***
-Пищевое отравление?! Встретиться с Лукасом они смогли только на завтраке. Войдя в столовую, ребята увидели сидящего за столом друга. Он все еще был бледен, но выглядел значительно лучше, чем ночью. Самые ужасные и неприятные догадки были опровергнуты, но истинная причина ночного переполоха никак не устраивала Дастина. -Да, именно так они и сказали, — Синклер держал в руке стакан с водой и старался не смотреть в сторону своей порции каши. — В лазарете было еще около десяти человек с такими же симптомами. -Почему тогда нам не было плохо? — Уилл хмурился, заняв свое место напротив темнокожего. -А вы хоть что-то едите? Оба на святом духе живете, я уверен, — Лукас фыркнул и сразу же поморщился. — Не думал, что промывание желудка будет таким неприятным занятием… Байерс поспешно отвернулся, не желая даже видеть свой сегодняшний «завтрак». Он никогда не был придирчив к еде, но ту гадость, которой их здесь пичкали, до последней ночи мог спокойно лопать только Синклер. Теперь и это осталось в прошлом. -Кто это с Кэрроу? — он удивленно вскинул брови, глядя на высокого санитара, болтающего с пиявками. Этого человека он не видел раньше. Форма на нем была кристально белой, что значительно отличалось от крахмального цвета одежды Кэрроу, Стива и остальных. Широкие штаны и медицинский китель никак не скрывали и не портили атлетичную фигуру парня. Его светло-каштановые волосы упругими завитками почти касались линии плеч и открывали уши, одно из которых было украшено серебряным кольцом. Санитар не выглядел дружелюбно. Кривя пухлые алые губы в усмешке, он сдавливал зубами зубочистку, а хищный взгляд то и дело обшаривал помещение, словно по привычке. Он действительно выглядел устрашающе, что не шло ни в какое сравнение с неприятным видом Кэрроу. От этого человека несло агрессией и самолюбием. Даже на своих коллег он смотрел свысока, а бедную Алекто наглым раздевающим взглядом доводил до смущения. Однако стоило ей отвлечься, как он сразу же закатывал глаза и тихо смеялся. Он играет с ними. А пиявки слушают его с открытым ртом, словно он сам бог. -Дастин, видишь имя? — Уилл прищурился, силясь разглядеть тонкую вышивку на бейдже, но с такого расстояния не мог уловить очертания слов. К тому же, куда больше его внимание привлекала дубинка, прикрепленная к ремню санитара. Она не была похожа на обычные резиновые дубинки, с какими обычно ходили охранники торговых центров или больниц. Резиновой в ней была только рукоять, вся остальная часть казалась металлической, что быстро нашло свое объяснение в голове Уилла. Шокер. -Б. Хар… — Хендерсон щурился, вытянув шею. — Харгроуз? Харгроув? Б. Харгроув. Уиллу точно ничего это не говорит. Он никогда не слышал этой фамилии и никогда не встречал этого человека. Разве что… -Билли, — тихо озвучивает он свою мысль, почувствовав укол от внезапной догадки. -Ты его знаешь? — Лукас привалился к столу, несколько секунд рассматривал профиль парня, а потом поморщился, словно увидел неприятного таракана. -Я думаю, он работает в Тихом корпусе, — Байерс вновь смотрит на дубинку, с которой теперь игрался Амикус. Холодок ледяным ручейком облизал позвоночник. Неужели это приспособление есть у каждого санитара Третьего корпуса? Им позволено бить больных? Когда-нибудь эта дубинка касалась Майка? Причинял ли ему боль этот человек? -Смотреть на это не могу, — голос Лукаса коснулся слуха Уилла, который все еще смотрел на Б. Харгроува и поэтому чуть не согласился со сказанным, однако темнокожий обращался к своей тарелке. — Думаете, аппетит пропал навсегда? — скривив от отвращения губы, он толкнул блюдо, но не рассчитал и оно соскользнуло со стола. Громкий металлический лязг раздался на всю столовую. Повисла звенящая тишина. Поняв, что на него смотрят абсолютно все, Лукас побледнел еще сильнее. -Синклер! — громкий рев Амикуса заставил парня подскочить на месте. Санитар быстро направлялся к ним, все еще держа в руках дубинку Билли. Лукас же неосознанно отодвинулся от края скамейки поближе к Дастину, который на секунду прикрыл глаза и обреченно прошептал: «Боже». -Тебе что, недоумок, кажется, что с пола жрать будет вкуснее? — Кэрроу остановился у стола и, поддев носком ботинка край тарелки, откинул ее и обнажил неприятного вида кучку каши. -Он не специально, — Хендерсон выпятил грудь, шепелявя больше обычного. -Заткнись, жирный, твоего защитника Харрингтона здесь нет, он отмывает сраные утки в подвале, — даже не взглянув в сторону Дастина, Амикус оскалился Лукасу, — Сам спустишься или тебе помочь? — пригрозив дубинкой, он кивнул в сторону кучки каши. Синклер устало выдохнул. Настолько медленно и обреченно, что сердце Уилла зашлось от тревоги. Лукас был слишком слаб и вымотан для того, чтобы дать Кэрроу хоть какой-то отпор. Сейчас он, казалось, даже свои фирменные тупые фразочки формулировать не может, а при виде дубинки вовсе теряется. -Это я сделал, — Уилл поднимается со своего места, глядя прямо в глаза