Мекчаба

Первым, что он увидел перед собой очнувшись, был высокий белокаменный потолок, расписанный тёмно-коричневым узором, столь геометричным и искусным, что некоторое время Траун просто разглядывал его, пока его восприятие возвращалось в привычное состояние. — Это не может быть посмертие, а значит я не умер. А значит, либо сплю, либо… — он попытался встать, но тут же всё тело пронзила боль столь сильная, что он сам не заметил, как закричал. Собрав волю в кулак, он стиснул зубы и заставил себя сосредоточиться, чтобы оценить повреждения. Самая сильная боль отдавалась из правой ноги. Она была такой обширной и разнообразной, что пока не поддавалась анализу рассудка. Очевидно конечность была сломана, возможно в нескольких местах. Несколько менее ярких очагов были на спине, шее и затылке, а также сильно ныло левое плечо, вероятно после вправленного вывиха. Кожа чесалась в местах многочисленных ссадин, но в сравнении с остальным это было что-то совсем незначительное. Траун огляделся. Он лежал на жестком ложе, под головой был плотный тканевый валик. В комнате, в которой он был, почти не было стен — вместо них помещение отделяли от остальных плотные темные занавесы, расшитые разнообразными сценами из жизни и истории лаи. — Мекчаба иру! Вы очнулись! — занавес справа от него раздвинулся, впуская дневной свет, и среди этого света возник силуэт. Траун сперва принял его за одного из местных, но приглядевшись осознал, что это был энсин Вэнто. Только почему-то вместо униформы на нем было одеяние, подобное тем, что носили лаи: на поясе красовалась весомая золотая цепь, между ног с неё свисала расшитая голубая ткань и несколько цепей поменьше, щиколотки и запястья украшали тонкие браслеты из металла и камней, а шея была столь обильно увешана разномастными бусами, что было почти не видно груди. В довершение облика на лбу выделялась светло-голубая лента, терявшаяся в растрепанных волосах, а вся остальная кожа человека была покрыта узорами, нанесёнными голубой краской. — Энсин Вэнто, — поприветствовал его Траун и попытался повернуться, чтобы получше его рассмотреть, но снова застонал от боли. — Нет-нет, не двигайтесь. Вы сильно пострадали, — человек быстро подбежал к нему, опустился на колени у его ложа и бережно взял за руку. Это настолько не вписывалось в привычный образ его ворчливого подчиненного, что Траун снова усомнился в том, что происходящее не было сном или галлюцинацией. — Что произошло? Где ваша униформа? Где… — он поморщился от подступившей тошноты и опустил голову обратно на валик, который хоть и был жестким, но идеально выполнял свою роль и поддерживал шею. — Где мы? — спросил Траун тише, полусознательно ухватившись за руку Вэнто. — Я… не помню, — голос человека звучал вяло и потерянно. — Кажется на дне каньона произошло что-то очень плохое. Меня контузило и… я так и не смог вспомнить своего имени. Лаи сказали мне, что ты мекчаба иру, а я твой сакджи, и мы вместе вытащили тебя из-под завалов. Милостью мекча ты оказался жив. — Из-под завалов? — в сознании чисса вспышкой встало воспоминание о событиях, предшествовавших его пробуждению здесь. Взрывы, грохот, забвение, а потом болезненное возвращение в сознание на дне каньона. Все его тело было раздавлено и зажато в неестественной позе, конечности вывихнуты, правое колено выломано из сустава, а треснувшая лучевая кость пропорола кожу. Лишь правая рука и голова показывались из-под камней. Вэнто тоже лежал без сознания, а когда очнулся, по лицу его стекала кровь, а взгляд был потерянный и испуганный. Траун помнил, как звал его на помощь, но человек лишь в ужасе смотрел на него и молчал, а потом с иррациональным криком убежал прочь несмотря на все уговоры вернуться. Помнил ощущение подступившего страха и отчаяния, мысли о возможной неотвратимой гибели, от которых он снова сбежал в забытьё, не надеясь очнуться. — Ты всё же привёл помощь. Спасибо, — Траун тяжело вздохнул. — Сколько прошло времени? И… где сервер? — Прошло два дня. Бакта-инъекции восстанавливали вас очень медленно, и процесс ещё не завершён, — Вэнто приподнялся и осмотрел тело чисса, и тот только теперь осознал, что лежал совершенно обнаженный, — … о каком сервере вы говорите? — У меня на спине был большой чёрный ящик. Это сервер с данными о скрывавшихся здесь террористах, — Траун снова