Пианист в Доме Грусти

-Я знаю, что доктор Бреннер отдал распоряжение подготовить для тебя художественный класс, –мистер Кларк мягко улыбнулся, откладывая его карту на журнальный столик — Если ты не против, то некоторые сеансы мы проведем там. Тебе будет легче работать со мной, если твоим инструментом станет фантазия, верно, Уилл? -Верно, мистер Кларк — он послушно кивнул со своего места, невесомо улыбаясь лежащей на стеклянной столешнице карте. Доктор в это время потянулся к табличкам с абстракцией, которые показывал юноше каждый сеанс. Размытые пятна ровно по центру карточки должны были вызвать у пациента определенные ассоциации. Благодаря этому доктор проводил не только психодиагностику, но и понимал, в каком настроении и с какими мыслями больной сидит перед ним. Мистер Кларк делал это каждый сеанс, записывая результат в свою тетрадь. Обычно ответы Уилла были одинаковыми, почти не отличающимися. Но чем больше проходило сеансов, тем чаще его ответы менялись. -Это все еще череп мертвой лошади, сэр, — он устало смотрел на белый квадрат перед своим лицом, с безразличием пытаясь угадать, какую карточку ему покажут следующей –В этом вообще есть смысл? -Мертвой? –доктор удивленно вскинул брови, а потом поджал губы и кивнул сам себе — Видишь ли, Уилл, Герман Роршах был гениальным человеком. В его методике заложена не только диагностика, но и система анализа твоего поведения, твоих желаний и потребностей. Например, сейчас я получил от тебя информацию, согласно которой я могу предположить, что ты встревожен чем-то. -Из-за того, что я увидел лошадь? –юноша хмурился. Он не любил то, с какой легкостью Кларк иногда мог читать его. Тем более, что никакой тревожности на самом деле он не испытывал. Почти. События двухдневной давности уже не стопорили кровь в венах. Все начинало укладываться в голове. Мелкие детали стирались, а необъяснимые раньше вещи оказывались простыми и логическими. -Из-за того, что ты увидел лошадь, –медленно кивнул доктор и склонил голову на бок — Может быть, желаешь поделиться? Я буду очень тебе признателен. Эта любезность обезоруживала. Мистер Кларк всегда давал свободу выбора, тем самым лишая пациента возможности выбирать. Он не давил и не настаивал, но сила его убеждения была куда более мощной, чем у того же Бреннера. Быть может, именно поэтому он так ценится начальством? -Я…я не уверен, сэр, что это стоит нашего времени. Думаю, я просто не очень хорошо чувствую себя после таблеток — Уилл сжимает переносицу пальцами и медленно выдыхает. -Тогда нам стоит сбавить обороты, –будто обращаясь к самому себе, пробормотал доктор и поднялся со своего места –Тошнота, головокружение, сонливость, дезориентация в пространстве? -Все вместе — честно ответил юноша, устало наблюдая за тем, как мужчина перебирает пузырьки с микстурами, заполняющие высокий стеллаж у окна. -Так и думал…нужна доза поменьше…больше стимулирующих и… Ага! –непрерывное бормотание завершилось громким возгласом, из-за которого Уилл подскочил на месте и поспешно обернулся. Доктор стоял у стеллажа, держа в руках крошечный пузырек с полупрозрачной жидкостью –Эхинацея! –в его голосе звучала гордость, словно в руках не несколько миллиграмм микстуры, а личное открытие. -Что, простите? –Уилл с сомнением смотрел на золотистую жидкость, пока мистер Кларк аккуратно откупоривал пузырек. -Экстракт эхинацеи. Из моей личной коллекции отваров и сиропов. Поможет тебе взбодриться и…знаешь ли, те лекарства, которые вам тут дают, очень влияют на почки, а этот чудесный эликсир спасет тебя –Скотт буквально сиял от своей идеи дать Уиллу эту выжимку –Только ее нужно растворить в воде. Вот увидишь, будешь как новенький, только дай мне минутку –оставив пузырек на столе, доктор покинул кабинет. Уилл и не представлял, что ему удастся заполучить такой шанс остаться здесь наедине. Он действительно неважно себя чувствовал, но на фоне внутренней дилеммы это не казалось критичным. Не обращая никакого внимания на пузырек с золотой жидкостью, юноша аккуратно развернул к себе свою медицинскую карту и, найдя нужную страницу, к которой двумя скрепками были прикреплены записи Бреннера, ловко снял одну скрепку и спрятал в карман штанов. Ради этого он готов был выпить любую микстуру в чистом виде. Как ни странно, но загадочное растение действительно помогло. Головокружение прошло, появилась бодрость и даже вернулся