санитару. -Чушь! Я видел, как сникерс… — мужчина замолкает, когда рука шатена уверенно смахивает со стола свою тарелку. Новая порция шума сотрясает столовую. Даже самые «улетевшие» больные следили за развернувшейся посреди помещения сценой. Юноша вдруг почувствовал бесконечную силу, словно непривычная для него дерзость необычайным образом подпитывала его. Ему было не страшно смотреть в эти маленькие черные глазки. В тот момент он думал только о том, что Амикусу свиной пятак подошел бы даже больше, чем его сестре. Жуткий треск и внезапное жжение в боку на секунду вывели его из строя. Зашипев от боли, Уилл, охваченный сильной судорогой, осел на пол, но вовремя успел ухватиться за скамейку и не упасть совсем. Он согнулся неестественным образом, потому что очаг боли, находящийся где-то между шестым и седьмым ребрами, рассылал по телу резкий и мощный спазм. -Сукин ты сын, сам напросился! Новая вспышка пришлась ближе к позвоночнику, поэтому юноша выгнулся, сжав зубы до такой степени, что челюсть застонала. Это терпимо. Терпимо ровно на грани, когда еще чуть-чуть и закричишь. Но терпимо. Боль проходила медленно, она исчезала по мере того, как мелкие судороги отпускали тело Уилла. Дастин помог ему подняться, а Лукас все еще сидел на своем месте и смотрел так, словно на его глазах Байерса убили, а не припугнули шокером. -Ты как? — он поморщился. -Нормально, — шатен улыбнулся, чтобы хоть немного приободрить друга. Он ведь действительно чувствовал себя нормально. -Спасибо, это было… -Круто! — Хендерсон широко улыбался. — Ты как чертов Арагорн перед Мертвецами Дунхарроу! Уилл зарделся, потирая все еще ноющие ребра. Окончательно боль прошла примерно через час. Два небольших красных пятна стали лишь дополнением к уже имеющимся синякам, поэтому он мало обратил на это внимание. Весь день он провел в комнате отдыха, рисуя для Лукаса мини-комикс, пока сам Синклер вот уже в четвертый раз пересказывал утреннюю историю, которая обрастала все более мистическими подробностями. К полудню она превратилась в настоящую легенду. Если верить Синклеру, то отважный Уилл пытался отобрать у Кэрроу дубинку и пригрозил запихать ее ему в глотку, а тот только из чистого везения смог ударить током смельчака. Дастин и Уилл смеялись до колик в животах. Они согласно кивали Лукасу, не решаясь рушить его иллюзии. Тем более, что от этого ему становилось лучше, а на обеде он и вовсе смог нормально покушать. К тому времени, как всех отправили по палатам перед часом в комнате отдыха, комикс из пяти страниц был готов. В нем были описаны героические подвиги трех бравых воинов, в конце которых сэр Лукас побеждал ядовитое чудовище, прозванное в народе Манником Ужасным! Эта тварь отравляла жителей маленьких деревушек и заставляла овощи гнить прямо на своих грядках. Никто не решался противостоять чудовищу, потому что оно плевалось электрическими разрядами и обрекало на вечную рвоту любого, кто осмеливался приблизиться к его пещере под названием Кэрроу. Конечно же, шутливая история отлично веселила ребят, тем более, что читал ее Дастин. Он старался делать это с выразительностью, но очевидные дефекты речи превращали и без того смешную сказку в настоящее юмористическое выступление. -Черт, если пиявки найдут это, то убьют тебя, — Лукас довольно улыбался, полусидя на своей кровати. Ребята, сидящие на ней же, лишь пожали плечами. После утреннего инцидента они все в какой-то степени стали меньше бояться Кэрроу. Во-первых, пиявки остались ни с чем, так как Уилл даже не пискнул от боли. Во-вторых, Билли не всегда захаживает во Второй корпус, а значит, дубинок у них при себе чаще всего нет. -Я вроде как уже давно им дорогу перешел, — он пожал плечами и откинулся на изножье кровати. -Вы заметили, как они пресмыкаются перед этим Билли? — Дастин задумчиво чешет подбородок. — Откуда ты его знаешь, Уилл? -Я не знаю его лично. Майк рассказывал, что именно из-за Билли он не всегда может выходить, — юноша упорно игнорировал взгляд, которым обменялись Лукас и Дастин, стоило ему упомянуть Майка. — А еще что этот Билли намного опаснее, чем Кэрроу. -Вообще без тормозов что ли? — Синклер поежился. -Нужно быть полным психом, чтобы заслужить такую славу, — поддержал Хендерсон. — Впрочем, какие больные, такие и санитары. -Ты не прав, — Уилл не желал начинать спорить, но не мог спокойно слушать, когда ребята начинали отзываться так о Майке. -Слушай, Уилл, — Дастин повернулся к нему всем корпусом. — Мы не доверяем этому твоему Майку, ладно? То, что он тебе рассказывает, не делает его хорошим. Просто так к Тихим не попадают. Синклер согласно кивнул со своего места, но голоса не подал. -Вы его не знаете, — Байерс был настроен бороться за честь Майка, потому что … просто потому что. -А ты знаешь? — кудрявый вскинул брови. — Сколько ему лет? Не на вид, Уилл, а в действительности. Откуда он? Почему попал сюда? Как выходит из палаты? Почему он вообще попал в Третий? Что случилось с