посмотрел на человека, и по тому, как тот растерянно моргал, убедился, что тот совсем не понимал о чем речь. Но прямо сейчас его взгляд был таким тёплым и нежным, что в нем не шевельнулось ни единой негативной эмоции. — Мекчаба, позвольте спросить вас… кто я? Я действительно ваш сакджи? — Мне неизвестно точное значение этого слова. Лаи тебе не пояснили? — Нолои, избранный мекчаба иру… — А теперь скажи это на стандарте. — Это очень… сложно перевести, не потеряв смысл. Нолои это одновременно друг и возлюбленный, что-то вроде духовного брата. Мекчаба — воплощённый в смертном теле могущественный дух из иного измерения. Иру — атрибут воина. Когда дух сходит в мир смертных, он обычно избирает себе духовного брата, чтобы тот поддерживал его на его сложном пути. И в награду он возносит его дух в сундри — особое измерение, полное покоя и радости, в котором пребывают духи, и сакджи становится одним из мекча. — Что ж, из всех кого я встречал на жизненном пути, вы действительно больше всех подходите на подобную роль, — Траун улыбнулся, продолжая морщиться. — Только вот если бы вы помнили себя, вы бы сейчас ужасно злились. — Почему? — Вы не раз высказывали неудовольствие тем, что мой… выбор пал именно на вас. Ведь вам пришлось сильно изменить вашу привычную жизнь, чтобы следовать за мной. — А какой была моя жизнь? — Ваше имя Илай Вэнто, и вы хотели стать офицером снабжения, пойдя по стезе, привычной вашей семье. Но я помешал вашим планам, и вы стали моим адъютантом на службе Галактической Империи. — Офицер снабжения? Это же… наверное ужасно скучно. Как это может сравниться с великой радостью сопровождения мекчаба? — Тебя и правда сильно контузило. И пожалуйста, называй меня Траун. От этих мифологических терминов сильнее болит голова. И… было бы гораздо эффективнее, если бы ты дал мне пад с собранными данными. — Пад? — на лице человека отразилось такое же непонимание, какое ранее при озвучивании незнакомых слов лаи. Очевидно, просить его отнести его в шаттл и вызвать помощь было также бесполезно. — Где моя униформа? — Траун обвёл себя ладонью. — Одежда, которая была на мне. И на тебе была такая же. Где она? — Я… не знаю. Мою отнесли в хранилище, но ваша была так сильно испачкана и повреждена, что скорее всего ее сожгли. Но предметы, которые извлекли из неё, тоже вероятнее всего в хранилище. Вы сможете туда попасть, когда к вашим ногам вернется сила. — Что, даже трусы сожгли? — спросил Траун со слабой надеждой. — Трусы…? Чисс тяжело вздохнул, снова взглянув на то, что теперь представляли из себя одежды энсина, если их вообще можно было назвать таковыми. Он невольно поймал себя на том, что находит сочетание его смуглой почти как у лаи кожи с золотом и самоцветами более чем эстетичным. Даже притягательным. — Что ж, видимо мне придётся попросить у вождя что-то, похожее на это, — сказал он, указывая пальцем на расшитый кусок голубой ткани между ног человека. — И попроси его навестить меня. — Я сделаю всё для вас, мекчаба, — глаза Илая радостно сверкнули, и он, коротко поклонившись, спешно удалился. *** Спустя некоторое время придя в себя полностью и привыкнув к уровню боли, Траун смог провести более адекватный анализ ситуации, и выводы его были неутешительными. Илай Вэнто действительно не помнил ни себя, ни Империи, и прямо сейчас за неимением альтернатив полностью интегрировался в общество туземцев, заразившись их восторгом перед воплощенным божеством. К счастью он интуитивно помнил курс полевой медицины, поэтому смог воспользоваться содержимым аптечки правильно и наложенное им подобие гипса из ткани и палок достаточно стабилизировало ногу. Вождь Чоль Кри, с готовностью согласившийся на аудиенцию, пояснил где они были и что произошло намного лучше дезориентированного человека. Как воплощённому божеству Трауну выделили комнату прямо посреди храмового комплекса и назначили лучших врачевателей среди лаи заботиться о нём — правда, они уже сделали всё что могли за то время, пока он был без сознания, и теперь их возможная забота сводилась к приготовлению сытных блюд, достойных мекчаба. Отведав одно из них, чисс впервые невольно порадовался своему высокому статусу среди местных — давно ему не доводилось есть так много настоящего мяса, да ещё и приготовленного так вкусно. Вэнто также получил всю возможную помощь — по