Приюти меня в своём сердце

      Свет луча утреннего солнца проникает в больничную палату. Омега полулежит на кровати и с нежностью смотрит на крохотное дитя в своих руках, горько улыбаясь и смаргивая непрошеные слёзы.       — Мама, посмотри на него, — обращается он к женщине, сидящей рядом на стуле и отвернувшейся к окну. — Мама, — с болью в голосе повторяет он, — посмотри на своего внука.       Старшая омега не реагирует, а парень тихо плачет и гладит новорождённого сына по головке, наблюдая, как тот сладко зевает.       — Ты такой красивый, — шепчет он и целует альфочку в лобик. — Мама, — омега снова смотрит на родительницу, — взгляни на внука хоть раз, пожалуйста… Он очень красивый, мам… Ты не можешь злиться на него за то, в чём он не виноват… Он не виноват…       Женщина неизменно игнорирует сына.       Сокджин ночью родил первенца. Чтобы этот ребёнок появился на свет, омеге пришлось многое пережить: от несчастной любви до презрения собственных родителей. А всё дело в том, что малютка родился вне брака.       Чуть больше года назад в семью Ким приехал давний друг главы семейства по делам общего бизнеса вместе со своим сыном. Джину тогда скоро должно было исполниться девятнадцать, а влюблённые альфы почти каждое утро толпились возле их дома, прося руку и сердце столь прекрасного молодого омеги.       Но младшему Киму сразу приглянулся тот альфа, что посетил их дом. На вид он был старше года на два максимум. Джин понял, что влюбился — ему тогда так казалось — с первого взгляда. На первом совместном ужине он только и делал, что краснел, прятал глаза и смущённо улыбался, а это, между прочим, было для него совершенно несвойственно.       Симпатия оказалась взаимной, и всё закрутилось слишком быстро. Короткие разговоры, красные омежьи щёки, тайные свидания, признания в любви, совместные ночи и пробуждение с рассветом, чтобы убежать в свою комнату и не быть застуканным… Джинён — так звали альфу — клялся вечно любить, быть рядом, и Сокджин охотно верил и был счастлив, мечтая о том, как возлюбленный попросит его руки у родителей — в том, что те согласятся, парень даже не сомневался, потому что, как минимум, этот брак был бы выгоден обеим сторонам. Затем они поженятся и будут жить душа в душу до конца жизни. Наивно? Да. Глупо? Очень. Легкомысленно? Вполне возможно. Но что мы видим, будучи влюблёнными…       Всё это продолжалось полгода, пока Джин не узнал, что беременный. Конечно же, он поспешил рассказать об этом альфе, чтобы вместе решить, как быть дальше. Но омега никак не ожидал, что Джинён молча развернётся и уйдёт, а на следующий день он узнает об отъезде альфы в свой родной город.       Джин тогда много плакал, отказываясь верить. Но реальность слишком жестока. И в ней он незамужний девятнадцатилетний омега с ребёнком под сердцем. Раньше он только читал о том, что от любви теряешь голову, что она причиняет боль…       Но теперь испытал на себе с лихвой.       Рассчитывая на поддержку, Сокджин во всём признался родителям, долго просил прощения на коленях, но не получил и частицы того, за чем шёл. Отец с матерью вместо того, чтобы обнять своё дитя, вместо того, чтобы утешить и сказать, что всё будет хорошо, что они помогут вырастить ребёнка, сразу сказали избавиться от него, и только чудом Джин смог уговорить их изменить своё решение.       Он не предполагал, что будет ещё больнее.       — Сокджин, — в палату заходит альфа — отец омеги — и холодно смотрит на сына с маленьким свёртком на руках, — выйди. — Он кивает в сторону больничного коридора и скрывается за дверью.       Джин с трудом поднимается с кровати — всё ещё больно после тяжёлых родов — и выходит следом за отцом, который уже стоял и, видимо, не впервые беседовал с каким-то незнакомым омеге мужчиной. Он подходит ближе и понимает, что незнакомец является священником.       — Здравствуйте, — глухо произносит омега и крепче прижимает ребёнка к груди.       — Здравствуй, Сокджин, присядь, — отзывается альфа и первым садится на стоящую рядом банкетку, после хлопая ладонью возле себя.       Джин слушается, а потом выжидающе смотрит то на отца, то на мужчину.       — Меня зовут Доминик, я из общества Святого Иоанна, — начинает альфа, — мы с твоим отцом обсудили твоё положение и пришли к выводу, что будет лучше, если ребёнка заберёт приёмная семья. Ты прекрасно знаешь, что ребёнок, рождённый вне брака, считается незаконнорождённым, и, я смею надеяться на твой здравый рассудок, ты не хочешь, чтобы он всю жизнь прожил изгоем, в вечном презрении достойных членов общества…       — Но…       — Ты совершил тяжкий грех, Сокджин…       — Я знаю… и я раскаиваюсь, но…       — Разве ты хочешь, чтобы ребёнок расплачивался за твои грехи? Смею напомнить, что твои грехи — не его. Так что, хочешь? — Джин в ответ слабо мотает головой. — Ответь мне.       — Нет, — шепчет омега.       — Громче.       — Нет, — слушается парень, и слеза скатывается по щеке.       — Тогда ты согласен, что он должен расти в полной, правильной семье?       — Но…       — Он согласен, — подаёт голос до этого молчавший старший Ким.       — Отец… — Омега поднимает мокрые глаза на родителя.       — Мы договорились с тобой, — равнодушно напоминает альфа.       — Отец… Я понимаю, что совершил большую ошибку, что опозорил вас с мамой… Но не делай этого, прошу, — молит омега, а альфочка в его руках тоже начинает плакать, будто чувствуя тревогу своего папы.       Вдруг он видит медсестру, которая вышла из палаты, где недавно находился Сокджин, вместе с его матерью. А через пару секунд та оказывается возле них и забирает малыша у ничего не успевшего понять омеги.       — Нет, — одними губами произносит Джин, — вы не можете его забрать, — уже громче, — нет! Я не согласен! — Он пытается кинуться вслед за уходящей женщиной, но его останавливает родитель, ухватив поперёк талии и причиняя тем самым ощутимую боль. Не только физическую.       — Нужно ещё подписать некоторые бумаги, — покашляв, чтобы привлечь внимание к своей персоне, сказал священник.       — Он всё подпишет.       — Нет! — рыдает омега. — Отец, прошу, верни его… Верни…       — Ты подпишешь или я сделаю так, чтобы твой отпрыск оставался в детдоме до совершеннолетия, — цедит альфа, тряся сына за плечи.       Омегу тошнит. От отца, от самого себя, от безысходности тошнит… Белые потолки с обвалившейся штукатуркой начинают плыть, а в глазах темнеет то ли от отчаяния, то ли от шока. Он плачет навзрыд, наблюдая расфокусированным взглядом, как отдаляется священник и там, в конце больничного коридора, забирает его малыша из рук медсестры, а потом и вовсе скрывается с ним за дверью главного входа.       — Позвольте… Позвольте мне его покормить… Хотя бы раз… — Сокджин смаргивает солёную влагу и в следующий момент виснет на руках отца, теряя сознание.       Уже вечером он узнает, что больше никогда не увидит не только своего сыночка, но и отчий дом…