Пианист в Доме Грусти

Все назначенное Уиллу лечение заключалось в приемах у психолога. Им оказался очень приятный мужчина, с которым у юноши сразу сложились доверительные отношения. Во многом это зависело от того, что доктор Кларк –или Скотт, как он сам разрешил себя называть — часто высказывал свое недовольство методами Бреннера. По его словам, главный врач лечебницы мало интересуется личностью своих пациентов, а весь основной упор делает на физиологические и химические реакции, происходящие у тех в головах, в то время как самая суть всегда находится в мыслях и сознании. Эта критика очень подкупала и располагала. Уилл не забывал об осторожности, но все равно в компании мистера Кларка чувствовал себя намного расслабленнее. Их беседы деликатно и мягко касались всей жизни юноши. За семь сеансов они сделали настоящий прорыв — Уилл смог доверительно делиться моментами, которые раньше предпочитал держать при себе. Он говорил много и объемно, развернуто отвечал на заданные вопросы и зачастую сам становился инициатором каких-либо интересных ему тем. Его поражала способность Скотта любую поднятую проблему уводить к его, Уилла, жизни. За неделю он рассказал психологу столько, сколько никогда и никому не доводилось слышать. Доктор слушал с вежливым любопытством, не посчитал увлечения Байерса странными или смешными, заинтересованно узнавал о комиксах и… Он казался другом. Самым настоящим. И так о мистере Кларке отзывался каждый пациент. Его считали хорошим человеком, его сеансы любили, с ним было уютно. Помимо сеансов у психолога Уиллу назначили другие таблетки. Теперь каждый раз, раздавая пациентам лекарства, санитары должны были помнить о стаканчике другого цвета, предназначенного для Уилла Байерса. Обоих Кэрроу это жутко бесило, поэтому они все чаще и чаще передавали свои полномочия новенькому С.Харрингтону. Уилл почти сразу заметил странное действие назначенных ему лекарств. От них он становился медленным и запутанным, будто под действием алкоголя. Шутки Лукаса казались все смешнее, а попытки Дастина усмирить его неконтролируемый и граничащий с бредом юмор вовсе доводили Уилла до истерики. Эти двое, замечая странное действие таблеток, в один голос заявили, что это наркотики, чему шатен предпочел не верить. Перед сеансами у доктора Кларка доза удваивалась. Иногда эти два часа совсем не отпечатывались в памяти. Уилл покидал кабинет, как он считал, через минуту после того, как туда вошел. При этом каждый раз он добровольно соглашался на гипноз, но по истечению времени абсолютно этого не помнил. Иногда доходило до того, что он растворялся в мягком тиканье часов, а через некоторое время просыпался в своей постели с абсолютно пустой головой. Дастин считал, что именно так доктор Кларк пытается перекроить сознание Уилла. Изменить главные ориентиры на противоположные, таким образом, потихоньку исправляя тягу юноши к людям своего пола. Уилл с этой теорией не спорил, но был уверен, что она не работает. Во-первых, он и сам не знал, верен ли диагноз, написанный в его карте рукой Бреннера. Он никогда не влюблялся в парней и не хотел с ними отношений. Девушек это тоже касалось. Уилл вообще старался не думать о делах сердечных. Всю свою жизнь он видел рядом с собой женщину с разбитым сердцем. Сильную и смелую, но совершенно израненную внутри. Видел свинское отношение отца к ней, слышал их ссоры и крики. С раннего детства Уилл знал, какой болезненной и тяжелой бывает любовь. По этой причине он убедил себя, что никогда не вступит в романтические отношения. Что касается девушек, то они действительно не привлекали Байерса. Он осознавал их красоту и хрупкость, но никогда не чувствовал к ним сексуального влечения. На поцелуи смотрел с неприязнью, а при мысли, что чьи-то длинные волосы коснутся его лица, вообще испытывал сильнейшую тошноту. Ему не нравились компании девушек и каждая из них по отдельности. Не хотелось заполучить внимание той или иной особы. Ничего не шевелилось и не пробуждалось ни в его теле, ни в его душе при виде этих прекрасных особ. Он был уверен, что если и есть человек, с которым он захочет провести всю свою жизнь, то они еще незнакомы. К тому же, в своих мыслях он не относил этого человека к какой-либо половой принадлежности. Во-вторых, даже если бы Уилл осознал свою ориентацию –он ни за что на свете не смог бы в этом признаться. Отчасти, вина за это лежит на Лонни. Он очень долго и упорно терроризировал младшего сына, обвиняя его в гомосексуальности и женственности. Джойс старательно это пресекала, но ущерб, нанесенный отцом, невозможно было сгладить. Таким образом, всю его сознательную жизнь юношу настраивали на то, что он другой. Ненормальный. Не раз Лонни, возвращаясь домой после двухдневных загулов с