Бесприданница

      Шиноби не привыкли зазря чесать языками, что не скажешь о прислуге. Так что не успел господин Изуна вчера вечером распорядиться о комнате, сегодня утром весь дом был в курсе их таинственной гостьи. А где дом, там и второй. И так далее, и так далее.       Сказал бы кто Микото, что чужеземка, которой она сегодня утром запечатывала чакру, была её конкуренткой за сердце юного шиноби, Учиха рассмеялась бы тем сплетникам в лицо. Однако по законам какого-никакого гостеприимства столь благовоспитанная дама не смела демонстрировать своего пренебрежительного отношения к дикарке.       Бесстыдно задрав рубаху, блондинка уставилась на образовавшийся на животе рисунок:       — И это обязательно? — круто изогнув бровь, спросила она, не переставая сутулить плечи.       — Да, — ровно произнесла Микото, весьма талантливо делавшая вид, будто не замечает полное отсутствие у Араши хоть каких-то манер. В комнате, к слову, находился мужчина. Кеншину был отдан приказ ни при каких обстоятельствах не выпускать девушку из виду, но её, судя по-всему, ни капельки не смущало его присутствие.       — Что, я теперь даже тренироваться не смогу? — недовольно ворчала Хакайна. Такое чувство, будто ещё вчера она была где угодно, но только не в тюрьме.       — Определённо, — всё так же отрешённо продолжала говорить Микото, собирая свои вещи в виде свитков, чернил и кистей.       — Ты весьма красноречива, — хмыкнула Араши, не скрывая иронии. Куноичи заметила, как брюнетка выпрямилась, едва не бросив со злости всё собранное, глубоко вздохнула, видимо успокаивая нервы, и развернулась, излучая всю ту же почтительность и строгость.       Какое-то время Микото прожигала её тяжёлым взглядом, не выражающем ничего негативного, равно как и позитивного в отношении к гостье:       — Благодарю, — не сразу среагировала Учиха. После отвесила короткий поклон и поспешила удалиться.       Стоило сёдзе закрыться, а шагам девушки смолкнуть за поворотом, Хакайна, не срывая презрения, выдала:       — Сахарная царевна.       В первый день своего пребывания в главном доме Учиха куноичи решила выяснить свою степень дозволенности: куда можно ей ходить, куда нельзя, чем можно заниматься и всё в этом духе. Как ни странно, но после того, как Микото запечатала ей чакру, Хакайна могла разгуливать где угодно, в компании с личным надзирателем, разумеется. Исключением были лишь мужская половина дома и всё что не считалось территорией селения клана. Это внушало иллюзию свободы, из-за которой Хакайна действительно чувствовала себя здесь почти гостьей. Почти.       Она «гостила» уже неделю, и за всё это время видела Изуну от силы раза четыре или пять, и то издалека. «О чём он думает?» — не переставала задаваться она вопросом. А если бы знала, что её срок безопасного пребывания здесь исходит сегодня на закате, то уже наверно бы негодовала от такого бездействия. Вот только куноичи было невдомёк, что это не Изуна продолжает оттягивать момент их долгожданного разговора, а Мадара всеми правдами и неправдами старается уберечь младшего брата от её «пагубного влияния», вот и отправляет то на срочную миссию, то находит проблему в клане, которую никак не решить без «срочного вмешательства Изуны». А тем временем часики всё тикают, и время, как песок, уходит сквозь пальцы.       Наверное, это был первый случай, когда природное нетерпение Хакайны сыграло на её стороне.       Когда она в последний вечер заметила Изуну, то решила, что ни за что так просто его не отпустит. Пусть хоть вся деревня будет объята синим пламенем, девушка добьётся от него разговора!       Ловко вынырнув из-под преградившего ей дорогу Кеншина, куноичи вылетела на запрещённую ей мужскую половину дома, пересекла коридор и встала прямо напротив шиноби. Изуна только успел было развернуться, как едва не сбил Хакайну с ног. Заметив за ней рванувшегося было Кеншина, он подал знак рукой, и тот оставил их.       — В чём дело? — ровно произнёс мужчина, будто всё было так, как должно было быть.       — «В чём дело?» Ты серьёзно?! — Изуне непросто было принять её непосредственность, и всё же именно это его в ней и привлекало. — Ты позволил мне жить в твоём доме, спрашивается, для чего? Пусть я веду себя сейчас как избалованная принцесска, но — ей богу, Изуна! — удели мне хоть минуту своего драгоценного времени! — не сдержалась от проявления иронии куноичи. — Ты уже неделю как планомерно игнорируешь моё существование. Не то чтобы мне скучно… хотя да, мне скучно, но сейчас не об этом! — Эмоции так и распирали. Хотелось валом высказать всё, что накопилось за столь долгое время. Не только за эту неделю. И как обычно это бывает, не знаешь с чего начать и чем продолжить. Хочется выложить всё и сразу, не думая, не размышляя. Но всё же Хакайна нашла в себе силы сдержаться. Она оборвала себя на полуслове, устало вздохнула и, шумно выдохнув, наконец посмотрела в лицо шиноби. — Это сводит с ума, — словно сдаваясь, произнесла куноичи. Поразительно, но отчего-то рядом с ним она не просто позволяла себе быть слабой, но и не чувствовала к себе презрения за проявление этой слабости. А ведь она во что бы то ни стало оставалась воином. Или в первую очередь всё же девушкой? В любом случае Хакайне некогда было рефлексировать на эту тему. — Пожалуйста, — взмолилась она, — скажи хоть что-нибудь.       Изуна смотрел на неё какое-то время, не мигая, словно что-то обдумывая. Как вдруг его точно осенило:       — Постой, — его глаза стали шире. — Как неделю?       «Брат», — долго гадать не пришлось. Дело же было не столько в общении с Хакайной, сколько во времени отведённом на размышления, касательно её судьбы. А это с наскока не решается. «Как же всё не вовремя».       — Через час в саду, — холодно прозвучал его голос. Но даже этого хватило, чтобы успокоить бурю в её душе.       Хакайна ждала в указанное время, в указанном месте и никак не могла принять удобную позу. Она нервничала. Вдобавок ко всему прочему пришло осознание того, что это их вероятно первое официальное свидание. «Ну что за ересь лезет мне в голову!» — Араши не переставала злиться на саму себя. — «Что за тупое чувство!» Сейчас решалась её судьба. От этой встречи в прямом смысле зависело увидит она завтрашний рассвет или нет, а куноичи думала о том, как по-дурацки сегодня легли её волосы.       По приказу Изуны Кеншин был вынужден оставить свою подопечную с определенного часа, что тот незамедлительно и сделал.       Она сидела на скамейке возле пруда, в самом удаленном уголке сада. Листья ивы укрывали от палящего солнца и прятали от посторонних глаз, делая это место идеальным для тайного свидания. Цветущий за спинкой кустарник дарил приятный аромат, расслабляя и так же придавая некой интимности. Отсюда был прекрасно виден дом, в тоже время случайный свидетель не смог бы распознать и силуэта в надвигавшихся сумерках.       И вот долгожданный момент. Она услышала за спиной шорох листьев. Должно быть, Изуна хотел напугать её, поэтому пошёл через кусты. «За кого ты меня принимаешь?» — надменно подумала было куноичи, но тут же оборвала себя. Почему бы не подыграть? Она напрягла слух, продолжая делать вид, что занята созерцанием мерно плывущих облаков. Теперь девушка с точностью готова была определить местонахождение своего незадачливого охотника, но продолжала разыгрывать из себя ничего не подозревающую жертву. «Это даже забавно», — но не успела лёгкая усмешка коснуться её губ, как Хакайна заметила открывающего сёдзе Изуну. Но если он был там, то кто сейчас за спиной? Осознание ситуации пришло мгновенно, но было уже поздно. Последней мыслью на краю сознания было: «Только не снова».       Усыпленная иллюзией, Хакайна в этот раз пришла в себя куда быстрее. Хотя это немудрено, когда тебя несут столь же нежно, как мешок с картошкой. И столь же нежно бросают на землю. Куноичи не изменила себе и, даже не узнав о силе (не говоря уже о личности) своего похитителя начала «качать права»:       — Какого черта?! — не сдерживалась в выражениях Араши.       — Я смотрю, жизнь тебя совсем ничему не учит, — пророкотал сверху знакомый голос. На мгновение Хакайна было подумала, что она не до конца пришла в чувства, но стоило мужчине снять капюшон и маску, как куноичи пожалела, что упустила возможность, будучи на плече, лягнуть своего спасителя в челюсть. — От тебя одни проблемы, — продолжал отчитывать её Тобирама.       