Paraselene

Четвёртое сентября, 1986 год.

Дом Тёрнеров

5:18

Я проснулся первым в доме. Стандартные утренние процедуры, и будто заново родился. Опьяняющая свежесть на удивление прохладного утра и умиротворяющий никотин, растекающийся по телу: мир практически играет новыми красками. Есть прелесть в ранних подъёмах: сидишь на траве, зарываясь в зелень пальцами, встречаешь рассвет и с кайфом наблюдаешь, как пробуждается природа. Птичьи трели разливаются по городу, первые автомобили выезжают на дорогу, где-то вдалеке громко включают радио для всей улицы. Здесь так принято. А для тех, кто пока ещё никуда не торопится, находится время подумать о том, что действительно имело значение, о чём-то более глубоком. Об акварельных глазках. Сара всерьёз зацепила меня, но это обстоятельство только навевало тоску, потому как я понял: в погоне за всеми этими девицами, которые, к слову, словно на подбор, оказывались смертельно скучными и до одурения тупыми, купаясь в томных взглядах и сладострастных речах, я упускал совсем немаловажную деталь. Как бы банально это ни звучало, за свои неполные восемнадцать я ни разу не был по-настоящему влюблён. Бесспорно, я не мог похвастаться обилием времени на шашни: другие приоритеты. Но, положа руку на сердце, иногда так хотелось чувствовать себя просто подростком, голова которого забита отнюдь не вопросом, как помочь матушке обеспечить семью; не вопросом, как заработать побольше денег; а размышлениями, где устроить девушке лучшее свидание, как всё обыграть и что при этом подарить. Ведь несмотря на свою показную взрослость, брутальность и независимость, я, в первую очередь, оставался просто молодым человеком с литрами нерастраченной нежности, протекающей по венам. Солнце поднималось всё выше над горизонтом: день неумолимо вступал в свои права, вытесняя ленивое утро; постепенно лёгкость уплывала, возвращая не к самой радужной действительности. Мысли роились, перескакивали от насущного к горестному, перестукиваясь в голове. Страшное уже случилось: оставалось только докопаться до истинных причин произошедшего. Чертовски бесило, как всегда, что именно мне больше всех было дело до этого! Сэм уже довольно давно не являлся моим близким другом, но он был не последним человеком в нашей компании. Ему доверяли. Я доверял. Я всегда мог рассчитывать на помощь Льюиса, пусть мы уже несколько лет не были друг другу ничем обязаны. Я не мог понять только одного: как настолько умело он скрывал свои переживания. Почему, встряв во что-то дерьмовое, не просил о помощи? Два года назад, будучи не совсем трезвыми, ну ладно, совсем не трезвыми, мы с ребятами угнали у одного придурка раздолбанную тачку и покатились в соседний город на дискотеку. Конечно, я был за рулём, ну кто же ещё! Не успели мы выехать даже на трассу, как под колёса прыгнула лиса. В наших краях эти животные практически вымерли, поэтому любой вред, причинённый им даже по неосторожности, приравнивался к преступлению. Парни в угаре спокойно продолжали пить на заднем сиденье и даже не заметили, что на дороге что-то произошло. Сэм же ехал со мной впереди. Резко затормозив, мы с Льюисом переглянулись и вышли из машины. От увиденного я протрезвел моментально. Не справившись с созерцаемым, меня вывернуло прямо на дорогу. — Иди сядь на пассажирское, — Льюис дал чёткое указание, махнув головой на распахнутую дверцу. Я даже не стал с ним спорить. Парень подошёл к багажнику, достал оттуда домкрат, нацепил перчатки и, спустя недлительное время поднимал механизмом тачку, что было совсем нелегко и даже рискованно, при таком-то количестве народа внутри. Ещё несколько минут, и Сэм уже отбрасывал окровавленные