Бесприданница

      Мадара и Изуна были сильнейшими в клане Учиха. Трудно сказать наверняка, кто из них был сильнее: в чём-то был лучше Мадара, в чём-то Изуна, — но это и не имело большого значения. Даже если бы младший брат превосходил по силам старшего, он бы не посмел претендовать на его место. И дело здесь было не в воспитании или традициях, а в глубоком уважении. Изуна искренне восхищался старшим братом, в частности его умению оставаться хладнокровным даже в самых непростых ситуациях. Всё же темперамент младшего Учиха отличался куда большей экспрессией и живостью, в то время как Мадара с каждым годом всё больше походил на идеал шиноби — оружие убийства, лишённое чувств и привязанностей. Естественно за исключением безграничной любви к младшему брату.       А как известно, чем сильнее чувство, тем сильнее последствия, к которым приводят действия, вызванные этим чувством. Но об этом позже.       Единственное, пожалуй, в чём уступал Мадара брату, так это во внешности. У него были куда более жесткие черты лица, так что красавцем можно было назвать с большой натяжкой, в особенности если рядом стоял такой идеал, как Изуна. С одной стороны, если рассматривать элементы их внешности отдельно, они были идентичны: те же глаза, волосы, нос, форма лица, даже мимика зачастую была одинакова, — и в тоже время, объединив всё это воедино, получались совершенно разные лица. У Мадары оно было проще, кроме того его делали грузным мешки под глазами и ярко выраженные носогубные складки. Зато комплекцией он был значительно крупнее, нежели младший Учиха.       Живой темперамент Изуны делал его душой любой компании, а весёлый нрав помогал расположить к себе каждого в ней. А прибавив к этому красивое лицо, стройное поджарое тело, высокий рост, силу и харизму, получаем идеального мужчину. Таким он был в глазах практически всех девушек клана и деревни.       Соответствовать такому шиноби было очень непросто, а заинтересовать и подавно. В своё время это удалось лишь одной девушке. Учиха Микото, внучке главного старейшины клана. Они были идеальной парой: сильнейший воин и лучший медик клана. Мало того, что Микото была из достойной семьи (дед — глава совета, отец — герой войны), красива и хорошо воспитана, так ещё в условиях сексизма и абсолютного патриархата сумела сделать себе имя. Она не только стала сильным медиком, но ещё смогла освоить некоторые запечатывающие техники. Конечно до представителей клана Узумаки ей было очень далеко, но в своём клане она была лучшей.       Сколько себя помнила, Микото почти всё время проводила с сыновьями Таджимы. Её семья делала всё, чтобы породниться с главой клана, и девочка считала честью послужить средством этого сближения. Вот только ничего путного из этого не выходило, да и поводов попадаться на глаза не было: практически всё своё время молодые люди были заняты тренировками и сражениями. Шли годы и вскоре терпение семьи Микото дало свои плоды, Изуна заметил её. Девушка стала желанной гостьей в их доме. Разумеется, все их встречи были в присутствии посторонних, как и велят правила приличия. Куноичи ничем не могла себя скомпрометировать и продолжала производить впечатление идеальной невесты. Вот только этого, судя по-всему оказалось недостаточно.       Узнав друг друга ближе, молодые люди поняли, что им неинтересно вместе. Изуне было смертельно скучно рядом с фарфоровой куклой, в то время как самой Микото было попросту не найти иного повода для встречи с главой клана. Кто бы мог подумать, что в погоне за сердцем младшего из братьев, она, сама того не ведая, отдаст своё старшему.       В тот день Микото была сама не своя от злобы. Разумеется на людях она вела себя более, чем достойно, как и полагается знатной особе, но стоило девушке ступить на порог дома, как выражение её лица претерпело значительные изменения. Микото сложно было назвать эмоциональным человеком, но это не уменьшало испытываемых ею эмоций, по сравнению с той же Хакайной.       