Make love, not war

«И вся твоя жизнь сплошные кавычки…»

      Ваня неспешно поднялся на верхний этаж, небрежно бросил рюкзак на подоконник и, достав из кармана пачку сигарет, закурил. Он долго размышлял по поводу всего, что «услышал» накануне. Этот «разговор» с Ромой… Ваня не понимал, почему так зациклился на «его» словах, при условии, что всё произошедшее не более, чем плод воображения его собственного помутнённого алкоголем рассудка. Однако, если он это видел, значит его сознание это выдало. Исходя из этого, Руд сделал вывод, что, скорее всего, где-то в глубине души он прекрасно понимал, что всё это было правдой.       «А ты о Светло не думаешь?»       Хороший, блять, вопрос.       Все эти годы Рудбой настойчиво твердил сам себе, что Фаллен давно его забыл и, скорее всего, вернулся к своей прежней жизни, женился, завёл детей по папиному наставлению и работает каким-нибудь учителем начальных классов. Но реальность отвесила ему не хилую пощёчину, показав насколько он был не прав. Руд и понятия не имел, что настолько сильно изменил его жизнь, после чего ещё и оставил Ванечку одного в самый непростой для него период.       Ваня прекрасно помнил то утро. Первое января. Пока Ванечка спал, уткнувшись носом в его плечо, в Рудбоевской голове зрел план «побега», а иначе это и не назвать. Да, Ваня только сейчас начал это осознавать. Он просто нашёл очередную лазейку, чтобы «срезать», чтобы увильнуть от ответственности, ошибочно полагая, что «так всем будет лучше». И вместо того, чтобы решать проблему, он просто оставил Светло с ней один на один.       «Снова сбегаешь?»       Да, блять, снова! Потому что теперь Руд понятия не имел, как объяснить Ванечке, почему он перестал писать. Ведь причин на то не было. Да, он не получал писем в ответ, но только потому что не оставлял обратного адреса, однако он прекрасно знал, что Фаллен ждёт. Ведь Мэйви не переставал общаться с Малой и как на духу выкладывал ей в письмах абсолютно всё до мелочей.       — Напиши ему, Руд, — сказала как-то Малая, встретив его на вокзале, — Я разговаривала с Мэйви, Ванечка очень переживает.       Получается, даже Даша, которой по сути Светло даже другом никогда не был, заботилась о нём больше, чем Ваня.       Время шло. Рудбой продолжал кочевать из города в город. Квартирники, новые знакомства, алкоголь и женщины. Однажды он проснулся на полу в каком-то старом бараке и осознал, что пролетело несколько месяцев, а он так Фаллену и не написал. И так каждый раз: то почта закрыта, то ручка где-то затерялась, то кадров для фото осталось мало. В конце концов, отговорки стали настолько глупыми, что Ваня решил больше их не выдумывать, а просто оправдывал себя тем, что, скорее всего, Светло уже давно забил на него и его письма. Ведь сколько времени прошло. Лишь изредка Руд всё-таки задумывался, что Ванечки ему очень не хватает, как и мурчащего под боком Гриши. Особенно остро это ощущалось в пьяном состоянии, но на утро, всё снова возвращалось на круги своя.       Докурив, Руд затушил бычок о старый подоконник и поднявшись ещё на один пролёт, остановился перед дверью, ведущей к выходу на крышу. Он достал из рюкзака небольшой ломик, но как оказалось, даже это было не обязательно. Замок был настолько проржавевший, что для того, чтобы он вылетел, было достаточно просто пнуть по самой двери. Один точный удар и вот Ваня уже на крыше. Какое-то время он молча наблюдал за тем, как просыпался Ленинград. Мало что могло сравниться по красоте с тем мгновением, когда первый солнечный луч появлялся из-за горизонта, постепенно наполняя каждую улицу тёплым светом. В кармане новенький Walkman, в наушниках старый добрый Леннон. Эту кассету ему подарил Музыченко, да, качество записи было не очень, но Ване нравилось. А он ведь уже и забыл каково это, встречать рассветы на крышах родного города, но сейчас это интересовало его меньше всего. Устроившись поудобнее, Руд достал из бэга небольшой дорожный термос и сделал оттуда пару глотков. Горло обожгло приятной кофейной горчинкой, оседая на языке шероховатым налетом. Ваня поморщился и, отложив термос в сторону, взял в руки бинокль. Он помнил Ванечкин адрес наизусть. Однако, актуален ли он до сих пор? Это был уже другой вопрос. Просто прийти и проверить у Вани, естественно, не хватило смелости, поэтому он не придумал ничего лучше, чем забраться на крышу в доме напротив, чтобы выяснить всё наверняка. Стрелки часов медленно приближались к шести утра. Ване ничего не оставалось, кроме как ждать, украдкой заглядывая в чужие окна. В квартире на втором этаже жила пожилая пара. Миловидная, невысокого роста старушка налила чай и поставила на стол тарелку с дешёвым печеньем, а умудрённый сединой мужчина в огромных очках что-то рассказывал ей, читая газету. В соседних окнах Ваня рассмотрел спящую молодую пару.       — Вот дураки, — подумал Руд, — спят, а лучше бы друг другом наслаждались.       Чуть правее тоже жил какой-то мужчина, лет сорока на вид, и он явно был с похмелья. А вот и рыжий толстый кот на подоконнике. Рудбой замер, вглядываясь в симпатичную мордашку с пышными усищами.       — Неужели Гришка? — пробормотал Ваня, а затем невольно расплылся в улыбке, когда в окне показался и Ванечка, легким движением откинув шторы на одну сторону.       Светло потянулся, морщась от солнца, а затем, погладив кота за ушком, скрылся где-то в глубине комнаты. Ваня приблизился к краю крыши в попытке получше рассмотреть происходящее. Фаллен медленно открыл шкаф, почесал в затылке, а затем, взяв с полки какую-то футболку, бросил её на постель. Рудбой снова ухмыльнулся, заметив, как Светло бережно перевесил его кожанку со стула на плечики и отправил её в шкаф. Ванечка всегда был аккуратным до мозга костей, поэтому в целом жест не был удивительным, однако внутри у Рудбоя всё равно стало теплее. Отложив бинокль, Ваня достал из пачки сигарету, прикурил и снова продолжил наблюдение. Слегка повернув колесико, он приблизил картинку, дабы рассмотреть детали: белое хлопковое постельное бельё, полка, заставленная книжками, какие-то коробки, возможно с товаром, — Ваня всё ещё держал в уме тот факт, что Ванечка уже давно не тот милый светлый пай-мальчик, каким Рудбой его знал. Взгляд скользнул по прикроватной тумбочке с наручными часами на ней и остановился на «гирлянде» из фотографий. Его фотографий. Над столом висели снимки, которые он присылал Фаллену из разных городов.       — Он что искал меня? — с удивлением вскинув брови, подумал Рудбой.       Рядом с фотографиями он рассмотрел огромные списки городов, напротив некоторых стояли пометки в виде галочек. Даже карта была рядом приклеена. Создавалось ощущение, будто Фаллен пытался проложить маршрут, в попытках понять в каких городах были сделаны снимки. И некоторые он даже угадал. У Вани вдруг что-то кольнуло под рёбрами, стало как-то ужасно стыдно, но все мысли тут же растворились где-то на тонких худых ключицах, попавших в обзор. Ваня опустил бинокль чуть ниже. Взгляд скользнул по бледной коже и остановился на тёмной дорожке, уходящей вниз от пупка. Рудбой шумно сглотнул, ощутив сухость во рту и снова отложил бинокль в сторону. Лицо ладонями растёр, голову назад запрокинул, глядя в оранжевое небо. Внутри словно всё вспыхнуло, зашевелилось. Ваня улыбнулся, снова глянув на окно, в котором Светло уже уютно примостился на подоконнике и, потягивая что-то из кружки, гладил их с Ваней кота. И чем больше Руд его рассматривал, тем отчетливее понимал, что соскучился. Быстро собрав вещи в рюкзак, Ваня решительно направился к парадной дома напротив. Поднявшись на нужный этаж, он нажал на звонок с номером комнаты Фаллена.       Ванечка от неожиданности аж подпрыгнул, когда раздалась противная трель. Он давно хотел отключить дверной звонок, так как многие путали номера и иногда нажимали не туда, заставляя Ванечку чувствовать себя швейцаром, разыскивая того к кому пришли. Но всё как-то забывал.       — Фак… — выругался Светло, вытирая на ходу пролитый на себя чай, — кому там что понадобилось с утра пораньше? — пробубнил он.       Справившись с замком, Светло распахнул тяжёлую дверь и, никого за ней не обнаружив, недовольно цокнул языком. Осмотрев тихую, пустую парадную, он одним резким движением оторвал проводок, идущий к звонку:       — Прощай, больше ты не будешь меня раздражать, — проворчал Фаллен и захлопнул дверь.       — Какой же ты трус, Евстигнеев… Какой же ты трус… — выдохнул стоящий всё это время за распахнутой дверью Рудбой.