«Мне бы только в глазах его тонуть, а не падать»
Ванечка неловко откашлялся, взглянув на отца. А затем, отложив в сторону вилку, ненавязчиво поинтересовался: — Почему мы не пошли в «Метрополь»? Ответа не последовало. Елизавета Григорьевна вытерла губы салфеткой и подлила сыну компот. Ванечка кивнул в знак благодарности и сделал из своего стакана пару глотков. В комнате стояла звенящая тишина. Противная, давящая. На фоне, словно метроном, тикали старые настенные часы, ещё больше нагнетая обстановку. Первым не выдержал Иван Сергеевич. Он оторвался от своей тарелки и проворчал: — Что-то вы как-то скромно, Елизавета Григорьевна. Мы же дяди взрослые, нам бы чего покрепче. Ванечка перевёл взгляд на отца, затем на мать, и благополучно пропустив этот выпад мимо ушей, продолжил наблюдать за тем, как Елизавета Григорьевна мастерски делала вид, что довольна всем происходящим. Однако он прекрасно знал, что это не так. К сожалению, сейчас она находилась меж двух огней: с одной стороны — муж, а с другой — любимый и единственный сын. Во всей этой ситуации больше всех страдала именно она, ведь ни Иван Сергеевич никак не хотел мириться с происходящим, ни Ванечка— выросший, к великому разочарованию отца, совсем не тем, кем бы хотелось родителю — не собирался идти на уступки. Светло-младший уже и забыл, когда последний раз радовался семейным праздникам, но прекрасно помнил, что так было не всегда. Годовщина совместной жизни родителей всегда считалась одним из самых важных событий в семье Светло. Отец очень трепетно относился к их с матушкой отношениям. Сколько Ванечка себя помнил, папа всегда говорил, что он «голова», а мама «шея», на которой держится буквально всё. И если бы не она, не стал бы он таким успешным. Ванечка же, глядя на них со стороны, очень гордился тем, что не смотря на прожитые вместе годы, родители по-прежнему друг друга любят и уважают. Показателем этого как минимум был тот факт, что каждый год в этот день Иван Сергеевич откладывал все свои дела и оставался дома. Даже дни рождения порой проходили без него, но этот праздник был только для них. Вечерами, после застолья, родители оставались в гостиной один на один, слушали музыку, танцевали и смеялись, а Ванечка отправлялся в свою комнату, чтобы они могли провести время наедине. Но последние пару лет атмосфера праздника была разрушена и всё происходило совсем не так. Светло приходил, молча сидел за столом, пытаясь лишний раз отца не раздражать, и старался как можно скорее слинять, дабы не портить маме праздник, ведь такие посиделки теперь заканчивались очередным спором, в итоге приводящем к громкому скандалу. И сейчас вся семья будто на пороховой бочке сидела, в ожидании когда же рванёт. — Сынок, у тебя всё хорошо? — спросила Елизавета Григорьевна, заметив, что Ванечка смотрит прямо перед собой, о чём-то глубоко задумавшись. — Да. Всё в порядке… — ответил тот, отставив в сторону стакан. — А что у него плохо-то будет? Живёт сам по себе, шляется, где вздумается, пьёт не просыхая… Не жизнь, а сказка. Всё как ты мечтал, да? Сынок? — тут же отозвался Иван Сергеевич, хмуря густые брови. Ванечка тяжело вздохнул, ощущая на себе тяжелый взгляд родителя: — Пап, не начинай, а… Не хотелось ему сейчас ругаться, но Иван Сергеевич уже завёлся и останавливаться явно не собирался. — А что? Я не правду сказал? — Пап, ты же понимаешь, что… — Нет, — перебив сына и швырнув на стол вилку, рявкнул отец, — Нет, Ваня, я не понимаю! Елизавета Григорьевна вздрогнула и отложила в сторону столовые приборы. Её губы превратились в тонкую изломанную нить. А отец тем временем продолжал высказывать всё, что накопилось у него за последние… когда Ванечка был дома последний раз? Месяц назад? Два? — Ходишь по кабакам, позоришь нас! Люди уже начали неудобные вопросы