Хакайна. Одно только имя говорило об этой девице больше, чем того требовалось. Наглая, невоспитанная, стервозная дрянь. Как вообще можно допустить мысль, что такая, как она, могла бы заинтересовать Изуну? Вот и Микото не допускала. Те, кто раздувал эти сплетни, была убеждена Учиха, обладали не в меру воспалённой фантазией. Хотя мотивы для подобных поступков были вполне понятны: жизнь в деревне смертельно скучна без таких пикантностей. Особенно если брать во внимание столь немаловажный факт, что большинство из жителей селения были женщинами. Мужчины большую часть времени проводили на миссиях или сражениях и если и оставались дома, то не надолго.       Нужно было очень постараться, чтобы вывести такую, как Учиха, на эмоции. Терпения и такта ей было не занимать. Но то касалось привычного ей круга общения, с дикарями же на сегодняшний день Микото сталкиваться не приходилось. Она просто не мола понять, как можно быть настолько несведущей в элементарных нормах приличия: беззастенчиво оголяться перед мужчиной, говорить всё, что взбредёт в голову, и даже не пытаться скрыть своё недовольство. В конце концов ей оказали немалую честь. Не просто пощадили, оставив без внимая её попытку побега и никак за это не наказали, но и гостеприимно приняли в главный дом клана. Единственное неудобство, которое этой неблагодарной девице нужно было потерпеть, так это печать. А она ещё хамить вздумала. И не служанке какой-нибудь, а чистокровной Учиха, внучке главного советника.       С другой стороны, учитывая положение Хакайны, столь нескромно вести себя могла позволить либо конченная идиотка, либо любовница кого-то влиятельного в здешних местах. Эта мысль подобно молнии озарило потемневшее от злобы сознание. Возможно ли, что столь дерзкая сплетня может оказаться правдой?       В попытке привести мысли в порядок Микото вздохнула и без сил опустилась на подушку. Посидев так какое-то время, она подошла к зеркалу, поправила выбившиеся из прически пряди, макияж. Казалось, что той вспышки не было вовсе. Служанка боязливо постучалась прежде, чем войти: девушке не повезло встретить госпожу у входа в дом, в столь скверном настроении её еще не приходилось видеть.       — Госпожа, — промолвила она, выглядывая из-за двери. — Позвольте войти, — получив в ответ короткий кивок, она открыла сёдзе и опустилась на колени, склоняясь в глубоком поклоне. — Прошу прощения за свою оплошность. Чем я могу…?       — Уйди, — устало выдала Микото. Голос её был по прежнему чужд и холоден, не смотря на казавшееся спокойным выражение лица. — Хотя, — обронила Учиха, когда служанка уже задвигала сёдзе, — разузнай всё об этой девице.       Несмотря на то, что у них не срослось на любовном поприще, Микото и Изуна оставались довольно близки. Друзьями, пожалуй, их можно было назвать с большой натяжкой, но учитывая неспокойное время, в которое они жили, даже такие отношения дорогого стоили. Тем не менее девушке не давало покоя задетое самолюбие: в конце концов её он ни так давно отверг (неважно, что это было взаимно), а какую-то неотёсанную пигалицу поселил в главный дом клана. Микото отказывалась верить, что её друга могло что-то связывать с такой женщиной, но в тоже время она была далеко не из тех, кто привык игнорировать очевидное. Ей нужно было выяснить это во что бы то ни стало, нужны были неоспоримые доказательства. Иначе, её богу, она сойдёт с ума.       Солнце клонилось к горизонту, когда прислуга принесла госпоже сомнительную записку: «Через час в низовье Да́му». Микото была уверена, что Изуна не мог быть отправителем, хотя иных догадок у неё не было. Плохое предчувствие не отпускало её весь следующий час, но интуиция девушке подсказывала, что если она проигнорирует это приглашение, будет только хуже.       В назначенный час она была на месте. У реки никого не было. С каждой минутой ожидания сердце Микото колотилось всё быстрее, а мысли о возвращении домой неустанно терзали разум. А может это и вовсе была чья-то дурацкая шутка? Это было бы, пожалуй, лучшим вариантом. Но как бы не так.       Какого же было удивление девушки, когда она увидела главу клана.       — Есть разговор, — скомандовал он, даже не обменявшись приветствиями.       — Слушаю Вас, — смиренно произнесла Микото, поднимая опущенную ранее в поклоне голову.       — Дело касается моего брата, — казалось, он и вовсе не слышал сказанного ею. — Ты ведь уже успела познакомиться с этой выскочкой?       — Вы, как всегда, излишне деликатны, господин, — отметила девушка, непроизвольно дёрнув уголком губ в неком подобие ядовитой усмешки. Мадара не мог про себя не отметить, сколь соблазнительно выглядел столь мимолётный жест.       Мужчина хмыкнул. Обычно он не терпел подхалимство, но в данном конкретном случае такое, отчасти ироничное замечание даже польстило. Ироничное, разумеется, в отношении Араши, а не самого Мадары. Выдержав короткую паузу, он продолжил, выпаливая всё буквально на одном дыхании:       — Я хочу, чтобы ты стала женой моего брата. — Фраза, будто удар под дых. Микото не припомнила, когда в её жизни были столь сильные эмоциональные качели, как сегодня. Сначала ярость, вызванная неизвестной девицей, теперь ни с чем не сравнимая боль. Желание главы клана, всё равно, что приказ, и не важно, чего это касается: битвы ли, политики, интриг.       Последнее уж никак не было свойственно Учиха Мадаре. Он привык сражаться открыто, честно, ограничиваясь лишь стратегическими уловками на поле боя. Как же избавиться от нежеланной невестки, свалившейся точно снег на голову в жаркий июльский день? Вот уж точно «беда пришла, откуда не ждали». Младший брат в своём репертуаре: всё такой же спонтанный, быстрый и удивляющий. Удивляющий не всегда в хорошем плане.       С недавних пор для Мадары вся его жизнь стала одной большой шахматной партией, в которой редко задумываешься о жертвах, тем более об их чувствах. Микото была очередной пешкой, когда ценной фигуре в его партии стала угрожать опасность. Хотя в случае с Изуной это, наверное, не лучший эпитет, а вот в отношении Микото как нельзя точный.       В ту секунду, как Мадара сказал ту злополучную фразу, жизнь девушки как будто оборвалась. Она любила его. Давно и очень сильно. Готова была пойти на всё, что бы тот не приказал. Но спасти его брата, который ей был тоже небезразличен, такой ценой. Это было немыслимо. С другой стороны, кто она такая, чтобы обсуждать и тем более противиться приказам главы? Тем более в столь непростом положении Микото, готовой выполнить любой каприз возлюбленного шиноби, лишь бы он был счастлив, и вовсе о своих желаниях думать не пристало. Всего две фразы, и её мир рухнул. Но если это цена за его улыбку, она её заплатит.       Учиха не успела до конца отойти от этого разговора, как спустя несколько часов к ней в окно, словно какой-то домушник, вваливается перепачканный кровью Изуна. Ошарашенная больше его внешним видом, нежели самим фактом столь странного визита, она в первые секунды не смогла сказать и слова, но этого и не потребовалось:       — Она не моя, — небрежно бросил он, словно его жизнь и вовсе ничего не значит. Изуна взглянул на неё взглядом исполненным боли и страха, давно он не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным. — Помоги.       Микото никогда не видела его таким. Учиха были сильными, гордыми, казалось, ничто не могло тронуть их. И всё же никто не ценил семью так, как они. Вот, что было истинным проклятием их клана. Шаринган оставался всего-лишь следствием.       Она догадывалась, о чём её просят. И для кого.       Судя по тому, как проникли в её дом, дело не терпит и малейшей огласки. А раз это сделал не кто-нибудь, а сам Учиха Изуна, то данный вопрос мог касаться лишь одного человека — неугодному всему клану, за исключением самого шиноби.       — Нет, — решительно произнесла Микото, не поведя и бровью. — Если это всё, уходи. Не пристало молодой девушке принимать гостей в столь поздний час, — она говорила столь невозмутимо, будто разговор шёл о погоде, а не о жизни человека.       — Мне не к кому больше обратиться.       — В деревне хватает лекарей, — с каждой фразой тон ей голоса был всё более неумолим.       — Но не всем я могу доверять! — Шиноби стоило колоссальных усилий сдерживать дрожь в руках, и всё же Микото заметила. Она взглянула на него столь холодно и колюче, что в иной раз даже Изуна отвёл бы взгляд. Сейчас же он его выдержал. — Только тебе.       