Make love, not war

      Первое, что услышал Фаллен, едва открыв глаза — это ругань соседей.       За стенкой жила молодая семья, которая очень любила поскандалить. Хотя оно и понятно, денег вечно не хватало, а муж — молодой парнишка, примерно одного с Ваней возраста, любил подвыпить с друзьями после работы, за что постоянно и отхватывал от своей благоверной. Светло уже давно привык к их скандалам, поэтому особого внимания не обращал, разве что по выходным грозился пожаловаться хозяйке квартиры на шум, если начинали браниться с самого утра и спать не давали.       Вообще, если ты никогда не бывал в питерских коммуналках, не сидел на их грязных, прокуренных кухнях, не пил водку под детский плач и не запирал холодильник на замок, то влиться в эту атмосферу с первого раза достаточно сложно. Поначалу для Светло было весьма проблематично привыкнуть к тому, что за пределами его комнатушки, размером в девять квадратных метров, заканчивалось его личное пространство и всё становилось «общим». Например, он был вынужден делить ванную с абсолютно чужими людьми и ходить туда по расписанию, что с непривычки вызывало раздражение и недовольство. Ванечка с детства жил в комфорте, а тут даже в туалет спокойно не сходить, вечно занято. Да и в целом вся жизнь в таких квартирах подчинялась строгому регламенту. Даже свод правил висел на кухне. Особенно Ванечке очень нравился пятый пункт с просьбой не развешивать трусы в коридоре. Вынос мусора — по расписанию, уборка «общей» территории — тоже строго по графику, но даже с этим Светло со временем свыкся.       Помимо шумных молодых супругов в квартире проживала ещё и пожилая пара, поэтому друзей пригласить было проблематично, дабы не нарушать покой, но Ванечку это не особо расстраивало, так хотя бы дома он мог отдохнуть от людей и заняться чем-нибудь более полезным, нежели гулянками, которых и так было в избытке. Однако даже при таких условиях, соседи частенько умудрялись до него докопаться. Одна только баба Зина чего стоила, периодически обвиняя Светло в том, что он наркоман, который «постоянно шумит и громко слушает музыку по ночам». Особенно интересно было выслушивать подобные обвинения, когда Ванечка возвращался домой после недельного отсутствия. Даже самому становилось интересно, кто это постоянно в его комнате устраивает флэты.       — Домовой, видимо, — отшучивался он и с грохотом закрывал дверь, прямо перед носом старушки, а потом ещё полчаса слушал доносящийся из коридора бубнеж.       Однако проблем у Светло особых не было, хотя назойливая старуха постоянно жаловалась хозяйке квартиры на него. Но Анастасия Николаевна сама прожила здесь много лет и не понаслышке знала, что баба Зина никогда особой адекватностью не блистала, да и Ванечка всегда платил в срок, а иногда и за пару месяцев вперёд. Так что выгонять такого ответственного квартиранта ей резона не было никакого.       С трудом поднявшись, Ванечка сел на край старенькой софы и, уперевшись локтями в колени, растёр лицо ладонями. Стрелки на стареньком будильнике медленно, но верно приближались к двенадцати, в желудке неприятно заурчало, напоминая о том, что он не ел со вчерашнего дня примерно ничего, поэтому хочешь не хочешь, а вставать всё равно нужно. Лениво натянув домашние треники и погладив Гришку за ушком, Ванька поплёлся на кухню. Неспешно поставив чайник, он заглянул в холодильник, в котором на удивление оказалось пусто, хотя Ваня был уверен, что пару дней назад покупал докторскую, а вчера хлеб с печеньем прихватил по дороге домой. Хозяйка его предупреждала уже сотню раз, что давно пора повесить замок на холодильник, но всё как-то руки не доходили. Да и в отличии от своих соседей он не нуждался в деньгах, так что пусть берут, раз им нужнее, решил Светло и захлопнул скрипучую дверцу.       На подоконнике стояла старая консервная банка, через край заполненная бычками. Ваня поморщился и, выкинув окурки в мусорку, достал пачку сигарет. Закурил, глядя на тяжёлое небо, затянутое тучами.       — Всё куришь? — ворчливо укорил Юрий Анатольевич, заходя на кухню.       — Курю, дядь Юр… Курю. Вы хотите?       Ванечка достал из кармана пачку красных Marlboro и бросил её на подоконник. Мужчина остановился, прищурился слегка, поправил очки на переносице и подошёл к окну.       — Кудряво живёшь, Иван, такие сигареты курить.       — Один раз ведь живём, дядь Юр, — отозвался Светло и снова глубоко затянулся.       Мужчина долго рассматривал импортную пачку, затем вытащил одну сигарету.       — Можно парочку возьму? Одну сейчас, одну на особый случай.       — Да все берите, — махнул рукой Фаллен, затушил бычок в банке и пошёл в свою комнату.       — Н-да, молодёжь пошла… Холодильник пустой, зато сигареты новомодные. Точно наркоман… — проворчал Юрий Анатольевич, спрятав пачку сигарет в карман, и поплёлся к себе, слегка шаркая тапочками по полу.