аппетит. На ужине Байерс жадно уплетал пюре, впервые чувствуя вкус еды. Чем его здесь пичкают, что он уже стал забывать, какой потрясающей может быть пища?! -Парни, — он поднял голову и окинул взглядом двух сидящих перед ним человек –вы не хотите обсудить то, что случилось две ночи назад? -Нет, –активно замотал головой Лукас, набирая полную ложку пюре — потому что ничего не случилось, Уилл. -Ну как же, мы же видели… -Мы не знаем, что мы видели –еле слышно заметил Дастин, который с той ночи был чересчур тихим. -Насчет этого все ясно, как день! –запротестовал Синклер и, подняв ложку над столом, перевернул ее и все пюре одной отвратительной массой шлепнулось на тарелку — Мы встретили Генри Бауэрса! -Лукас, это невозможно –голоса Уилла и Дастин смешались в один. -Тогда как вы объясните ту тварь в углу? Я был к ней так же близко, как и ты, Уилл. Ну, почти. И все, что я понял — это нечто не дышало. Оно…оно… -Это не «оно», а человек –спокойно заметил Байерс, возвращаясь к своему ужину. Он предпочел не обращать внимание на то, как ребята напротив обменялись встревоженными взглядами –Я чувствовал его дыхание. И я думаю, что надо вернуться и… -Мы больше не станем покидать комнату, –строго отрезал Дастин, отодвигая от себя тарелку с нетронутым ужином –Это был кто угодно, мы могли попасться. Я предполагаю, что это либо такой же полуночник, как и мы, либо… -Призрак Генри матушку-его Бауэрса! –Лукас почти закричал, из-за чего дежурящие у дверей санитары повернулись на шум. -Дастин, ты же не думаешь, что по Сэдхаусу действительно разгуливает призрак? –Уилл нахмурился, окончательно теряя всякое желание продолжать ужин. Пирронизм Дастина иногда действовал на нервы. Кудрявый был верен своим глазам, но они часто его обманывали. -Нет, Уилл, я думаю, что это пациент Тихого корпуса. Может быть, мы неправильно тебе объяснили, но там содержатся настоящие психи, Уилл! Люди, которые убивают своих детей, а потом усаживают их тела за обеденный стол и приглашают соседей полюбоваться на их прекрасных кукол! И ты хочешь вернуться к той двери, зная, что, возможно, встретил там одного из этих психов? –шепелявый искренне не понимал таких намерений. Байерс медленно вдохнул, решая использовать второй аргумент. Он и сам не знал, почему ему хочется вернуться и разузнать больше. Он всегда старался держаться от подобной опасности подальше, но вчера, в том коридоре, что-то в нем вспыхнуло таким ярким пламенем, что сердце забилось по-настоящему. Знатная порция адреналина, вовремя выброшенная в кровь, дала Уиллу те острые ощущения, без которых он страдал. Он страстно хотел познакомиться с ночным миром этой лечебницы, совершенно разумно подозревая, что здесь есть на что посмотреть. Проблема была лишь в том, что друзья не разделяли его желаний. Возможно, они почувствовали то же самое, но их страх пересилил стремление к интересному, поэтому им было легче сделать вид, что ничего не произошло. -Я хочу написать тот вид –твердо произнес он, поднимаясь из-за стола. -Ты можешь написать его при дневном свете и легальном разрешении Бреннера –Хендерсон, казалось, был непреклонен. Он шел с высоко поднятой головой, уперто игнорируя слова Уилла. -Нет, Дастин, ты не понимаешь, мы ведь даже и пяти минут там не пробыли! А как же тот инструмент в кабинете Бреннера? Тебе уже не хочется на него взглянуть? -Одолжишь фломастеры у малышки-Холли Уилер и нарисуешь, вы же болтаете. -Это было один раз. -Тем не менее, Уилл, я говорю нет — Хендерсон был непреклонен –Даже не проси, я больше в тот коридор не пойду. Байерс тяжело вздохнул, поднимаясь по лестнице. Он знал, что сможет справиться и сам, тем более, в его кармане была вещь, которая в прямом смысле слова открывала ему все двери. Возможно, так даже лучше, ведь если его поймают одного, то ребятам не будет грозить опасность. Если и тонуть, то только одному, верно? -Я бы пошел, правда, — тихо шепнул Лукас, нагнав Уилла перед пролетом второго этажа. Он косился в сторону Дастина, который уверенно поднимался впереди — но, не стану скрывать, меня до усрачки напугал тот черт около двери в Тихий корпус. К тому же, я уверен, что это был гребанный Генри! Дастин тоже так считает, но никогда не признается — пожав плечами, темнокожий продолжил свой путь как ни в чем не бывало. Уилл был подавлен. Он оказался в тупике, из которого не мог выбраться самостоятельно. Идти с