«Ты знаешь, родители, дети и любовь могут образовывать очень странные сочетания. Я хочу сказать, что родители могут тебя любить, и ты можешь не знать, что они тебя любят, чувствуя себя не понятым и максимально одиноким. Но на самом деле, это просто конфликт интересов и нужно прийти к компромиссу. И вот тут-то и начинаются сложности»
Мэйви открыл глаза и неспешно поднялся на постели, приняв сидячее положение. В комнате было слишком тихо и прохладно из-за открытого окна. Слегка поёжившись, Даня взглянул на часы, стоящие на столе. Маленькие чёрные стрелочки стремительно приближали рассвет, немного напрягая своим равномерным тиканьем. — Вань… — тихонько позвал Мэйви, смотря на тёмный силуэт за шторой. — М-м? — Ты не ложился, да? Ванечка ничего не ответил, только штору молча отодвинул и достал из пачки очередную сигарету. Прикурив, он глубоко затянулся, выдохнул дым и поджав коленки к груди, молча уставился в окно. — Ну чего ты изводишь себя? Мы же все больницы вчера обзвонили и даже… — Мэй запнулся на секунду, будто морально готовясь к тому, что сейчас скажет, —…и даже морги. Вань, ну нет его там. Может он вообще на Литейном ещё. — Почему так долго? Что они там делают с ним? — устало спросил Светло, глянув на Даню. Мэй не знал, что на это ответить, поэтому лишь плечами пожал. В главное управление он, к счастью, ещё ни разу не попадал. — Допрашивают может… Ванечка расстроенно цокнул языком и, отвернувшись, уткнулся лбом в холодное стекло. Ожидание убивало. На протяжении стольких лет самым страшным кошмаром для Светло была именно неизвестность. Он ненавидел это зудящее чувство беспомощности, когда ты не понимаешь, что происходит. Не можешь контролировать ситуацию. Не можешь ничего исправить. И пока Мэйви пытался найти подходящие слова, чтобы его успокоить, Ванечка ощущал, как внутри всё сжимается от одной только мысли, что он больше никогда Ваню не увидит. И сразу столько несостоявшихся диалогов в голове возникло. Оказывается, Ванечка столько хотел у него спросить, но так и не решался, опасаясь услышать не то, что хочется. А хотелось одного — покоя. — Господи, да за что мне всё это? — прошептал Ванечка, затушил сигарету и растёр лицо ладонями. Главное сейчас было не впадать в панику и уж тем более не рыдать, хотя истерика подкатывала ещё со вчерашнего вечера. К дому подъехало такси. Ванечка сначала не обратил на машину внимания, но когда из неё вышел отец, тут же подскочил с подоконника. — Ты чего?! Ты куда? — растерянно спросил Мэй, глядя на то, как Ванечка спешно натягивает первую попавшуюся футболку: — Вань! Ты… — Сиди здесь! — перебил его Светло и, прихватив ключи, буквально вылетел из комнаты. Когда он открыл дверь, Иван Сергеевич уже поднимался по лестничному пролёту: — Пап! — Здравствуй, заходи внутрь. Поговорить надо. Ванечка молча кивнул, впуская родителя в квартиру. Иван Сергеевич осмотрелся в поиске вешалки. До этого он никогда здесь не бывал, не смотря на то, что прекрасно знал адрес сына. Да что уж там, он был в курсе даже о том, кто являлся владельцем этой коммуналки, но сам Ванечка никогда их с матерью в гости не звал, да и не те у них отношения были последнее время, чтобы можно было вот так просто заявиться. Ведь отец-то прекрасно понимал, почему Ванечка буквально сбежал из дома. Да, был не доволен. Да, никак не мог смириться. Но понимал. — Давай пальто… — сказал Ванечка, однако Иван Сергеевич уже передумал и даже раздеваться не стал, обувь только скинул. — Не до этого. Ванечка кивнул и направился в свою комнату. Увидев Светло-старшего Мэйви тут же подскочил с кровати. Поздоровался и по первой же просьбе Ванечки оставить их наедине, выскользнул за дверь. — Накурил-то… — проворчал отец, глядя на переполненную пепельницу на подоконнике. — Пап… — Да ладно уж, — махнул он рукой, усаживаясь за стол, — Слушай меня сейчас очень внимательно. Иван Сергеевич снял шляпу и положил её на стол: — На тебя дело завели. Ищут. Надо что-то с этим делать. Пока у них ничего на тебя нет, но этот Замай… — отец с презрением скривил губы, — он как жук навозный. И в дерьмо нырнёт лишь бы найти то, за что новые звёздочки на погоны можно получить… — Пап… А… В воздухе повисла неловкая тишина. Ванечка молчал, глядя на отца и боялся задать главный интересующий его вопрос. — Сын! И сдался же тебе этот Евстигнеев, а? — не выдержал отец, прекрасно понимая, о ком он сейчас молчит, — Ну опять ты с ним связался! — Пап… — Ванечка опустился на колени, взяв отца за руки, — Ты видел его? Он живой? Скажи, прошу… Иван Сергеевич молча смотрел своему ребёнку в глаза и отчётливо видел в них, даже не море, а целый океан боли и отчаяния. Проступающие на его глазах слёзы делали родителю как никогда больно. Но тот факт, что Ванечка видимо не услышал ничего, кроме так уже надоевшей их семье за все эти годы фамилии, говорил лишь об одном: это уже не исправить. Не вытравить и не вырвать. Иван Сергеевич терпеть не мог этого хулигана, но