Повисла мучительно долгая пауза. Девушка казалась непоколебимой. Да она скорее самолично перереза бы этой выскочке глодку, будь у неё такая возможность. И она ведь была! Эта «возможность» сама только что влезла посреди ночи в окно спальни и умоляла сейчас о помощи. А что Микото? Она всего-лишь лекарь. Не волшебница и не Господь-Бог. Она не сможет помочь в безнадёжном случае. А если случай небезнадёжный, то это всегда легко исправить.       — Где она? — спросила Микото, когда поняла, что они направляются прочь из деревни.       — У старика Като, — ровно ответил он, плохо скрывая волнение. Изуна старался, как брат, сохранять хладнокровие в столь непростых ситуациях, но как обычно не получалось. Или же Микото знает его настолько хорошо, что читает каждую скрытую эмоцию, точно строчку в книге?       — Так за неё беспокоишься, — сложно сказать, что было в этой фразе больше презрения или зависти. — С чего вдруг? — а за ехидством, очевидно, скрывался интерес.       — Хочешь обсудить это сейчас? — огрызнулся Изуна, он явно был на взводе. Такое даже для него слишком. — Извини, — буркнул он.       Микото взглянула в лицо шиноби, чувствуя, что начинает невольно завидовать той чужеземке. «Хотела бы я, чтобы обо мне так же заботились», — невольно промелькнула в сознании мысль. — «Подумать только, я завидую какой-то безродной проходимке».       Дальнейший путь прошёл в напряженном молчании.       Изуна был быстр, как никогда, до места они добрались в считанные минуты. Дом старика находился несколько в отдалении от деревни, так пожелал сам шиноби. В один из дней он отчего-то решил отказаться от престижной должности при совете и ушёл на так называемую «пенсию», изредка тренируя молодёжь, которой было не так чтобы много в виду его скверного характера.       Хакайна лежала на кровати без сознания. Вся её одежда в области живота была пропитана кровью. Стоящий в комнате запах железа вызывал тошнотворные порывы, отчего Микото невольно поморщилась и прикрыла рукавом нос и рот.       — Ей хуже, — произнёс встретивший их в дверях Като. В руках старик держал таз с чистой водой и вымоченными в ней розовыми бинтами. В недолгое отсутствие Изуны он делал всё возможное для раненной, но этого было недостаточно. Хакайне требовался специализированный медик, и при том как можно скорее.       Девушку лихорадило, видимо пошло заражение. Недолго думая, Микото завязала рукава своего кимоно и омыла руки, талантливо делая вид, будто искренне хочет помочь, если не чужачке, то хотя бы другу. У неё была прекрасная возможность избавиться от конкурентки.       — Что произошло? — быстро спросила Учиха, вытирая руки.       Картина произошедшего стояла перед глазами Изуны столь же ярко, будто это случилось минуту назад.       Тобирама в очередной раз недооценил его, раз рассчитывал так легко смыться, так ещё и не один. И если Сенджу хотел вывести Изуну из себя, то у него это получилось даже слишком хорошо. К увиденному Учиха оказался совершенно не готов. Настолько, что настигнув беглеца, словил ступор.       Шиноби зажимал девушку, преследуя единственную цель. Слишком очевидную, чтобы в это так быстро поверить. Уж как бы Изуна не ненавидел Сенджу и Тобираму в частности, до той минуты он считал его человеком чести.       Шаринган активизировался сам собой. Глаза налились кровью. Ярость клокотала в нем, едва не охватив рассудок, но в последний момент шиноби таки удалось взять себя в руки. Дрожь в руках сошла на нет, дыхание выравнивалось, равно как и сердечный ритм. Мужчина обладал поразительной слой воли. Наблюдая за тем, как Хакайна отвечала этому мерзавцу в поцелуе, как нежно гладила его шею, как перебирала пальцами непослушные пряди на его затылке, он готов был убить их обоих. Но тут же оборвал себя на этой мысли, стоило только девушке уличить момент для удара. Сомнений больше не было. Не в ней.       Изуна не врал, когда говорил, что за столь короткое время она стала для него особенной. Но по-другому и быть не могло. Таких девушек он не встречал. Будучи куноичи, Хакайне удалось сохранить в себе ту чарующую женственность, о которой она даже не подозревала. В скором будущем, Учиха не сомневался, это будет её самым опасным оружием. И отчасти Изуна был рад тому, что встретил эту девушку до того, как она осознает в себе такую силу.       