Бесприданница

      Тобираме было тошно от самого себя: ревновать к родному брату его же невесту. Но до сих пор ему удавалось оправдывать себя тем, что их брак сохранял за собой лишь политическую подоплеку. Однако он прекрасно понимал, что когда этот союз вступит в силу, ни о какой сделке с собственной совестью не может идти и речи. И вроде бы уже все предельно ясно: свадьба состоится, он опоздал — и ничего с этим не сделать, но его мятежная душа продолжает терзаться все теми же вопросами. Есть ли…вернее, был ли у него хоть малейший шанс?       Перед глазами продолжала стоять все та же сцена: смущенная девушка, старший брат и букет ромашек. Тобирама не знал наверняка, нравятся ли ей цветы, он помнил лишь, что однажды, когда они оказались вдвоем в лесу — шиноби точно не мог сказать, при каких обстоятельствах, — Хакайну задержали именно ромашки. Девочка смотрела на них, как на чудо неземное, будто не верила, что эти цветы существуют. Это было так странно и противоречиво: Хакайна и ромашки. Но неужели эти сорняки и были ключом к ее сердцу, который он так бездарно подарил старшему брату?       — Волнуешься за него, — с пониманием произнесла девушка на вопрос Тобирамы, тем самым, сама того не зная, пристыдила младшего Сенджу. — Признаться, — протянула она, присев на стул, что стоял возле его рабочего стола, — ничего, — просто произнесла она, пожав плечами, и взглянула в алые глаза будущего деверя. — Мне жаль, — с искреннем сожалением сказала Хакайна, а сам Сенджу тем временем изо всех сил старался сохранить непроницаемое лицо. — Я всегда восхищалась Хаширамой, как шиноби, и продолжаю им восхищаться и уважать. Но не более. При всем желании, — печально обронила она последнее.       — А как же тогда? — спросил он; из-за переполняющего счастья Тобираме стало труднее одновременно сохранять лицо и формулировать свои мысли. — Я видел, как ты робела, когда брат начал ухаживать за тобой.       Араши прыснула смехом:       — «Робела»? — воскликнула она, улыбаясь так широко, как только могла. — Сенджу, ты что перегрелся? Или я слишком сильно по голове тебя била? Ты меня явно с кем-то путаешь. — В самом деле. Робеющая Араши Хакайна казалась тем еще нонсенсом. Она никогда не была похожа на обычных девчонок. Жесткая и холодная, куноичи обладала таким же каменным сердцем, неспособным на столь трепетные чувства.       — Когда он дарил тебе цветы, — ее слова не тронули Тобираму; он знал, что был прав, и нынешняя реакция девушки явное тому доказательство.       — Не просто цветы, — строго произнесла она, должно быть ей и в самом деле это было важно.       — Что же в них такого особенного? — не без интереса вопросил Сенджу.       Хакайна вздохнула, очевидно предаваясь воспоминаниям, не самым счастливым воспоминаниям:       — Раз я сказала, что отвечу на все вопросы, — многозначительно заметила она и начала рассказ, оборвав предыдущую мысль на середине фразы: — Это были любимые цветы моей матери. Жили мы в скалистой местности, где редко что-либо растет, поэтому в наших краях даже ромашки считались большой редкостью, — она замолкла на какое-то время, а после печально произнесла: — Я ее не помню. Совсем. Ни лица, ни голоса — вообще ничего. Только ее любимые цветы. Когда Хаширама подарил мне тот букет, я вдруг подумала, что это мог быть ее запах. Мне казалось, я узнала его. И то, что ты увидел, было не робостью и не смущением, а признательностью.       За разговорами они провели все утро. Позже у Тобирамы возникли неотложные дела, и он предложил дождаться его в своей комнате, но девушка отказалась. Кажется, она успела что-то осознать после их откровенного разговора, и даже решилась вернуться домой, занимаясь приготовлениями к предстоящему торжеству.       — И Тобирама, — вдруг сказала она, задержавшись в дверях, — спасибо за этот разговор.       