Несмотря на то, что девушка была без сознания недолго, уже успело стемнеть. Но даже в столь скудном свете, Хакайна смогла различить каждую морщинку на перекошенном злобой, бледном лице шиноби. Не успела она, находясь в плену, соскучится по другу детства, как он уже её достал.       — И я рада встрече, — предельно сухо выдала куноичи, глядя на него из-под полуопущенных век.       Своим неуместным комментарием она заставила Тобираму стиснуть зубы. Поразительно, как легко и быстро ей удавалось выводить из себя столь холодного и рационального мужчину. Сенджу и сам порой дивился, как ещё не прикончил эту язву голыми руками. Она всегда давала ему столько благодатных поводов для этого. Но тогда Хакайна была их союзником и обещалась в жёны старшему брату. А сейчас. Сейчас её впору счесть предательницей? Иначе, отчего Учиха оставались милы с ней столь долгое время? Да ещё распахнули двери главного дома. «Неужели, правда? И ты действительно всё это время якшалась с Учиха у мен… у нас за спиной?» Больше всего Тобираму пугало то, как легко он поверил в это. Он знал Хакайну, как самого себя, и был уверен, что уж кто-кто, но она не способна на предательство. Хотя бы потому, что слишком прямолинейна. Её, несвойственная шиноби эмоциональность делала девушку предельно честной, что опять же мало подходило под описание шиноби. Это позволяло знающим её людям видеть Хакайну насквозь. Так почему же Тобирама так легко поверил в её предательство?       Он видел, как ей было невыносимо среди Сенджу. Осознание того, что её клан обречен на вымирание при любом раскладе, подавляло. Отец лишь выбрал менее кровавый способ. Поглощение — то же уничтожение, даже с учетом того, что люди будут живы. Сенджу не смогли стать для неё семьёй, а свою она неумолимо теряла и ничего не могла поделать с этим. Их было слишком мало, чтобы считаться кланом. Горстка предателей-беженцев из чужой страны. Они были обречены на скорую гибель. И для чего ей, спрашивается, было жить? С рождения Хакайне внушали о жизни во имя процветания клана, но сейчас ни о каком процветании не было речи. Истинный клан Араши остался в стране Молнии.       Человек без цели. Солдат без страны. Слуга без хозяина. Вот кем была Араши Хакайна. Для чего ей следовало жить? К чему стремиться? Ради кого становиться сильнее?       Колючая, дикая, совершенно непредсказуемая. Одному богу известно, что творилось в её голове. Признаться, отчасти Тобирама опасался её, потому как и представить не мог, что от неё ожидать. Она — само пламя, которое невозможно укротить, неподвластное ни одному человеку. Сильная, неукротимая, неудержимая, способная уничтожить всё на своём пути. Та единственная, озарившая его жизнь. Или всё же ослепившая его?       И если мгновение назад Тобирама разрывался между желанием, не раздумывая, перерезать девушке глотку и желанием сохранить ей жизнь, возвращая в клан. То сейчас, глядя в бесстыжие зелёные глаза, у него не оставалось сомнений. Всё его существо наполнилось злобой. Взгляд был уже не просто жестким, он казался каким-то звериным.       Хакайна тут же отбросила вертевшиеся на языке остроумные комментарии: сейчас было не до шуток. Таким Тобираму она никогда не видела. Уж сколько меж ними было ссор и порой даже ненависти, сколько раз она чувствовала на себе его прожигающий до мозга костей взгляд и кожей чувствовала желание шиноби убить её. Как бы далеко не заходили их перебранки, Сенджу никогда не смотрел на неё так. Девушка нервно сглотнула подступивший к горлу ком, в последний момент ловя себя на мысли, что не сможет противостоять ему с запечатанной чакрой. Теперь стало по-настоящему страшно.       Тобирама медленно приближался. Он был сам на себя не похож, на мгновение Хакайна даже подумала, что кто-то другой принял его облик, но к сожалению это было не так.       — Что ты собираешься делать? — спокойно произнесла куноичи, быстро поднявшись на ноги. На первый взгляд она казалась совершенно невозмутимой.       