друзьями, нелестно выражался в отношении рисунков сына, а иногда и вовсе грозился выбить из него «всю голубизну». И если в восемь-десять лет пережить подобное в свой адрес было просто, то с взрослением пришло и осознание, а оттуда появился страх. Этому доктор Кларк уделил особое внимание. Несколько сеансов подряд он потратил на то, чтобы разобраться в ориентации Уилла и убедить его принять ее. Из раза в раз он показывал юноше различные абстрактные картинки, которые тот должен был прокомментировать, включал фильмы без сюжета и предоставлял ему вырезки из журналов, желая услышать честную оценку лиц и тел. Со временем удалось прийти к результату — мужские образы действительно казались Уиллу интереснее, но он объяснял это художественным любопытством. Напряженные мышцы и четкие линии ему нравилось изображать куда больше, чем плавные изгибы женской фигуры. Самому Байерсу это казалось абсолютно нормальным, с чем доктор Кларк был согласен лишь отчасти. К пятому сеансу удалось продвинуться к признанию проблемы. Копаясь в прошлом и анализируя всю свою жизнь, Уилл готов был признать, что он действительно больше тянется к парням. Даже наглядный пример отношений старшего брата играл свою роль. Глядя на то, как Джонатан обращается со своей девушкой, Уилл понимал, что не видит себя в роли опоры и защитника. Он не готов быть щитом и принимать любовь. Он создан для того, чтобы любить и находить защиту в чьих-то надежных руках, а не наоборот. В тот вечер, когда подобные мысли обрушились на него снежным валом, юноша был совершенно подавлен. Признать свою слабость оказалось слишком большим испытанием. Он понимал, что может быть смелым, жертвенным и решительным, но все эти качества должны были быть направлены на конкретного человека. Все его существо стремилось к зависимости от кого-то, с кем он даже не знаком. Был ли у него шанс встретить этого человека теперь, когда он заперт в психбольнице? Отчаяние и тоска могли поглотить его в любой момент, но от этого спасали лекарства. Возможно, ребята были правы, утверждая, что в составе таблеток есть наркотические вещества, но для Уилла это было неважно. Лекарства помогали ему успокоиться и расслабиться, при этом не вызывали зависимости. Могло ли это быть плохим эффектом? Байерс так не считал. В этот день он вновь попал в кабинет директора. В течение недели своего пребывания здесь он ни разу не видел доктора Бреннера, за исключением тех двух визитов в первые два дня. Сегодня здесь все было точно так же, как и обычно, за одним огромным отличием — Бреннер еще не успел вернуться после процедур. Уилл тщетно пытался выяснить, за какую область лечения в этой клинике отвечает седовласый мужчина, но ответов найти ему было не суждено. Ясно одно — этот человек работает в Третьем корпусе, но чем именно он там занимается- держится в строгом секрете, из-за чего по лечебнице идет множество ужасных слухов. Одни твердят о том, что в подвалах Тихого корпуса ведутся эксперименты над детьми, заключающиеся в попытке распознать у них сверхспособности, другие уверены, что Бреннер пришелец, который желает захватить весь мир. Но ссылаться на слова штатных психов не стоит, поэтому никто не верит в эти сказки. В этот раз, сидя в душном кабинете, Уилл пытался по убранству рабочего места идентифицировать область работы директора, но все его «находки» упирались в два странных предмета — гипсовый муляж человеческого черепа и маленький молоточек на длинной спице. Применение этого инструмента Уилл знать не мог, поэтому оказался в тупике. Возможно, неизвестный предмет был лишь сувениром. В остальном небольшая комната выглядела ровно так же, как и неделю назад. Казалось, даже огонь в камине трещал и облизывал сухие поленья точно так же. -Уильям, добрый день –Бреннер возник будто из ниоткуда. Появился за спиной юноши, заставляя того вздрогнуть на своем месте. От одного его вида все спокойствие, устоявшееся внутри шатена, резко поменяло полюс. Он не знал, чем объяснить такую реакцию, но этот человек буквально заставлял его кровь кипеть. Не произнося ни единого слова, он раздражал одним своим присутствием. От взгляда серых глаз хотелось убегать, а руки так и чесались бросить что-нибудь увесистое в самодовольное лицо. Так и сходят с ума? Тем временем доктор занял свое место. Сегодня на нем был халат, который только подчеркивал ледяной блеск в глазах. На белоснежной ткани ни единого пятнышка. Неужели он занимается только бумажными вопросами? Куда легче было представить его с пилой в руках или по локоть в крови... -Как прошла неделя? — он ничего не записывал, лишь открыл карту Уилла, которую на каждом сеансе заполнял доктор Кларк, и внимательно изучил ее содержание –Вижу, у вас с мистером Кларком прогресс. Поделишься? — пронзительный