задавать! Ты нигде не работаешь официально, зато по ресторанам шарахаешься! — Да я туда впервые за полгода пришёл! — возмутился Светло. — С каких пор ты вообще пить начал?! И откуда ты берёшь деньги на все эти глупости?! — Пап, ты прекрасно знаешь откуда, — едва сдерживая эмоции, отчеканил Светло-младший, — Тебе пора уже с этим свыкнуться и… — Прекратите ругаться… — расстроено попросила Елизавета Григорьевна, перебив сына. Ванечка тут же замолк, заметив накатывающиеся на её глаза слёзы. — Ну что ты вечно нападаешь на него? — обратилась она к отцу, — Он же ребёнок наш… — Ребёнок… — пробормотал Иван Сергеевич и, смерив сына очередным осуждающим взглядом, снова уткнулся в свою тарелку. Ванечка вздохнул тяжело и поднялся из-за стола. — Извини, пап, что я не оправдал твоих ожиданий. Мне очень стыдно. — Ты уходишь уже? Елизавета Григорьевна тихонько коснулась его пальцев, сжав их в ладони. — Да, пойду пожалуй. — Так ты и не поел ничего толком… — Да пусть идёт! — перебил её Иван Сергеевич, — Ни стыда, ни совести уже не осталось! Ему дружки его дороже, чем родители! Сказанная фраза стала последней каплей и в без того переполненной чаше Ванечкиного терпения. — Да что же ты несёшь?! — возмутился он, нависнув над отцом, — Какие дружки ещё?! Зачем ты так говоришь?! — Тебе лучше знать, ты же с этим отребьем общаешься, а не я. У Ванечки на глаза словно пелена упала. Челюсть сжалась до хруста, до противного скрежета в зубах: — Да если бы ты не влез, всё было бы совсем по-другому! — закричал он, — Ты сам виноват, что я прихожу домой, как на каторгу! Это твоя вина, что я видеть тебя не хочу! — Ванечка… — выдохнула Елизавета Григорьевна, схватившись за сердце, — да ты что же такое говоришь… Иван Сергеевич на всё сказанное лишь усмехнулся: — А что я должен был сделать? Продолжать смотреть, как ты сам себя под статью подводишь? Видеть он меня не хочет, ишь ты… Возможно, на этом стоило бы остановиться, и Ванечка, если уж быть до конца честным, уже пожалел, что был так груб с отцом, однако Иван Сергеевич его чувств явно не разделял, и то ли от обиды, то ли от собственного неумения вовремя остановиться, решил ударить по самому больному: — А где же твой герой этот? Евстигнеев? — ехидно ухмыльнувшись спросил он, — Исчез, как только хвост ему поджали? А сколько лет уже прошло? Ни слуху, ни духу! Трус несчастный! А если бы кто-то донёс, он бы так же сбежал и оставил бы тебя одного! И что бы мы с матерью делали?! Ванечка тут же в лице изменился. — Ты ведь не знаешь его совсем! Не смей так о нём говорить! — закричал он, вцепившись в белую скатерть. Рука дрогнула, но Елизавета Григорьевна вовремя схватилась за ткань, не дав сыну сорвать её со стола. — Не знаю? Да я и не желаю знаться с ним! — закричал Иван Сергеевич, подскочив со своего места, — Все они, эти патлатые, одинаковые! Трусливые тунеядцы и жулики! Скажи спасибо, что я вовремя пресёк это всё, пока никто об этом не узнал. А иначе, ты бы уже сидел не здесь, а на нарах и один только Бог знает, что бы там с тобой сделали, узнай, по какой статье ты туда попал, идиот! Ванечка сглотнул образовавшийся в горле ком. Ему вдруг стало так больно от всех этих слов, что даже сил не осталось, что-либо говорить и уж тем более продолжать этот бессмысленный спор. — Знаешь, — уже на тон тише сказал Ванечка, — лучше бы я умер, чем слышать от тебя такое. Лучше бы я умер, чем пережить всё то, что я пережил, когда ты его у меня отобрал… — Сынок… — прошептала Елизавета Григорьевна, — Мы же хотели защитить тебя… Мы хотели помочь тебе не совершить ошибку. Ванечка перевел взгляд на маму и, взяв висящую на спинке стула куртку, ответил: — Вы говорите, что желаете мне только добра, но почему же тогда вы до сих пор не научились уважать мои чувства и мои потребности? Елизавета Григорьевна виновато отвела взгляд, а Ванечка так и не дождавшись ответа, молча вышел из гостиной с четким ощущением, что его снова не поняли.***
