не поступила. С ней вообще нельзя разговаривать на эту тему: она как заведёт — часа два не остановится! Помню, как-то лекцию мне закатила: мол, Стэнфорд ассоциируется прежде всего с высочайшим качеством образования и, соответственно, высокой квалификацией выпускников, которые потом становятся значимыми людьми, меняющими нашу жизнь в лучшую сторону. Поэтому, мол, учиться или работать в Стэнфордском университете — мечта многих, и это абсолютно оправдано! И поэтому она дала себе обещание, что её ребёнок будет там учиться, чего бы ей это ни стоило. Она, правда, забыла спросить, чего это будет стоить мне, и есть ли у меня такая мечта… — Могу себе представить, — вздохнул Грэг. — Моя мама повторяла мне с детства: «Свою дорогу ты будешь выбирать сам, я лишь могу немного тебе помочь, если нужно». — Повезло тебе с мамой, приятель, это уж точно. — Ну, полагаю, что твоя жизнь всё-таки счастливее, чем жизнь Леланда Стэнфорда-младшего. Если я не путаю, он умер от тифа в неполные шестнадцать лет. Правда… — Правда что? — Да ничего, — Грэг махнул рукой. — Не обращай внимания. Просто вспомнил, как сам чуть не сдох по дурости. Хотя сейчас я думаю, может, у меня и не получилось бы ничего… в смысле, не получилось бы сдохнуть. — Погоди, ты что, по собственной инициативе это делал? — Ну да. Говорю же — дурак был. — От несчастной любви, что ли?.. — Скорее от неправильной, — Грэг перевернулся на спину и начал с преувеличенным вниманием разглядывать потолок. Потолок был ровный, чистенький, без единого пятнышка: недавно в кампусе делали ремонт. — Мне в четырнадцать взбрело в голову, что я извращенец, раз мне не только девочки, но и мальчики нравятся. Мальчики, кстати, больше. И я решил, что лучше мне того… этого, — он характерным жестом провёл ребром одной ладони по запястью другой. — Хорошо, что мой дедушка очень вовремя ворвался в ванную: он так дал мне по уху, что чуть сам меня не убил!.. — Да-а-а, — Стив посмотрел на Грэга, потом обхватил его и прижал к себе. Одеяло свалилось на пол, но оба даже не заметили этого: в кампусе и так не очень холодно, а уж если лежать в одной кровати вдвоём — и подавно. — А теперь-то ты не считаешь себя извращенцем? — Теперь — нет, — усмехнулся Грэг. — Теперь я считаю себя бисексуалом. Есть вот такое умное слово. — Так почему бы нам, студентам самого престижного университета Штатов, не выучить ещё парочку умных слов? — рассмеялся Стив. — Вот за что ты мне нравишься, Сандерс, так это за то, что ты, во-первых, не гнушаешься быть умным. Скажи, тебя в школе ботаником не дразнили? — Дразнили, — спокойно ответил Грэг. — Но я на них плевал. Мне было интересно то, в чем я копался: интересно узнавать, понимаешь? И я чихал на то, что про меня говорят. Так ты не отвлекайся: что там во-вторых? — Ты не захочешь знать, — Стив веселился уже вовсю, прижимая Грэга к себе плотнее и плотнее. Грэг ощущал, как член Стива становится всё твёрже. Но, собственно, почему бы и не поразвлечься с утра в выходной?.. — Как это я не захочу знать? Я же только что тебе сказал: мне интересно узнавать… — А-а-а, — Стив, уже прерывисто дыша, перекатил Грэга на живот и начал быстро стаскивать с него пижамные штаны. — Во-вторых, ты мне нравишься потому, что тебе не противно быть внизу… Я вот не смог бы, понимаешь? — Чего же тут непонятного, — фыркнул Грэг в подушку. — У тебя это… передоз маскулинности. А я, как человек гибкий, могу получать удовольствие в любой позиции, лишь бы актив был грамотный, хоть и упёртый… ты грамотный, ммм? — Прекрати, Сандерс, — задыхался Стив, раскатывая по члену резинку. — С тобой кончить можно, даже не начиная. О да, я грамотный, я же студент самого престижного университета и член студенческого братства Пи-Бета-Каппа… как и ты, между прочим! — он подхватил Грэга под бёдра и резко поднял вверх. — Давай, любитель познания, расслабься, а то я сейчас начну лопаться от спермотоксикоза!.. Они учились в Стэнфорде третий год и второй год были, как говорится, «друзьями с выгодой»: такими, для которых дружба не становится препятствием к сексу, а наоборот, даже содействует. Грэг и Стив с самого начала попросились в одну комнату в кампусе: так бывает иногда, видишь человека и понимаешь, что он интересен тебе во всех отношениях. Особенно если сам ты молод, не имеешь комплексов и чертовски склонен к экспериментам. А если вас таких двое — то ситуация становится и подавно выгодной для обоих. В кампусе Стэнфорда всё словно располагало к самым разным экспериментам. Грэгу казалось, что даже воздух здесь пропитан запахом открытий и любопытных исследований: а кто сказал, что