Несмотря на весь свой решительный настрой признать свою судьбу в лице Сенджу Хаширамы, молодая невеста успела тысячу раз пожалеть, что вернулась домой: столько женских процедур она не проходила за всю свою беззаботную жизнь. Да-да-да, по сравнению со всем этим, жизнь куноичи показалась ей раем. Неужели у аристократок, наподобие жен и дочерей феодалов, это считается рутиной? В таком случае лучше выпускать врагам кишки. Теперь-то Хакайна понимала, зачем они начали приготовления с раннего утра, а теперь из-за того, что невеста сбежала, они безнадежно отставали от графика.       …Оставались последние штрихи, прежде чем девушки развернут к Араши зеркало. Сейчас, когда отступать было совсем поздно, куноичи впервые почувствовала настоящее предсвадебное волнение, которое, как говорила госпожа Иошико, бывает у каждой невесты. Она нервно вертела в руках подаренную женщиной кандзаси, и как только с ее прической было покончено, попросила одну из девушек вставить в волосы еще одно украшение.       — Но его же все равно не будет видно под сиромуку, — сказала та.       — Пожалуйста, — устало обронила Хакайна, — это оберег.       — Ты такая красивая, — восхищенно произнесла та, что стояла у большого зеркала. — Всегда бы носила кимоно, тебе так идет!       Признаться, уж в это Араши точно поверить было непросто. Но стоило «подружкам» развернуть зеркало, как куноичи не узнала себя. Это не могла быть простая куноичи из клана наемников, девушка, смотревшая на нее из зеркала, казалась по меньшей мере заморской принцессой. Ослепительно-белое кимоно было подвязано золотым оби, традиционный японский макияж скрывал практически все знакомые черты, собранные в утонченную прическу волосы и те казались неестественными из-за обильного начеса.       — Это. Не. Я.       Это и в самом деле была не она. Ну какая из Хакайны принцесса? Кому вообще нужен весь этот лоск со свадьбой? Для чего ее так вынарядили, разукрасили? Для Хаширамы?! Да он первый будет в недоумении, решит, что ему чужую невесту подсунули. Что он, не видел ее? Не знает, как она выглядит? Зачем казаться лучше, чем ты есть на самом деле, если все итак знают, какая ты настоящая?       Но она дала себе слово не спорить. Хотят, чтобы наследница Араши была размалеванной куклой? Хорошо. «Лишь бы это поскорее закончилось».       Церемония должна была пройти в храме, что находился на холме, несколько поодаль от селения их кланов, — оплоте спокойствия, мира и тишины. Хакайна любила приходить туда, успокаивая свою мятежную душу. Но сегодня дорога до храма была не столь близкой, в кимоно особенно не побегаешь. Девушки дали ей возможность побыть одной. Но вот куноичи это было не нужно, она не могла дождаться конца этой муки, словно бы думала, что после свадьбы все вернется на круги своя. Вот только ничего не вернется. В голове все это время был чистый лист, Хакайна даже не успела толком ни о чем подумать, как седзе в ее комнату приоткрылись.       — Пора, — прозвучал холодный голос отца. Кажется, он тоже с нетерпением ждал конца этого фанса. Девушка молча поднялась и подошла к мужчине, беря того под руку. — Хоть для приличия сделай вид, будто ты счастлива, — с укором произнес шиноби.       Для приличия. Сколько Хакайна помнила этого человека, это была его коронная фраза. Все делай «для приличия» и ничего для себя. Как же это сейчас раздражало. Всё раздражало. Все раздражали. И эта свадьба, и отец, и Сенджу, и Араши. Хотелось просто накрыться одеялом и забыть про весь этот сумасшедший дом снаружи. Родись она мальчишкой, такого бы точно не случилось. Но…тогда не случилось бы и их любви с Учиха. А ведь сегодня они, по идее, должны встретиться. Он, наверное, уже пришел. Ждет ее, гадает, почему так долго, что могло ее задержать. Волнуется. Какой же Хакайна была идиоткой, что ничего так и не объяснила! Но ничего. Это пустое. Забудется.       До храма они добирались в гробовом молчании, лишь подавая руку спускавшейся из повозки дочери, мужчина бросил что-то вроде «осторожно». До храма было каких-то несколько метров. На подъезде с другой стороны девушка заметила группу людей, должно быть, сторона жениха. Время текло нестерпимо медленно, точно желало поиздеваться над куноичи. Она обернулась на шум, то подъезжали представители клана Араши. Все в сборе. Пора.       