Генри? Он метал вопросы прямо в лицо шатену, на что тот слегка морщился, будто физически мог ощущать напор друга. -Как ты не замечаешь, что совсем его не знаешь? Он тебе даже свою фамилию не называл! Я уже молчу про все зверства, которые он творил. -Не факт, что он их творил, — так же напористо, всплеснув руками. -А ты спроси и узнаешь, — Лукас выпрямился, отрываясь от подушки. — Мы с удовольствием послушаем его версию событий. Вы же уже друзья, он не станет скрывать от тебя. Дастин согласно кивнул, на что Уилл лишь закатил глаза. Он слышал в их словах лишь издевку. Не злую или обвиняющую, но они совершенно не верили в то, что Майк нормальный. А доказать это он не мог. К тому же, насколько бы сильно он не доверял Майку, но смысл в словах друзей был. Смысл, переходящий в предостережение. Он ценил это, безумно сильно ценил заботу парней, но в то же время разрывался от тяги к Уилеру. Иногда ему казалось, что даже если Майк действительно окажется тем человеком, о котором он так много слышал, то Уилл сможет это пережить. В такие моменты юноша пугался своих мыслей, но безумец в его голове утверждал, что прошлое не имеет никакого значения в таких вещах. «Любовь сводит с ума, ты не знал?». Отвернувшись от тихо переговаривающихся о чем-то друзей, он обнял свои колени и посмотрел на лежащую на окне книгу. Неизвестность проедала в нем дыры, через которые исчезало доверие. Эти бреши нужно было заполнить как можно скорее, пока сомнение Дастина и Лукаса не поселилось в нем самом. Подойдя к окну, Уилл уверенно оторвал кусочек от страницы и приклеил его к правому верхнему углу окошка. Он решил игнорировать вопросительные взгляды друзей, поэтому поспешил взять кофту и покинуть палату. Прогуляться по дворику казалось неплохой идеей. Тем более, приближалось то время, когда Майк мог начать играть. Уилл не знал, как часто он это делает, но решил на всякий случай пойти к фонтану и обдумать все там. У подножия лестницы он увидел Конни, которая входила в корпус. -Уильям, добрый день, — она улыбнулась своей ненастоящей улыбкой и остановилась. — Я как раз шла за тобой. Доктор Бреннер желает видеть тебя у себя в кабинете. Следуй за мной.***
Hurts Like Hell
-В нашу первую встречу, Уильям, ты показался мне спокойным и скромным юнцом, — Бреннер стоял у окна, повернувшись спиной к Байерсу, который занял свое обычное место. — То, что я слышу от своих помощников, удивляет меня. Неужели в этом прекрасном месте, в окружении друзей, под присмотром врачей, под защитой, ты не можешь хоть немного держать свое поведение под контролем? — мужчина повернулся, одаривая Уилла ледяным взглядом. Юноша незаметно поежился в кресле и поднял подбородок повыше. Он не хотел показывать свой мандраж перед этим местом и этим человеком. -Я не хочу применять более строгие меры, Уильям. В этой обители есть подземные камеры, в которых в свое время держали особенно буйных пациентов. Сейчас мы не используем их. Из соображений этики. Но иногда случается так, что некоторые больные своим поведением вынуждают меня определить их в эти камеры. Думаю, для первого раза тебе хватит простой экскурсии, — доктор сел за стол и соединил перед собой кончики пальцев. –Не воспринимай это как угрозу. Я предупреждаю тебя. Мне совсем не хочется, чтобы ты тронулся умом в том ужасном месте. Уилл готов был фыркать на каждую фразу мужчины. Соображения этики? В этом прекрасном месте с защитой и отличными сотрудниками? Это было даже смешнее Манника Ужасного. Но Байерс молчал. Бреннер так же сохранял тишину. Лишь смотрел на него из-под густых бровей, словно один его строгий взгляд мог в корне изменить поведение юноши. Негласную игру в молчанку прервал короткий стук в дверь. -К вам пожаловали из департамента, доктор Бреннер, — голос Конни звучал напряженно. Краем уха Уилл слышал, как она активно жестикулирует, словно пытаясь объяснить что-то без слов. Это объясняет и то, почему Бреннер несколько мгновений хмуро смотрел за спину шатена, а затем резко встал. -Дождись меня, Уильям. И ничего здесь не трогай. Перед тем, как уйти, мужчина подходит к высокому стеллажу с пятью глубокими ящиками и, открыв одно из отделений ключом, вынимает из ящика папку, после чего покидает кабинет. Байерс остается наедине с тишиной, которая в этом помещении оглушает. Совсем немного спасает легкий треск поленьев в камине, но и он звучит невообразимо чуждо. Небольшой продолговатый предмет на столе доктора вновь привлекает внимание Уилла и он без раздумий берет его в руки. Он не ошибался, сравнивая это с маленьким молоточком. Второй конец оказывается заостренным, но мало походит на иглу, что уже радует. Запомнив инструмент как следует, шатен возвращает его на место. Быть может, теперь он узнает предназначение этой жуткой штуковины. Через закрытую дверь ничего не слышно, из чего Уилл делает вывод, что Конни и Бреннер спустились вниз. Это прекрасно, потому что приоткрытый ящик так и манит его. Аккуратно поднявшись, Уилл