Он не отвечал, так что обнадеживающие варианты можно было сразу отбросить и думать о худшем. Хакайна судорожно соображала, что делать: бежать — бесполезно, сопротивляться — подавно, оставаться стоять на месте и надеяться на лучшее — единственное, что оставалось.       Подойдя вплотную, мужчина рывком схватил её за горло, вжимая в стоящее неподалёку дерево:       — Я не понимаю, — едва слышно протянул он не своим голосом. — Почему? — На мгновение он ослабил хватку, но только лишь для того, чтобы ещё раз впечатать куноичи в преграду позади. — Ты получила кров, защиту, жениха в придачу, не старика и не урода. Неблагодарная тварь, — на этих словах он сжал пальцы сильнее, значительно сильнее. Хакайна уже была уверена, что вот-вот потеряет сознание от нехватки кислорода, но Сенджу не собирался быть с ней сегодня столь милосердным и вовремя ослабил хватку. — Верно дед говорил, один раз предатель — всегда предатель. Не стоило отцу брать под крыло вашу паршивую семейку. — В следующее мгновение он сделал девушке ещё хуже, склоняясь ниже. Так близко, что она ощущала тепло его кожи. Сенджу вынудил её встретиться взглядом: — А может, он умер не своей смертью? — с деланным любопытством произнёс он. Хакайна бы за словом в карман не полезла в ответ на такое, вот только возможности говорить её лишили. — Может, — продолжал он свою мысль, — ты всегда была заодно с Учиха?       На этих словах Хакайна начала яростно вырываться. Если клевету на своих людей она и смогла проглотить, то это было уже слишком. Вот только все её попытки к сопротивлению оставались тщетны. Всё, что могла куноичи, это испепелять Тобираму ненавидящем взглядом.       В какой-то момент Тобирама замолк, глубоко вдохнул, втягивая носом воздух и на мгновение прикрывая глаза. Её волосы, как и прежде, пахли полевыми цветами и свежескошенной травой. Он прикрыл глаза, невольно вспоминая их последний день, проведенный вместе. Как он несколько раз был близок к её губам. Как и сейчас. И почему судьба к нему так несправедлива? Но с другой стороны, уж лучше так, чем всю жизнь видеть любимую женщину в объятьях родного брата. Возможно своей изменой Хакайна избавит его от бóльших страданий.       Эта была последняя возможность, и как бы сейчас не был зол Тобирама, он не мог её упустить.       Вкус её губ впечатается в его память, как нечто болезненное и недостижимое. На короткое мгновение мужчина принял желаемое за действительное: подумал, что девушка вот-вот ответит. Но нет. Как и ожидалось, она начала отчаянно вырываться, стараясь ударить посильнее. Все эти ничтожные попытки были грубо пресечены. Тобираму заводила её непокорность. При иных обстоятельствах он ни за что бы не позволил себе быть несдержанным, но только не сейчас. Он ненавидел её и желал. И в здравом уме никогда бы не подумал, что захочет взять её вот так. Грубо, посреди леса, неподалёку от пристанища кровного врага, который мог настигнуть их в любую минуту. Но он был не в себе. Адреналин заполнил вены, похоть — разум, и всё же Сенджу отдавал отчет каждому из своих действий. Одной рукой он держал запястья девушки над её головой, другой, переставая душить, властно изучал прекрасное тело. Ключицы, грудь, талию, бедра. Горячая ладонь скользила всё ниже, раскрывая кимоно и ослабляя пояс. Даже сейчас на её лице не было и тени стыда или смущения, лишь бешеная ярость и желание убить. Он чувствовал это и потому не хотел лишний раз убеждаться, заглядывая в лицо. Сбитое дыхание мужчины опаляло оливковую кожу, сменяясь полу-укусами. Тем временем рука уже забралась под одежду, опускаясь на низ живота и ниже. Тобирама в который раз проклинал у себя в мыслях её нелюбовь к женским платьям; штаны сейчас были крайне не кстати. Хакайна не оставляла попыток вырваться, но без чакры это было бесполезно, ведь в физической силе Сенджу не было равных даже среди мужчин. Гортанный смех противно щекотал мочку уха, и она старалась отделаться от этого зудящего ощущения, как от назойливой мухи, но даже головой не смогла ударить разгоряченного шиноби.       — Тебе не надоело? — продолжал насмехаться Сенджу. Его шёпот вызвал холодок, пробежавший по позвоночнику до макушки. — Я превосхожу тебя и в силе, и по запасу чакры, — вкрадчиво говорил он, покусывая то мочку уха, то кожу за ним, — в то время как твоя, — утробно рычал он, спускаясь ниже, — запечатана, — почти весело произнёс мужчина. Он и сам не мог понять, что ему нравилось больше: её положение или то, как тело девушки невольно отвечает на грубые ласки, а куноичи отчаянно пытается это подавить.       — Ах ну да, — гневно просипела Хакайна, сама дивясь со своего голоса, — лучший сенсор страны. Как я могла забыть? — риторически произнесла она, сама себе отвечая на вопрос о его поразительной осведомлённости. Наконец, ей удалось встретиться с ним взглядом. Точнее сам Тобирама позволил. — А ты сними её. Или что, кишка тонка?       Сенджу равнодушно хмыкнул:       — Нет, — честно ответил он. Дешёвая провокация. Хотя тут уж скорее отчаянная. — Но зачем мне это?       — Действительно, — презренно фыркнула Хакайна, продолжавшая источать ненависть. — Глупо призывать к чести насильника.       На это Тобирама лишь ухмыльнулся, что ему было совсем уж не свойственно. И теперь в душу девушки закрался страх, она осознала всю серьёзность его намерений. Сам дьявол по сравнению с ним в эти минуты был пушистым котёнком. Если бы у людей были злобные близнецы, воплощавшие в себе всё тёмное, что было присуще человеку, то в данный момент это был он. Воплощение всех зол и пороков было с лицом Сенджу Тобирамы. И теперь у Хакайны не было сомнений: он сделает с ней то, что захочет.       Страх сковал всё её тело. Кошмар становился явью. Ничего и никого куноичи не боялась на свете сильней и надеялась, что никогда не столкнётся с этим, отчасти поэтому так усиленно выкладываясь на тренировках. Но беда пришла откуда не ждали, со стороны лучшего друга. Глаза наполнились ужасом и слезами, но Хакайна не могла позволить им скатиться. Хотя какой был в этом смысл? Тобирама всё равно видел их, но не думал останавливаться.       — Поняла, наконец, — небрежно бросил он, срывая решающий элемент одежды. Всё случилось в одно мгновение: обнажённая плоть, раздвинутые ноги. Ладонь скользнула по внутренней стороне бедра, пальцы нырнули меж половых губ, касаясь заветного места. — Ты и сама готова, — прошептал ей ненавистный голос.       Снова поцелуй без намёка на нежность, и неожиданный ответ. Хакайна отвечает ему. Слабо, неосознанно, сама не отдавая себе отчета в происходящем. Она не понимает, что делает. Но понимает Тобирама и больше не думает ни о чём. Отпускает её руки и, не разрывая поцелуй, судорожными движениями принимается исследовать её тело так, если бы они были изголодавшимися друг по другу возлюбленными. Ладони Хакайны опускаются на его плечи, едва касаясь кожи на шее. Её прикосновения вызывают у Сенджу толпу мурашек. Он подхватывает девушку за бедра, вынуждая обнять его ногами. И Араши словно просыпается, приходя в себя от этого странного помутнения. Тобирама не был менее решительным, чем минуту назад, но стал дышать тяжелее, чаще, а его прикосновения стали нежнее, словно бы он хотел, чтобы и девушка получила удовольствие от происходящего.       — Ты прекрасна, — бездумно шептал он ей в шею, не оставляя свободного от поцелуев места на её коже.       Придерживая куноичи одной рукой, он опустил вторую на пояс своих штанов, но не успел он совершить задуманное, как ему помешал удар головой. В ушах Хакайны звенело, голова раскалывалась, но элемент неожиданности был на стороне девушки. Она смогла выиграть немного времени, чтобы вырваться, но успела лишь пробежать несколько метров, как её вновь нагнал Тобирама. Мужчина схватил куноичи за руку, когда их идиллию прервали:       — Отпусти её, — прорычал Изуна.       Со стыда, что он увидит её в таком виде, Хакайна готова была провалиться сквозь землю. Она не знала, что предпочла бы больше: быть изнасилованной омерзительным ей Тобирамой или же предстать перед Изуной зареванной, в порванной одежде, не способной к малейшему сопротивлению. Одно она знала сейчас наверняка: Сенджу обречён. И была несказанно рада этому. Сильнее шиноби, чем Учиха Изуна ей встречать ещё не приходилось, и Тобирама, она была уверена, ему не ровня.       — Здравствуй, Изуна, — ровно произнёс Сенджу, вновь представая в своём привычном амплуа сурового и бесстрастного шиноби.       — Я сказал, отпусти её, — повторил мужчина, алые глаза которого не предвещали ничего хорошего.       — С каких пор вы стали столь трепетно относиться к пленникам? — без намёка на какую-либо эмоцию выдал Тобирама. Не нужно быть гением, чтоб догадаться о цели шиноби вывести своего оппонента на эмоции. Хакайне не хотелось этого признавать, но у него получалось.       Но тот и не думал с ним разговаривать:       — Смысл моих слов остаётся тебе непонятен, — философски изрёк он, смотря на руку, безжалостно сжимающую женскую кисть. — Придётся изъясняться более доступно, — устало выдохнул он, подходя ближе.       Девушка невольно залюбовалась его походкой, расслабленной и уверенной. Грация в каждом движении. Он был похож на крадущегося ягуара.       — Изволь, — в тон ему отвечал Тобирама, демонстративно дёрнув потерявшую на мгновение бдительность девушку так, что она едва устояла на ногах. На первый взгляд могло показаться, что Сенджу использует её как щит, но на деле же он сделал это с целью кое-что проверить.       Изуна усиленно старался не встречаться с ней взглядом, и эта излишняя старательность натолкнула Тобираму на определённые мысли, к которым у него было двойственное отношение. Учиха заметил как меж белёсыми бровями образовалась вертикальная складочка. В следующую минуту альбинос грубо оттолкнул Араши на пару метров. Сейчас она была помехой в надвигающемся бое.       Придя в себя, девушка к удивлению для себя отметила, что мужчины сражаются на равных. Всё же она была далеко не дилетантом в вопросах сражения. «Когда ты успел стать таким сильным?» — в шоке наблюдая за движениями Сенджу, думала она. Казалось, совсем недавно она с пол пинка отправляла его в накаут. А ответ был так очевиден и невероятен одновременно. Догадка осенила девушку не сразу, а учитывая как долго они с Тобирамой были знакомы, так совсем не сразу. «Я когда-нибудь в действительности побеждала тебя, Тобирама?»       — Пф! Недоносок, — презренно бросила девочка, переступая через побеждённого соперника. Она даже не обернулась. А стоило ей скрыться за холмом, Сенджу как ни в чём не бывало поднимался, отряхвал одежду и прикладывался к фляжке с водой.       — Зачем ты продолжаешь ей проигрывать? — не понимал судивший их очередной поединок Хаширама. — Так она никогда всерьёз воспринимать тебя не станет.       — А мне это и не нужно, — безразлично бросил он, делая очередной глоток. И, утерев рот рукавом, пояснил: — Хочет считать меня ничтожеством? — пожалуйста! Мне плевать.       — Я не понимаю.       Тобирама шумно вздохнул:       — Я видел, как её тренирует Рэйден, — мрачно произнёс Сенджу. — Он ломает её. Это слишком для девчонки.       — И ты думаешь, если и дальше позволишь смешивать себя с грязью, она станет сильнее? — Хаширама не понимал мотивов брата. Эта странная игра в поддавки не могла привести ни к чему хорошему.       — А ей и не нужно быть сильнее, — произнёс Тобирама. — Посмотри на неё, ей всего десять, а она уже может дать фору Такеши. Для девчонки она, пожалуй, даже сильнее, чем того требуется, — потирая ушибленное плечо, проворчал Сенджу.       Хаширама был не согласен. В конце концов для воина пол не имеет значения. А что если ей встретиться противник сильнее Тобирамы? Его странная затея может выйти боком. И с одной стороны Хаширама был конечно прав, но он в который раз упускал из вида в тот момент казавшуюся нереальной деталь.       — А как же…!       — А для всяких «а как же», — оборвал брата на полуслове юный шиноби, — у неё будешь ты.       Хакайна была обещана старшему брату в жёны, а по законам их клана со дня свадьбы её путь, как куноичи, закончится. Они были детьми. Тобирама жалел её и боялся, что под гнётом сурового отца девочка сломается. Откровенно говоря, он не был далёк от истины. Но избрав для себя эту роль, юный шиноби и представить не мог, что в какой-то момент столь искренний душевный порыв так дорого ему обойдётся.       Он всегда желал ей только добра. Чтобы ни случилось…