Приюти меня в своём сердце

      Чонгук топчется на месте, то и дело поправляя манжеты на рубашке насыщенного черничного цвета. Он вообще-то эту рубашку не очень любит, но её выбрал один милый омежка, из-за чего та стала чуть ли не фаворитом в гардеробе альфы. Да что там рубашка… Чонгук вот сладкое не любит, если, конечно, это не Тэхён, а с Тэхёном полюбил, потому что «Господин, как же так, попробуйте! Это очень вкусно!». И действительно… С Тэхёновых рук вкусно всё.       Чон уже десять минут ждёт Тэхёна, и это не потому, что «все омеги долго собираются», это потому, что Чонгук слишком быстрый.       — Я готов, — слышится неловкое за спиной, и альфа спешит обернуться на звук, вмиг забывая, кажется, даже собственное имя.       Тэхён стоит на предпоследней ступеньке и переминается с ноги на ногу, робко смотря на старшего. Альфа всматривается в юное личико и вовремя одёргивает себя, чтобы не замурчать подобно коту, завидевшему аппетитного мышонка в качестве добычи. Щёчки парнишки окрасил прелестный румянец, нижняя губка закусана, а светлые волосы красиво лежат — омежка не укладывал их, просто расчесал, но так только лучше, так только вкуснее…       Быстро облизнув пересохшие губы, Чонгук скользит взглядом ниже, стараясь долго не задерживаться на шее. На омеге надеты брючные шорты горчичного цвета, вовсе не облегающие, но зато открывающие колени, а этого альфе вполне достаточно для того, чтобы гулко сглотнуть; в них заправлена шёлковая нежно-голубая блузка в мелкий чёрный горошек и с красивыми лентами, что сейчас завязаны изящным бантом в районе ключиц. Образ завершают чёрные лоферы, которые идеально смотрятся на аккуратной омежьей ножке.       Божество, не иначе.       Поняв, что сейчас не самое подходящее время, чтобы выпрыгивать из штанов, Чонгук уже собирается что-нибудь сказать, но его опережает Тэхён, который успел сильно занервничать из-за затянувшегося молчания и пристального взгляда со стороны старшего.       — Совсем не празднично? — взволнованно спрашивает омежка, грустнея на глазах. — Я могу быстро переодеться, если Вам не нрав…       — Мне нравится, — выдавливает Чонгук, поражаясь хрипоте собственного голоса. Нет, так не пойдёт. Надо убедить этого малыша, что всё отлично, а то из-за встречи Чонгуковой челюсти с полом бедный распереживался, что дело в нём.       Нет, дело-то, конечно, в нём, но в ином смысле, о котором молоденькому омежке знать совсем не обязательно.       — Ты прекрасен, — взяв себя в руки, улыбается Чон и подходит ближе, с удовольствием отмечая смущённую улыбку, тронувшую розовые пухлые губки.       Тэхён же чувствует, что кончики ушей начинают нещадно гореть. Альфа стоит, смотрит на него снизу вверх и улыбается так тепло, что в груди становится тесно, сразу хочется вдохнуть поглубже, но не получается. Дышать вообще с трудом получается, когда Чонгук рядом.       Омежка каждый день переживает, что не такой, что совершенно не под стать такому мужчине. Чонгук — принц, который по приказу отца и одновременно по доброте душевной приютил замарашку и бесприданницу. Тэхён любит сказки, очень любит. И верить в них он любит тоже. Но в его жизни никогда не было сказки, а то, что происходит сейчас… Так неправильно, так в реальной жизни быть не должно.       Чонгук заслуживает большего, и Тэхёну грустно от мысли, что у такого прекрасного человека и альфы не было выбора, что на его голову свалился несуразный омежка, так ещё и в качестве супруга. Чону нужна достойная партия, а не Тэхён.       Омега также постоянно ругает себя за то, что всё равно, несмотря на понимание, любуется старшим, наслаждается его голосом, который, словно тёплое одеяло, укрывает с ног до головы, и вылезать совсем не хочется. Тэхён готов сделать для него всё, хочет быть причиной для улыбки и радости в сердце, хочет быть нужным и любимым в ответ. Он знает, что не должен мечтать о таком, но не получается.       