***
Устроиться преподавателем на кафедру оказалось не так легко, как думалось на первый взгляд. Хотя бы потому что Ванечка потерял несколько лет после защиты диплома, занимаясь своими какими-то сомнительными делами вместо того, чтобы опыт нарабатывать. Но имя отца и прошлые заслуги перед университетом сделали своё дело. Ясен красен, что просто так ему ничего не доверят и нужно будет основательно подготовиться, принести кучу справок о том, что он вполне подходит на эту должность, и прочее, но это уже мелочи, с которыми Ванечка точно справится. После собеседования Светло-младший забежал к родителям, удачно застав отца дома. Даже успел обсудить с ним перечень необходимых документов. Иван Сергеевич, естественно, пообещал сделать всё, что от него зависело в кратчайшие сроки, а затем умчался на работу. — Как ты, дорогой? — погладив сына по плечу, спросила Елизавета Григорьевна, она всегда так делала, когда ощущала его тревогу. — Слегка волнительно… — Это нормально, сынок. Новый этап в твоей жизни. Вот поработаешь, может и девушку себе какую хорошую найдёшь… — Мам… — обхватив её ладонь, ухмыльнулся Ванечка, — ты же всё сама знаешь. Елизавета Григорьевна вздохнула тяжело: — Ну что уж мне внуков не видать совсем? Ванечка отрицательно головой качнул. — Одни расстройства… — выдохнула женщина, — ты хоть скажи, это всё тот же, мальчик-то? — Какой? — улыбнулся Ваня. — Ну тот, светловолосый. С которым я тебя… Ваня хихикнул про себя, глядя на то, как она перекрестилась и кивнул молча. — Ну хоть не чужой. — А он вам уже не чужой? — расплывшись в улыбке ещё шире, уточнил Ваня, на что Елизавета Григорьевна тихонько пихнула его в бок со словами: — Да ну тебя! — а затем добавила, — Я тут нашла кое-что, когда в твоей комнате убиралась… Женщина подошла к тяжёлому дубовому стеллажу с книгами и, взяв с полки увесистый томик, открыла его где-то на середине, достав оттуда небольшую фотографию. Ванечка с интересом подошёл ближе, всматриваясь в снимок. Он прекрасно помнил этот момент. Утро, лес и дурацкая зелёная шапка. В тот день он впервые прогулял университет. «Чувствуй, — сказал тогда Ваня, — ведь я так близко». На фото они. Вдвоём. Смотрят друг на друга и… влюбляются. — Где ты ее нашла? — Под кроватью, заберёшь? — Заберу… — пряча снимок в карман джинс, ответил Светло, а затем, глянув на часы, добавил, — я пошёл. Дел ещё много. Елизавета Григорьевна кивнула и, взяв с сына обещание, что на днях он снова забежит, со спокойной душой его проводила. Ванечка неспешно спустился на первый этаж, попутно нащупав в кармане пачку сигарет. Спички из куртки выудил и, уже прикуривая, застыл прямо напротив почтового ящика родителей. На нём был прилеплен снимок. Пейзаж был знаком. Ванечка без раздумий сорвал фотографию и прочёл на обратной стороне выведенное знакомым почерком послание: «Сегодня в 10, в центре мироздания».***
Ванечка аккуратно повесил на плечики отглаженную на завтра рубашку, закрыл дверцу шкафа и замер, глядя на прикреплённый к зеркалу снимок. Он с таким старанием пытался отойти от прошлой жизни, что его немного напрягало Рудбоевское предложение. Под «центром мироздания» подразумевалась ротонда на Гороховой. Ванечка прекрасно знал, кто там собирается: всё та же «системная» кодла, завсегдатаи «Сайгона» и около-рок тусовка. Кто-то даже говорил, что там концерты проводят, вроде как и сам Цой выступал, но Ванечка был там всего пару раз и то, работы ради. Пару пластинок продать. Честно говоря, Светло вообще был удивлён подобным выбором. Ведь между ними столько недосказанностей, что Ваня мог бы найти местечко и потише, а не там, где такое столпотворение. Да и вообще, показываться с ним на людях не было особого желания. Вокруг по-прежнему был недобрый мир. Да и слухи распространялись с неимоверной скоростью. Плюс ко всему этому, Ванечка не был уверен, что готов наблюдать за тем, как Рудбоя откровенно клеят девочки легкого поведения. — Опять дурь какую-то придумал… — проворчал Фаллен и, открепив снимок от зеркала, выбросил его в мусорное ведро у письменного стола, — Если он хочет повеселиться, то он вполне себе справится и без меня. У него это прекрасно получалось на протяжении долгих лет. Налив себе чай, Светло взял с полки уже изрядно потрёпанную копию «Мастера и Маргариты». Почему выбор пал именно на неё было не понятно, так как на полке ютилось огромное количество книг, которые Ваня уже давно хотел прочесть, а эту любовную эпопею он пытался осилить уже почти год и всё бестолку. Ну никак ему не давался Булгаков со всем этим своим мистицизмом! Пристроившись на подоконнике, Ванечка завернулся в тёплое, сшитое из множества разноцветных лоскутов одеяло. Сделав из своей огромной кружки пару глотков чая, он достал сигарету и, прикурив, открыл нужную ему страницу. Ту, на которой он остановился где-то около двух месяцев назад.«— Нужно было или забыть его, или самой умереть. Ведь нельзя же влачить такую жизнь. Нельзя! Забыть его, чего бы ни стоило — забыть!»