этим к мистеру Кларку, естественно, было самой плохой идеей из всех. Дастин и Лукас, очевидно, не могли понять его стремления вернуться ночью в художественный класс. С каждым категоричным «нет» от Хендерсона он сам все больше сомневался в рациональности своих помыслов. Может быть, он сходит с ума? Он стоял в пролете, глядя вслед друзьям, которые уже поднялись на третий этаж. Вокруг было пусто, ни единой души на лестнице и втором этаже. Большинство пациентов еще трапезничали, поэтому у Уилла выдался шанс минутку побыть в одиночестве. Сможет ли он сегодня уснуть, если решит остаться в палате? Позволит это ему недремлющее любопытство? Мозг не давал даже малейшего шанса на то, что через час голова юноши не будет забита тревожными мыслями, побуждающими совершить маленький налет на художественный класс. Он не врал Дастину, говоря о том, что его руки чешутся от невозможности написать прекрасный пейзаж. Он никогда раньше не работал с природой, от этого волнение возрастает в разы. Что-то подсказывает, что если бы он только мог попробовать, то непременно открыл бы для себя что-то новое. Та ужасающая тьма будто не желала отпускать его до тех пор, пока он не перенесет ее на холст. Пока чернеющее все яростнее небо не окажется наложено на ткань слой за слоем, а отпечатавшаяся под веками картина не окажется навеки заключена в массивную раму. Уилл не считал себя хорошим художником, он делал все интуитивно, но этого было достаточно, чтобы чувствовать себя лучше. Разве есть у искусства какой-то иной смысл? Могли ли прославиться художники, пишущие свои полотна для публики и похвалы? Он уверен, что в действительности это было не так. -Ты грустный — уже знакомый детский голосок отвлек его от жужжащих в голове мыслей. Обернувшись, Уилл увидел Холли, которая стояла на пролет выше. Она смотрела на него своими пронзительными глазами, в которых плескалась искренняя забота. -Ты живешь на третьем этаже? — он приподнял уголок губ, поднимаясь навстречу девочке. В ее руках был небольшой мячик, разрисованный фломастерами. Кажется, она использовала всю палитру. Цвета накладывались друг на друга, образуя порой слишком темные для детской игрушки оттенки. -А ты разве нет? — Холли уселась на верхнюю ступеньку. На ней была та же светлая льняная форма, какую носили все пациенты лечебницы, но по какой-то причине девочке было позволено приколоть к груди брошку в виде музыкальной ноты. Уилл хотел спросить об этом, но откровенно побоялся напугать маленькую собеседницу, поэтому просто сел на несколько ступенек ниже и прислонился спиной к стене. -Ты любишь рисовать? — кивнув на мячик в маленьких руках, Байерс мягко улыбнулся. Он не мог понять, почему она разговаривает именно с ним. Это только предстояло выяснить, но такая милая и приятная для него загадка определенно занимала одну из первых позиций в его списке странностей. Кивнув, Холли протягивает ему мячик и, поставив локотки на колени, подпирает ладошками голову. Шатен вежливо принимает игрушку. Он видит явные попытки изобразить ровные и симметричные ромбики по всему периметру, но, видимо, девочке очень наскучило это занятие, поэтому она просто заштриховала половину мячика. Слегка царапнув шершавую поверхность ногтем, Уилл заметил под бесконечным пересечением разноцветных линий изящную подпись. Сначала он думает, что она изначально была на мяче, но разводы вокруг говорили о том, что ее нанесли фломастером, как и все остальные рисунки. -Чья это подпись, Холли? — шатен возвращает мячик, по-прежнему улыбаясь. Девочка улыбается в ответ, но вопроса якобы не слышит. -Бип-бип, Уилл — она почти смеется, будто эта фраза действительно что-то значит. И это «что-то» очень важно для нее, потому что слова звучали настолько буднично, словно она говорит это постоянно. -Так ты знаешь мое имя? — юноша удивленно вскидывает брови — Откуда? -Знаю-знаю — нараспев произносит Холли, прокатив мячик по ступеньке — Я угадала. Или кое-кто сказал мне — карие глаза хитро прищуриваются, внимательно глядя на Уилла. Деревянная панель за спиной, казалось, превратилась в ледяной камень. Девочка не говорила ничего необычного для этих стен, но от ее слов по спине бежали мурашки. Это напоминало детский бред, все дети постоянно несут чепуху, но Холли не создавала впечатление лопочущего непонятно что ребенка. Ее взгляд был кристально чистым и ясным, как у взрослой зрелой