Фаллен выбежал из парадной себя не помня от обиды и злости. Казалось бы, скандалы с отцом уже давно стали для него обыденностью, но даже спустя столько лет с этим невозможно было свыкнуться. Отец постоянно обвинял Ванечку в юношеском «вандализме». Мол, своими поступками он разрушает все моральные и культурные устои их семьи. Но почему тогда он никогда не говорил о психологическом вандализме, который они с мамой чинят над сыном каждую их встречу? Ванечке всегда казалось, что будь у них возможность распять его, они бы и это сделали, чтобы «очиститься» перед этим зашоренным обществом. С каждым неосторожно сказанным словом пропасть между ними становилась всё больше и больше. Ванечка очень боялся, что однажды встретит отца где-нибудь на улице, а тот просто пройдёт мимо. Не смерит его больше своим тяжелым осуждающим взглядом, не полезет с советами, а просто сделает вид, что не было у него никогда сына. Ванечка понимал, что, скорее всего, этот день уже не за горами, раз они и пары часов не могут спокойно за одним столом провести. Тяжело вздохнув, Фаллен нащупал в кармане пачку сигарет, закурил и неспешно побрел вверх по проспекту. Ленинград всегда поражал его своей величественной красотой. Ещё во времена студенчества Ванечка писал множество статей для стенгазет, восхваляя уникальную архитектуру родного города. Любил покопаться в его тайнах, засиживаясь допоздна в библиотеке. А сейчас он смотрел по сторонам и ощущал какую-то необъяснимую тоску. Лепнина на зданиях уже не казалось такой красивой, люди напоминали безликих мертвецов. Всё одинаковое, подогнанное под какие-то общепринятые стандарты. Светло понимал, что город-то по сути не изменился, всё те же улицы и дома, те же ларьки и автоматы с газировкой… но всё это не вызывало уже такого восторга, а жаль. Ванечка хотел бы снова ощутить вкус той беззаботной жизни, когда он многого не понимал и наивно верил, что знает всю свою жизнь наперёд. Но если честно, если бы существовала такая кнопка, что могла бы в один момент вернуть его обратно, он поступил бы точно так же: без раздумий бы украл с Дашей ту книгу, с удовольствием бы пошёл на свой первый квартирник и без малейшего сомнения вновь бы упал в объятия Рудбоя. Он бы повторил всё, включая каждую свою ошибку, и сказал бы всё, что он уже успел сказать за эти годы, хотя бы просто потому, что он вообще ни о чём не жалел. Полностью погрузившись в свои мысли, Ванечка не заметил, как прошёл уже половину пути и оказался на пешеходном переходе. До дома уже было рукой подать. Фаллен вздрогнул, услышав резкий звук клаксона. Он зажмурился, почувствовав, как кто-то ухватил его сзади за куртку и резким движением оттащил с дороги: — С ума сошёл?! — раздалось над ухом и в эту секунду, буквально в паре сантиметров от Светло пронёсся старенький «Москвич». Ванечка поднял взгляд, ощущая как сердце бешено колотится от испуга. — Ты что же на дорогу-то не смотришь? На красный ломанулся! — взволнованно прокричал Рудбой, слегка встряхнув Светло за плечи. — А тебе-то что? — огрызнулся Ванечка, оттолкнув его от себя, — Чё ты ходишь за мной вообще? Рудбой смерил его пристальным немного удивленным взглядом и, когда тот попытался уйти, остановил, схватив за руку: — А ну притормози. Что-то случилось? — Да пошёл ты, — бросил Светло, предприняв очередную попытку сбежать, но и на этот раз ничего не вышло. Руд мягко сжал пальцы на его предплечье и настойчиво потянул Ванечку в сторону, подальше от стоящей на светофоре толпы: — Погоди… Давай поговорим. Светло нахмурился, пытаясь высвободиться из его хватки: — Руки убери! — Уберу, как только ты поговоришь со мной, — спокойно