Я тебя выдумала

      Меня удивляло, что Джагхед совершал такие поездки каждый месяц, сохраняя во время них душевное равновесие, хотя у него не было музыки, не было стереосистемы, лишь бесконечная трасса номер 31 между Ривердейлом и Гошеном.       Мой детектор галлюцинаций срабатывал все реже и реже, когда я была с Джагхедом. Если бы он предложил мне подобную поездку раньше, вероятность того, что я бы согласилась, была не больше, чем вероятность найти кубик льда в аду. С тех пор, как мы с Арчи разругались, с Джагхедом мне стало гораздо легче, чем с кем- то еще. И, наверное, лучше, чем с Арчи, потому что Джагхеду было известно. Он знал, и ему было все равно. И он тоже не возражал против моей компании.       — Какая у тебя мать?— спросила я, когда мы миновали четыреста шестьдесят пятый километр.       — Не знаю, — сказал Джагхед.       — Как это «не знаю»? Она же твоя мама.       — Не знаю- никогда никому прежде не рассказывал, какая она.       — Ну… как она выглядит?       — Похожа на меня. Я возвела глаза к небу:       — Как ее зовут?       — Глэдис,— ответил он.       — Мне нравится.       — Она была учительницей. Она умная.       — Умная как ты?       — Таких умных, как я, больше нет.       — Ты не сильно налегал на завтрак, — наконец произнесла я.       — Я был не особо голоден, — ответил он.       — Врешь. Ты не спускал глаз с еды, как ребенок из страны третьего мира.       — Твоя мама хорошо готовит.       — Знаю, поэтому я и ем ее стряпню.— После того, как проверю, есть ли в ней яд или нет, разумеется.— Ужасная отмазка, кстати. Ты мог сказать: «Мне было неудобно объедаться у людей, на которых я наорал», и все. Он громка кашлянул, его пальцы барабанили по рулю. Наконец Джагхед свернул с трассы в какие-то густо поросшие лесом пригородные районы. Лес был укутан ослепительно белым снегом. Джагхед ехал исключительно по окраинным улицам, и чем больше домов мы проезжали, тем отчетливее я понимала, что все это напоминает мне место, где я жила. Возможно, это были те же самые улицы. Возможно, все параноики обладают своего рода шестым чувством, с помощью которого вольно или невольно обнаруживают места, желающие держать их взаперти. Я узнала больницу, едва увидев ее. Приземистое одноэтажное кирпичное здание, окруженное забором. Дорожку к нем обрамляли голые кусты и заснеженные деревья. В какое-нибудь другое время года здесь могло быть очень красиво.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Джагхед, открывая мне дверцу. Я отстегнулась и вышла из кабины.       — Да. Хорошо. — Сжав руки в кулаки, я прижала их к бокам. И тут заметила щит: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПСИХИАТРИЧЕСКИЙ ЦЕНТР КРИМСОН ФОЛЛЗ.       Кримсон-Фоллз? Это название навевало мысли о пролившейся крови. Даже вывески были багровыми.(Кримсон (crimson)- багровый). Руки у меня чесались — ужасно хотелось сделать фотографии, но голосочек в затылке пропищал, что, если я на это решусь, из кустов повыпрыгивают санитары, набросят на меня пару смирительных рубашек и никогда отсюда не отпустят. Я никогда не закончу школу. Не поступлю в колледж. Не буду жить как все нормальные люди, потому что нормальные люди не испытывают столь мелодраматических чувств по поводу посещения психиатрической больницы, ты, идиотка! Этот голос иногда был двусмысленным. Изнутри здание оказалось более похожим на больницу: шахматная плитка на полу и стены точно такого бежевого цвета, какой наводит на мысль о самоубийстве. Девушка не много старше Джагхеда и меня сидела за столом дежурного.       — Ой, Джагхед, привет! — Она подала ему книгу, в которой он написал наши имена.       — Вы пропустили утренние часы посещения. Сейчас они в столовой. Можете пойти и взять немного еды. Джагхед вернул ей регистрационную книгу:       — Спасибо, Эми.       — Передай маме привет от меня, ладно?       — Конечно. Я шла за Джагхедом по коридору, свернувшему налево от зоны ресепшн. Мы прошли через еще одни двойные двери и оказались в комнате отдыха, где в данный момент убирались санитары. Чуть дальше я увидела малюсенькую столовую, там обедали семь восемь пациентов. Джагхед вошел в нее первым. Я следовала за ним тенью, стараясь избавиться от чувства, будто мужчины в белых халатах вдруг встрепенутся и схватят меня.       