клоки шерсти на дорогу. Когда всё, что оставалось от несчастного животного, было убрано, Льюис молча взял лопату и отошёл к обочине. Похоронив лисицу, позвал меня и просто попросил, чтобы я полил на перепачканные руки водой из бутылки. Без нотаций, понтов и намёков. Словно это — обыденная ситуация. Будто и не помог вовсе. — Она сама глупая была, забей, — Сэм ободряюще похлопал по плечу. — Пойди и докажи это зоозащитникам, — мне же всё ещё было нехорошо. — Никто не сдаст. Я прослежу. И правда проследил. Этот случай стал для меня маркером. Именно таким человеком и был Сэм Льюис. Смелым и надёжным. Касаемо футбола, безусловно, он являлся неотъемлемой частью команды. Не без косяков, конечно, но в целом, игроком парень был совсем не слабым. Странно употреблять дурацкое слово «был», вспоминая о человеке, ещё пару дней назад тусующемся с нами на УКЗ. От Фила не было никаких вестей. Они с Сэмом исчезли из поля зрения примерно одновременно, только последний ушёл под гремящие фанфары и звук битого стекла, а вот Фил подозрительно залёг на дно. Приблизительно зная подгнившую натуру этого парня, я был уверен на все сто, что тот подаст на нас заявление. Как минимум, за побои, а про максимум и думать не хотелось. Слишком много подноготной знал. Но всё было тихо, и, надо признать, это обескураживало. Желания разбираться ещё и с ним лично у меня не было никакого, а ребята, кажется, предпочитали делать вид, что никогда и не знали даже о его существовании. Словно Фил — позорная страница, которую нужно было перевернуть как можно быстрее, и скомкав, вышвырнуть. Теперь, стараниями Моринг, у них есть я. Было удобно переложить ответственность с одного на другого, лишь бы перемены прошли мимо каждого из компании по касательной. Кажется, я взял на себя слишком много ответственности за чужие поступки.

Школа Сентфора

— Тёрнер, — я обернулся на низкий голос. — Мистер Никсон, — кивая шерифу. — Пойдём-ка поболтаем, — мужчина безапелляционно направился в пустующее крыло школы, как бы приглашая пройти следом. Спасибо, хоть не в участок. Мы зашли в кабинет, когда-то принадлежавший начальным классам. — Что ты можешь сказать об исчезновении Сэма Льюиса? — Никсон не стал ходить вокруг да около, предпочтя начать с вопроса в лоб. — Не больше, чем другие, — этот разговор почему-то уже не нравился. — У вас с ним был громкий конфликт, — многозначительно протянул шериф. Он пытался что-то предъявить? — Исключительно спортивный, в прошлом году, ничего серьёзного. После этого мы общались нормально, — я кивнул, словно подтверждая свои слова. — Меня интересуют подробности, — мистер Никсон продолжал напирать. Я мысленно посчитал до десяти, после чего спокойным тоном начал рассказ о стычке на поле. — Сэм вёл себя невменяемо. В тот день он вообще не контролировал свою агрессию! Не смотря на все его заслуги, тогда я хотел, чтобы его просто отстранили от футбола. Ничего личного: парень портил репутацию команды. Когда соперник сбил его с ног, отобрав мяч, Льюис набросился на этого парня и стал избивать лицо. Игру, конечно, остановили. Чтобы прекратить поток этого безумия, мы втроём, — я поставил ударение на этом слове, — оттаскивали его от соперника. Как только смогли это сделать, неадекват прекратился, Сэм обмяк и… заплакал. Как девчонка, навзрыд! Конечно, нам засчитали поражение. На следующий день я поставил вопрос ребром: я хотел, чтобы его отстранили. Собственно, это всё, — пожав плечами. — Как считаешь, почему он расплакался? Я молчал, нутром чуя неладное. — Он принимал наркотики? — все эти вопросы давили. Внезапно в коридоре кто-то закричал. Мистер Никсон замолчал и прислушался. Дверь захлопнулась, будто