***
Видимо, Найт сильно рассердился. Даже музыку включать не стал. Через какое-то время молчание становится несколько угнетающим, и Кларенс робко тянет руку к радио. Найт деланно не смотрит в его сторону и молчит. Кларенс крутит колёсико настройки, обрывки разговоров и музыки представляются ему разноцветными кусочками бумаги, как будто разорвали журнал на мелкие клочки, перемешали, а затем снова склеили вместе. Это называется колледж. А потом рука замирает. Останавливается. Вот она, точка. Салон наполняется неумолимо движущимся ритмом и мрачным, как глухая ночь, голосом: (In the western sky) (В западном небе) (My kingdom come) (Будет царствие моё) So still so dark all over Europe Так тихо и мрачно по всей Европе, And I ride down the highway 101 И я еду по трассе 101, By the side of the ocean headed for sunset Мимо океана, уткнувшегося в закат, For the kingdom come Ради царствия грядущего, for the Ради Black Чёрной, Black planet Чёрной планеты. Black Чёрного, Blackworld Чёрного мира.* Чернота внутри Кларенса, чернота музыки и текста синхронизируются. Оказывается, в мире есть место черноте. Кларенс слушает, как завороженный и, когда ди-джей объявляет название группы — The Sisters Of Mercy — новым взглядом смотрит на свою футболку, которую выбрал из-за имени сестры — бездумно пробегая пальцами по острым углам нарисованной пентаграммы. Найт хмыкает, покосившись, но продолжает молчать. The Sisters Of Mercy сменяются на Nick Cave and The Bad Seeds, ди-джей мрачно шутит, что «сёстры милосердия уступают место креслу милосердия». Это целый новый мир для Кларенса. Мир, наполненный тьмой и болью и очищающим огнём — но вынесенный за пределы его тела, его души. То, в чём растворяется одиночество. Невысказанные мысли и эмоции, воплощённые голосами и инструментами музыкантов, имена которых ничего не говорят Кларенсу. Nine Inch Nails, Bauhaus, The Cure, Mary Of Iron… Из глаз, пока незаметно для него самого, начинают катиться слёзы. — И под конец нашего Чёрного Часа, — говорит ди-джей, — неумирающая песня самой мрачной группы на свете. Joy Division, встречайте. И любите друг друга, пока живы! С вами был Джон Блэк, до следующей пятницы! Под «Love Will Tear Us Apart» Кларенс не выдерживает и рыдает так, как, кажется, не рыдал ещё ни разу в жизни — начиная от беззвучных всхлипов и заканчивая судорожными попытками сжаться в комок, не отстёгивая ремней безопасности. Тьма концентрируется в какой-то крохотной точке внутри, и от неё болит сердце. — Что ты… ну что же ты… Кларенс! — Найт мотает головой, пытаясь одновременно следить за дорогой и обеспокоенно глядя на Кларенса, и, продолжая держать левой рукой баранку, тянется правой к заплаканному лицу, стирает мокрые дорожки. Потом, когда последние аккорды сменяются заставкой выпуска новостей, вырубает радио.***
До Бейкерсфилда мы добираемся даже немного раньше, ещё только-только десять вечера — я гнал на самой высокой из допустимых скоростей. Проезжая по улицам города, минуем симпатичный белый домик с вывеской «МАСТЕРСКАЯ ГУДВИН» и сворачиваем на боковую улочку рядом. Подъезжаем к высокому забору — из-за той стороны перекидываюся усики плюща — и останавливаемся возле запертых ворот. —Ну, вот и добрались… Сейчас будет шоу. Я выбираюсь из машины, и, подмигнув, с разбегу кидаюсь на забор, подпрыгиваю и перелезаю. Я точно знаю, в каком месте есть лазейка. И надеюсь на то, что Тед отключил электрический ток. Иначе шоу будет очень чёрным… Но всё в порядке, и через несколько секунд створки ворот расходятся в сторону. — Сейчас подгоним к дому… — Я снова сажусь в автомобиль и очень осторожно въезжаю по асфальтовой дорожке во двор. — Ну всё, выходи. Надо ещё ворота запереть. Кларенс выбирается и округляет глаза. Вряд ли он когда бывал в подобном месте. Множество цветущих клумб, журчащие фонтанчики, маленькие фонарики, развешанные здесь и там… всё это и мне кажется похожим на зачарованное царство. Впрочем, не удивительно: как это и было в сказке, Эми и Тед — классическая пара «Красавица и Чудовище». Кларенс всё ещё любуется дивным кустом белых роз, когда я взбегаю по ступенькам, готовясь постучать, но дверь распахивается сама собой и слышится звучный, как колокол, голос: — А вот и ты! Ух, ну и зарос, братец, просто дикобраз! — Кларенс! — зову я. — Знакомься, Тед Гудвин. Эээ… не бойся! Кларенс опасливо приближается. Откровенно говоря, я его понимаю: Тед — это двухметровая скала с лысым, чуть скошенным черепом и огромными руками. Человек он, правда, хороший… но напугать может. Шери обычно зовёт его ласково «огром», а Эми на это надувает губки. Тед жмёт