словам вождя, его нашли раненого и растерянного у спуска в каньон и сделали всё что было в их силах, чтобы минимизировать ущерб от контузии, но к сожалению восстановить его память это не помогло. Но как сакджи, человек пользовался у лаи не меньшим почётом, поэтому они позаботились о его комфорте и даже согласились спуститься в каньон, когда тот рассказал о случившейся трагедии. Выслушав полный отчёт об этом, и о том, как его самого вытаскивали из-под завалов, Траун ощутил серьёзное беспокойство за судьбу подчинённого. Нужно было вернуться в пространство Империи к адекватным медицинским технологиям как можно скорее, но вызвать помощь всё ещё не было возможности — все устройства, которые были найдены при нём, оказались сломаны, а Вэнто свой голоком умудрился потерять, и вероятно тот теперь валялся на дне каньона вместе с сервером, без которого вся их миссия не имела смысла. Повышенная регенерация чисса совместно с бактой должна была исцелить его перелом за несколько недель, которые ему следовало провести почти неподвижно. Все присутствовавшие в округе лаи единогласно желали оказывать помощь мекчаба в исполнении нужд его смертного тела, но Илай выбил себе привилегию делать это самому на правах сакджи. Это одновременно смущало и успокаивало, так как быть полностью обнаженным и уязвимым перед чужаками ему совершенно не хотелось. Илай выполнял с почетом принятые обязанности очень ответственно и бережно. Однако Траун не мог спокойно принимать его энтузиазм, постоянно думая о том, насколько отвратительно ему бы стало происходящее, если бы он вдруг вспомнил себя. Он не просто был готов заботиться о нём — как сакджи он считал себя в праве постоянно желать физического контакта со своим божественным нолои. Принося ему еду, он непременно вызывался кормить с руки и самолично вытирать его рот, а то и вовсе слизывать подтёкший на подбородок сок языком. Промывая раны и царапины и меняя повязку на ноге, он нарочито нежно и возбуждающе гладил кожу чисса, так что к его боли добавилось особое напряжение и сопутствующие ему неуместные мысли. Наконец, даже помогая ему справлять естественную нужду, человек желал быть рядом в постоянном физическом контакте во время процесса, и на попытки протеста возражал, что заботится о безопасности мекчаба. — Илай, серьёзно, я сломал ногу, но я не беспомощен, — хмуро сказал Траун, когда Илай после недолгого отсутствия вернулся с золотым подносом, заваленным горой аппетитных свежих фруктов, и взял с него гроздь крупных алых ягод, явно намереваясь снова его кормить. К тому времени к единственному жесткому валику добавилось ещё несколько подушек, которые чисс положил одна на другую, чтобы с комфортом сидеть на своём ложе. — Мне доставляет радость служить вам, — ответил человек ровно с той же интонацией, как и много раз до этого, и сел рядом с ним на край кровати. Не только его поведение, но и сами его движения были настолько непривычными, что Трауну делалось не по себе. Илай, которого он помнил, двигался немного дёргано, особенно, когда был на эмоциях, сейчас же он был таким неторопливым и изящным, что сравнился бы с тви’лекской танцовщицей. Траун невольно задался вопросом — мог бы он настоящий вести себя подобным образом, и в каких обстоятельствах — и ответил сам себе, что для такого он должен полностью доверять и чувствовать себя абсолютно спокойно. А он был спокоен — слишком спокоен для кого-то в его положении. — Илай, скажи… может быть ты хоть что-то помнишь? Хотя бы какие-то образы или чувства? — спросил Траун, слабо надеясь, что наводящими вопросами сможет как-то вернуть разум адъютанта в прежнее состояние. Хотя бы частично. Хотя бы на столько, чтобы тот перестал так рьяно прислуживать ему. — Образы… — Илай застыл, выставив перед собой руку, сжимавшую в пальцах ягоду, и на его лице, всё таком же потерянном, отразилась грусть. — Я помню мир, похожий на этот. Только там меньше зелени и холмов. Город из песчаника. Много солнца. Женщину с тёмными волосами, — его черты напряглись, кадык дёрнулся, а пальцы сдавили ягоду сильнее. — Там… в волосах была лента. Такая яркая, узорчатая. Жёлтый с фиолетовым. Я тянул к ней руки и не мог достать, — голос человека задрожал. Он стиснул зубы и зажмурился, и по лицу его пробежала слеза, чуть размазав линии голубой краски. — Звучит как воспоминание