личности. Она многое понимала и наверняка была очень умна для своих лет. Поэтому слышать подобное было жутко. Байерс отмахнулся от ощущения, будто она желает что-то ему поведать, но не может сказать большего. Лишь скрытый в безобидных фразах смысл, который он не мог разгадать. -С кем ты здесь общаешься? — юноша перехватил мячик, который отскочил от стены, и заинтересованно посмотрел на Холли. -Я не хочу ни с кем здесь общаться — девочка обхватила острые коленки ручками и уткнулась в них носом — Они плохие. -Врачи плохие? — Байерс вновь поднял мячик к глазам, будто за минуту в нем что-то могло измениться. Все те же каракули, все та же подпись. -Они не разрешают ему быть на солнце, потому что они плохие — в голосе малышки звучала недетская злость. Уилл замер, вновь услышав упоминание загадочного человека. «Он всегда играет, когда ему больно» Холли сказала ему эти слова в их первую встречу, а теперь вновь упоминала этого…человека? -Они не разрешают тебе быть на солнце? — он хмурился, пытаясь понять хоть что-то. -Но он все равно навещает меня — неожиданно девочка просияла — Они этого не хотят, но он умнее, он обманывает их и приходит ко мне, пока никто не видит –она была явно счастлива от этого факта. Широко улыбаясь, она ловко выхватила из рук Уилла мячик и, поближе склонившись к нему, тихо произнесла — По ночам. Этот разговор официально был самым пугающим за все время пребывания Уилла в Сэдхаусе. Пациенты в сопровождении санитаров начали подниматься по лестнице, поэтому Холли и Уиллу пришлось подняться на свой этаж. Девочка больше ничего не говорила, лишь помахала ему перед тем, как исчезнуть за первой дверью по левой стороне. Байерс оставался под впечатлением еще очень долго. Мысли становились параноидальными, они грызли его без шанса на передышку. Конечно, загадочный «он» мог быть простым вымышленным другом, какие частенько появляются у детей маленького возраста. Уилл и сам в детстве «дружил» с таким. Боб был умным взрослым, который всегда не смешно шутил и помогал мальчику справиться с ночными кошмарами, но он исчез, когда Уиллу исполнилось девять-десять лет. Это был неплохой способ справиться с проблемами в семье и отсутствием друзей, но рано или поздно нужно было отказаться от него в силу возраста. Но что-то подсказывало, что малышка-Холли слишком умна для того, чтобы создавать себе вымышленного друга, но этого нельзя было знать наверняка. Паранойя, чистая паранойя. Дастин и Лукас попытались выяснить, куда пропал Уилл, но тот лишь молча прошел к своей кровати, в которой находился вплоть до прихода Стива. Харрингтон ни словом, ни видом не показывал, что совсем недавно оказался участником странного разговора. Он так же вежливо общался с парнями, пока они чистили зубы и умывались, а после молча раздал таблетки и, пожелав спокойной ночи, покинул их палату. Дожидаться, пока парни уснут, совершенно не было времени. Игнорируя строгий взгляд Дастина, Уилл выбрался из кровати и оказался у двери. У него не было зеркальца, поэтому он просто приложил ухо к двери, чтобы убедиться в воцарившейся в коридоре тишине. Если бы там были Кэрроу, то их присутствие наверняка было бы слышно, ведь эти двое казались настолько большими и неповоротливыми, что даже дышать не могли без того, чтобы не скрипнуть стулом под своими задницами. Идеальная тишина разрешила действовать, и Уилл уверенно достал из кармана уже разогнутую скрепку. Он совершенно не представлял, что нужно сделать, чтобы замок открылся, но все равно принялся ковыряться в скважине. Скрепка тихо щелкала внутри, задевая металлические детали, но толку от этого не было. Байерс уже отчаялся, как чужая ладонь накрыла его руку. -Я не пойду с тобой, мне просто больно смотреть, как ты ломаешь дверь — тихо шепнул Лукас, отталкивая шатена в сторону. Заняв почетное место перед замком, он ловко орудовал скрепкой, пока устройство не поддалось. -Спасибо — одними губами произнес Уилл, прежде чем исчезнуть за дверью. Он не видел и не слышал, что Синклер пожелал ему не сдохнуть в темных коридорах. Спускаться по лестнице в полной тишине было непросто. Уилл оглядывался через каждые две ступеньки, напряженно вглядывался в темноту за своей спиной, но вокруг по-прежнему было тихо. Он ступал осторожно, сперва нащупывая ногой ступеньку, а уже после спокойно опираясь на нее всем весом. Странная мысль преследовала его, кричала