исследования в области секса чем-то хуже исследований в области наук? Молодым людям свойственно изучать прежде всего самих себя, и эксперименты ставить в первую очередь на самих себе. Ну, ещё на своих приятелях и соседях по комнате, если те согласны и горят такой же жаждой различных опытов. Поэтому Грэг не терял зря времени, оказавшись здесь: в маленьком городке Пало-Альто, недалеко от Сан-Франциско, в самом центре Кремниевой Долины. Правда, в последнее время у Грэга всё чаще возникали сомнения в том, что Стиву свойственна такая же бурная тяга к исследованиям, как ему самому. Стив был ленивым в этом плане: точнее, он удовлетворял в тех или иных делах — от учёбы до секса — свой поверхностный интерес, получал о чём-то первое представление — и на этом успокаивался. Словно исследовал он это не для себя, а для кого-то постороннего, когда надо просто поставить галочку и предъявить её своему контролёру: «Вот, и этим я тоже занимался, отстань от меня». А ещё Грэгу было досадно, что Стив так карикатурно подчёркивает всё время свою «мужественность»: что он актив, что он «непрошибаем и несгибаем», в отличие от того же Грэга, который в отношениях с ним всегда будет «подставлять задницу». Грэг иногда думал с лёгкой горечью: если Стив на самом деле такой крутой мужик, почему же он не общается с девушками? Зачем ему чужие мужские задницы? Или проблема в том, что в кампусе университета нельзя жить разнополым студентам в одной комнате, а Стиву хочется иметь удобный спермоприёмник всегда под боком? Или, как говорил себе Грэг в минуты уж совсем выраженного отчаяния, Стив просто любитель анального секса, а девушки ему трахать себя в задницу не дают? Потому что мистер Стив Райт был грубоват в сексе. Настойчив и прямолинеен. И в чём-то эгоцентричен: то, что ему нужно, просто старался брать, и всё. Немного времени уделял подготовке, если его прижимало желанием: точнее, резкой похотью. Грэг нередко говорил ему: «Перестань так делать, ты меня порвёшь». В ответ на это Стив, особенно будучи в подпитии, похохатывал: «До свадьбы заживёт!» Грэг вздыхал и откладывал выяснение отношений до следующего раза. Всё-таки он не любил скандалов. А самое страшное в этом для Грэга было то, что Стив почему-то начал называть его «солнышком». Как мама. И если у мамы оно выходило как-то нежно и в последние годы капельку виновато, то Стив произносил это слово как собачью кличку, с некоторым презрением. «Сандерс, солнышко, а ну подними задницу!» Или «Солнышко, а ну принеси мне бутылку воды!» Или: «А ну скажи, солнышко, как вот здесь задача решается!» Грэг в такие минуты ощущал, что ему хочется взять учебник и что есть силы треснуть Стива по его дурацкой стриженой башке. Да, он пару раз сказал: «Стив, не надо меня так называть», в ответ на что тот заржал и выдал: «А ты сам подумай, как я ещё могу называть своего нижнего? Ну давай я буду называть тебя сладеньким. Или милашечкой. Хочешь?» «Не хочу», — ответил тогда Грэг. И решил, что разберётся с этим как-нибудь потом. Оставалось только удивляться: как Стив, такой туповатый малый (если уж называть всё своими именами), всё-таки прорвался в Стэнфорд? Ответ в последнее время приходил в голову только один: мама Стива, бредившая тем, чтобы сын поступил именно сюда, не только оплатила его учёбу, но ещё и, как сейчас говорят, сделала крупное пожертвование. Как вариант. Да, ранее не приходилось слышать о том, чтобы в Стэнфорд поступали за взятку, но мамаша Стива — эта может всё. Особенно если у неё есть идея-фикс. Грэг однажды видел мельком эту мамашу: она приезжала навестить сына. Это было впечатляющее зрелище, если без лишних подробностей. А Грэг маме категорически запретил к нему приезжать. Всё-таки он уже не мальчик и способен сам приехать в Сан-Габриэль на каникулы. Вот и сейчас он валяется в постели со Стивом только потому, что самолёт завтра: только на завтрашний день удалось достать билет. Когда Стив кончил и отвалился, заснув, Грэг снова начал пялиться в потолок и думать о том, как завтра приедет к маме. Мама, конечно, будет спрашивать обо всем: об учёбе, о житье в кампусе, о приятелях. И может быть, немножечко о личной жизни. Но Грэгу что скрывать? Он и так практически всё расскажет. Вот, например, про то, что Стэндфордский университет был задуман, чтобы посоревноваться с Гарвардом, в то время одним из самых известных и престижных университетов США. Сенатор и магнат Стэнфорд-старший вложил в своё детище больше пятнадцати миллионов долларов (Грэг живо себе представлял, как мама в этом месте охнет от значимости суммы). А он ошарашит её тем, что де-факто