из раннего детства. Эта женщина — ваша мать? — Я не знаю. Не помню, — он помотал головой, словно пытался стряхнуть с себя непонятные ему эмоции, и нервно сдавил ягоду, которую держал. Сок и мякоть брызнули Трауну в лицо. Заметив свою оплошность, Илай резко изменился в лице, из испуганного и расстроенного снова став восторженно-услужливым. Словно ничего не произошло. — Простите, я такой неаккуратный, — он отложил ягоду на поднос и забрался на ложе с ногами, склонившись лицом к лицу чисса. Тот не успел ничего возразить, когда он несколькими нежными поцелуями снял с его лица испачкавшие его капли. Дойдя до той, что упала в уголок губы, он задержался, и мягко провёл ладонью по груди Трауна, спускаясь к животу. Сперва сбитый с толку столь резкой переменой в поведении и не нашедший, как среагировать, чисс перехватил его запястье, когда он обвёл его пупок указательным пальцем. Это было уже не просто прислуживание. Это было вполне намеренное вторжение в личное пространство, и человек, поверивший в свою роль, считал себя в своём праве. — Что вы делаете? — спросил Траун, надеясь что вопрос отвлечёт и дезориентирует его, но человек нисколько не дрогнул и положил вторую ладонь на его лицо, очевидно намереваясь поцеловать ещё раз. — Я вижу, что вы жаждете моего внимания. И так как ваше тело пока ограничено травмой, я сделаю всё сам. — Вашего внимания? Илай чуть повернул голову и кивнул в сторону набедренной повязки Трауна, и тот заметил, что она приподнята. Была ли тому виной жара или местная пища, но теперь отрицать было бесполезно — красивое молодое смуглое тело энсина Вэнто, маячившее целый день перед ним почти обнажённым, вызывало в нём не только эстетическое удовольствие, но и вполне физическое влечение. Высвободив руку, человек наклонился и проследовал дорожкой поцелуев по груди чисса, снова нежно и плавно погладив его живот. Траун вздрогнул и теперь схватил уже оба его запястья гораздо сильнее и заставил отстраниться. Резкое движение отдалось в ногу, заставив поморщиться от боли. Очевидно это сильно исказило его черты — смотревший на него снизу вверх Илай испуганно сжался. — Не нужно, — строго обозначил Траун, но затем постарался смягчить голос и добавил: — Прямо сейчас я не в той кондиции, чтобы принять твою ласку. — Но ведь это поможет ускорить ваше восстановление. Я буду очень аккуратен, мекчаба, клянусь звёздным светом! — Нет. Правда. Не нужно, — повторил Траун, тяжело вздохнув. Глядя на губы человека, большие и мягкие, он не мог не думать о том, что тот действительно мог сделать ему очень приятно. Но чисс не чувствовал себя вправе так низко воспользоваться тем, что тот потерял себя. — Мекчаба иру, — голос Илая снова задрожал. Он спустился с ложа на пол, встав на колени, и жалобно опустил взгляд. — Скажите, чем я прогневал вас? Какое ужасное злодеяние я совершил и посмел забыть, за которое вы лишили меня вашей любви? — Ты ничем меня не прогневал. С чего ты это взял? — Вождь Чоль Кри сказал, что я был с вами неучтив. Что за это мекча забрали мою память, и теперь я даже не помню о том, как вы любили меня. А сейчас вы… вы меня только отталкиваете! Дайте же мне шанс на искупление… — Что… что за ахинея? — Траун помотал головой, с трудом заставляя себя воспринять услышанное, настолько оно было абсурдным в его системе ценностей. Настоящий Илай посмеялся бы над подобным. Совсем неучтиво. Однако тот, кто был перед ним — тоже был настоящим, и по-настоящему страдал из-за того, что фантазии, на которые опирался его опустевший разум, снова и снова не состыковывались с реальностью, и ему приходилось искать окружающему миру новое объяснние. — Если вы больше не хотите, чтобы я был вашим сакджи… — интонации человека стали совсем жалобными, и теперь Трауна перекосило от отвращения. Отвращения от того, насколько его адъютант прямо сейчас был непохож на себя. — Так. Хватит, — сказал он холодно. — Пододвинь к кровати эту тарелку и принеси мне холодной воды. А после иди к жрице Тиль Су и попроси её рассказать тебе об успехах народа лаи в арифметике. Может быть твои любимые цифры вернут на место твои мозги. Илай отстранился. По его лицу текли слёзы, размывая узор на коже в грязные пятна. Ещё несколько секунд он молча и жалобно смотрел на своего бога, затем опустил голову и тихо сказал: — Не смею возражать, мекчаба.