руку Кларенса своей лапой и извиняется, что Эми не вышла встречать. — У неё режим сейчас. Да и девочки уже спят. Да вы проходите, ужинать будем! Нет-нет, Найт, все передачи — жене в руки, я ж забуду, завтра лучше! Через пять минут мы уже сидим на уютной кухне и уплетаем картофельную запеканку, только что из духовки, запивая её молоком. — Эми сказала поставить в девять двадцать. Говорит, как раз к вашему приезду будет готова. Я закашливаюсь, вытираю слёзы: — Эми всегда знает, когда кто приедет… — Это точно, — добродушно подтверждает Тед. — Сказала, что с аккумулятором у тебя что-то, так я сейчас, если разрешишь, поставлю на подзарядку… — Спасибо! — Ну вот и хорошо. Спать мы вам постелили в разных комнатах, если что… У нас сейчас вторая гостевая готовится под детскую. Но одна комната всё же есть и ещё диван в гостиной. — Я на диване, — быстро говорю я. — А Кларенсу нужно хорошо выспаться. — Ему и есть нужно хорошо, — озабоченно замечает Тед. Кларенс не выдерживает и улыбается в стакан молока. Тед сообщает, что ему завтра рано вставать — Эми предупредила, что задержавшаяся доставка запчастей прибудет в шесть утра — желает спокойной ночи и уходит. Мы с Кларенсом ещё какое-то время сидим на кухне. Кларенс, вроде бы, хочет что-то сказать, но мнётся, а мне не хочется на него давить. Поэтому я разглядываю стены кухни. Кухня, как и сад, совершенно волшебная: деревянные полки, на них — стеклянные банки со специями; сияющие половники, вилки, ложки и ножи, ещё какие-то штуковины, связанные с приготовлением пищи, назначение которых мне неясно; аккуратные стопки тарелок; несколько корявых детских рисунков, любовно вставленных в рамочки… Вдруг Кларенс встаёт и начинает мыть посуду, осторожно берёт тарелки, кружки и приборы кончиками пальцев. Потом идёт в сторону коридора и нерешительно останавливается. — По лестнице наверх, первая дверь справа. Это ванная. Соседняя комната — для тебя, — отвечаю я на молчаливый вопрос. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Найт. И только сейчас я понимаю, что у него же поранены руки. Ох и дурак ты, Найт…***
Как можно скорее приняв душ — чтобы не помешать спящим здесь людям звуком льющейся воды — Кларенс, завернувшись в полотенце (оставлено с запиской: «Для Кларенса», он знает, что писала женщина, и что эта женщина — настоящая фея), осторожно пробирается в гостевую спальню и ложится на кровать. Бельё чудно благоухает. Сирень? В этом доме так спокойно. Он лежит и смотрит в потолок, на лёгкие отблески фонариков с улицы. За стеной шумит вода и шумит так долго, что Кларенс, убаюканный, погружается в полудрёму. Снова — чернильная тьма, удобная, заботливая — в которой растворяется он сам. Скоро придёт Мерси; скоро придёт Мерси и расскажет ему; скажет, что делать дальше, куда ехать… тьма вздымается лёгкой дымкой над кроватью, свивается ленивыми завитками… Интересно, как там Найт? Что же это было тогда, что померещилось Кларенсу при первой их встрече? Словно отблеск далёкой звезды внутри у Найтшейда. Чудесная, непостижимая сила… и почему он не рассказал мисс Шери об этой встрече… и почему «ведьмак»… это ругательство или как… Кларенс ждёт сестру, но она всё не приходит.***
Найт пытается заснуть на диване в гостиной. Диван удобный, как и вся мебель в доме у Гудвинов, но Найт всё никак не может пристроиться, ворочается с боку на бок. Правильно ли он сделал? Хорошо ли то, что он привёз такого вот Кларенса — Кларенса-привидение, Кларенса-ведьмака — сюда? А вдруг что-то произойдёт… но что может произойти здесь? У Эми и Теда?.. Через некоторое время Найт не выдерживает и, осторожно прокравшись на второй этаж, замирает возле двери, за которой спит Кларенс. Прислушивается. Всё спокойно… Неспокойно только Найту. Ведь если ведьмаки — реальность, то сколько же ещё в мире всякого, всего, чего он до сих пор просто не замечал? Да и не привык Найтшейд ложиться спать так рано. Найт, вздохнув, так же тихо спускается вниз. Может быть, отпереть бар и взять бутылку? Подумав, Найтшейд откидывает эту затею. Наверняка внутри обнаружится записка от Эми… уже было так однажды. Не в силах заснуть, он ещё долго, стиснув зубы, мастурбирует на диване в гостиной. На внутренней стороне век перед ним проносятся образы: кофейная кожа бывшей жены Октавии, улыбка Шерил Паркер, ладная фигура знакомой серфингистки Руби… Кларенс, пьющий молоко… молоко разливается перед глазами, перерастая в молочно-белый свет, и грозная музыка гремит в ушах, когда Найт кончает. Отдышавшись, он стаскивает с члена презерватив. Ночь тиха, и только луна единственным своим глазом заглядывает в спящий дом.