сейчас явно было не самое удачное время для ругани. Поэтому он решил, впервые за столько лет, оставить своё мнение при себе и уже, наконец, пойти своему единственному сыну навстречу. Ведь он прекрасно осознавал, что если он не защитит его, то кто? — Жив, — спокойно ответил он, — Я его забрал оттуда. Ванечка выдохнул с облегчением, уткнувшись лбом в отцовские руки, а затем, поцеловав холодные острые костяшки, отстранился и закрыл лицо руками, уже не в силах сдерживать внутреннюю истерику. Отец слегка наклонился к нему, взяв за подбородок: — Сынок… Ну неужели там любовь такая, что ты ни о чём не думаешь кроме него? Ванечка на этот вопрос отвечать не торопился. Молча смотрел родителю в глаза, нервно заламывая пальцы, но в принципе, слова были и не нужны. И так всё было понятно. Не получив ответа, Иван Сергеевич вздохнул тяжело и обнял сына, прижал его к груди, по волосам потрепал. — У меня к тебе просьба. Ванечка снова напрягся в ожидании очередных ультиматумов касающихся Вани, но то, что он услышал стало для него своеобразным спасательным кругом. — Найдите вы оба работу, — попросил отец, — Повзрослейте. Если вы будете продолжать себя так вести, я не смогу вам помочь… понимаешь? Ты же у меня умный мальчик. Зачем тебе это всё? Наркотики, алкоголь, фарцовка. Зачем? Придите в себя уже… Ванечка молча кивнул, сжимая отцовскую ладонь. — Пообещай мне, что ты прекратишь всё это… я уже смирился, что возможно, ты его любишь даже больше, чем нас, но… ты хотя бы маму не расстраивай, Вань. Постригись, одежду носи менее… — Я понял. — Правда? — Да, я понял, — утвердительно кивнув, ответил Ванечка, — Я просто… — Сынок, я совершил много ошибок. Ты прости меня. Но… прошу, прислушайся к себе. Неужели это ты? Все эти тряпки, хаос на голове. Ты же никогда таким не был. Или это всё, чтобы нравиться ему? — Пап… — Послушай, — не дав себя перебить, продолжил Иван Сергеевич, — если он тебя любит, ему будет всё равно, как ты выглядишь. Подумай над этим. Похлопав сына по плечу, Иван Сергеевич поднялся со стула, достал из кармана небольшой клочок бумаги и протянул его Ванечке. — Это больница, в которой он лежит. Я не думаю, что его надолго там задержат. Рана там не серьёзная. Пуля по касательной прошла, поэтому можешь ехать, забирать. Ванечка взял бумажку, перевёл взгляд на отца, а затем крепко его обняв, прошептал: — Прости меня.***
— Молодой человек, вы к кому? — закричала медсестра проскочившему мимо приёмного поста парню. Ванечка остановился, поправив халат, постоянно сползающий с плеч. — Я это… — Что «это»? — хмурясь ярко-накрашенными бровями, спросила круглолицая женщина в маске. — Там это… у вас тут должен лежать… — сбивчиво забормотал Светло, теряясь под строгим взглядом постовой медсестры, но тут же замолк, заметив знакомую цветастую футболку в конце коридора. Выглядел Руд странно. Потрепанно. Хотя, в целом, ничего нового. Типичный такой Рудбой. Весь грязный, в ссадинах. Джинсы с одной стороны подраны, все в крови, а с другой и вовсе отсутствует часть штанины. Светло даже невольно в улыбке расплылся вспомнив сколько раз он видел его в таком виде. Да и что греха таить, он влюбился в него в такого. Тогда, в троллейбусе, много лет назад. — Молодой человек! — снова окликнула Ванечку постовая медсестра, — что вы улыбаетесь как дурачок? Время моё тратите! Кто у вас тут? — А уже не важно, — спохватившись ответил Светло, — я уже нашёл! А это вам! — положив на стойку шоколадку, добавил он и помчался по коридору. — Стой! Туда же нельзя! — крикнула ему вслед женщина, но Ванечка её уже не слышал. — Вот здесь написано какую мазь нужно, обрабатывайте рану как можно чаще. Отдыхайте побольше. Всё же повреждение серьёзное, — вручая Руду выписку сказал врач и тут же нахмурился, заметив бегущего к ним Светло, — Это что за беготня здесь? Кто его сюда пустил?! — Это за мной, — отозвался Руд, протягивая руку запыхавшемуся Светло, — ещё раз вам спасибо. — Да не за что, Иван. Надеюсь, больше к нам не попадёте. А вы бы хоть разулись бы! Молодой человек! Ну разве можно в грязной обуви? Проходной двор тут устроили! — Извините… Руд ухватил краснеющего от стыда Ванечку под руку и ещё раз извинившись, потянул его к выходу. — С тобой всё в порядке? — обеспокоено спросил Светло, поглядывая на перевязанную Ванькину ногу. — Да. Давай только выйдем отсюда поскорее… Ванечка оглянулся. Позади никого не было, кроме всё ещё негодующего врача у приёмного поста. Убедившись в том, что их точно уже никто не слышит и не видит, Ванечка аккуратно переплёл свои пальцы с Рудбоевскими и прошептал: — Зачем ты закрыл щеколду? — Какую? — включив дурака, спросил Руд. Ванечка резко остановился, уставившись на него в упор. — В подвале. Ты же нарочно… — Так вышло. — Никогда не делай так больше, слышишь? Не смей оставлять меня одного. Никогда. Даже если это опасно для меня. Мы друг за друга в ответе. — Так ответь мне хоть раз… — прошептал Руд, сжав Ванечкину ладонь, чуть сильнее.