на цыпочках подходит к стеллажу и заглядывает в отделение, из которого директор вытащил папку. Там не оказывается ничего интересного, лишь бумаги по бухгалтерии. А ящик, находящийся выше, привлекает внимание куда больше. «Личные дела» значится на небольшой пластиковой табличке. Мельком взглянув на дверь, шатен цепляет пальцем тонкую золоченую ручку и тянет ящик на себя. Конечно же, он заперт. Сердце стучит, как заведенное, руки дрожат, но Уилл осторожно вынимает связку ключей из бухгалтерского ящика. В любой момент Бреннер может вернуться и если он найдет его, копающегося в своих бумагах, то наверняка порвет на месте. Или отправит в ужасную подземную камеру прямо из кабинета. К замку ящика с личными делами ключ находится только со второй попытки. Открыв картотеку, Байерс аккуратно перебирает корешки папок, на которых указаны имена больных. Когда он доходит почти до конца, под пальцы попадается на удивление толстая папка с фамилией «Уилер». Достав ее, Уилл нервно развязывает соединяющие ленты и открывает первый лист. Сразу же на глаза попадается фотография. Майк. Младше на пару лет, более круглолицый и розовощекий. Уилл неосознанно улыбается, отмечая про себя, что детская припухлость очень шла Майку. Он был милым ребенком. Несомненно, взрослые всегда сюсюкали в ответ на его не по-детски грозный взгляд и тянулись потрепать пухлые щечки. Байерс многое бы отдал, чтобы взглянуть на это. Не удержавшись, он аккуратно отрывает фото от листа и прячет за резинку штанов, как это делал Уилер с книгой. За дверью по-прежнему тихо, поэтому Уилл быстро пролистывает личное дело, пока не натыкается на историю болезни Майка, где указаны все известные из его жизни факты. Юноша чувствует себя предателем, так грубо вторгаясь в жизнь дорогого ему человека, но чем дальше он читает, тем бледнее становится это чувство. Все из-за того, что написанное в личном деле шокирует его. Руки начинают дрожать, а в горле экстремально быстро пересыхает. Он уже пожалел, что полез в это, что не спросил Майка, а решил воспользоваться случаем и узнал все… так. Прочитанное душит, что ощущается почти физически. Буквы расплываются перед глазами, но далеко не из-за слез. Ему плохо, эмоционально плохо. Настолько, что устоять на ногах сложно, а удержать в руках трясущуюся папку почти невозможно. Строчки скачут, слова теряют свой смысл, но в то же время разрывают его голову, потому что читать дальше уже не нужно. Ему достаточно. Ровно столько, чтобы без страха быть пойманным затолкать папку обратно в ящик, вернуться к креслу на негнущихся ногах и рухнуть в него безжизненной куклой. Он хочет плакать, выпустить все то, что совершенно не думал почувствовать. Взять раскаленную кочергу и прижечь каждый оголившийся нерв, но в таком случае ему пришлось бы нырнуть в полыхающий в камине огонь. Он не искал этого. Ни за что не хотел бы узнать, быть посвященным в такие вещи. Майк. Теперь даже мысленно было сложно называть его по имени, потому… Болело. Где-то в районе ребер, но совсем не там, куда ударил Амикус. Болело глубже, куда не добраться руками или самыми острыми ножами. Давило на него со всех сторон, мешая дышать, мешая думать о чем-либо, кроме ужасной истории, запертой в картотеке Бреннера. Она черным гниющим пятном легла на сознание Уилла, отравляя все его мысли. Еще несколько минут назад он уверенно стоял на твердой земле, искренне веря в людей и их доброту. Но теперь он сорвался вниз, прямо к острым скалам. Туда, где мечты разбиваются, а надежды стеклянной пылью оседают на легких и никогда больше не позволят дышать свободно. Он не помнил, когда вернулся Бреннер и как закончился разговор. Не помнил, как отправился к себе. Не помнил лиц и вопросов друзей. Наверное, они ждали от него ответа или, может быть, хотели что-то рассказать. Но он просто свернулся на своей кровати и зажмурился. Так сильно, что в висках заболело. Желание оторвать от окна клочок страницы почти сорвало его с места, но … был ли в этом смысл? Он наверняка уже увидел. С другой стороны, сам Уилл может не пойти. Он может остаться в комнате и просто жить дальше. Но он не мог. Абсолютно не знал, что скажет ему и как, но ему просто необходимо было заглянуть в карие глаза и найти там ответы. Узнать, правда ли все то, что написано в личном деле. За пару часов это переросло в головную боль, которую не смог снять холодный душ и несколько стаканов чистой воды. Ужин отказался лезть в горло. Сидя в столовой, Байерс на секунду встретился взглядом с Холли. Малышка спокойно кушала рядом с Робин. Ее волосы сегодня были заплетены и теперь тонкими косичками лежали на плечах. Увидев Уилла, девочка улыбнулась ему и подмигнула. Он хотел сделать то же самое в ответ, но не смог выдавить из себя даже подобия улыбки. Просто отвернулся. Возможно, когда-нибудь он сможет объяснить ей причину такого поведения. Если она только это запомнит. Господи, Холли. Помнит ли она хоть что-то? Сердце вновь больно