Наконец, ключевые представители обоих кланов встретились у ступеней к храму. Хакайна не могла не заметить отсутствие здесь Тобирамы, это отчего-то ее задело, но не настолько, чтобы она забыла о своей роли счастливой невесты. В самом деле, кому это было надо? Как будто никто не знает, для чего на самом деле заключается этот брак. Хаширама тоже одарил ее печальной улыбкой, он словно хотел извиниться за все, что сейчас происходит. И все же тепло его глаз заставило девушку немного успокоиться. Отец «передал» свою дочь будущему мужу, и они направились в сторону храма.       Поднимаясь по лестнице, Сенджу шепнул:       — Ты очень красивая.       — Спасибо, — в тон ему отвечала девушка, не снимая обязательной для нее едва заметной улыбки. — Тебе идет черный, — хоть отец и вынуждал ее лицемерить, сейчас Хакайна говорила искренне.       Шиноби мягко усмехнулся. Оставшийся путь к храму прошел в тишине.       Наверху их уже встречал священник. Прежде чем ступить под своды храма, молодые поприветствовали богов традиционным поклоном, после чего старик стал читать обращение к всевышним, упоминая всех родных «влюбленной» пары. Но не успели они перейти к чтению клятв, как Хаширама заметил клубы дыма со стороны их общего дома. Почти сразу почувствовав его напряжение, Араши проследила за взглядом жениха и судорожно сглотнула. Это было никак не похоже на подготовку к грядущему празднеству. Густой лес, как правило служивший для кланов естественной защитой, сегодня сыграл с наемниками злую шутку: из-за высоких крон деревьев стоящие внизу шиноби не могли заметить черного дыма и вовремя среагировать, не говоря уже о том, что действовали нападавшие стремительно. Прежде, чем молодые успели предпринять хоть что-то в ответ на увиденное, внизу раздался оглушительный взрыв.       Очевидно, что большая часть нападавших устремилась непосредственно в селение, а элитный отряд был направлен сюда — где собрались ведущие лица кланов. Судя по засаде, враги были очень хорошо осведомлены о времени и месте предстоящего события, что говорило о безукоризненной работе их разведки. Лязги клинков у подножия лестницы заставили священника побледнеть еще больше: мужчина не был шиноби. Он боязливо попятился и стремглав бросился к храму, надеясь найти там убежища.       — Иди в храм, — тоном не терпящем возражений, приказал Хаширама. Таким серьезным и пугающим она видела его впервые. — В таком виде ты все равно не сможешь ничем помочь, только мешать будешь, — уже мягче произнес он, но решительности в его голосе не поубавилось.       — Слушаюсь, — едва слышно обронила она.       Хаширама готов было уже повысить на нее голос и силой запереть в храме, дабы куноичи не натворила глупостей, но прервался, набрав в легкие воздух. Она не стала ему перечить? Сегодня снег пойдет, не иначе. Мужчина с недоумением заглянул в ее лицо, и от его неоднозначного выражения почувствовал, как по спине пробежал холод. Хакайна словно была не здесь, ошарашенная происходящем. Шиноби не помнил, чтобы ее вообще хоть что-то могло выбить из колеи. Но пугало его далеко не это. Страх, омрачивший девичье лицо, он мог понять, гнев, призрение — все, но никак не счастье. Именно им лучились бирюзовые глаза на каменном лице. Первой разумной мыслью было, что куноичи повредилась рассудком: истинное счастье и неприкрытая жажда крови в ее взгляде слились воедино, образуя пугающую гремучую смесь. Лицо же оставалось неизменным.       Шиноби некогда было рассуждать над мотивами ее поведения, он лишь успел отметить ее нездоровую реакцию на происходящее и убедился, что невеста не станет лесть в гущу событий. Хотя учитывая произошедшую с ней странную метаморфозу, уж лучше бы если и не лезла, то хотя бы изъявила желание.       Хакайна не могла поверить в происходящее. Она…спасена? Весь сегодняшний день и утро прошли для нее, как в каматозе, будто душа покинула ее, а незримые крылья, олицетворяющие собой свободу, вырвали с корнем. Сейчас же, девушка чувствовала, как они расправляются за ее спиной вновь. Внутри нее была такая легкость, что казалось еще чуть-чуть и куноичи, подобно пуху, оторвется от земли и ведомая лишь потоками ветра улетит далеко-далеко за горизонт. Она не чувствовала страха, волнения, даже трепета от происходящего: внизу людям, с которыми она провела свое короткое детство, выпускали кишки, резали глотки, отрывали взрывными печатями конечностями, а в ее душе звучали безмятежные трели. Так легко, так спокойно. Хотелось пуститься в пляс от этого чувства.       