сквозь плотную тишину — любая ступенька может исчезнуть под ногами. Казалось, старинная постройка решит рухнуть именно сейчас, когда он по-кошачьи крадется, почти не дыша. От волнения он начал считать количество ступеней, но это никак не заглушало тревожные мысли. Сорок, сорок один… Нужно было остаться в палате. Сорок три, сорок четыре… Дастин был прав — это ужасно опасно. Сорок шесть, сорок семь… Кто-то бродит по этим коридорам ночью, малышка-Холли Уилер это подтвердила. Ступни коснулись твердого каменного пола, холод которого вытеснил из тяжелой головы всю тревогу. Он уже спустился, пути назад нет. Пустующий коридор выглядел точно так же, как и две ночи назад. Высокие вазоны отбрасывали все такие же длинные мрачные тени, грозящие схватить за ноги любого, кто приблизится слишком близко. Сквозь окна все так же лился холодный лунный свет. Черная дверь в конце коридора казалась все такой же ужасающей. В классе было пусто. Уилл почувствовал легкое разочарование, но сразу же отбросил это ощущение. Он же не в самом деле надеется снова встретить того пугающего человека? Сознание рисовало ужасные картинки, в которых темный угол скрывал тощего и безволосого маньяка с зашитыми глазницами и смрадным дыханием, но ответственность за эти неприятные образы несла лишь прекрасная фантазия. Хмыкнув себе под нос, Уилл пересек комнату и распахнул шторы на окне. В эту ночь океан был спокоен, от чего вода напоминала зеркальную гладь, отражающую в своей поверхности сияние звезд. Байерс завороженно наблюдал за тем, как редкая рябь нарушает водный покой. Он не понимал, как океан может быть таким спокойным, но низкие и гладкие волны просто не могли быть зафиксированы восторженным взглядом юноши. Он не видел, как вода с мощной силой облизывает острые скалы. Не мог слышать голос океана, шумный и крепкий, как минорные ноты. Он бы непременно возжелал изобразить это, но остался бы лишь с возможностью запечатлеть неповторимую мелодию стихии в памяти. Маленькое приключение уже не казалось таким безумным. В конце концов, прекрасный вид стоил того, чтобы немного нарушить так бережно охраняемую пиявками-Кэрроу дисциплину. Желание попробовать себя в написании пейзажей заиграло с новой силой. Оторвавшись от созерцания, Уилл подошел к высокому стеллажу с красками и кистями. Здесь, казалось, были собраны все существующие и необходимые инструменты: тюбики с красками, небольшие кусочки сухих цветов, мелки, карандаши всевозможной мягкости и твердости, палитры, мастихины, пресс для выдавливания краски, даже цветовой круг имелся! В держателе для кистей можно было обнаружить кисти всех размеров и наполнений. В невероятном восторге Уилл подушечками пальцев коснулся пушистых кончиков кистей, ощутив всю их мягкость и плотность. Сложно представить, кто и зачем так старательно собирал этот потрясающий набор. Быть может, доктор Ньюгейт уделял огромное внимание терапии искусством? Возможно, если хорошо постараться, можно было представить, что эта комната наполнялась пациентами, которые выплескивали здесь всех своих демонов, успокаивались и одухотворялись. Насколько тщательно Бреннер соблюдал традиции, заложенные Ньюгейтом? Было ли раньше расписание, по которому больные посещали это место? Все ли существование этой комнаты на окнах были замки? Байерс ощущал тоску, понимая, что этим классом не пользуются в полную силу. Вернувшись к стоящему у окна мольберту, он задумчиво уставился на желтоватый квадрат бумаги. С таким освещением написать что-либо будет огромной проблемой. Было бы неплохо раздобыть где-то лампу или фонарик, но неизвестно, кто мог заметить свет в окне. Может быть, ключник-Артур решит прогуляться под луной и засечет нарушителя. Это будет самой большой глупостью в жизни Уилла. В голове юноши давно созрел план, согласно которому он будет лишь делать наброски, а использовать краски станет только на законных часах посещения класса. Никто не заметит, что на холсте появляются небольшие грифельные дополнения. В мыслях этот план казался гениальным. Юноша довольно улыбнулся то ли пожелтевшему холсту, то ли мрачному пейзажу. Он чувствовал невероятный подъем сил. Навряд ли настойка мистера Кларка еще действовала, это было нечто другое. Его маленький секрет, тайные ночные вылазки, целью которых, как ни странно, было лечение. Предавшись мечтам, Уилл с запозданием осознал, что мгновением ранее услышал тихий щелчок из коридора. Кто-то крался в ночи, неслышно ступая по каменной кладке. Отдаленный скрип двери заставил Уилла шагнуть в сторону стоящих напротив окна мольбертов и спрятаться в их тени. Он притаился, старательно вглядываясь в темноту перед собой. Высокая фигура появилась в комнате совершенно беззвучно. Абсолютно точно это был живой человек. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он двинулся вглубь комнаты, но остановился в нескольких шагах от скрытого в тени Уилла. Человек долго смотрел на вид за окном, будто видя его впервые. Казалось, он внимательно изучал каждый сантиметр окна. Осторожно поднял голову, сканируя взглядом карниз, на котором держались шторы. Он был в замешательстве. Совершенно не двигался и напоминал каменное изваяние, благодаря чему Байерс смог получше разглядеть ночного гостя. Это был парень. Сложно было определить возраст, но судя по худощавому телу и пружинистым шагам, он был чуть старше Уилла. Темная одежда на локтях и коленях была растянута и немного провисала. Форма на парне отличалась от формы Уилла цветом — она была почти черной. Такие же удобные штаны, такая же футболка, поверх которой надет большой серый вязаный кардиган. Волосы парня растрепанной копной обрамляли узкое лицо. Создавалось впечатление, будто он только что оторвал голову от подушки или вернулся с улицы, где ветер хорошо потрепал непослушные темные кудри. На фоне окна прекрасно выделялись острые высокие скулы и твердая линия челюсти. Когда парень медленно повернул голову, Уилл смог различить очертания пухлых губ, которые были приоткрыты. Он бы очень хотел увидеть верхнюю часть лица и убедиться, что глазницы парня не зашиты, но это не представлялось возможным, так как темные волосы беспорядочно закрывали половину его лица. Байерс в задумчивости прикусил губу, пытаясь представить цвет глаз незнакомца. Наверняка они глубокого синего оттенка, который затемняется к зрачку, совсем как океан за окном. Кожа этого человека наверняка бледная и тонкая, через нее видно сосуды и изящную паутинку вен, а если он опустит веки и подставит лицо солнечным лучам, то можно будет разглядеть крошечные веснушки, небрежно рассыпанные по щекам и носу. Даже не имея возможности детально рассмотреть парня, Уилл почему-то был уверен, что он очень красив. Красивее Стива Харрингтона и любого другого человека, которого он встречал раньше. Не сразу. Далеко не сразу Уилл осознал, что незнакомец заметил его присутствие. Все эти долгие минуты — а, может быть, часы? — он смотрел на него прямым взглядом. Губы напряженно сомкнулись, придавая лицу серьезный вид. Байерс вздрогнул, ощутив на себе взгляд…нет, не синих глаз. Он по-прежнему не мог их видеть, но ощущал их черноту, будто в голове человека напротив были зияющие дыры, сквозь которые шатен видел темное небо. Парень долго и молча смотрел на него, будто что-то для себя решая. Уилл почти мог слышать, как в голове лохматого крутятся шестеренки. Медленно и осторожно тот поднял руку и приложил к губам тонкий длинный палец. Уилл чувствовал, как облегчение растекается по телу. Он молча кивнул в ответ и шумно выдохнул. Некая договоренность радовала, потому что, очевидно, ни один из них не хотел быть обнаруженным. Посмотрев на Байерса еще несколько мгновений, парень все же пересекает комнату и исчезает за приоткрытой дверью библиотеки. Он двигался абсолютно бесшумно, казалось, даже воздух вокруг него оставался недвижим. Он не шагал, а точно парил в сантиметре над полом, тенью следуя за своей целью. Собственные шаги показались Уиллу громоподобными. Он осторожно подошел к двери и заглянул внутрь. Маленькая библиотека поражала своим богатством. Высокие стены во всю свою высоту были заставлены сотнями книг, расположенных в каком-то безумном порядке. Пестрые и разномастные корешки чередовались с определенной последовательностью, известной только владельцу этой библиотеки. У дальней стены расположилась узкая винтовая лестница, позволяющая добраться до самых верхних полок. У прочих стен были специальные лестницы, которые передвигались на колесиках. Эта комната хранила множество тайн и секретов, здесь пахло пылью и ветхими талмудами. Обстановка здесь была богатая, но ветхая и старинная. Неужели это личная коллекция Эдварда Ньюгейта? Приоткрыв дверь шире, Уилл тихо вошел. Его взгляд блуждал по переполненным полкам и пустующим