дернулось. В нем росла злость. Такая мощная и ослепительная, что, казалось, это видят все. А если не видят, то чувствуют яростные вибрации, которые широкими волнами расходились от Байерса по помещению. По всему Сэдхаусу. Чувствует ли их Майк? Дастин и Лукас больше не задавали вопросов. Лишь пожимали плечами, надеясь, что вскоре он сам расскажет им. Но он не станет. Потому что не его тайна. Потому что просто язык не повернется произнести такое. После отбоя он почти бежал вниз, перепрыгивая через несколько ступенек, но когда до встречи остался лишь один пролет, Уилл остановился. Просто для того, чтобы убедить себя идти дальше. Все, чего он сейчас хотел, так это увидеть Майка и услышать от него, что все это выдумки. Что все они ошиблись. Что сам Майк ошибся. Уилер ждал его на улице. Стоял за дверьми, нечитаемым взглядом наблюдая за тем, как ветер волнует высокую траву. Его спина казалась сгорбленной сильнее, чем обычно. Уилл списал это на свои эмоции и смело подошел. -Привет, — вновь никаких попыток улыбнуться. Но Майк улыбался ему. Коротко и устало, но улыбался. -Прогуляемся? Есть одно место, тебе понравится, — затолкав руки в карманы, брюнет двинулся влево. Там, где обрыв плавно уходил в сторону и начинался густой лесной массив, казалось темно и холодно. Уилл послушно следовал за парнем, радуясь небольшой отсрочке. Сейчас, глядя на то, как расслабленно и спокойно Уилер бредет по небольшому лугу, он отчаянно хотел усомниться в своих мыслях. Человек никогда не смог бы выглядеть так спокойно после … -Что заставило тебя попросить о встрече? — повернув голову, брюнет вежливо улыбнулся. -Сначала покажи мне то место, — Уилл трусил. Очень сильно. Он не мог сказать этим глубоким глазам, что все знает. Что узнал все втайне. Выкрал, бессовестно вычитал информацию. -Только должен предупредить, что бояться не стоит, — они уже пересекали первые полосы посадки деревьев. Уверенно шагая в только ему известном направлении, Майк загадочно добавил: — Они этого не любят. -К-кто они? — Байерс не знал, из-за чего именно стал запинаться в словах. Сосредоточившись на своих мыслях, он чуть не налетел на спину остановившегося Майка. Тот стоял у высоких кованных ворот, но они ничем не напоминали те, что Уилл видел на въезде. -Духи, — брюнет улыбнулся шире. Только после его уточнения стало ясно, что они стоят у местного кладбища. Если привыкнуть к темноте и присмотреться, то между деревьев действительно можно заметить невысокие фигуры. Они стояли на равном расстоянии друг от друга, в шахматном порядке. Памятники и правда напоминали силуэты людей, но при тщательном рассмотрении становилось ясно, что это лишь камни. Аккуратно выточенные и любовно отшлифованные камни. -Кто здесь лежит? — шатен оглядел небольшую площадь, насчитав примерно около пятидесяти памятников. Он очень сомневался в том, что умерших в лечебнице больных хоронят так. -Первые пациенты, — скрипнув воротами, Майк смело вошел на территорию и выжидающе посмотрел на Уилла. — Говорят, доктор Ньюгейт относился к ним, как к членам семьи, поэтому хоронил со всеми почестями. Сейчас умерших кремируют и выбрасывают их прах с обрыва. Никакой романтики. -Очень даже романтично, — Байерс вошел на территорию, чувствуя себя неловко. Словно оказался в чужом доме. Там, куда не приглашали. Прямо как перед портретом Элизы Ньюгейт. -Думаешь? — Уилер пожал плечами. — Хоть я и предпочитаю погребению огонь, но все же … это место живописно. С этим сложно было спорить. Это кладбище не несло в себе той мрачности, какой обычно веяло от всех захоронений. Здесь не пахло смертью, не было атмосферы ужаса. Только могилы, за которыми кто-то кропотливо ухаживает. Парни двинулись по узкой вымощенной камнем дорожке. Майк уверенно шагал вперед, а Уилл с любопытством разглядывал надгробия. -Почему некоторые огорожены? — он указал на могилу, которую обнесли невысоким забором. Таких здесь было несколько. -Туберкулезники. Считалось, что к их могилам нельзя приближаться минимум на два метра. Понимаешь, насколько добр был первый директор? Даже их он не сжигал. Байерс неопределенно хмыкнул. Он знал, что оба они сейчас думают об одном — Бреннер тащит Сэдхаус в Ад. -Третий корпус, кстати, был построен для них. Поэтому художественный класс, в котором ты занимаешься, так близко к нему. Доктор Ньюгейт хотел жить в самом центре комплекса, чтобы в необходимый момент быстро добраться до любого пациента. -Он жил в … художественном классе? — шатен хмурился, внимательно читая имена людей, мимо чьих надгробий они проходили. -Да, ты не знал? — Уилер удивленно вскинул брови. — Библиотека была его личным собранием сочинений. Половину из книг туда привезла жена доктора — Элиза. И эта половина, кстати, нравится мне больше. А на месте вашей комнаты отдыха раньше была галерея, поэтому комната такая длинная. Там висели полотна, полностью закрашенные разными цветами. Больных это успокаивало. Они могли часами любоваться тем