взгляд сканировал каждую клеточку лица напротив, от чего Уилл неосознанно сжался в кресле. Разница между двумя докторами была очевидной. С этим стальным человеком не хотелось разговаривать, дышать одним воздухом и находиться на одной планете. Будь воля Уилла, он бы сжег этот приют вместе с его директором, провел бы несколько потрясающих часов, наблюдая за тем, как это дьявольское место разрушается и сгорает дотла. Витражи в главном вестибюле вылетели бы с громоподобным звоном, это стало бы хорошей заменой праздничному салюту. Чопорные лица людей на картинах плавились бы и кукожились в своих богатых рамах, как дешевые подделки. Каждая балка, каждая перекладина и ступенька –все это исчезло бы, а со временем сравнялось с сырой могильной землей, окружающей это гиблое место. Пепел разлетелся бы на много миль вокруг, засевая собой густой туманный лес и оседая белыми пятнами на бушующих водах океана. И тогда Уилл был бы абсолютно счастлив. Странно, как мысли об ужасном деянии успокаивали огонь в его груди. Шатен заметно расслабился, откинулся на спинку кресла и уже почти не через силу терпел присутствие Бреннера. На этот кабинет легче смотреть, если представлять его в объятиях пламени. -Что ж, если ты не жела… -Мне нужно позвонить –юноша не терял надежды связаться с матерью. Он бы с удовольствием променял возможность выбраться отсюда на простую услугу — Джойс должна знать, что он ее любит. Разве это так сложно? Разве это нечто непосильное для целой лечебницы? -Как я уже говорил, это невозможно- тон Бреннера оставался железным –Я повторю свой вопрос — как твои дела? Ты должен говорить со мной, Уилл. -Что это? –юноша указал на удлиненный молоточек, намеренно игнорируя вопрос директора. Он не желал, отчаянно и самозабвенно противился самой идее обсуждать себя с этим человеком. Казалось, Бреннер способен все повернуть не в пользу Уилла. Ему не хотелось доверять даже самую простую и элементарную информацию о себе. Он не заслуживал знать, какой у Уилла любимый цвет, какие он любит книги, предпочитает ли он есть спаржу или чаще выбирает брокколи… Противоестественно выглядел даже сам этот «разговор». Однако доктор терпеливо отнесся к капризам пациента и, взяв в руки маленький предмет, любовно огладил его пальцами. -Это медицинский инструмент. Симпатичный, правда? Называется орбитокласт — Бреннер с великой бережностью и осторожностью уложил инструмент обратно на продолговатую бархатную подушечку и, соединив кончики пальцев, посмотрел на Уилла. Нежность, переливающаяся в его глазах еще мгновение назад, растаяла, стоило орбитокласту оказаться на своем месте. Неужели этот человек с такой теплотой может любоваться только жуткими медицинскими инструментами? Уилл даже боялся представить, для чего доктору может понадобиться эта вещь. -Еще вопросы? — тон Бреннера звучал все холоднее. -Да. В какой области вы доктор, сэр? — Байерс решил ломать комедию до последнего. Он видел хороший смысл в этом маленьком театре. С одной стороны, у него был отличный шанс узнать о направленности Бреннера. С другой, он мог тянуть время, испытывать терпение доктора, что в конечном итоге привело бы к тому, что тот просто закончил эту неприятную беседу, не выпытывая у юноши ничего личного. -Не волнуйся, Уильям, рано или поздно ты окажешься в моем кабинете, — хищная улыбка на тонких губах выглядела действительно опасно, — В этой больнице я лечу тех, кто сопротивляется больше всего. Уилл слышал прямую угрозу и его это пугало. Бреннер, казалось, упивается ситуацией. Складывалось впечатление, что он в шаге от того, чтобы запеть себе под нос. Видимо, скрытый смысл его слов действительно был настолько ошеломляющим. Байерс поежился, понимая, что он даже примерно не может знать, что этот человек здесь творит. -Я хочу рисовать — не просьба, а требование. Неоднократно на сеансах доктора Кларка Уилл говорил, что очень скучает по своему увлечению художеством. Если бы он был до конца честным, то выразился бы немного иначе. Он не просто скучал по бумаге и краскам — он сходил с ума без возможности переносить мысли на материю. Никогда раньше это не было для него чем-то настолько важным, но теперь… В месте, где пациентам даже карандаши в руки брать нельзя, он готов был лезть на стену и царапать тонкий бархат ногтями. К удивлению Уилла Бреннер не был удивлен. Он молчаливо кивнул, перелистнув страницу карты больного и все тем же немигающим взглядом сканируя каждую строчку. -Да, я вижу, доктор Кларк настоятельно советует для тебя художественную терапию. -Правда? -Ты очень ошибаешься, если считаешь, что все лечение упирается в лекарства и процедуры, Уилл. Ты не представляешь, сколько талантливых людей окружает тебя в этой обитель. Здесь содержатся