канделябрам, на которых все еще были видны капли застывшего воска. Казалось, время совсем не тронуло эту комнату. Пощадило, заперев здесь дух изначальной идеи лечебницы. За лестницей в небольшой нише юноша обнаружил портрет. Эта картина отличалась от тех, что были развешаны по всему приюту. Позолоченная овальная рама не казалась тяжелой, а изображенная на полотне молодая женщина не смотрела демонически. Взгляд ее зеленых глаз излучал доброту и томительную негу, из-за чего создавалась иллюзия, что она смотрит с любовью на каждого, кто встанет перед портретом. Уилл почувствовал жгучий стыд. Должно быть, эта картина была написана только для одних глаз и никак не должна была стать достоянием общественности. «Элиза Ньюгейт» гласила маленькая изящная подпись в нижней части портрета. Пазл складывался, от чего по спине юноши пронесся холодок. Это та самая сумасшедшая, в которую был влюблен основатель этой лечебницы! Как такое прелестное создание могло произвести на свет такого безобразного человека, как Артур? Уилл понял, почему далеко не все верят этим сказкам о наследнике Ньюгейта. Отвести взгляд от портрета было непросто, но тихое присутствие в этой комнате еще одного человека вновь забрало все внимание Уилла. Вернувшись к двери, он снова окинул комнату взглядом, пытаясь в полутьме обнаружить второго юношу. Тот оказался на самом верху винтовой лестницы. Сидя прямо на площадке перед полками, он бережно достал из-за пазухи маленький томик и втиснул его между двух книг побольше. Тонкие пальцы избирательно бегали по корешкам, невесомо ощупывая выдавленные на них названия. Это движение напоминало то, как пальцы пианиста порхают по клавишам, воспроизводя прекрасные звуки. Уилл ощущал, как любопытство толкает его, побуждает подняться и узнать, что предпочитает читать незнакомец. С чего вообще ему должно быть это интересно? Юноша смутился, отводя взгляд. Он вновь чувствовал себя неловко, словно стал свидетелем чего-то приватного. Между тем незнакомец уже определился с выбором и спустился с лестницы, с осторожностью прижимая к себе новую книгу, спрятанную под одеждой. Он остановился напротив шатена и несколько долгих секунд смотрел в его лицо, будто вновь принимая сложное решение. Наконец-то Уилл смог увидеть глаза ночного посетителя библиотеки. Они были почти черными, но если постараться, то можно было представить их при дневном свете, наверняка они были светлее и глубже. Хотелось надеяться, что и добрее. Еще одно предположение оказалось верным - он был абсолютно и бесспорно красив. Имея почти такую же призрачную красоту, что и женщина на портрете, парень не излучал никакой опасности, хоть и выглядел отчужденно. Байерс не двигался, бесстрашно отвечая на молчаливый взгляд. Он не чувствовал никакого дискомфорта, поэтому терпеливо ждал, когда парень напротив решит свою внутреннюю дилемму. Тот задумчиво прикусил губу, а затем наклонился вперед и, не теряя зрительного контакта, спокойно произнес: -Ты ничего не видел. Нас здесь не было — его голос оказался намного выше, чем Уилл успел его себе представить. Это был голос…обычного подростка. Такого же, каким являлся сам Байерс. Он и правда сходил с ума, потому что фантазия подкидывала неверные ожидания, в которых незнакомец говорил бы загадочным, опасным и бархатным голосом, но этого не случилось. Согласно кивнув, Уилл отступил на шаг, давая парню возможность беспрепятственно покинуть библиотеку. «Нас здесь не было». Это означало, что секретность будет соблюдаться с обеих сторон, что радовало. Может быть, в Тихом корпусе и полные психи, но других пленников Сэдхауса они не выдают. Тихо и незаметно Байерс остался один. Он не слышал, как незнакомец покинул библиотеку и класс, но легкий сквозняк над полом сообщал, что тот уже вернулся в Третий корпус. Возможно, чуть позже он поймет весь ужас данной ситуации. Пациенты Тихого корпуса могли спокойно покидать свои палаты и гулять по всей лечебнице, представляя огромную угрозу для каждого живущего здесь человека. Или же это умел делать только этот парень? Даже если и так, то Уилл ни капли не удивился. Незнакомец действительно был очень тихим, он мог бы легко пройти прямо под носом Кэрроу и те ни за что не заметили бы. Оставшись в одиночестве, шатен решил поддаться любопытству, поэтому поднялся по лестнице к верхней площадке. Там, на полке у самого пола, стоял крошечный