цветом, который совпадал с их настроением, а потом выходили во дворик и отдыхали у фонтана. -Откуда ты все это знаешь? — Уилл действительно был поражен. Глядя себе под ноги, он бегло припоминал экскурсию Конни, но тогда она не упоминала ничего подобного. -Я же в библиотеке почти каждую ночь пропадаю, забыл? — Майк улыбнулся. — Много чего рассказал Артур… Мы пришли, кстати. Уилл поднял голову как раз в тот момент, когда далекая молния осветила возвышающийся перед ними склеп. Эта постройка была выполнена так же любовно, как и каждое надгробие на кладбище. Острой крышей склеп устремлялся в ночное небо, которое затягивало тучами. Вход охраняли два маленьких ангела, один из которых держал в руках арфу, а второй книгу. -Элиза любила музыку, — тихо пояснил Майк, указав на ангела слева. — А Эдвард был ученым, поэтому… — бледная ладонь провела в сторону фигурки справа. В склеп вели четыре высокие ступени. Внутри он оказался маленьким и вмещал в себя всего три могилы, одна из которых была совсем крошечной. На огромной белой мраморной плите стояла фигура девочки с вьющимися волосами. В этих стенах такое зрелище было печальным. Но одна ненормальная деталь привлекла внимание Уилла. В голове девочки была дыра, по неровным краям которой расположилось нечто темное. Он не мог понять, что это такое, наклонился вперед, но сильная рука Майка остановила его. -Не надо, — предупреждение отдавало холодом, словно он … боялся. Байерс пригляделся, пытаясь разобрать, что именно так испортило памятник, как вдруг заметил легкое шевеление внутри дыры. -Осы, — тихо объяснил Уилер, потянув шатена на себя. — Построили улей в голове бедняжки… Жутко, правда? Но в этом есть доля иронии, ведь дочь Элизы и Эдварда родилась больной, что и стало причиной ее смерти. -Это их дочь? — Уилл вновь посмотрел на памятник. — А разве Артур не…? -Он так не думает, — Майк повернулся к двум длинным могилам. — Скорее всего, его мать была пациенткой, но никак не Элизой Ньюгейт, — он с уважением и грустью смотрел на идеально белый мраморный прямоугольник. — Она умерла за пару лет до рождения Артура. Вся эта атмосфера и печальный вид Майка срывали все печати, которые Уилл так старательно накладывал на свое сознание последние минуты. Он поспешил выйти на улицу, где жадно втянул носом воздух, который заметно похолодел в преддверии грозы. Он больше так не может. -Уилл, ты в порядке? — Майк возник позади и, спустившись по ступеням на дорожку, коснулся плеча шатена. -Да. Давай вернемся, пожалуйста? — Байерс сорвался с места, шагая к выходу слишком быстро. Было ощущение, что чертовы осы поселились в самом центре его груди. Они кишели и шевелились там, задевая болезненные точки своими крыльями, от чего внутри горело и зудило. -А ты знал, что раньше у обрыва были ограждения и больных выпускали туда гулять? — брюнет быстро догнал его и теперь шагал рядом. Кажется, его настроение отличалось сегодня, что делало все только хуже. -Майк… -Но так было недолго, потому что однажды кто-то из пациентов перелез через забор и… -Майк! — Уилл остановился, когда до выхода с кладбища оставались жалкие метры. В этот момент все в нем начало дрожать, прямо как небо над головой. Казалось, погода внимательно следит за ним и подстраивается под каждую ноту его состояния. -Уилл? — Уилер обернулся, отойдя от юноши на несколько шагов. -Майк, почему ты здесь? — он дрожал. Всем телом. Дрожал даже голос, который к окончанию фразы вовсе сорвался. -Что? — брюнет хмурился. Он видел, как часто вздымается грудь Байерса, видел панику и страх в его глазах. — Зачем тебе нужно это знать? Юноша понимал, что пути назад нет. Резко втянув в себя холодный воздух, он вынул из-за спины фотографию, которая проделывала в нем дыру все это время. Не дыша и не моргая, он протянул Майку карточку. Лицо Уилера изменилось. Мгновенно и поразительно пугающе, как прошлым вечером. Он долгим взглядом смотрел на фото в руке Уилла, о которое начали разбиваться первые дождевые капли. -Откуда у тебя это? — голос стальной. Такой, что позавидовал бы сам Бреннер. Байерс морщится, нервно прикусывает нижнюю губу. Весь его вид вдруг становится жутко виноватым. Настолько, что самому противно. -Я видел твое личное дело, — тихо, почти беззвучно. -Как? — второй вопрос-нож попадает прямо в цель. Как он жалеет, что завел этот разговор. Что вообще полез в чертов ящик Бреннера! -Это неважно, Майк, просто… Скажи мне, это правда? — неосознанно он делает шаг к Майку, но тот разворачивается в направляется к выходу. Падающие с неба капли холодными ручейками забираются под ворот кофты и заставляют волоски на коже подниматься, но Уилл не чувствует этого. Он спешит за Майком, который уже открыл ворота. -Майк! Пожалуйста! — тон почти умоляющий. — Расскажи мне. -Ты не должен был этого видеть, ясно? — Уилер почти рычит, не обращая никакого внимания на то, что на лицо опустились распрямленные под тяжестью воды волосы. Они жутко расчерчивали бледное лицо, что