Чувство сожаления же по отношению к вынужденным близким покинуло ее давно. Привязанности к клану Сенджу не было вовсе, уважение к отцу в последние дни висело на волоске — мужчина потерял последнее достоинство, расшаркиваясь перед старейшинами Сенджу, — любовь к собственному клану давно заменилась чувством долга. Пожалуй, только оно и было той соломинкой, удерживающей Хакайну. Переоценка ценностей у девушки случилась давно, но только сейчас пришло полноценное осознание того, что происходит с ее жизнью, которая, если верить учению шиноби, принадлежит клану. Но о каком клане может идти речь? Ее клан в стране Молнии, а здесь лишь жалкая горстка, оттягивающая неизбежное. Если их не перебьют в прямом смысле, то поглотят Сенджу, если они уже это не сделали. На что отец вообще рассчитывал?! Продлить позорное существование своих подельников? Не похоже это на него. Но кто Хакайна такая, чтобы делиться с ней своими планами, верно? Разменная монета, не больше.       Девушка величественно возвышалась над полем битвы, наблюдая за этими ничтожными копошениями без малейшего отклика в сердце.       В храме священник неустанно молился за победу Сенджу и сохранение собственной ничтожной жизни. Хоть он и боялся смерти, все же оставался спокоен, это невольно внушало девушке уважение. Она неспешно вошла в храм, опустилась рядом на подушку, невидящим взглядом смотря перед собой.       — Меня восхищает Ваше бесстрашие, — начал старик.       — Мне больше нечего боятся.       — Не испытывайте судьбу, госпожа, — важно произнес священник. — Она этого не любит. — Он поднялся со своего места, выдерживая паузу. — Вам стоит укрыться в безопасном месте, пока все не закончится, — сказав это, он убрал доски, открывая в полу секретный проход. — Как выйдете из тунеля, идите по тропе в лес, на первой развилке поверните налево.       — Почему вы мне помогаете? — с сомнением произнесла куноичи.       — Потому что это мой долг перед кланом Сенджу.       Хакайна почувствовала приближение вражеской чакры. По выражению лица куноичи священник понял, что действовать нужно незамедлительно. Девушка нырнула в люк еще до того, как старик успел опустить веревочную лестницу. Приземление могло было быть более мягким, если бы она видела, сколько до земли, но в кромешной тьме подвала было ничего не разглядеть. Араши думала, что в кимоно бежать затруднительно, сейчас же ей предстояло бежать в кимоно наощупь. «И почему я не владею огненными техниками?!» — ругала она себя, зарекаясь, что при первой же возможности исправит это недоразумение. Скоро подвал, превратился в скалистую пещеру. Пару раз Хакайна врезалась в стену, не зная о поворотах, но благо их было немного. «Хорошо что хоть не на полном ходу», — девушка представила реакцию ее преследователей на такую картину: — «М-да, было бы крайне неловко».       Вскоре она добралась до обещанной развилки и уже было повернула налево, как остановилась: «Стоп! Если я сейчас поверну налево, то окажусь в убежище о котором никто, кроме Сенджу, не знает. А это значит, что после того, как все закончится, я все равно по договору должна буду выйти замуж за Хашираму. Но, а что если…я пойду направо? Что ждет меня там? Быть может, долгожданная свобода, о которой я не решалась думать даже в мечтах?» Решение нужно было принимать быстро, и Хакайна ни секунды не сомневалась, что приняла верное. Она мчалась во весь опор, надеясь поскорее оторваться. Не знала, куда, не знала, что будет ждать ее дальше. Но не успела куноичи минуть и километра с той судьбоносной, как сама считала, развилки, как почувствовала, что в ее шею что-то вонзилось. Резко навалившаяся слабость разлилась чугуном по всему телу, заставляя остановиться. Араши оперлась рукой о дерево и рывком выдернула из шеи сенбон. В нос ударил запах железа и каких-то примесей. «Яд?» — последняя мысль на краю сознания.