люди, чьими достижениями мог бы восхищаться весь мир. Ты знаешь, что девяносто процентов известных на весь мир поэтов, композиторов и портретистов были больны шизофренией? Скрытой, пассивной, острой… Ее можно заметить в их творениях, если правильно смотреть. Больше половины этих людей мучились от того же недуга, который преследует тебя…-дальнейшие слова доктора потонули в очередной волне стучащей в ушах ненависти. Уилл не мучился. Он выходил из себя при одной только мысли, что все врачи в этом гиблом месте считают, что он страдает и болеет. Что он всей душой желает исцелиться. От таких стойких и ложных суждений сводило скулы от желания вступить в спор, но Уилл молчал. Он не спорил даже с доктором Кларком. Поймет ли его кто-то? -…в нашем распоряжении есть художественный класс, я попрошу проверить его расписание. Ты сможешь приступить к занятиям на следующей неделе. -Занятиям? То есть, у меня будет учитель? — лицо шатена вытянулось от удивления. -Человек, который будет за тобой присматривать. Мы не можем оставлять больных наедине с их демонами, так здесь заведено, –Бреннер развел руками и захлопнул карту Байерса.

***

Слова директора еще долго не давали Уиллу покоя. Час перед ужином прошел в размышлениях, а сам ужин не лез в глотку. Если за ним будет присматривать один из Кэрроу, то лучше он проглотит банку растворителя и воткнет кисти себе в глаза, чем станет сидеть в одном помещении с этими пиявками. За прошедшую неделю стычек с санитарами больше не было, однако это не делало вышеупомянутых брата и сестру в глазах Уилла приятнее. Они все так же скалились, видя его, все так же молча пихали в его лицо стаканчик с таблетками, все так же довольно улыбались, когда его тошнило от принятых лекарств. Юноша все больше убеждался в мысли, что помощь докторов нужна именно им. Точнее, она была им просто необходима. -Я вам говорю, что это была не пациентка! — Лукас уже четверть часа пытался доказать Уиллу и Дастину, что видел на территории лечебницы потрясающую девушку, в которую он, якобы, влюбился. -Ты же сказал, что она стояла у кабинета мистера Кларка, –уставший от щебетания друга Дастин вяло накалывал на зубчик вилки уже третью горошину. -Да! Но она была в обычной одежде –Синклер почти срывался на крик, но вовремя себя останавливал. -Ты уверен, что не видел ее среди больных или персонала? — Уилл поднял на друга полный непонимания взгляд. Этот вопрос звучал уже трижды, но ответ на него каждый раз был: -Да нет же! Поверьте, парни, я бы не забыл эти безумные волосы… Они как…как закат над океаном, понимаете? Я вижу их каждый раз, когда закрываю глаза… - лицо темнокожего выглядело до смешного горестным — Я даю себе слово, что если встречу ту прекрасную незнакомку вновь, то обязательно украду ее сердце. -Удачи, умник. А о том, что ты не контролируешь себя в моменты паники и видишь призраков старушенций, ты скажешь ей до или после того, как украдешь ее сердце? — кудрявый усмехнулся в ответ на серьезный взгляд Лукаса и повернулся к шатену –Уилл, повтори еще раз. Как выглядела та штука? -Длинная с молоточком на конце — устало растягивая слова, произнес Байерс и потянулся к своему стакану с молоком –Я же уже десять раз го… -Подробнее, Уилл! Какой была другая сторона? Острая или тупая? -Я не помню, Дастин! Я не разглядывал. -Черт, под твое описание попадает сотня инструментов, понимаешь? Если бы я только мог одним глазком взглянуть… Название никак не вспомнить? -Парни! Вас совсем не волнует мое украденное сердце? -Если честно, Дастин, меня не особо волнуют игрушки Бреннера. Куда важнее то, что я смогу рисовать, –Уилл мягко улыбнулся –Но это будет только на следующей неделе. -А ты смог бы нарисовать эту штуку, если бы были бумага и краски? –Хендерсон оживился, забыв про свой горошек. -Теоретически — да, –шатен пожал плечами, не видя в поставленной задаче ничего сложного –Но я этого не сделаю еще минимум два дня. Что за расписание у вашего художественного класса? — он хмурился, прокручивая в руке стакан. -Они стараются не допускать, чтобы во время индивидуальной терапии пациенты находились вместе в одной комнате, –Дастин неопределенно повел плечами, вновь подцепляя вилку пальцами — Почти каждый день мастерскую занимает Робин. -Она рисует? -Нет, лепит из глины. Вообще у нее весьма недурно получается… -Да, Робин рукастая ,–Лукас прыскает в кулак, из-за чего кудрявый одаривает его возмущенным взглядом. -Что это значит? –Уилл хмурится, внимательно глядя на девушку в другом конце небольшой столовой. Невысокая, чуть старше их, всегда молчит и загадочно улыбается –Чем она больна? -Больна? — Синклер вновь смеется –Нет, Пучеглазая Робин не больна. Ее сюда сдали монашки, которые воспитывали ее в своем… -Она училась и жила при церкви