в ночи казалось почти демоническим. — Кто дал тебе право лезть туда?! Он снова собирается уйти, но Уилл ловит его руку и настойчиво тянет назад. -Но это случилось! Я жалею о том, что знаю все. Но… Просто скажи мне. -Что хочешь услышать, Уилл? — брюнет сжимает руку в кулак, но не вырывает ее из хватки Байерса. — Что мой отец слетел с катушек после смерти матери? Да, так и было. Но в итоге поверили ему, а не мне, ясно? Кто вообще поверит потерянному ребенку, которого привезли в дурку по локоть в крови?! — он жестоко усмехается, блеснув ровным рядом белых зубов. Гром где-то над океаном никак не волнует двух парней, застывших у ворот на кладбище. Уилл понимает, что слишком сильно вцепился в запястье Майка, поэтому разжимает пальцы и наблюдает за тем, как тот отворачивается. Но не уходит. Замирает, опустив голову вниз. -Майк, — тихо начинает шатен, не решаясь подойти ближе. –Что… Что твой отец… -Что ты хочешь услышать? — вновь повторяет Уилер, на несколько миллиметров повернув голову к Байерсу. — Действительно ли мой поехавший отец делал что? Уилл опускает взгляд к своим ногам. Он не сможет выдержать, если Майк посмотрит на него сейчас. И не сможет сказать хоть что-то, потому что губы начинают дрожать, но далеко не от холода. -Да, — коротко и твердо произносит брюнет, а затем поворачивается к нему. —Все именно так, как я рассказал им. Давай называть вещи своими именами, ведь именно этому меня здесь учат. Он насиловал меня. Я не понимал, что происходит, потому что был слишком мал. Больно, страшно, снова больно… Но какая разница, если это делает твой родной отец, которому ты доверяешь, правильно? — он хищно прищурился. — Я не знаю, почему он это делал. Просто однажды пришел домой пьяный спустя полгода после смерти мамы и почти в отключке сделал то, что сделал. Может быть, крыша поехала или он всегда таким был. Я не знаю. Его голос поражал своим спокойствием. Майк стоял перед ним с идеально прямой спиной, в то время как Уилл дрожал уже всем телом. Он готов был к тому, что сейчас земля уйдет прямо из-под ног или небо рухнет на его голову, но этого не произошло. Только резкое оглушение, будто рядом разорвалась бомба. А потом он поднял взгляд и ... кажется, умер. Потому что лицо Майка было искажено до безобразия. Приятные черты стали жесткими и сломанными. Будто кто-то покромсал полотно с прекрасным лицом на нем. Он стоял твердо, как камень, а в карих глазах плескались слезы злости. Они смешивались с дождем и падали на землю. Кажется, он даже не дышал. Просто говорил, будто в нем нескончаемый запас воздуха и делать вдохи совершенно не нужно. -Это продолжалось недолго. Пока в последнее воскресенье сентября он не прошел мимо моей комнаты. Всегда поднимался ко мне, засыпал у двери или в кресле перед моей кроватью, но в ту ночь он пошел дальше. В комнату Холли. Я не знаю, что этот сукин сын думал делать, но я не мог пустить его туда. Может быть, он просто хотел увидеть ее или посидеть с ней. Я напугался. Взял в кладовой молоток и ударил его по голове, — бледные губы быстро шевелились, воспроизводя мысли, но взгляд оставался стеклянным, что вводило Уилла в близкое к истерии состояние. — Потом вызвал полицию. В скорую не звонил, потому что думал, что убил гада. Когда к нам приехали, мы с Холли сидели на пороге дома. Она совсем не испугалась, представляешь? У меня руки в крови и брызги на лице, а она сонно улыбалась мне, будто это какая-то игра. Ее забрали. Отдали в какую-то семью, но там она совсем замкнулась и перестала говорить. Когда ее привезли ко мне на встречу, то обратно она уже не захотела идти. В это время наш отец рассказал, что я обижал своих одноклассников, душил кошек и потрошил птиц. Ему поверили без сомнений, а меня сочли сумасшедшим и закрыли здесь, — наконец он медленно выпустил из легких остатки воздуха и посмотрел на шатена прояснившимся взглядом. — Это та история, которую ты так хотел услышать, Уилл? Байерс открыл рот, но тут же закрыл. Он молчал, позволяя услышанному второй волной уничтожить его. Майк. Такой добрый и умный. Его Майк. Он бы не пожелал такой участи даже Кэрроу. Уилл всхлипнул, но скорее от холодных капель, чем от слез. Он сделал широкий шаг вперед и, продев свои руки под руками Майка, которые как плети висели вдоль тела, осторожно опустил свои ладони на напряженную спину. Он не знал, что в голове Уилера, но больше всего на свете желал лишить его всех мыслей. Каждой чертовой убивающей его мысли. И объятия под ледяным дождем были единственным шансом сказать. Я рядом. -Прости, прости меня, — тихий шепот куда-то в ключицу. Прошло несколько ужасно долгих секунд, прежде чем холодные руки коснулись плеч Уилла. Одна ладонь упокоилась между его лопаток, а вторая оказалась на шее. Пальцы сгребают мокрые волосы и крепко прижимают голову к своему плечу. Так нужно. Так тепло. Уилл закрыл глаза, вжимаясь губами в крупную вязку прогулочной кофты Майка. Он не ощущал ничего, кроме чужого медленного