Посреди столовой стояло около десятка четырехугольних столиков. Большое окон пропускало много солнца. Джагхед лавировал между столиками, не глядя на пациентов и сосредоточившись только на одном человеке- на женщине, сидевшей в дальнем конце зальчика.       Джаг был прав – она выглядела как он. Или скорее, он как она. Его мама сидела за столиком у окна, катала по тарелке зеленые горошины и листала книгу. Подняв глаза, она улыбнулась ослепительной улыбкой- точь-в-точь как у него, только мягче, - и это не была улыбка душевнобольного человека. Человек, который готов свести счеты с жизнью из-за перепадов настроения. Так улыбается женщина, которая очень, очень счастлива видеть своего сына.       Она встала и обняла его. Глэдис была высокой, стройной и гибкой, и солнце высвечивало золотистый нимб вокруг ее волос. Глаза у нее были такими же, как у него: того же ярко зеленого цвета. Единственное, чем они разнились, - нее были веснушки. Джагхед что-то сказал мне и подвел меня к ней.       — Значит, ты Бетти, — улыбнулась Глэдис.       — Да. — У меня неожиданно пересохло горло. По какой то причине - может, потому, что Джагхед с такой любовь обнял ее - я не почувствовала потребности проверить ее на предмет оружия. Я вообще не видела в ней ничего страшного. Она была просто…Глэд.— Рада познакомиться с вами.       — Я тоже. Джаг все время говорит о вас.— И прежде чем я успела очухаться, она заключила меня в крепкие объятья.       — Не помню, чтобы я когда-то упоминал о ней, — сказал Джагхед, но потом потёр шею и стал смотреть в сторону.       — Не слушайте его. Он с семи лет притворяется, что забывает самые разные вещи, — сказала Глэдис. — Присядьте. Вы проделали долгий путь! Я тихо сидела и наблюдала за ними, слушала, как Джагхед и его мама говорят обо всем и вся. Вдруг речь зашла о детстве Джагхеда.       — Ты жил в Германии? — спросила я, глядя на обоих. — На ферме? Брови Глэдис взметнулись вверх, и она посмотрела на Джага:       — Ты не рассказывал Бетти об этом?       — Нет, он ничего такого мне не рассказывал. Глэд, нахмурившись, взглянула на Джага, а тот лишь пожал плечами.       — Мы переехали туда, когда Джагхеду было семь, а вернулись через несколько месяцев после того, как ему исполнилось тринадцать. — Глэдис повернулась ко мне:— Он очень горевал, но мой папа умер, и мы не могли больше там оставаться. То, как она это сказала, заставило меня подумать, что причина была не только в этом. Что она упустила что-то важное, но продолжать не стала. Джаг сидел скрестив руки, и не отрывал глаз от стены.       — Мне казалось, ты нашел друзей, — сказала Глэдис.       — Нет, мам. Никому не нравится, когда я говорю с акцентом.       — Мне нравится, когда говорят с акцентом, — спокойно сказала я.       — Большинству людей тоже, но только в случае, если с акцентом говорят горячие цыпочки и бронзовые парни, мускулистые и с обаятельными улыбками, а не щуплые всезнайки в одеже не по размеру, у которых нет абсолютно ничего общего со сверстниками. Я не знала, что ответить на это. Глэд, по всей видимости, тоже. Она закрыла рот рукой и стала озираться вокруг, словно искала, куда положить книгу.       — Я пойду в туалет, — внезапно сказал Джагхед, вставая с кресла. — Вернусь через минуту. Когда двойные двери закрылись за ним, Глэд спросила:       — Он рассказывал вам, почему я здесь? Я кивнула.       — Бетти, если я задам вам несколько вопросов, вы постараетесь ответить на них честно?       — Да, конечно.       — У него есть друзья? Я понимаю, Джагхеда нелегко любить, и знаю, он думает, будто люди… ну, скажем, утомительны, но ведь даже самые необщительные с кем-то сходятся, и я не знаю…— Она замолчала и с надежной посмотрела на меня.       —Эм, у него был друг, Арчи, он мой бывший парень. И кое что произошло между нами с Арчи, после чего я не видела ребят вместе. Думаю это повлияло на Джага. Глэдис кивнула.       — Второй вопрос. Люди считают его… неприятным? Я бы рассмеялась не будь Глэдис столь серьёзна.       — Большинство считает его именно таким. Но это только потому, что они не знают его и он не пускает их в свой мир. Думаю, так ему больше нравится. Глэдис снова кивнула.       — Сомневаюсь, сможете ли вы ответить на последний вопрос, но…— Она сделала глубокий вдох, совсем такой же, какой сделал Джагхед, прежде чем спросить меня, хочу ли я поехать сюда:       — Он счастлив?