Святой Агаты. -Ага. И вот. Эти чокнутые сдали бедняжку сюда после того, как застукали ее за прелюбодеянием –Лукас закатывает глаза, но непонимающий взгляд Уилла вновь заставляет его заговорить — Дрочила она! -Мастурбировала, — тоном учителя поправляет Дастин, мельком глядя на девушку — Они посчитали, что в ней сам Дьявол, поэтому привезли сюда. Кажется, ей здесь хорошо… -Конечно! Вкусно кушает, пьет молочко, а в свободные часы дро… Извини, Дастин! Мастурбирует столько, сколько ей вздумается! Не жизнь, а сказка. Кстати, она наша соседка. Живет через номер слева. Уилл внимательно и долго смотрит на девушку, в который раз поражаясь безумию этого мира. На дворе двадцатый век, а людей сдают в психушку за мастурбацию? За ум? За ориентацию и нервозность? Быть может, это не худшее место, а наоборот — оно может быть лучшим хотя бы потому, что здесь нет настоящих психов. Если не считать парочки-Кэрроу и доктора Бреннера. После ужина все пациенты расходятся по своим палатам, где готовятся ко сну. Ровно в восемь тридцать санитары поочередно заходят в комнаты и ведут больных к туалету и раковине. Если эти пациенты могут сами почистить зубы, конечно же. В этот вечер за ними пришел «С. Харрингтон». Не так давно ребята выяснили, что его зовут Стив и он студент медицинского колледжа. Увлекается психиатрией, а в лечебницу приехал за клинической практикой, но вынужден мыть утки и менять подгузники. Стив оказался очень отзывчивым и милым человеком. Казалось, в его отношении к пациентам не было предвзятости. Всегда вежливая и добрая улыбка, мягкое слово и немедленная помощь. Конечно же, если поблизости нет Кэрроу. -Представь, Стив, встретил сегодня красотку! –Лукас не унимался и после ужина. Поняв, что от Уилла и Дастина никакой реакции не дождется, он переключился на беднягу Стива, который терпеливо ждал, пока троица закончит водные процедуры. Ванные Сэдхауса были, пожалуй, самыми пугающими помещениями, в которых Уиллу доводилось бывать. Стены здесь требовали ремонта, через толстые расколы по ним сочилась смешанная с уличной пылью влага, что выглядело как гноящаяся рана. Казалось, от любого неверного шага эти стены могли сложиться, как карточный домик. Три душевые не были снабжены дверьми или хотя бы шторами, поэтому мыться приходилось либо с закрытыми глазами, либо лицом к стене. Удручающее зрелище. Над прогнившими раковинами не имелось зеркал, поэтому Уилл даже примерно не мог знать, как он сейчас выглядит. Эта комната настолько не вписывалась в богатый и консервативный стиль всего корпуса, что складывалось впечатление, будто она была создана самим Лавкрафтом. Находиться здесь было неприятно, из-за чего приходилось бороться с сильнейшим желанием поскорее унести ноги. Слава Богам, болтовня Лукаса отвлекала от таких же сырых и прогнивших как стены мыслей. Стив вежливо слушал, привалившись к косяку. Он изредка кивал, не отпуская с губ легкую полуулыбку. Глядя на это, Уилл вдруг понял, что Стив очень красив. Действительно красив. Его привлекательность была настолько очевидна, что стало стыдно из-за того, что он не заметил этого раньше. «Тебе нужно позволить мыслям течь в том направлении, в котором им хочется течь, Уилл. Не насилуй себя запретами» голос мистера Кларка мягко накладывался на впечатляющую картину. Распрямившись у раковины, Байерс внимательнее осмотрел Харрингтона, пытаясь хотя бы примерно понять, что он чувствует. Интересное лицо хотелось изобразить. Обвести каждую природную морщинку и родинку, но…за этим больше ничего не стояло. Не работают. Методы Кларка не работают. Где-то на задворках сознания тоненький голосок пропищал, что так просто не влюбляются. Невозможно полюбить кого-то, только посмотрев на него. -…я полюбил ее сразу, как увидел! Тем более, если этот человек абсолютно тебе незнаком. -…наши взгляды встретились, и я понял, что знаю ее будто тысячу лет! Скорее всего, за всю жизнь можно так и не встретить ту единственную личность. -…она-моя единственная, я уверен! -Лукас! –Уилл нервно стянул с шеи полотенце и отвернулся от Стива, чтобы строго взглянуть на Синклера, который так и застыл с зубной щеткой в руке. -Либо рассказывай быстрее, либо оставайся на ночь здесь, — бодро поддержал Дастин, направляясь к выходу –Не слушай его, Стив, он бредит. Может быть, не стоит ему сегодня принимать успокоительное? -Я думаю, что дам ему двойную дозу — тихо усмехнулся Харрингтон, последним покидая ванную. Путь до палаты был тихим, за что Уилл благодарил всех богов, но, стоило Лукасу оказаться в своей зоне комфорта, как новый поток повторной информации вылился на ребят. Хотелось поскорее принять свои лекарства и уснуть, лишь бы это прекратилось… -Может быть, кто-нибудь объяснит мне это? –Стив неоднозначно посмотрел