и размеренного дыхания. Грудь брюнета, прижатая к его собственной, спокойно поднималась и опускалась. Это дает небольшую надежду на то, что он ничего не испортил, что все еще можно удержать. -Нужно возвращаться, — и снова тихий и приятный голос. Разорвав объятия, Майк направляется к зданию. Его спина все так же сгорблена, а руки безвольно болтаются в воздухе. Байерс плетется следом, не до конца уверенный в том, что его мысли были верны. Вдруг это было прощальное объятие, которое означало, что Уилер больше не желает его видеть? Путаясь в своих ногах, он медленно бредет следом, но яркая вспышка молнии где-то совсем рядом заставляет подскочить на месте. На долю секунды все пространство вокруг оказывается освещено, и шатен видит, что Майк тянется к нему и что-то говорит, но звуки его голоса тонут в раскатах грома. Инстинктивно протянув к брюнету руку, Уилл позволяет тому броситься под небольшой навес крыши и потащить себя следом. Оба тяжело дышат, изрядно испуганные бушующей стихией. Байерс проводит ладонями по лицу, омывая его дождевой водой, и отбрасывает со лба мокрые волосы. Ночной воздух приятно обдувает открытый лоб. Привалившись к стене спиной, Уилл тщательно зачесывает волосы пальцами к затылку, чтобы вода с них не попадала на лицо, и смотрит на мокрого насквозь Майка, который наклонился к своим коленям и теперь внимательно за ним наблюдает. -Значит ли все это, что я могу рассчитывать на честный ответ на любой вопрос? — Уилер распрямляется и вскидывает брови. Снова укол вины. Прикусив губу, юноша кивает. -Тогда расскажи мне, почему ты здесь оказался и какой диагноз тебе поставил Бреннер? Уилл опускает веки. Глубоко вдыхает, понимая, что это меньшее, что он может сделать. -Мой отец отсудил права на меня у мамы. Ему нужны только деньги, поэтому он привез меня сюда, оформил все бумаги и получает от государства кругленькую сумму каждый месяц за психически нездорового ребенка, — после истории Майка его собственная казалось до смешного глупой. — Мой диагноз — неизлечимый гомосексуализм. Он сжимает губы, по которым стекает крупная дождевая капля. Вниз по подбородку, к шее, пока не исчезает, впитываясь в кожу. Он ждет взрыва смеха или осуждений, но в ответ лишь тишина. Внимательно посмотрев на Майка, Уилл понимает, что тот активно думает. Лихорадочно размышляет, бегая взглядом по стене здания за спиной шатена. Он совсем не удивлен? -Нашим отцам место в Аду, но сейчас не об этом, — откинув от лица волосы, Уилер подходит ближе и с серьезностью заглядывает в зеленые глаза. — Послушай меня внимательно. Ни за что и никогда не признавай свой диагноз, понял? Байерс хмурится, ожидая услышать что угодно, но не это. -Ни Бреннеру, ни Кларку, ни санитарам… Никому. Что бы они ни делали, не говори, что ты согласен с диагнозом. -Почему? -Тогда у них будут все права приступить к настоящим пыткам. Не знаю, заметил ли ты, но те методы, которые практикует Бреннер, немного отличаются от общепринятых, — брюнет усмехается, но усмешка эта получается жестокой и не веселой. — Почти все процедуры запрещены законом. Они применялись около сотни лет назад, но потом их сочли жестокими. Этот псих верит, что новое это хорошо забытое старое, только вот интерпретация у него своеобразная. Под лечением он скрывает хладнокровные опыты над людьми, от которых отказались семьи. Над такими, как мы с тобой. Тяжело сглотнув, Майк наклоняется ближе. За его спиной мощные разряды молний тонут в бушующем океане, но Уилл не обращает на это никакого внимания, потому что для него не существует ничего, кроме широко распахнутых почти черных глаз. -Не соглашайся с диагнозом. Понял? — рвано выдохнув, он касается щек и скул шатена. Аккуратно проводит кончиками пальцев по холодной коже, будто желая собрать все оставшиеся на ней капельки. На секунду закрывает глаза и прижимается ко лбу Уилла своим. Между их лицами несколько жалких сантиметром, от чего Байерс забывает, как дышать. Как так вышло, что самый тяжелый разговор в его жизни заканчивается так? Под дождем, между холодной стеной Сэдхауса и Майком Уилером, который не рвет его на части из-за раскрытия ужасной тайны, а пытается сохранить его жизнь? Для чего? И почему еще не ушел, не попросил больше никогда не приходить после отбоя в библиотеку? Почему? Быть может, ему стало легче? Вдруг за все эти годы Уилл был первым, кому он так открыто все рассказал? Позволил забраться к себе в голову, а в ответ получил абсолютное доверие. Быть может, это и стало лекарством? Байерс не решается кивнуть, боясь разрушить этот момент, поэтому тихо и уверенно произносит: -Я не гей. Майк беззвучно смеется, не открывая глаз, и осторожно оглаживает большими пальцами его скулы. -Правильно, молодец. Уилл улыбается в ответ, желая разделить это спокойное и приятное мгновение, и закрывает глаза. Только гроза, рискующая перерасти в настоящий ураган, всего пара сантиметров между их лицами и прохладные пальцы Майка на его щеках.