от сквозняка, которому неоткуда было взяться, ведь окна в помещении оставались закрытыми последние несколько лет. — Майкл, я задал вопрос, — словно напоминая о своём присутствии. — Не знаю. Я слышал, отчим его избивал, — переводя щекотливую тему. Мало ли, что могло взбрести в голову служителю доблестной, если вдруг я ляпнул бы лишнего. — От кого слышал? — мужик профессионально цеплялся за каждую ниточку в нашем разговоре. — Да даже от самого Сэма, — и такое было, да. — На вопрос о наркотиках ты предпочитаешь не отвечать? — в голосе явно звучала скрытая угроза. Я вздохнул. — Он как-то предложил купить у него, — нет, выпить я, конечно, был не прочь. Но наркотики… Разумеется, я тогда выслал Льюиса нахер. — Сказал, что украл у отчима. Возможно, и сам увлекался. — Интересно, — мистер Никсон почесал подбородок. — Предлагал только тебе? — Не могу знать, — и это была чистая правда. Такие вещи не обсуждались во всеуслышание. — Ладно, иди, — спокойно произнёс шериф. Его лицо оставалось непроницаемым. — Всего хорошего, — я схватил рюкзак и быстро ретировался из класса, пока Никсон не придумал, чем бы ещё этаким поинтересоваться. Выходить на улицу сейчас было не самой умной затеей, зато мужскую уборную в этом крыле практически никто не посещал, особенно во время уроков. Я зашёл туда и спокойно закурил. Было о чём поразмышлять, на самом деле. Никсон не просто так полез в причины неадекватного поведения Сэма. Это могло означать, что в его крови нашли следы наркотиков. Бедная миссис Льюис! Знал ли что-то об этом Люк Моринг? Как к нему подобраться? Могла ли в этом пособить Адель? Или таки удастся договориться с Сарой? Я приоткрыл дверь: в коридоре было пусто. Отлично! Озираясь на всякий пожарный, поспешил к выходу. Сегодня хоронили Сэма, нужно было поддержать его маму. Возвращаться на уроки я уже не собирался. Стоило только свернуть за угол, как на меня налетела никто иная, как мисс О’Нилл. Не удержав равновесия, мы оба рухнули на пол. — Да твою мать, грёбаный Тёрнер! — личико Сары скривилось в ярости. Это было уже слишком! Я подскочил на ноги и, схватив девчонку за запястье, рывком поднял с пола и поволок в тот же кабинет, в котором недавно общался с шерифом. — Что ты делаешь? Пусти! Ты больной придурок! — пропуская ругательства мимо ушей, буквально закинул её в класс и плотно закрыл за нами дверь. — Тише ты, не ори, — взглядом я пригвоздил Сару к месту. — Какого хрена? — действительно на удивление тихо спросила девушка, обречённо озираясь, словно ища пути отступления или средства для самообороны. — Это ты мне скажи, какого хрена? Тебе не показалось, малышка, что ты перегибаешь палку почём зря? — я наступал словно хищник. О’Нилл же вжалась в парту. — Ты просто ведёшь себя, как… — Сара не договорила, только пискнула, когда я приблизился и корпусом прижал её к столешнице. — Как кто? — акварельные глазки затуманились. Девчонка приоткрыла манящие губы, как только я полностью сократил расстояние между нами, вжимаясь в неё. — Как… — я сжал её шею, пугая до полусмерти. — Майкл, ох! Подействовало отрезвляюще, и я отскочил на безопасное расстояние. — Проваливай, — зарычал, отвернувшись. — Что? — Что слышала, уноси ноги! — я и сам не понимал, почему не взял О’Нилл прямо здесь и сейчас. Больше повторять не пришлось. Через несколько секунд дверь с силой ударилась о косяк. Проклятье! Что она вытворяет с моим самообладанием? Я спешно переоделся и направился на подработку; время катастрофически поджимало. Я уже прилично опаздывал. Кем работают крутые парни? Наверняка моё окружение ни раз задавалось этим вопросом. Я красил машины и мотоциклы: тонкая, хорошо оплачиваемая и вполне себе