на плотный белый стаканчик в его руке, который значительно отличался от стандартных пластиковых –Что с тобой не так? –он внимательно следил за тем, как Уилл в легком смущении забирает у него свою порцию и принимает лекарства. -У него другое лечение- без промедления отвечает Дастин, сидя на своей кровати. Брови Стива ползут вверх, придавая лицу комичное выражение. -Я…я…- до этой секунды Байерс был уверен, что сможет сказать простую фразу, которой его так долго учил мистер Кларк. «Я гей». Что сложного? Разве могут возникнуть какие-то проблемы? Но, глядя в любопытные глаза Стива, он буквально не мог заставить свой язык пошевелиться. Казалось, что эту преграду ему никогда не преодолеть. Серьезное признание значительно отличалась от шутливого «я геюга», сказанного в первый день. Тогда Уилл вообще не представлял, что его ждет и сколько истины находится в этой фразе. Теперь же, чувствуя привкус этого неприятного слова на языке, он ощущал тошноту. Будто весь его организм противился очевидному факту. -Он гей, –мягко произнес Дастин, не сводя с Байерса настороженного взгляда. -Оу, – ответил Стив, так и не опустив руку, в которой несколько секунд назад держал стаканчик. Его взгляд изменился. В глазах проявилось непонимание и замешательство, граничащее со страхом. -Ну, доброй ночи — пока он двигался к двери, можно было заметить, насколько ему неловко. Движения выходили рваными и неправильными, будто он не мог определиться, что сделать в следующую секунду. Уже в темноте Уилл тихо спросил. -Думаете, он теперь ненавидит меня? — очевидный вопрос, о котором подумал каждый в этой комнате. -Стив не похож на гомофоба, Уилл –шепотом произнес Дастин, но в его словах слышалось сомнение. Ну вот. «Веселье» начинается. Он совсем не удивится, если завтра к ним зайдет другой санитар. -Уилл, — через несколько минут так же тихо позвал Хендерсон, — я хочу, чтобы ты нарисовал мне тот инструмент –его шепот в идеальной тишине казался почти дребезжащим. -Я нарисую, Дастин, только через пару дней, –так же тихо ответил шатен, пытаясь найти узкую сторону одеяла. Он крутил его в руках, чувствуя нарастающее напряжение, но следующие слова Дастина заставили его замереть. -А что, если я сейчас отведу тебя в художественный класс? -Отличная идея! –Лукас, до этих пор тихо лежащий на своем месте, теперь активировался и уже опустил ступни на пол –Идем сейчас? -Что вы несете? –Уилл повернулся к ребятами, не до конца понимая суть происходящего. Оба выглядели крайне спокойно, но, если он правильно услышал, они прямо сейчас собирались покинуть палату! -Не бойся, мы часто так делаем, — Хендерсон выбрался из постели и, обувшись, склонился к полу, откуда из расшатанных половиц выудил маленький длинный предмет. Пока он шел к двери с этой штуковиной в руках, Лукас встал и бросил Уиллу футболку. -За всем корпусом следит один санитар. Это всегда кто-то из Кэрроу. Так как второй этаж намного чокнутее, чем мы, то и сидят они в основном там. А мы в это время совершаем налеты на кухню. -Ровно в десять Кэрроу делают обход по коридору, но в палаты не заглядывают, — Дастин опустился на колени перед дверью и просунул маленький предмет в щель –До этого времени мы успеваем выйти, а когда возвращаемся, то пиявки уже видят третий сон на втором этаже. Им там удобнее, поэтому почти всю ночь их здесь встретить невозможно, — маленьким предметом в руках кудрявого оказалось крошечное зеркало, которое Уилл помнил с посещений дантиста. -Откуда у тебя это? –он подошел к юноше, который терпеливо всматривался в дальний конец коридора, неудобно скрючившись перед дверью. -Лукас стащил у стоматолога, когда поскользнулся во дворе и выбил зуб о борт фонтана… Чисто! –поднявшись, он спрятал зеркало между досок и вернулся к двери. -Как мы откроем дверь? –Байерс затылком ощущал, что это очень плохая идея. Предчувствие чего-то нехорошего щекотало кожу шеи, заставляя его поежиться. -Скрепкой, естественно, –Лукас занял свое место перед дверной ручкой и принялся старательно ковырять замок разогнутой скрепкой. Он возился так долго, что Уилл уже смирился с мыслью, что палату им не покинуть, как вдруг послышался мягкий хруст и дверь приоткрылась. -Парни, вы уверены? –он заметно трусил. Стоял на пороге, не решаясь переступить, в то время как два безумца уже махали ему из другого конца коридора. Все это казалось просто ужасной затеей. -Уилл, ты хочешь попасть в художественный класс или нет? –Дастин шипел, держась за ручку двери, ведущей в запретный коридор. Любопытство пересилило. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Уилл покинул комнату и на цыпочках поспешил к ребятам. -Там разве не Тихий корпус? –он с ужасом в глазах наблюдал за тем, как Лукас проскальзывает к темной лестнице. -Да, но мы в него не пойдем. С каждым шагом страх все сильнее толкал в спину. Уиллу чудилось, что он слышит тяжелые шаги Кэрроу и чувствует их разъяренные взгляды между своих лопаток. Что с ними будет, если их поймают? Вряд ли это закончится обычным выговором. В конце концов, они не в детском лагере. Спустившись в полной темноте на первый этаж, ребята завернули в новый коридор, освещенный лунным светом. С одной стороны здесь располагались двери, с другой широкие окна. Этот коридор очень напоминал тот, что вел в комнату отдыха. Уилл замыкал цепочку, оглядываясь на каждом шагу. Он старался не издавать никаких звуков, однако Дастин и Лукас такой осторожности не соблюдали. Они расслабленно и даже по-хозяйски шли по коридору, шепотом споря о девушке, которую встретил Лукас. Уилл заметно отстал, обходя длинные тени, отбрасываемые на каменный пол высокими вазонами, расставленными в промежутках между окнами. Они представляли для юноши особую опасность. Казалось, каждый из них мог пошатнуться и упасть от любого неосторожно брошенного взгляда, разбиться на тысячу осколков и разбудить всю лечебницу. Как и зачем ребятам вообще пришло в голову ночью самовольно покидать палату? Сердце стучало и пропускало удар каждый раз, когда кто-либо из говорящих напряженно затыкался. Но после секундного прислушивания к тишине шепот возобновлялся вновь, от чего на душе становилось легче. -Уилл, ты чего там возишься? — Дастин стоял в десяти шагах впереди, приоткрыв самую дальнюю дверь. -Я иду –зашипел Байерс, однако его заставила остановиться новая картина, которую он прежде не замечал — в конце коридора имелась еще одна дверь. Она вела, очевидно, в другое помещение, но заметно отличалась от всех существующих в этом месте дверей. Она казалась массивной и железной. Огромный черный прямоугольник никак не желал вписываться в окружающую его обстановку. Тут и гадать было не нужно –они перед входом в Тихий корпус. Так художественный класс находится прямо перед этим местом? У Уилла свело желудок. Всякое желание рисовать и вообще как-либо относить себя к искусству отпало. Он быстро проскользнул в приоткрытую Дастином дверь, стараясь не смотреть на вход в Третий корпус. Класс совмещал в себе мастерскую и художественную галерею. В небольшом помещении умещались мольберты, всевозможные пустующие рамы, целый стеллаж с красками и карандашами, а в углу уютно расположился гончарный круг. Уилл не сразу понял, что стоит с открытым ртом. Он никогда прежде не видел настолько прекрасно оборудованного художественного класса. Казалось, здесь было все и даже больше для того, чтобы из головы исчезли наводящая ужас дверь и мерзкие Кэрроу, которые в любой момент могли войти в комнату. -Нравится? –Дастин улыбнулся, наблюдая за реакцией Уилла — Подожди, ты еще главного не видел, –подойдя к широкому окну, юноша осторожно потянул на себя плотную штору. Невозможно представить зрелище, выбивающее из легких весь воздух. Когда кровь стынет в жилах, а на глазах непроизвольно появляются слезы. Когда сложно поверить, что видишь это лично, а не в учебнике и не по каналу о живой природе. Когда буквально каждая клеточка в теле наполняется тягучим удовольствием от увиденного. Прекрасный, волнующий, своеобразный, наверняка имеющий тяжелый характер, строгий и бушующий, темный, как ночное небо, но в то же время сочетающий в себе миллион цветов и переливов…океан. Водный простор начинался в сотне метров от лечебницы. Уилл был прав, предполагая, что вид с этой стороны будет невообразимый. Лунный свет отражался от воды, заставляя ее блестеть. Горизонт поглотила тьма, от которой по коже ползли мурашки. Казалось, там был заключен весь мрак мира, соединенный в одну тонкую линию над тихими волнами. Уилл почти физически чувствовал соленый ветер, поднимающий чаек высоко над водой. Что вынудило этих птиц рассекать глубокое черное небо? Как бы то ни было, Уилл им завидовал. Он бы отдал все, чтобы толстое окно перед ним исчезло. Чтобы он мог ступить на холодную землю и броситься к обрыву. Чтобы просидеть там всю ночь, а в награду получить потрясающий рассвет. Осознавать, что он живет так близко к прекрасному, но не имеет возможности наслаждаться этим, было практически больно. -Раньше это были личные комнаты доктора Ньюгейта, –тихий голос Дастина гармонично вливался в размышления Байерса — Дверь в северо-восточной части комнаты ведет в библиотеку. Нас иногда туда пускают, но лишь с личного позволения доктора Бреннера. Повернув голову влево, Уилл и правда увидел маленькую непримечательную дверь. В любой другой момент библиотека его бы очень заинтересовала, но сейчас голова была занята пейзажем за окном. Мысленно он уже подбирал краски, которыми сможет повторить этот холодный и устрашающий