пообещал Руд. Ванечка замер, глядя в его серо-голубые глаза. Затем снова дёрнулся, но ощутив, как сухие пальцы сильнее сжали его руку, всё же сдался и устало отвёл взгляд: — Слушай, тебе больше всех надо? Какое тебе дело до моих проблем? — Мне есть дело, — ответил Руд. — Да что ты говоришь? — с издевкой воскликнул Фаллен, — Правда что ли? — Расскажешь? Светло снова отвернулся, глянув куда-то на противоположную сторону улицы, а затем тихонько сказал: — С отцом поссорился… Он снова… Затронул ту тему… Ну знаешь, он сказал, что… Ванечка вдруг замолк на полуслове, ощутив, как Руд аккуратно переплёл его пальцы со своими. В голове вдруг появилось сомнение, а стоит ли ему говорить, что он по-прежнему так яро отстаивает перед отцом их право на любовь. — И? — спросил Руд, заглядывая Светло в глаза. — Что «и»? — Ты поссорился с отцом, потому что он затронул какую-то тему. Какую? Ванечка несколько секунд молча всматривался в глаза напротив, а затем, высвободив свою руку, сказал: — Ну на счёт того, что я фарцую там… и всё такое. — И это тебя так задело? — недоверчиво переспросил Руд. — Да, — кивнул Светло, снова отводя взгляд. Руд на это едва заметно кивнул, задумчиво хмурясь, а затем хмыкнув, сказал: — Вообще-то я не понимаю, как ты стал таким хорошим фарцовщиком. Ведь ты совершенно не умеешь врать. Это во-первых, а во-вторых, ты не вздумай обижаться на него. Он же отец твой. — Н-да? Спасибо за совет. Мне вот щас пиздец легче стало, — скрестив руки на груди, съязвил Светло, пропустив слова про враньё мимо ушей. — Хочешь расслабиться? — спросил Руд, заметив, как Ванечка напряжённо дергает одной ногой, явно переживая из-за всего, что у него сейчас происходит. — В каком плане? — выгнув одну бровь, задал встречный вопрос Фаллен. — У моего друга открылся… — Ваня неопределённо головой качнул, — ну, типа, бар. Мы с Мэйви договорились встретиться и сходить туда сегодня. — А почему он мне не сказал? — Может не хотел, чтобы мы ругались? Ванечка смерил Рудбоя максимально подозрительным взглядом, но всё же согласился на предложение. — Только… — сказал он, заметив довольную улыбку Рудбоя, — после я иду домой. — Без проблем. — Один, — уточнил Фаллен. — Совсем один? — Совсем. — И проводить нельзя? Фаллен цокнул языком: — Ты сейчас доторгуешься и я пойду домой прямо сейчас. — Не-не, — Руд приобнял его, закинув руку на плечо, — один так один. Светло перевёл взгляд на татуированную кисть на своём плече, а затем, скинув её с себя, двинулся вперёд. Руд на это лишь ухмыльнулся и направился следом.***
— Долго ещё? — спросил Ванечка, когда Рудбой свернул в очередной проулок. — Нет, — наконец остановившись возле неприметного здания, ответил Ваня и полез в карман за сигаретами. Ванечка какое-то время наблюдал за тем, как тот курит, но его терпения хватило ненадолго: — Слушай, это шутка такая? — В смысле? — Руд перехватил сигарету большим и указательным пальцами и выдохнул дым. — Ты издеваешься? — нахмурившись, воскликнул Ванечка, — ты позвал меня в бар, а в итоге… А знаешь что? Да пошёл ты нахуй, шутник хуев. Толкнув Рудбоя плечом, Ванечка решительно направился к выходу со двора, однако Ваня перехватил его за локоть и с силой прижал к старой железной двери. — Отпусти… — выдохнул Светло, чувствуя скользнувшую по рёбрам ладонь. Это был запрещённый приём. Ванечка ощутил, как по телу побежали мурашки. Ноги подкосились слегка, дыхание сбилось, а вся напускная «неприступность» посыпалась, как карточный домик. Ванечка понимал, что сейчас в эту самую секунду он погибает. Смотрит в эти огромные глаза и тонет в них, захлебываясь своими чувствами. Внутри в этот момент умирало всё: обида, гордость, ненависть. Всё. Но самое ужасное, что вместе с ними на дно шло и чувство собственного достоинства. Фаллен почему-то был