престижная работа, которой и покозырять было не стыдно. Вот только именно на эту работу я попадал, при хорошем раскладе, раз в месяц. Эта индустрия была не настолько развита, чтобы отбоя от клиентов не было: да и немногие захотят ехать в Сентфор целенаправленно, дабы покрасить свою деточку у начинающего мастера. Местное же население скорее предпочтёт ездить с царапинами, чем отдавать деньги за что попало. А потом металл ржавеет, эмаль ползёт дальше, и простой покраской ситуацию уже не спасти. Жалкое зрелище. Поэтому сейчас я спешил на другую, не настолько хорошо оплачиваемую, но от этого не менее тяжёлую работу. А именно, на железнодорожную станцию: с четверга по воскресенье прибывали вагоны, которые нужно было оперативно выгрузить. Мне крупно повезло: моё телосложение позволяло не оставлять здесь последнее здоровье. К счастью, я не срывал спину так часто, как некоторые мои коллеги. Здесь не было скидки на возраст, цвет кожи и физические данные: все работали не покладая рук, буквально на износ. И если я чётко понимал предел своих сил и вовремя мог сказать себе «стоп», то были и другие. Кто-то из этих других был единственным кормильцем в семье и бежал сюда после полного трудового дня на основной службе; кто-то только на выгрузку вагонов и был способен, а кто-то, оставшись временно без работы, шёл сюда от безысходности. Таких, как я, здесь больше не было. Я помнил свою первую смену, будто она закончилась вчера; хоть и прошло уже без малого четыре года. В тот день, придя после школы домой, я обратил внимание, что мои любимые джинсы практически перестали прикрывать щиколотки. Я вытягивался, одежда становилась мала, а новой просто не было. На зарплату мамы рассчитывать не приходилось, нам едва хватало на продукты и учёбу, а ещё и коммунальные нужно было оплачивать! В общем, именно благодаря этим дурацким штанам, я окончательно решил для себя вставать самостоятельно на ноги как можно скорее. Конечно, разгружать вагоны не было пределом моих мечтаний. Везде, куда бы я ни приходил устраиваться, меня ждал отказ: то по возрасту не подошёл, то опыт работы нужен, то просто рожей не вышел. Я тыкался во все возможные места, где были открыты хоть какие-то вакансии, но, как назло, всюду меня поджидал отказ. После очередного неудачного собеседования в продуктовой лавке (им нужен был человек исключительно на полный рабочий день), я присел на скамейку и тяжело выдохнул. Эмоции грозовыми тучами нависали надо мной, готовые вылиться горючими слезами. Уж как есть. Отчаяние уже не просто захлёстывало, оно буквально топило. Просидел я там несколько часов, пока хозяин не вышел и не рассказал о том, как совсем недавно разгружал вагоны на станции после работы на заводе, чтобы открыть своё дело. Хлопнув по плечу, добавил, мол, будет трудно, но зато деньги за разгрузку получу сразу, на месте, ничего не нужно ждать. Сомневался только, хватит ли у меня, мальчишки, сил для такой работы. И вот, я стоял перед первым в своей жизни полным вагоном. Разгружали их по-разному, в зависимости от количества присутствующих на станции рабочих. Иногда втроём, иногда в одиночку. Признаться, прыгнуть с места в карьер было отчаянным поступком. Под конец разгрузки (конечно же, я уже оставался один: все остальные с работой справились и разошлись по домам), я выгрузил последний ящик и без сил повалился на землю. Казалось, что больше не встану. Всё тело сводило одной судорогой, руки буквально отнимались. Рядом со мной присел шеф и спросил, что именно привело такого юного щегла сюда, на станцию. Выслушав, предположил, что я сломаюсь и больше не вернусь. Конечно, именно такие мысли и посещали в тот момент, но