***

      — Здравствуй, Ванечка!       Светло улыбнулся высокой тучной женщине с большим ртом.       — Тебе как обычно? Два с яблоком, два с ливером?       — Совершенно верно, Лидия Семёновна, — кивнул Фаллен, а затем, улыбнувшись, добавил:       — Хорошо выглядите.       Женщина смущённо улыбнулась, поправив высокую замысловатую причёску, и протянула ему пакет с пирожками. Светло положил на железную подставку пару монет и, подмигнув стоящим за ним в очереди двум симпатичным студенткам Вагановки, направился вверх по Садовой. Сегодня было последнее воскресение месяца, будь оно не ладно.

***

      Отложив кисточку в сторону, Рудбой выпрямился, перчатки снял и вытер рукавом пот со лба.       — Думаю, так лучше… — пробормотал он себе под нос, оценивающе глядя на чёрную оградку, — и какой дурак её в голубой выкрасил? А? Роман Николаич?       Евстигнеев, тяжело вздохнул, присел обратно на корточки и принялся выдёргивать траву. Могилка на самом деле была ухоженной, даже какой-никакой памятник стоял, с именем и датой смерти. Фотография с годами немного выцвела от солнца, но было видно, что сюда приходят. На надгробии стоял гранёный, слегка запылившийся стакан и блюдце с конфетами «Красный мак». Ванька аккуратно положил на могилку букет ромашек и достал из бэга бутылку портвейна.       — М-да… — ухмыльнулся он, глядя на этикетку и две огромные синие тройки на ней, — и правда, тридцать три несчастья…       Он взял с надгробия стакан и, наполнив его до краёв, положил сверху кусочек хлеба, а сам уселся рядом, скрестив ноги, и сделал пару глотков из бутылки.       — Как же мне не хватает тебя, друг, — сказал Ваня, поморщившись, — извини, что я так долго не приходил к тебе.       Руд наклонился вперёд, подцепив пальцами лежащую на земле пачку сигарет.       — Я угощусь у тебя. Свои где-то посеял.       Руд долго копался в поиске спичек, но в конце концов отыскал их на самом дне сумки и прикурил. Затянулся, глядя на улыбающегося с фотографии друга, а затем, отсалютовав ему бутылкой, снова сделал пару глотков.       — Ну и где ты был?       Голос Ромы буквально вспорол тишину, приведя Рудбоя в чувства. Ваня озадаченно посмотрел на бутылку, потом на сидящего на скамейке напротив друга и отставил портвейн в сторону.       — Не ссы, это не белочка, — ухмыльнулся Мертвец и, достав из кармана пачку сигарет, тоже закурил, — что?       — Что? — растерянно переспросил Рудбой.       — Смотришь на меня так, будто труп увидел! — возмущённо ответил Рома, а затем на секунду задумавшись, ойкнул и, осознав абсурдность сказанной фразы, рассмеялся.       Ваня на это тоже улыбнулся, забыв на секунду о том, что его друг давненько умер. Однако реальность быстро вернула всё на круги своя, стоило лишь наткнуться на пустой взгляд.       — М-да… — почесав большой нос, протянул Рома, а затем добавил, — а оградку мне в голубой твой дружок выкрасил. Светло. У меня было много шуток на этот счёт, но… Я их забыл… Смерть она такая, многое забывается.       