Кроме того Учиха отмечал её незаурядные способности шиноби, что не так уж и часто за ним наблюдалось. В его глазах Хакайна была не только очаровательной девушкой, но и бесстрашной куноичи, которая могла бы дать фору любому из его отряда. Поэтому последнее, что он ожидал увидеть, это слёзы в её глазах.       То, с каким ужасом и болью она смотрела на Сенджу, впечаталось в его память. Так смотрят на близких, ставшими предателями. И самое паршивое в её положении было то, что не было сил: ни физических, ни моральных, — чтобы выплеснуть на нем все свои чувства. Но на то и нужна поддержка, верно? И Изуна с превеликим удовольствием готов был её оказать.       Сенджу был по-прежнему бесяче невозмутим, он явно ждал появление Изуны, по крайней мере совсем ему не удивился. Шиноби заметил тень разочарования в алых глазах альбиноса. Естественно. Кому будет приятно, когда прерывают на самом интересном? От мысли об этом укрощенная минуту назад ярость стала вновь захватывать его существо. Каждое слово, сказанное Тобирамой, было направлено на то, чтобы спровоцировать. И когда он прикрылся девушкой, словно щитом, это практически сработало. Благо, у Изуны хватило выдержки не смотреть в её заплаканное лицо. Если Тобирама не идиот, а это к сожалению или к счастью не так, ему не составило труда догадаться о природе отношений старого соперника и подруги детства. Вероятно, очень скоро им обоим это аукнется, но в тот момент это было наименьшее, о чём следовало волноваться.       Бой был ожесточенным, грубым, бескомпромиссным. Не вызывало сомнений, что эти двое жаждали смерти друг друга, и причиной тому была не только кровная вражда. Не использовались ни техники, ни даже оружие. Здесь были замешаны личные счеты, которые необходимо было свести именно так, лишь грубой мужской силой.       Изуна чувствовал, что несмотря на казавшиеся безразличие и холодность, Тобирама ненавидит его не меньше. Во время схватки он не раз ловил на себе несвойственный Сенджу взгляд. Взгляд жаждущего крови. Его крови. От этого было не по себе, хотя и наталкивало на определённые мысли. Возможно его действия в отношении к Хакайне были продиктованы не просто похотью? Эта мысль была настолько дерзкой, что Изуна не сдержал усмешки.       — Тебе весело?       — Есть немного, — протянул довольный Учиха, уворачиваясь от очередного выпада. — Скажи, — сделав сальто назад, выдал он, — какого это хотеть невесту брата? — Нездоровый блеск в глазах Тобирамы красноречивей всего говорил о том, что Изуна попал в самую точку. Теперь уже была его очередь выводить противника на эмоции. — И что, не предай она вас, ты бы взял её прямо в день свадьбы? — Вопрос времени, когда Сенджу такими темпами совершит ошибку.       Единственное, что упустил в тот момент Изуна, так это то, что сам предмет обсуждения находился поблизости и слышал каждое слово.       На словах о предательстве Сенджу не сдержался и бросил на неё уничтожающий взгляд, чем и воспользовался Изуна, зарядив противнику прямо в челюсть. Губа была разбита, рот наполнился кровью, зубы не пострадали чудом. Но этот выпад взбодрил Тобираму, открыв в нём второе дыхание.       Хакайне хватило мудрости не встревать, даже когда её обвинили в предательстве, о чём у неё не было и мысли. Она молча наблюдала за поединком, с ужасом для себя осознавая, что не знает, кого хочет видеть победителем. Как ни странно, но в тот момент все её думы были заняты не столько смертельной схваткой и беспокойством за двух дорогих ей людей, а собственными ощущениями. Куноичи не желала того признавать, но в какой-то момент то, что делал с ней Тобирама, начало нравиться. И не просто нравиться, а приносить ни с чем несравнимое удовольствие. Злость, страх и адреналин смешались в какой-то невообразимый коктейль из чувств и эмоций, знакомя тело с совершенно новыми ощущениями. Она целовала его. И не потому что хотела отвлечь, притупив бдительность. Признаться, если бы не чакра Изуны, которую девушка почувствовала в самый