расходы составили в полтора раза больше, а по нынешнему курсу это вообще будет несколько миллиардов! Потом они с мамой оба повздыхают на тему «И откуда только люди такие деньги берут». Точнее, повздыхает мама, Грэгу-то прекрасно известно, откуда берутся средства у магнатов и сенаторов. А ещё мама похвалится недавно устроенным мини-садиком, а Грэг, восхитившись увиденным, расскажет маме ещё и о том, что проект ландшафта Стэндфордского университета разрабатывал сам Фредерик Ло Омстед, автор знаменитого нью-йоркского Центрального парка. И что кампус университета находится на равнине между холмами, вдали от суеты и шума города, а само здание проектировал бостонский архитектор Чарльз Кулидж. И что весь ансамбль кампуса в результате необыкновенно лёгкий, гармоничный, и в сочетании с природой, включающей в себя пальмы, песок и яркое солнце, составляет единое целое. Грэг даже чувствует себя там как дома. Ну… практически как дома. — Это потому, что ты сам очень хотел туда поступить, — улыбнётся мама. — Будь этот Стэнфорд на Аляске — ты бы и там чувствовал себя как дома!.. Грэг тоже улыбнётся и ответит, что больше всего ему нравится девиз его университета: цитата из Ульриха фон Гуттена «Die Luft der Freiheit weht», что в переводе с немецкого звучит как «Веет ветер свободы». — Ветер свободы — это вообще прямо для тебя, в самую точку! — скажет мама, посмотрев на взлохмаченного раскрасневшегося сына. — Главное — чтобы в голове не свистело! — Ты что, мам, — солидно возразит ей Грэг. — В Стэнфорде это невозможно. Это заведение серьёзное. Кстати, ты знаешь, что среди его выпускников пятьдесят восемь лауреатов нобелевской премии? Например, физики Вильям Шокли и Роберт Лафлин, писатель Стейнбек и бывший президент Гувер. А ещё у нас учатся два таких парня — Сергей Брин и Лэрри Пэйдж: помяни моё слово, мама, скоро они совершат настоящую революцию в компьютерах… И вот в этом самом месте мама наверняка спросит как бы в шутку: — Надеюсь, ты ни в кого их них не влюбился?.. На этом месте своих размышлений Грэг тихонько вздохнул, чтобы не разбудить Стива. Покосился на него, храпящего рядом, и подумал с некоторой грустью: «Эх, мама, если бы я мог… ты же знаешь, что в человеке меня больше всего привлекает его ум. Но беда в том, что пока что — где я, а где Брин с Пейджем!» Пожалуй, действительно надо уже в жизни всё менять: нет, конечно, не в том смысле, что бросать Стэнфорд — ещё чего не хватало, а в том, что уходить от Стива. Переселяться в другую комнату, менять круг общения, может быть, идти на конфликт. В конце концов, дедушка Олаф всегда говорил, что наша жизнь не мягкий матрасик, будут и трудности, в том числе с людьми. И что бесконфликтность — хорошее качество, но — до поры до времени, а когда тебе садятся на шею, можно и зубы показать, даже если тебя считают хиляком. Грэг иногда жалел о том, что мама в детстве не разрешала ему играть с ребятами в командные игры: в хоккей или бейсбол. Грэг рос хрупким, и маме было банально страшно, что в спортивной свалке сына затопчут. Всё общение Грэга со спортом сводилось к тому, что он увлёкся шахматами, а в колледже даже был капитаном шахматной команды курса. Поэтому если Стив полезет в драку… «А пошёл он к черту, — решительно подумал Грэг. — Не убьёт же, в конце концов? Эх, прав был дед, когда говорил: «Не доверяй никогда первому впечатлению». И с чего я взял, что те, кто учится в Стэнфорде, все априори очень умные? Иногда очень умными и пробивными бывают их мамы». Грэг осторожно слез с кровати и пошёл в ванную. Там, включив воду, долго сидел на бортике ванны, как когда-то в детстве, и думал. Да, надо всё менять. Надо грызть гранит науки так, чтобы только обломки летели. Надо заработать себе право попасть после университета в какую-нибудь известную лабораторию: не ради денег, а именно ради дальнейших познаний. В том числе ради того, чтобы вокруг были не различные идиоты, а такие же думающие люди. Чтобы не приходилось оправдываться за то, что тебе хочется как можно больше знать. А совсем было бы хорошо, если бы среди этих знающих людей удалось найти… партнёра. Не только для секса, хрен бы с ним совсем. Для жизни. Для разговоров, для разных экспериментов, для совместного развития мозгов и так далее. Такие люди есть, Грэг это знал. Более того, среди них наверняка найдутся и те, кого заинтересует личность самого Грэга, вне зависимости от его внешности и сексуальной роли. Главное — искать. И не отчаиваться. «А этот козёл ещё смеет называть меня солнышком, — сказал он себе с неожиданной злобой и решимостью. — Нет уж, извините, дудки».