томик, который незнакомец вернул на свое место. Это оказалось маленькое собрание с описанием к каждой картине, висящей на стенах этих зданий. Без особых проблем, но с ледяными мурашками по спине, Уилл представил, как этот человек бродит по ночным коридорам и, останавливаясь у каждой картины, читает ее описание из томика. Видимо, для него в этом приюте не было закрытых дверей. Юноша, не задумываясь, спрятал сборник под футболку. Он не знал, зачем именно сделал это, но чувствовал в этом острую необходимость. Спустившись вниз, он покинул библиотеку и закрыл шторы в классе. Он собирался вернуться в свою палату, потому что ночных приключений на сегодня ему точно хватило, но этому, видимо, не суждено было свершиться. Шаги нескольких пар ног в коридоре, от звуков которых сердце ухнуло в пятки. Уилл замер перед дверью, почти не дыша, хотя воздуха ему очень не хватало. Руки и ноги заледенели и отказывались двигаться, пусть он и не знал, что может сделать и куда стоит спрятаться. Через маленькую щелку от приоткрытой двери он наблюдал за тем, как трое санитаров катят по коридору зафиксированного в инвалидном кресле человека. Пожилой мужчина был без сознания, на его лице кислородная маска, а от запястий тянутся длинные прозрачные трубки. Уилл с ужасом понял, что знает этого пациента. Именно он смеялся, когда Амикус и Алекто насильно кормили Байерса таблетками в первый день. Теперь этот человек выглядел куда хуже. Его лицо и руки были исцарапаны, словно он проиграл в битве с дикой кошкой. Санитары остановились у железной двери, за которой несколько минут назад исчез незнакомец. -Если вы не разберетесь с подвалом к завтрашнему вечеру, то сами окажетесь в таких креслах! –ледяной голос разрезал воздух. Уилл без труда узнал этот строгий тон. Из темноты появился доктор Бреннер. Он летел по коридору, словно ястреб, за спиной развивались белые полы халата, а всегда идеально уложенные короткие волосы немного сбились –Я не намерен терпеть вашу тупость и возить их по верхним коридорам — даже не взглянув на мужчину в кресле, он подошел к двери и открыл ее личным ключом. Вся процессия исчезла за дверью, оставив Уилла наедине с увиденным. Первоначальный шок еще не прошел, когда юноша со всех ног мчался вверх по лестнице. Он заставлял себя двигаться, хоть и преобладало желание забиться в угол и сидеть так до тех пор, пока ужас не отпустит его горло. Уилл был уверен, что стал свидетелем чего-то незаконного и ужасающего. Отчего-то он не сомневался, что больше не увидит этому мужчину в комнате отдыха. Пациент определенно был еще жив, так что же Бреннер собирался с ним сделать? И причем здесь подвальные помещения? Миллион вопросов разрывали голову, лишая любой возможности уснуть этой ночью. Завтра он очень пожалеет о том, что накануне вышел из палаты, но сейчас ему не оставалось ничего, кроме как вернуться к себе и сделать вид, что ничего странного не случилось. -Слава Богам! — громкий шепот Дастина встретил его на пороге. Кудрявый сидел в своей постели и, очевидно, все это время ждал возвращения Байерса. -Вот видишь, жив и здоров — устало протянул Лукас, откидываясь на подушки и, кажется, мгновенно засыпая. Судя по всему, Хендерсон заставил его ждать вместе с собой, чтобы не сойти с ума в одиночестве. -Ты в порядке? –шепелявый проводил Уилла до кровати встревоженным взглядом –Что у тебя там? –он кивнул на небольшой предмет, который шатен крепко прижимал к груди под футболкой. Он и забыл, что забрал из библиотеки книгу. -Да так, -юноша опустился на постель, все еще чувствуя дрожь в коленках — решил стащить книжку. -Ты же знаешь, что если Кэрроу у тебя ее найдут… -Не найдут. Я спрячу — он желал поскорее отделаться от этого разговора и лечь спать, потому что с каждой минутой тошнота все выше поднималась по пищеводу. Ему было нехорошо, а причина этого таилась в темных коридорах Сэдхауса — Я устал. Спокойной ночи, Дастин. Уилл не слышал, что ему ответил Хендерсон, потому что с головой укрылся тонким одеялом и зажмурился. Он собирался не открывать глаза до тех пор, пока палата не наполнится солнечным светом. Одна тревожная мысль не позволяла уснуть — он даже не представляет, что творится в этих стенах. И факт того, что у Бреннера свои тайные операции и что самые опасные пациенты свободно гуляют по лечебнице, кажется, был лишь одним из первых, которые Уиллу только предстояло узнать.