уверен в том, что если он сейчас всё ему простит, то этот процесс уже не остановить. Ваня так и будет исчезать, зная, что его примут обратно. Руд со всей силы постучал в огромную обшарпанную дверь за спиной Светло. — Пожалуйста, не надо… — прошептал Ванечка, вцепившись в разрисованные кисти, — Ты же не… — Ты что же это? Боишься меня? — спросил Руд, но ответа получить не успел, в этот момент раздался щелчок и над головой Светло приоткрылось небольшое окошко в двери. — Второй кто? — пробасил из-за двери мужской голос. Руд резко развернул Светло лицом к двери и, обхватив за плечи, прижал его к себе. — Локи в курсе, что я с ним. — Локи? — переспросил Ванечка, через плечо глянув на Рудбоя. Тот кивнул и, когда перед ними открылась большая тяжелая дверь, тихонько подтолкнул Фаллена вперёд. — Почему ты сразу не сказал, что это бар Локи? — снова спросил Ванечка, стараясь не отставать от Рудбоя, который стремительно спускался по крутой лестнице всё ниже и ниже. — Давно его не видел? — Ни разу после того, как ты ушёл… Руд после этих слов слегка шаг замедлил. Ванечка остановился, глядя на него сверху вниз. — Ты никогда мне это не простишь? Верно? Светло нахмурился в своей обычной манере, руки на груди скрестил: — Я не хочу выяснять тут отношения, я отдохнуть пришёл или… — Отношения? — перебив Светло, хмыкнул Руд, — А у нас отношения? Ванечка цокнул языком и, подвинув его рукой в сторону, пошёл дальше. — Нет, подожди, — Руд ухватил его за локоть и спустился на пару ступенек ниже, поравнявшись со Светло взглядом, — Что у нас? Я хочу понять… — Понять хочешь? — усмехнулся Ванечка и, оттолкнув Рудбоя, добавил: — А вот мучайся от неизвестности, как я с ума сходил, пока ждал тебя.***
Помещение, в которое привела их лестница, оказалось не таким уж и большим, но довольно-таки уютным. По периметру всего зала были развешаны разноцветные фонарики, стены занавешены огромным количеством карикатур, которые весьма открыто высмеивали политику и власть. Некоторые рисунки были сделаны прямо на самих стенах. В дальнем углу располагалась длинная барная стойка с высокими деревянными стульями. Сверху над ней висела доска с наименованиями напитков и ценами. Ванечка слегка сощурился, присматриваясь к парню, разливающему горячительные напитки. Отросшие почти до плеч волосы были аккуратно собраны в хвост. На носу красовались крутые импортные очки с темными линзами, округлой формы. Белая широкая рубашка, с вышитым на ней ярким принтом, была немного заляпана каким-то красным сиропом. Едва завидев Вань, парень тут же снял свои модные очки и, расплывшись в доброй улыбке, пошёл к ним навстречу с распростертыми объятиями. — Руд, я так рад, что ты здесь! — сказал Рома, крепко его обняв, а затем, он перевёл взгляд на Светло и добавил: — Я не знал, что вы до сих пор вместе! Руд открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Ванечка его опередил: — Мы не вместе. Мы просто… Ванечка замолк, неловко переминаясь с ноги на ногу. Локи вопросительно приподнял брови в ожидании ответа, но хоть убей в голову не лезло ни одно адекватное объяснение почему они «не вместе», но все, буквально все их общие знакомые, видят абсолютно иную картину. Не дождавшись ответа, Рома всё-таки решил первым нарушить молчание, дабы разбавить возникшую неловкую паузу. — Ну, что? Может выпьем? — предложил он, возвращаясь обратно за бар. — Конечно, — отозвался Руд, усаживаясь на свободное место в уголочке, возле стены. Ванечка последовал его примеру и присел рядышком, с трудом пододвинув тяжелый барный стул поближе к Ване. Музыку, которая здесь играла, Фаллен никогда до этого не слышал. Биение сердца постепенно начало подстраиваться под монотонный гипнотический бит и Ванечка сам не заметил, как обнаружил себя покачивающего головой в такт. Локи тем