Несколькими часами ранее

      Молодой шиноби в полной боевой амуниции спешил на встречу со своей возлюбленной. Это было чистой воды сумасшествием: вот-вот должна была начаться операция по захвату столицы Сенджу, сам он непосредственно командовал одним из флангов, но за пару часов до начала сражения покинул пост. Он не мог не увидеть ее. «Последний раз». Весь месяц он жил лишь их тайными свиданиями, мучительно считая дни до следующей встречи, но последнюю неделю его неустанно терзали мысли о ее клане. Очевидно, она обманула его, скрыв свою фамилию в их первую встречу. И с чего шиноби вообще взял, что куноичи так легко раскроет себя? Учиха проверил, никаких Араши в их краях, даже стране, нет и не было, а тот факт, что за девчонкой следил Тобирама (то, что чакра преследователя принадлежит ему, он понял уже после их встречи), выдает ее причастность к Сенджу.       Боги, ну почему из всех кланов мира она была именно Сенджу?!       Шиноби был сам не свой все эти дни. Он был почти на сто процентов уверен в том, что Хакайна обманула его, и ненавидел ее за это, пусть и осознавал, что как куноичи она поступила правильно, и он не в праве ее за это судить. Даже слепой, должно быть, заметил его состояние; в таком случае грош ему цена, как шиноби. В тот же вечер, как он вернулся с той роковой встречи, брат пытался вызвать на разговор, но, должно быть впервые, наткнулся на непреодолимую стену. Учиха готов был спорить, что тот с самого начала знал о его странных отлучках, но заговорить решил только когда то стало действительно необходимо. Но что он мог сказать? Что потерял голову от той, кого должен ненавидеть, кому должен желать смерти? Не поймет, осудит, да и чего доброго, возненавидит. Последнее конечно навряд-ли, но придет в бешенство точно.       Шиноби хотел ее возненавидеть — не получилось. Хотел выкинуть из головы — и подавно. Забыться в женских объятьях, заливая все это вином — только хуже. Лишь работа могла хоть на время избавить его от мыслей по чарующей куноичи, повелительнице молний. Как же она была прекрасна в их сиянии, какой решительной и смертоносной казалась в это миг, и какой обольстительно-желанной.       Все же он должен был услышать это от нее. И покончить с этим. Собственными руками.       …Но она так и не пришла.       — Трусиха, — презренно выплюнул Учиха, тайно сожалея, что не увидел вновь ее лицо.       Монотонный звон разбивающихся о пол капель вынудил девушку очнуться. Голова гудела, заставляя все чувства болезненно обостриться. Разлепив веки, куноичи поначалу не заметила разницы. Темно и сыро. Где она? Последнее, что помнила — бой с каким-то шиноби. Или их было несколько? Хакайна никогда не жаловалась на память, но сегодня она ее подводила. Или это из-за слабости и ломоты во всем теле? Хакайна была в каком-то коматозном состоянии, не в силах собрать мысли в кучу. Очевидно, на нее чем-то воздействовали, раз сейчас она даже самой себе не принадлежит. Техника? Наркотик?       Снова темнота.       Следующее ее пробуждение было немногим информативнее. Казалось, она все еще спит и в полудреме слышит незнакомые голоса: «…Изуна-сама в последнее время вечно злой ходит. Хуже черта», «Что, снова досталось тебе на орехи? Из-за чего на это раз?», «Почем я знаю!», «Ничего, вот девчонка очнется, на ней и отыграется». Пусть Хакайна не могла двигаться, но уже худо-бедно приходила в сознание и слышала, о чем говорили караульные. Судя по всему, прийти в себя она должна было многим позже, в противном случае Учиха так праздно бы не болтали. А в том, что она в плену именно у Учиха, девушка уже не сомневалась: во-первых, ни у кого более не хватит наглости и сил так открыто напасть на Сенджу, а во-вторых, прозвучавшее в их разговоре имя.       Хоть по договору Араши не участвовали в столкновениях с «красноглазыми», да и вообще их причастность к Сенджу всячески скрывалась (по крайней мере до заключения брачного союза), все были достаточно осведомлены о ведущих шиноби клана противников. Демоны-Учиха, не знающие ни пощады, ни жалости — такими они были в представлении Сенджу. Хакайна была порядком наслышана о предвзятых россказнях, какие рассказывали подрастающему поколению, и хоть подвергала их сомнению в своих мыслях, все же невольно побаивалась представителей клана. В особенности братьев Учиха. Говорят, они владеют проклятой силой шарингана. Такой, какую никто до них постичь был не в силах.       «И один из этих извергов будет меня допрашивать. Да еще будучи в плохом настроении. Блеск. Если он своих людей не щадит, страшно представить, что будет со мной… Надо было повернуть налево».