Ещё совсем юному сердечку очень сложно — абсолютно невозможно — не биться подобно птице в клетке, когда Чонгук улыбается, когда трогает, гладит совсем невесомо, но достаточно, чтобы задохнуться, когда говорит комплименты и нежности, когда ласково мышонком и крохой называет, когда мягко берёт Тэхёновы ладошки в свои, поглаживая, и наказывает больше не заниматься стиркой, мазь покупает и самостоятельно мажет каждый вечер…       Тэхён теряется в собственных мыслях, убеждениях и переживаниях. Так быть не должно, но так происходит. И самое постыдное в том, что до боли в грудной клетке не хочется, чтобы это прекращалось.       — Идём? — спрашивает Чонгук, и омежка вздрагивает, приходя в себя. — Всё нормально?       — Да, конечно, — спешит ответить Тэ и ставит ногу на следующую ступень, но вдруг чувствует, как та соскальзывает с её края.       Видимо, он не рассчитал и шагнул слишком далеко…       — Ой!       — Можешь уже открывать глаза, — слышит тихий смех Тэхён после того, как ощутил сильные руки на спине и талии. Он и не понял, когда успел зажмуриться.       Но какая, собственно, разница, если сейчас он буквально в руках Чонгука…       — Простите, — мямлит омега, разлепив глаза и встретившись с лицом старшего непозволительно близко.       А тот только всё усугубляет, увеличивая количество бабочек в животе бедного омежки, когда усиливает хватку, прижимая ближе к себе, и шепчет в самое ушко, едва ли не касаясь его губами:       — Надо быть осторожнее, Мышонок.       Тэхён, кажется, с головы до пят покрывается приятными мурашками, а эти непослушные бабочки в животе разливают там что-то тёплое, тягучее и невероятно сладкое. Он только и может, что кивнуть да отвести взгляд, безбожно заливаясь алым румянцем.       — Нам пора, — чуть отодвинувшись, говорит альфа, но отпускать не спешит, полностью противореча своим же словам, — а то можем и опоздать.       А Тэхён снова просто смущённо кивает и всё не знает, куда деть свои руки, которые, если честно, очень хорошо смотрелись бы на широких плечах альфы. Он даже почти собрался положить их туда, но Чонгук всё же отпускает, и омежка позволяет себе сделать первый полноценный вдох.       — А ехать долго? — любопытствует Тэ, когда они выходят из дома и останавливаются возле красной машины альфы, что стояла во дворе. Тэхён в них вообще не разбирается, но она, кажется, совсем новая.       — Минут тридцать, — отвечает Чон, поправляя свои чёрные волосы, которые так беспардонно растрепал ветер, а Тэхён слишком поздно замечает, что жадно проследил за каждым движением мужской руки.       — Понятно… — тянет омега и подходит ближе к автомобилю. — Красивая, — улыбается он, проводя двумя пальчиками по капоту, и слышит довольное хмыканье Чонгука.       — А то! Alfa Romeo 1925 года! — гордо произносит Чон, улыбаясь с каждым словом всё шире.       — Здорово… Но я понял лишь то, что она Вам очень нравится, — грустно признаётся Тэхён и пожимает плечами, виновато смотря на мужчину, который начинает заливисто смеяться, а в следующую секунду подходит совсем близко и мягко ерошит пшеничные волосы.       — Маленькое забавное чудо.       «И только моё», — учтиво добавляет разум, а Чонгук и не думает спорить.       — Прошу, — говорит он, галантно открывая омежке дверь, отчего тот мгновенно смущается и пару секунд стоит, не шевелясь. — Тэхён?       — А? Да! Спасибо… — неестественно пищит вновь залившийся краской омега и прыгает в машину. Чонгук точно принц. Принцы всегда делают что-то подобное, только вот Тэ не принцесса…       Поездка действительно занимает почти полчаса, и за это время Тэхён успевает ещё разочек выведать что-нибудь у мужа про Хосока, а также взволнованно спросить, точно ли можно заявиться на юбилей без подарка. Дело в том, что Чонгук, когда омежка стал переживать по поводу того, что же может подарить господину, сказал, что в этом нет необходимости, ибо уже позаботился обо всём. Тэ всё равно не успокоился и решил, что должен хотя бы что-то приготовить. Выбор пал на вишнёвый пирог, но три попытки не увенчались успехом, отчего парень только больше расстроился.       Но Чонгук вновь успокаивает, заверив, что его отец будет рад обычным тёплым объятиям от Тэхёна.       — А Сокджин и Чимин уже там? — не унимается с расспросами омега, ёрзая на сидении в нетерпении, и Чонгук улыбается, представляя, что сейчас чувствует младший.       — Не знаю. Вполне возможно, что да. Мы с тобой поздновато вышли, — отвечает альфа и видит краем глаза любимую прямоугольную улыбку.       Омежка встревоженно теребит края своих шортиков, периодически вытирая ладошки о ткань, кусает щёку и рассматривает пейзаж за окном.       — Волнуешься? — нарушает повисшую тишину альфа, поглядывая на Тэхёна, который всё не переставал терзать свои алые губки.       — Немножко… — признаётся.       — Почему?       — Не знаю… — Тэхён опускает голову и принимается рассматривать свои ладони. — А если они будут мне не рады?       Чонгук удивлённо раскрывает рот и поворачивается в сторону омеги, который выглядит так, будто на самом деле верит в то, что сказал секундами ранее. И, чёрт, он ведь действительно в это верит.       — Ты ещё скажи, что моему отцу не понравишься, — справившись с удивлением, хихикает альфа, — человеку, который лично тебя для меня выбрал.       — Это другое… — тушуется младший.       — Тэхён-а, не говори глупостей. Ты — Солнышко. А ему все и всегда рады, — серьёзно говорит Чон и замечает, что омежка пытается спрятать робкую улыбку, прикрывая алеющие щёчки ладошками.       Он обязательно как-нибудь расцелует отца за это сокровище.       Внезапно взгляд альфы падает на оголённые Тэхёновы колени, которые Чонгук всё пытался игнорировать, но по итогу потерпел поражение. Ему на секунду даже становится любопытно, не ненавидят ли его втихаря слуги, которые и купили Тэхёну всю эту одежду. Иначе почему они не позаботились о ментальном состоянии Чона? Скулы ощутимо сводит от желания впиться в коленку ничего не подозревающего омежки отнюдь не целомудренным поцелуем. И какое же, мать его, счастье, что они уже подъехали к особняку.       — Мы на месте, — сообщает Чонгук и смотрит на младшего, который, улыбнувшись, кивнул и уже собрался схватиться за ручку, чтобы открыть дверцу, но альфа его остановил, мягко взяв за запястье.       — Нет-нет, Мышонок, не так, — подмигивает он и первым покидает автомобиль, огибая тот спереди, чтобы подойти к стороне омеги.       Тэхён так и сидит, замерев, до сих пор ощущая теплоту чужой ладони на нежной коже, но вдруг дверца рядом открывается, и омежка видит улыбающегося Чонгука, который протягивает ему руку.       — Ой, — тихо пискнул парень, глупо таращась на альфу. — Да что же Вы… Зачем…       Чонгуковы брови стремительно ползут вверх от удивления, мол, правда, не понимаешь?       — Во-первых, — загибает он один палец на руке, что протянута омежке, — я так хочу. Во-вторых, так должно быть. А в-третьих, выходи уже, нас наверняка заждались.       — Точно, — спохватывается Тэхён и, забыв о стеснении, почти уверенно вкладывает свою ладошку в альфью и выходит из машины.       Пока омежка с раскрытым ртом разглядывает огромный белый особняк, Чонгук закрывает автомобиль и возвращается к поражённому парню, приподнимая свою руку так, что та локтём слегка задевает омежье предплечье.       — Что? — не понимает Тэхён, вновь поднимая свои оленьи глазки на мужчину.       — Под руку меня возьми.       — А-а… Ладно, — кивает омега, вызывая очередную улыбку у Чона, и слабо хватается пальчиками за ткань рубашки на внутренней стороне локтя, что совершенно не устраивает альфу, потому как он сразу перекладывает маленькую ручку более удобно.       А Тэхён молчит и даже не думает перечить, потому что здорово, потому что нравится.       — Всё будет хорошо, — на всякий случай говорит Чонгук и, дождавшись кивка, двигается в сторону особняка, в котором жил с пятнадцати до двадцати двух лет.       Они идут по тротуарной плитке, которой устлана вся площадка перед домом, а омега не перестаёт удивляться масштабам. До сих пор он считал Чонгуков дом огромным… Здание вызывает неподдельный восторг и ощущение величия того человека, который здесь живёт.       Большие двустворчатые ворота позади, а сейчас перед омежкой главный вход в особняк, что находится в самом центре фасада между двумя античными колоннами белого цвета, которые размещены на устойчивых пьедесталах. Аркообразное окно в классическом стиле венчает массивную деревянную дверь, и не успевает омежка как следует рассмотреть, как Чонгук открывает её и пропускает младшего внутрь.       Тэхён мгновенно робеет, заходя в помещение, и удивляется, когда никого не обнаруживает.       — Думаю, нам на второй этаж, — словно услышав мысли омеги, поясняет Чонгук и возвращает нежную ручку на положенное место.       — Здесь так красиво, — восхищённо шепчет Тэхён, оглядываясь.       — Согласен. У отца отменный вкус, — с гордостью в голосе говорит Чон, имея в виду далеко не только интерьер особняка.       Пара двигается к лестнице, что находится в середине роскошного зала. Тэхён с интересом разглядывает мраморный пол, устланный красной ковровой дорожкой, большие окна, верхняя часть которых разукрашена разноцветным витражом, сверкающим под светом огромных стеклянных люстр. А бежевые стены с множеством различных картин украшены какими-то камнями — наверняка драгоценными — синего, красного, жёлтого и зелёного цвета.       Это не дом, это дворец! А Чон Хосок король. Да! Раз уж Чонгук принц, то его отец точно король.       — Ох, вы наконец-то пришли, — слышится бархатный голос, а Тэхён крупно вздрагивает, испуганно смотря на незнакомого мужчину.       Рука сама по себе соскальзывает с предплечья Чонгука, моментально находя его ладонь и с силой сжимая. Уже через секунду к ней присоединяется и вторая, как можно крепче сцепляя пальцы в замок вокруг альфьей ладошки, а сам омежка старается спрятаться за спину мужа.       Тэхён и сам не знает, почему испугался, честно, просто в одно мгновение стало страшно остаться без Чонгука, но он никому об этом не расскажет.       — Я такой страшный? — смеётся незнакомец, и омега осторожно выглядывает из-за своего «убежища» и отрицательно качает головой.       — Тэ, что такое? — обеспокоенно спрашивает Чонгук, но ладонь не убирает.       — Всё хорошо. Просто неожиданно… И вот…       Альфа кивает и, улыбаясь, ободряюще сжимает омежьи пальчики.       — Это Чон Хосок, мой отец, — представляет он, а Тэхёна будто током прошибает.       — Ой, как же это…       Он совершенно не так представлял их первую встречу… И даже речь сочинил. Но слова куда-то делись.       Как же стыдно!       — Простите! — Омежка низко кланяется перед мужчиной. — Я не должен был так себя вести.       Нет, Чонгук, конечно, ожидал, но всё равно не может удержаться от закатывания глаз на этом привычном «простите».       — Айгу, ребёнок, не переживай ты так, — улыбается Хосок и спешит вернуть напуганного омежку в вертикальное положение, осторожно взяв за плечи. — Я сам бы себя испугался. Думать же надо, так внезапно появляясь из-за угла.       — Нет, что Вы! Всё не так! Это я повёл себя невежливо!       — Боже, что за очаровательное дитя, — умиляется хозяин дома, превращая свои глаза в узенькие щёлочки-полумесяцы с небольшими морщинками по обе стороны, и аккуратно, боясь реакции парнишки, приобнимает, — всё хорошо. Пожалуйста, не нервничай так. Не хочешь же ты поседеть раньше меня, м-м? — И снова тихо смеётся.       Тэхён немножко расслабляется и мотает головой, мол, не хочу, и робко окольцовывает талию мужчины руками, прижимаясь чуть теснее и слыша аромат ванили с корицей.       Хосок второй альфа, которого обнимает Тэхён. И сейчас он испытывает совершенно иные ощущения, нежели с Чонгуком… У старшего Чона объятия тёплые, ласковые… Хочется прижаться ближе, чтобы ярче ощутить родительскую любовь и заботу. Хосок, легко похлопывая по спине, словно предлагает стать друзьями, словно заверяет, что омега может ему довериться, что он его не обидит. И Тэхён верит.       У Чонгука объятия тоже тёплые и ласковые, тоже хочется прижаться ближе, но… А вот после этого «но» Тэхён теряется, потому что сначала может быть тепло и спокойно, а через мгновение нежные поглаживания могут начать приятно обжигать. Приятно до новой порции огромных бабочек в животе, до непонятных импульсов по всему телу… Тэхён будто превращается в сплошные нервные окончания: Чонгук только прядку за ушко заправит, а омега уже взволнованно пальчики на ногах поджимает, с нетерпением ожидая новой порции прикосновений.       — С Днём Рождения, — внезапно поняв, что как-то долго молчит, произносит омежка, не отстраняясь. — Я хотел испечь для Вас вишнёвый пирог, но у меня не вышло, потому что я всё ещё не умею готовить, — зачем-то начинает рассказывать он, пряча лицо на плече альфы, — и мне очень жаль. Но я продолжу усердно учиться и в следующий раз испеку самый лучший пирог, обещаю! А ещё… — Тэхён переходит на шёпот, — спасибо.       Хосок всё то время, что омежка говорил, улыбался во все тридцать два, умиляясь и восхищаясь искренностью этого ребёнка. А от последнего отцовское сердце болезненно потянуло, ибо альфа неожиданно вспомнил, через что пришлось пройти мальчику.       — Очаровательное дитя, — повторяет он, а сам на застывшего Чонгука смотрит и подмигивает, в сотый раз радуясь своему решению. — Спасибо, Тэхён-и… — Поняв, что шутить про внуков на «следующий раз» ещё рановато, альфа быстро осекается и лишь в мыслях ехидно посмеивается.       Он не слепой, и сына своего знает, и видит прекрасно этот взгляд «моё», что, кажется, ещё чуть-чуть, и Чонгук силой притянет Тэхёна обратно к себе. От этого становится только смешнее, и Хосок, всё ещё смотря на парня, шепчет ему одними губами: «Да не съем я его», а потом весело улыбается смутившемуся сыну.       — Мне сейчас отлучиться ненадолго нужно, — произносит Чон старший, мягко отстраняя от себя совсем расслабившегося Тэхёна. — Скоро вернусь, а вы проходите, — говорит он и уходит после двух кивков от детей.       — Я очень глупо выглядел? — тут же вопрошает омега, поднимая взгляд на Чонгука, который снова взял его за руку.       — Всё было прекрасно, Кроха.       Омежка, с радостью поверив словам старшего, облегчённо выдыхает и снова принимается разглядывать всё вокруг, заодно ища глазами Чимина с Сокджином.       И наконец находит.       — Хёны… — шепчет он, мгновенно забывая обо всех переживаниях, что окутывали его по дороге сюда. — Господин, могу я…       Он не договаривает, потому что Чонгук, проследив за взглядом мужа, тоже видит двух беседующих омег и говорит:       — Конечно…