временем поставил на стойку три начищенных до блеска стакана: — Руд, как тебе музло? — поинтересовался он, открывая бутылку с какой-то коричневой жидкостью. — Неплохо! Что это? — Ты помнишь того еврейчика с Лондона? Он частенько джинсы привозил нам раньше. — Мирон что ли? — Руд достал из кармана старенький потертый портсигар. — Да. Он мне тут пластинок привёз свежих. Это техно! Ванечка пододвинул к себе один, почти до краёв наполненный алкоголем стакан, отпил из него и слегка поморщился от горечи. Локи на это ухмыльнулся и протянул ему тарелочку с лимоном. — Закуси. Ванечка с благодарностью кивнул и, закинув в рот одну кислую дольку, принялся глазеть по сторонам. Народа становилось всё больше и больше. Смешнее всего было то, что половину из них Ванечка прекрасно знал. Публика была та же, что и в «Сайгоне». — Смотри-ка, он здесь! Ванечка резко повернул голову в сторону стоящих неподалёку девчонок. — Он именно такой, как о нем рассказывают! Высокий, красивый… — сказала одна из них, очевидно поглядывая на Рудбоя. Ванечка слегка нахмурился, откашлялся и снова уставился прямо перед собой, глядя на веселящийся вокруг народ. Ему почему-то было крайне неловко всё это слышать. Даже чуточку неприятно. А девчонки продолжали глазеть на Евстигнеева и не стеснялись делиться подробностями: — Он наверное так целуется, Юль! «И правда», — подумал Светло, — «Он так целуется, что вам и не снилось». — Эх, я б конечно с ним… — мечтательно накручивая прядь волос на палец, сказала одна из девушек. — Вань, — Светло едва заметно вздрогнул, услышав голос Рудбоя. — Что? — растерянно хлопая глазами, спросил он. — Повеселимся? Ванечка с одного лишь взгляда понял, о чем речь идёт. Вообще, он не был сторонником таких вещей. Что алкоголь, что наркотики — всё это было явно не его историей, однако ссора с родителями и желание сделать всё наперекор отцу сделали своё тёмное дело. Поэтому он без раздумий согласился. Руд ухмыльнулся, глядя Ванечке в глаза, а затем, легким движением закинув в рот пару таблеток, притянул его к себе. — Что? Прям так? — прошептал Ванечка, когда кончики их носов невесомо соприкоснулись. — Ну да. Ванечка украдкой осмотрелся и убедившись, что никто особо на них не смотрит, подался вперёд. Языки переплелись и Светло почувствовал на языке яркую горечь от таблетки. Сколько они так простояли Светло уже не понимал, постепенно проваливаясь в абсолютно иную вселенную. Всё вокруг сначала поплыло, огоньки превратились в одну сплошную линию, а по телу прокатилась странная энергетическая волна, словно током ударило. А потом этот заряд будто где-то над головой собрался и рассыпался мелкими бусинами от макушки до пят, снимая давно таившуюся в теле Светло усталость. Всё вдруг стало таким неважным. Захотелось послать к черту все обиды и просто повеселиться. — Пойдём со мной… — шепнул он Рудбою на ухо и потянул его за собой. Фаллен стоял посередь танцпола, расплывшись в странной полу-ухмылке. Руд молча смотрел в его глаза, видя в них целую вселенную. Там, на дне тёмных бездонных зрачков, умещались звёзды и кометы. Целые планеты тонули вместе с Ваней. С головой, полностью и без остатка. Ванечка слегка покачивался в такт битам, пока в его глазах отражались разноцветные огоньки гирлянд, а Руд… не мог оторваться от его лица. Ему даже не хотелось ничего другого в этот момент. Ни обниматься, ни говорить и даже трахаться. Хотелось просто вот так всю жизнь быть с ним рядом. Руд никогда не отрицал, что у него были чувства к Светло, но сейчас… это было нечто особенное. Нечто такое, что прямо сейчас под кожу проникало через артерии прямо в мозги. Ваня подступил к Фаллену вплотную. Положил ладонь ему на щеку. По губам большим пальцем провёл. — Что тебе надо? — не останавливаясь, прошептал Ванечка. — Я люблю тебя. Мне