— Забыть… — повторил Ванечка, выдохнул дым, перевёл взгляд чуть выше и задумался, наблюдая за тем, как Гришка мочит лапку в теплом чае, а потом её облизывает. Под куполом ротонды звучал тихий гитарный перебор, какие-то разговоры пьяные о том о сём и редкий едва различимый звон бутылок, видимо после очередного тоста. Народу было непривычно мало. Завсегдатаи видимо решили дать сегодня жильцам отдохнуть после выходных. Поэтому было относительно спокойно, даже можно сказать тихо. Руд поднялся на верхнюю площадку ровно в двадцать один пятьдесят пять. Достав из кармана джинсовки пачку сигарет, он устроился на лестнице, подперев спиной стенку, и закурил.«— Но он не забывается, вот горе в чём…»
— В этом-то и беда… — захлопнув книжку, пробормотал Ванечка и достал из кармана джинс найденную мамой фотокарточку. Старенькие часы на запястье показывали уже почти одиннадцать, а Светло всё не было. В круглом помещении с шестью свободно стоящими колоннами была потрясающая акустика. Ваня выбрал это место не просто так. Признаться честно, он устал от того, что между ним и Ванечкой такая пропасть. Как оказалось, быть рядом физически недостаточно. После очередной проведённой вместе ночи Ваня чувствовал себя ужасно опустошенным. Это напряжённое молчание, взгляд пустой в никуда… Руд знал, что Светло специально в глаза ему не смотрит. Это язык может скрывать истину, но глаза — никогда! А так хотелось увидеть, что там, в зеркалах души его. Ваня в деталях помнил его лицо. Губы сжаты в тонкую линию, пока он старательно застёгивает пуговицы на рубашке, брови сведены к переносице, кадык шевелится, когда он сглатывает при виде Вани в отражении. Да, может быть Руд давно его не видел и, может быть, многого не знает, но в одном он уверен наверняка: чувства всё ещё есть и об этом говорили лихорадочно бегающие зрачки, каждый раз когда Ваня пытался Фаллену в глаза заглянуть. Идея пригласить Ванечку в ротонду появилась спонтанно. Руд вдруг подумал, раз они не могут поговорить глядя друг другу в глаза, то может быть смогут поговорить иначе? Идея состояла в том, чтобы Руд встал у одной стены, а Ванечка у противоположной, спиной к нему. Чтобы он не сказал, глядя в эту стену, Руд бы услышал каждое слово так, будто Светло стоит у него за спиной — в этом и была вся прелесть ротонды и её удивительной акустики. В этом и была вся задумка, которую Ванечка видимо не оценил, раз не пришёл… Поднявшись с подоконника, Фаллен сделал пару кругов по комнате, а затем замер, молча глядя на стоящие на полке часы. Пятнадцать минут двенадцатого. Ждать уже смысла не было. «Не придёт он», — подумал Руд, затушив очередную сигарету. Он неспешно поднялся на ноги, затем, сделав несколько шагов, остановился на противоположной стороне от лестницы, ведущей на эту площадку. На душе кошки скребли. Хотя нет, не скребли, а нормально так дербанили, выворачивая его наизнанку. Вот уж никогда бы Ваня не подумал, что он будет страдать от любви в прямом смысле этого слова. Он всегда старался относиться к таким вещам поверхностно, но видимо в этот раз это так не работало. Руд обернулся, рассматривая оставленные кем-то надписи на стене. «Я буду ждать тебя вечность…» — гласила одна из них. — Да, буду… — прошептал Руд, — я буду ждать тебя столько, сколько понадобится, как и ты меня ждал… Когда глаза предательски защипало, Руд непроизвольно сжал ладони в кулак: — Ванечка, прости меня, пожалуйста… — прошептал он, упершись лбом в стену, — я не заслужил тебя и твоей любви. Знаешь… возможно это хорошо, что ты сегодня не пришёл. Между нами столько километров, городов и лет, что скорее всего ты уже никогда меня не услышишь. Время — оно сначала разрывает тебя на части, а потом обращает в камень. Это с нами и произошло. Я виноват в том, что сейчас мне приходится откалывать тебя по кусочкам, причиняя боль. Твоя боль — это я, а я такой роли себе не желал. Руд едва заметно вздрогнул, услышав шёпот за спиной: — Я странный, безвольный, толком не имеющий своего мнения ботаник, я до сих пор не понимаю, как так получилось, что судьба свела нас вместе. Мы никогда не сможем любить друг друга открыто, как все. Но я всё равно люблю тебя… даже спустя столько лет. Руд выдохнул шумно сглотнув, но сказать так ничего и не решился, продолжая вслушиваться в шёпот за спиной. — Я знаю, что ты спал с другими. Точнее, не знаю, я просто понимаю это, зная тебя. И я не могу злиться на тебя за это. Но я злюсь, потому что люблю тебя. — Давай начнём всё сначала? — К сожалению, Вань, ты запомнишь меня только в том случае, если не получишь. — Это неправда. — Это правда! — чуть громче выкрикнул Светло и, наконец, обернулся. Руд, почувствовав это, последовал его примеру. Впервые за долгое время их взгляды встретились и Ванечка прошептал: — А знаешь, что самое страшное? Я даже на это согласен… согласен на то, чтобы ты забыл меня… лишь бы с тобой быть.