мрак. Пока Лукас безразлично ковырял пальцем высохшие глиняные горшки, Хендерсон подошел к шатену со спины и аккуратно отвлек невесомым прикосновением. -Так ты…нарисуешь мне ту штуку из кабинета Бреннера? Байерсу потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, зачем они вообще здесь оказались. Обернувшись, он оглядел высокий стеллаж в поисках карандаша или угольного кусочка, как вдруг звонкий шепот Лукаса разрезал тишину: -Парни! Там кто-то есть! Замерев на своих местах, ребята старательно пристушивались. За дверью действительно кто-то был. Тихий скрип, аккуратный щелчок замка, а потом то, от чего у Уилла задрожали колени –сквозняк по ногам. Шатен не мог пошевелиться, хватая ртом воздух, как рыба. По распахнутым в ужасе глазам друзей он понял, что они думают об одном –кто-то покинул Тихий корпус и находился сейчас прямо за дверью в класс. Казалось, все трое совсем не дышали. Замерли в разных углах комнаты, напряженно прислушиваясь к идеальной тишине. Спустя пару минут Дастин тихо шепнул: -Может быть, ушел? С другого конца класса Лукас молча пожал плечами, а затем, выждав еще несколько секунд, направился к двери. Уилл вновь замыкал цепочку. Дрожь завладевала всем телом. Оказавшись в совершенно пустом и темном коридоре, он осторожно прикрыл за собой дверь и собирался идти за ребятами к лестнице, как заметил… Нечто маленькое сидело в самом углу у темной двери. Это выглядело так, будто кто-то оставил коробку или сверток вещей. Только приблизившись, Уилл смог разобрать округлые очертания. -Уилл, что, черт тебя подери, ты творишь? –шепот Дастина ударял в спину, но Байерс не реагировал. Он приближался к темному углу, пытаясь разобрать, что за материя там находится, пока в абсолютной темноте не увидел очертания плеч и головы. Осознание, что перед ним в углу прямо на полу сидел человек, пришло после того, как темная фигура шевельнулась. Крик застрял в горле. Уилл не мог пошевелиться, наблюдая за тем, как черное пятно вытягивается, от него отделяются длинные руки, которыми этот некто придерживался за стены. -Что за черт…что за черт…-Лукас подошел сзади, изо всех сил вглядываясь в поднимающуюся фигуру. В его голосе слышался первобытный страх и дикое желание дать деру, но по неведомой никому причине они продолжали наблюдать. Фигура выпрямлялась. Это был человек. Высокий и худой. Он взирал на них из тьмы, но этот взгляд Уилл скорее чувствовал, чем видел. Собственное лицо, освещенное луной, было полно удушающего шока. В широко распахнутых зеленых глазах ледяной страх смешивался с непреодолимым интересом. -Уилл… - друг осторожно потянул его за рукав, но он не поддался. Взявшаяся неизвестно откуда смелость заставила его сделать шаг к темной фигуре, будто от этого в коридоре по волшебству зажжется свет и все станет понятно. -Уилл, пожалуйста… - Лукас сильнее потянул за рукав, на что шатен лишь отмахнулся. Адреналин в крови побуждал придвинуться еще ближе, но инстинкт самосохранения шептал «Беги! Беги!». -Уилл, это… -шепот Синклера ломался из-за давящего страха. Он запнулся, наблюдая за тем, как Байерс приближается к высокой фигуре, а затем неслышно добавил -…Тихий. В это же мгновение Уилл почувствовал дыхание на своем лице. Человек в углу резко выдохнул, будто пытаясь сдуть его, как пламя свечи. Ледяной ветерок коснулся щек и заставил короткие волоски на шее подняться дыбом. Байерс отпрянул и, споткнувшись о ногу Лукаса, чуть не упал ничком на каменный пол. -Бежим! Бежим! –схватив шатена за руки, Синклер рванул его в сторону Дастина, который уже ждал у лестницы с бледным от ужаса лицом. Они бежали быстро, пропуская по несколько ступенек сразу. Громко и глубоко дышали, не в силах отделаться от ощущения, что высокая тень следует за ними. Уилл несколько раз оборачивался, но они определенно были одни. Просто потому что стало теплее. Юноша все еще чувствовал, как ужас сжимает свои скользкие костлявые пальцы на его шее. Казалось, что ледяное дыхание навсегда отпечаталось на бледных щеках. Будто он заглянул в самое сердце черного неба, которым так долго любовался. -Кто это был? –Лукас остановился у коридора на их этаже. Пока Дастин проверял, нет ли поблизости кого-то из санитаров, темнокожий склонился над перилами и напряженно вглядывался в темноту лестничных пролетов –Думаете, это Генри? Мы встретили Генри? Уилл привалился к стене, не чувствуя под собой ног. Он не мог понять, откуда в нем взялась эта слепая смелость. Нужно было уходить сразу же, позволить ребятам утащить себя в палату. Он был уверен, что еще долго не согреется после этого путешествия. На вопрос Лукаса никто не ответил. Байерс не верил в призраков. Тем более, он был уверен, что человек в углу был живой. Живой физически, но совершенно мертвый внутри.