последний момент, она и не знает, что бы произошло. В том калейдоскопе одолевавших её эмоций и чувств, Хакайна чётко разобрала лишь одно — страх. Она впервые оказалась в ситуации, когда ничего не может сделать. Возможно тот факт, что она хорошо знала человека, породившего это чувство, помимо ожидаемого оцепенения вызывал ещё и внезапное возбуждение. Решив быть до конца откровенной хотя бы с самой собой, девушка не без удивления признавала, что возьми он её под этим злосчастным деревом, она не сдерживала бы стонов. Но тем не менее Араши оставалась бесконечно благодарна Изуне, который появился как нельзя вовремя. Если бы произошло то, что хотел Тобирама, это разрушило бы всё: от зародившегося чувства Изуны до какого-никакого уважения Тобирамы, да и её самоуважения.       Шиноби не жалели друг друга. За последние несколько лет у них накопилось достаточно претензий и злобы, которые не всегда доводилось выплеснуть на поле боя.       — Лучше ты ответь, — сплюнув кровь, прохрипел Сенджу и оскалился в страшной улыбке, — какого это втрескаться в шлюху?       Эта фраза отрезвила девушку, вырвав её из рефлексии о случившимся и не случившимся. «Всё-таки потеряла», — резюмировала она, имея в виду уважение старого друга. Но друга ли теперь? Поразительно, но даже после всего произошедшего она продолжала считать Тобираму своим другом. Их отношения всегда были неоднозначными, но это уже походило на что-то ненормальное.       Изуна стал складывать печати, желая спалить противника заживо, и потерял бдительность. Поддавшись злобе, он забыл, что в первую очередь желал защитить Хакайну.       За этот бой Тобирама единожды воспользовался холодным оружием.       Девушка едва успела увернуться; кунай вонзился в землю прямо перед ней. Секунда, и уже на месте этого куная стоял сам Тобирама. «Это и есть его новая техника?» — не успела она закончить мысль и вскочить на ноги, как почувствовала острую боль. Глаза в глаза. Между их лицами не больше сантиметра. Он смотрит на неё, не скрывая презрения, а со стороны кажется, будто она в кольце его рук, ещё немного и их губы сольются в поцелуе.       Крик Изуны. Где-то очень далеко, будто сквозь толщу воды. Но он её спасёт. Он уже так делал.       Как и тогда, последнее, что она помнит прежде, чем провалиться в темноту, — алые глаза. Но в этот раз они другие. Злые, холодные. Глаза лучшего друга. Худшего лучшего друга.       Изуна тряхнул головой, точно стараясь прогнать нехорошие мысли. Всё будет в порядке, она выживет, он чувствовал это. Микото была права в том, что ему стоило проветриться, в конце концов, уж ей-то он мог доверять на все сто процентов.       Убедившись, что пациентка не сможет прийти в себя самостоятельно, Микото сконцентрировала чакру в ладонях и принялась за лечение. Как назло, рана была несерьёзная, даже внутренние органы не задеты. Подобного ей ещё делать не приходилось. Изуну-то она спровадила, а вот старик был ненужным свидетелем. Нужно было таким образом прикончить девчонку, чтобы тот ничего не заподозрил.       Като и в самом деле был жутким. Полностью потерявший зрение, он тем не менее ориентировался не хуже любого зрячего, и особенно было не по себе, когда он «смотрел» своими белесыми глазами тебе в лицо. Создавалось впечатление, будто он видит не только каждую твою морщинку, но ещё и слышит, о чём ты думаешь.       Быть может, поэтому он не спешил оставлять девушек одних?       — Мне нужна чистая вода, — скомандовала Микото.       — Слева, госпажа, — покорно произнёс старик.       — Она холодная. Мне нужна горячая.       — Одну минуту, — вздохнул шиноби. Он явно не хотел уходить.       — Наконец-то, — фыркнула под нос Учиха. Оглядевшись, она достала из-за своего пояса кунай, но не смогла сразу решиться.       Микото занесла руку, готовая вонзить его в ещё не до конца зажившую рану, но её перехватили у самого живота Араши. Минута промедления стоила ей миссии. Она представить не могла, что старик так быстро вернётся. Не говоря уже о том, сколь бесшумно он это сделал.       — Не стоит, госпожа, — не изменяя себе в спокойной интонации, произнёс Като. — Господин Изуна может не понять.