Ваня нахмурился. На душе вдруг стало так тоскливо, будто всю радость выкачали.       — Как он?       — А он, что? Умер? — слегка приподняв одну бровь, спросил Мертвец.       — В смысле?       Рудбой ощутил, как от сказанных Ромой слов, по затылку пробежал холодок.       — Просто ты так спрашиваешь «как он?». А я откуда знать могу? Я с ним одну землю не топчу, брат. Извини. Это он тут приходит мою топчет иногда. Но нужно отдать должное, кроме него и Мэйви ко мне никто больше не приходит… — сказал Мертвец и, затушив бычок, посмотрел куда-то вдаль.       Этот взгляд. Ваня его уже видел. Сожаление, смешанное с болью. Именно так Рома всегда смотрел на Дашу, когда та в очередной раз соглашалась сходить в кино с каким-нибудь патлатым пацанёнком. И всё время, пока её не было, он ходил из угла в угол, много курил, а на вопрос: «всё ли в порядке?» Он продолжал повторять одно и тоже: «Всё нормально». Рудбою даже было интересно, сколько ещё раз он скажет, что у него всё нормально, чтобы осознать, что всё с точностью да наоборот.       — О Малой думаешь? — спросил Ваня.       Рома медленно перевёл на него взгляд, тяжело вздохнул и с горькой ухмылкой спросил:       — А ты о Светло не думаешь?       — Мы все когда-нибудь умрем. Встретитесь ещё… — ответил Рудбой, проигнорировав встречный вопрос.       — Не дай Бог.       — А ты как? Как там? По ту сторону.       — Тебе не понравится, — остановил расспросы Рома и поднялся со скамейки, — просыпайся. Он уже близко.       — Кто? — спросил Ваня и…       …открыл глаза.       — Это ж надо было так… — пробубнил Руд, отряхивая прилипшую к лицу траву, — на кладбище я ещё не спал.       Поднявшись на ноги, он заметил на горизонте две фигуры. В первой он с трудом, но всё же смог признать Фаллена. Всё такой же худенький, невысокий, темноволосый, со своей неизменно стремительной «цивильной» походкой.       — Ещё и в моей кожанке, — довольно ухмыльнулся Рудбой.       Рядом со Светло вприпрыжку семенил Мэй в яркой, аляповатой куртке и что-то эмоционально рассказывал, при этом размахивая руками словно мельница ветряная, а Фаллен поглядывал на него сквозь тёмные очки с круглыми линзами и улыбался, периодически кивая.       Рудбой ещё какое-то время смотрел на них, а затем, резко развернувшись, направился в противоположную сторону.       — Снова сбегаешь?       Рудбой обернулся. На скамейке снова сидел Рома.       — Я не…       — Именно это ты и делаешь.       — Нет!       — Ты меня наебать пытаешься? Или себя?       Рудбой цокнул языком и раздраженно вскинул руки.       — Я не… — начал было он, но Рома снова исчез, а где-то вдалеке послышался смех.       Рудбой взглянул по сторонам и поспешно скрылся за деревьями.

***

      Фаллен с раздражением бросил на столик рюкзак и замер, уперев руки в бока. Он какое-то время молча смотрел на чёрную свежевыкрашенную оградку, а затем глянув на Мэйви, возмутился:       — Во-первых, здесь кто-то был, а во-вторых, я убью этого умника! Из-за него мы полчаса по кругу слонялись здесь, заблудившись в трёх могилах!