ты нужен. — Повтори мне это утром, когда мы оба будем в адеквате. — Я зайду к тебе. — Я поверю в это только тогда, когда увижу тебя на пороге. Руд откинул ладонью его мокрую чёлку и притянул Ванечку к себе. Лбом в его лоб упёрся. Светло же без раздумий поддавался на каждое его движение. Действие чудо-таблетки набирало обороты, и до этого абсолютно неизвестная им музыка начала проникать в них со всех сторон, волнами пронизывая тела и порождая в каждом из них эмоции. Их расслабленные тела раскачивались и плыли вслед за ревом басов и рваным рисунком ударных. Внутри поднималась волна радости и любви ко всему, что их сейчас окружало. Светло прижался к Руду плотнее, заглянул в глаза и, слегка подавшись вперёд, поцеловал. В голове за считанные секунды пролетела целая жизнь: детский сад, школа, университет, Алёнка, митинг, беспорядки, Ваня, первый поцелуй с ним, первая ссора с родителями, первый секс и первая в его жизни боль от расставания. Ванечка отстранился, погладил Рудбоя по щеке и прошептал: — Будь осторожнее со словами. Возможно, это очередная развлекуха. — Ты не развлекуха, — обхватив лицо Фаллена ладонями, ответил Руд, — я люблю тебя и я… — Что? Всегда будешь рядом? После этих слов у Рудбоя что-то кольнуло под рёбрами, точно так же, как и у Ванечки. Они стояли посреди всех этих танцующих тел и молча убивали друг друга изнутри. Руд вдруг осознал, насколько же он был наивен, полагая, что физическая близость могла решить проблему эмоциональной отчуждённости. — Я не хочу, чтобы ты забывал меня… — прошептал Ваня. — Как же тебя забыть? — с горечью усмехнулся Фаллен, — Ведь меня зовут твоим именем… Руд приоткрыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент раздался оглушительный вопль откуда-то из толпы. Музыка достигла кульминации и сменила темп, постепенно входя в следующую тему. — Ваня… — схватив Рудбоя за плечо, выдохнул Светло, — Милиция… Руд резко обернулся, глядя на то, как зал заполняется людьми в форме. — Всем лежать! Лицом в пол! — Уходите! — закричал Локи Рудбою, выбегая из-за стойки и направляясь в толпу, — Уходите! Руд схватил Светло за руку и потащил его куда-то вглубь бара. Было слишком темно, толком ничего не было видно, но Ваня достаточно уверенно лавировал в этих катакомбах. Где-то позади раздавались крики, Руд постоянно оглядывался, пытаясь понять, гонятся за ними или нет. — Заходи, — открыв очередную дверь, сказал Ваня, пропуская Светло вперёд. Щеколда на двери особого доверия не внушала, так как держалась на соплях. — Они же найдут нас здесь… Отсюда есть выход наружу? Руд с трудом пробрался в самый конец помещения, больше смахивающего на какой-то старый никому ненужный склад, и, откинув несколько рядов коробок, наконец, нашёл то, что искал. — Быстро, иди сюда! — открывая небольшое окошко, крикнул Руд. Дверь с грохотом распахнулась именно в тот момент, когда Ванечка уже почти выбрался из подвального окошка. На улице творился какой-то хаос. Повсюду слышались крики. Все, кто был в баре в этот момент, бежали в рассыпную кто куда. Кого-то ловили, скручивали и тащили в автозаки, даже били. — Ваня! Светло поднялся на ноги и обернулся. Рудбой по-прежнему стоял возле окна, глядя куда-то прямо перед собой. Ванечка нагнулся, всматриваясь в происходящее. Он не понимал, почему он не пытается вылезти, пока не заметил чужую руку с пистолетом, дуло которого было направлено Ване точно в лоб. — Ванечка, уходим! — закричал взявшийся не понятно откуда Мэйви. — Нет! Там Ваня! Я не могу его та… Но Мэйви его будто не слышал, пытаясь оттащить от окна. — Нет, ты не понимаешь! Там Ваня остался! — Пошли отсюда! Не этого он хотел, когда спасал тебя! — закричал на него Мэйви и в этот момент раздался выстрел. Фаллен вздрогнул и замолк, всматриваясь в пустое подвальное окно.