суммы за эту первую выгрузку в одиночку как раз хватило на столь необходимые мне джинсы. И на хризантему для мамы. Этот финансовый аргумент был весомее всех остальных. Пусть бывало тяжело, порой даже слишком, но в целом эта работа была по силам, не занимала много времени, а главное, не требовала ничего, кроме желания вкалывать. Позже я влился в коллектив, будто всегда был его неотъемлемой частью. И пусть на тот момент мне было всего четырнадцать, я чувствовал себя на равных со всеми мужиками, работающими здесь. Взаимовыручка процветала: помочь разгрузиться, подмениться сменами, прикрыть кого-то перед начальством в действительно острой ситуации (халтурщиков, конечно, никто не любил и не поважал). Именно здесь, на станции, «случилась» моя первая сигарета. В то время как некурящие впахивали, у курильщиков были законные перекуры-передышки, что, конечно, выглядело очень заманчиво. Втянулся я легко и на упования окружающих о необходимости срочно бросить не вёлся. Не хотелось, да и, признаться, просто нравилось. Шло время, менялись лица. Я не прогибался, но и старался лишнего не рамсить: никто не знает, когда тебе может пригодиться то или иное знакомство. Так и случилось позже. Мужчина, уже достаточно в солидном возрасте, наконец смог накопить нужную сумму для открытия своего автосервиса. Мы разговорились по душам в его последнюю смену. Я признался, что мне очень нравилось наблюдать за тем, как мастера ловко справляются с ремонтом машин. И в действительности самому хотелось этому научиться. Я считал, что за автомобилями будущее. Если честно, техническая сторона вопроса была не очень интересна, а вот внешний вид железяки гипнотизировал. Я подмечал все недочёты покраски, неверно подобранные тона, неправильно уложенные штрихи. Пришло примерное понимание, как залечить и замаскировать скол. Я начинал тренироваться на цветном ломе. Немного поднабив руку, волей случая мне довелось покрасить соседский Ford. Результатом остались довольны все: я, хозяин авто и, главное, тот самый мужик со станции, открывший свой автосервис. Без ложной скромности, я понял, что чувствую цвет и то, как краска ляжет на металл. Понимал, какая нужна консистенция, какой толщины нужен слой, чтобы не переделывать работу бессчётное количество раз. С тех пор за покраску транспорта в Сентфоре в основном отвечал я. И всё же, был огромный минус в этой работе — её невостребованность. — Что, Майкл, так себе денёк, а? — завидев меня издали, замахал рукой знакомый мужичок. — Видок у тебя как у потрёпанной кошки! — Здорóво, Кайл! — я улыбнулся, приближаясь к коллеге. — Покурим и приступим? Мы сегодня вдвоём, — радостно затараторил он. — Пожалуй, — а день-то, действительно, был так себе. Трепать языком не хотелось. — Тут тебя спрашивали, — Кайл заговорщически подмигнул. — Что-то ты слишком взбудоражен этой новостью, — сделал логичный вывод я. — Кто? — Тётка одна, приезжая. Поцарапала тачку. Ей тебя посоветовали, — он раздулся от важности. — Кайл, — этот мужик принёс первую приятную за день новость! — Ну давай уже подробности? — Я стоял на заправке со знакомым. Подъехала серебристая машина. Барыня за рулём давай расспрашивать: где подлатать можно, кто умеет? Ну я ей и посоветовал тебя! Только не стал сдавать, что ты здесь работаешь, ты ж нас стесняешься, — он заливисто расхохотался. — Сказал, что ты моему другу такую тачку отгрохал: от новой не отличить! Завтра приедет в обед на ваш сервис. — Ты мне лучше расскажи, что пьёшь. Проставляюсь, — это и в правду было чертовски приятно. — Сойдёмся на небольшой упаковке пива! — Кайл хлопнул себя по животу. — Как скажешь, — и в приподнятом настроении мы взялись за дело.