Бесприданница

      Старик физически ощущал всю тяжесть обращенного на него взгляда. Не смотря на самообладание, которому мог позавидовать любой шиноби, он чувствовал, что Микото была в ярости, и лишь на первый взгляд бесстрастный тон её голоса являлся прямым тому доказательством:       — Объяснитесь, — пророкотала она едва слышно, словно боялась разбудить пациентку. В ответ на это шиноби осторожно, но требовательно забрал из её рук нож и демонстративно полоснул чужестранку по руке. Микото наблюдала за действиями старика с полным недоумением, граничащим с негодованием, но стоило Като продемонстрировать свою, с тем же порезом, как глаза девушки округлились. — Как такое возможно?       Учиха резко повернула голову, взглянув на лежащую без сознания Хакайну. Та едва сохраняла ровным дыхание, не говоря уже о возможности контролировать собственную чакру. Она не могла применять какие-либо техники, тем более столь ювелирные. «Кто ты такая, черт возьми?» — черные глаза стали исполнены ужаса. Каким могуществом обладала эта женщина, раз даже не владея собой, могла не просто сопротивляться, но и убить. Если бы не Като, Микото уже была бы мертва. От осознания этого девушка побледнела, инстинктивно хватаясь за живот, где могла бы быть сейчас рана.       — Вы избрали для себя сильную соперницу, госпожа, — почтенно произнес Като. Его размеренные шаги раздавались за спиной Микото, и прежде, чем покинуть помещение, мужчина позволил себе дать юной госпоже совет: — Вам стоит быть осторожнее. В следующий раз выбирайте средства борьбы более тщательно.       Учиха нервно сжала кулаки, дабы унять дрожь. Ярость и бессилие бушевали в ней, стараясь скрыть за собой зачатки пока неосознанного страха. Микото чувствовала, что сейчас была самая благоприятная возможность, чтобы предотвратить кучу бед, которые принесёт с собой появление этой девушки. И всё же она ничего не могла сделать. Техника «отражения» переносила все вредоносные действия в отношении носителя на самого инициатора этих действий. Так, что Хакайну нельзя было ни отравить, ни заколоть, не испытав на себе тех же последствий. Радовало только то, что срок действия этой защитной техники недолгий, но и это не было на руку Микото, ведь Изуна мог вернуться в любую минуту. «Всё предусмотрела, стерва», — хмыкнула Учиха, нехотя признавая высокий интеллект конкурентки.       Порывисто открытая дверь знаменовала возвращение молодого шиноби. Он влетел в комнату, принося с собой горьковатый запах травы и запекшейся крови, и тут же упал у изголовья кровати. Микото наблюдала за ним так, словно видела этого человека впервые. Ещё никогда эмоции на его лице не были столь явственны и многогранны. В его глазах она различала и беспокойство, и гнев, и отчаяние, и то, что никогда ещё не видела раньше — любовь. Как этой девчонке удалось в столь короткие сроки захватить его сердце? Да ещё так непринуждённо, играючи. В то время, как Микото, всю жизнь обучавшаяся женским хитростям да премудростям, не смогла.       — Как она? — запыхавшись, обронил он, не отрывая взгляда от бледного лица чужестранки.       — Жива, — холодно отвечала Учиха, не отнимая от него цепкого взгляда. — Потеряла много крови, но рана несерьёзна. Даже удивительно, — едва слышно добавила она последнее.       Со стороны мужчины прозвучал вздох облегчения. Он был едва слышен, но Микото его уловила. Ей всё ещё было невероятно сложно поверить в то, что она видела сейчас собственными глазами.       Изуна нежно коснулся девичьего лица, проведя длинными пальцами от виска до подбородка, заправил за ухо выбившуюся прядку светлых волос и не спешил отнимать руку.       — Я убью его, — сипло обронил он, исполненный решимости. Только сейчас Микото заметила, как дрожат от напряжения его плечи, а пальцы свободной руки сжались в кулак до побелевших костяшек. Упавшие на лицо черные пряди скрывали перекошенное злобой выражение, но Учиха и не хотела его видеть, одна только аура, исходившая в этот момент от мужчины, вызывала желание сбежать подальше.       Такими братья представали на поле боя? Микото никогда об этом не задумывалась, зная их исключительно в мирных станах селения. Почему-то в этот момент она впервые подумала о Хакайне, как о куноичи. Такой же ли пугающей она предстаёт во время схватки? И доводилось ли ей сражаться с бойцами подобными Изуне? В мыслях вновь раздался голос старика Като: «Вы избрали для себя сильную соперницу, госпожа». Вновь взглянув в лицо этой сопернице, Микото задумалась и, чуть погодя, заключила, что недооценивать эту девицу будет роковой ошибкой.       Очередное свое пробуждение Хакайна вновь встретила проклятьями: с тех пор, как ее лишили возможности быть полноценной куноичи, запечатав чакру, девушка чувствовала, что превратилась в кисейную барышню. Естественно печать влияла на все возможные физические показатели: силу, скорость, выносливость, координацию, (разве что гибкость осталась при ней, но в бою она не полезней бумажного веера), регенерацию — не говоря уже о более сложных техниках гендзюцу и ниндзюцу. Хакайна все чаще стала ловить себя на мысли о собственной неполноценности. Все равно что у самурая, жившего с малых лет одними лишь сражениями, отобрать меч. «И что мне делать?» — уже в который раз задавалась этим вопросом девушка. В хозяйстве она полный ноль, так что даже за прислугу не сойдет, только проблем больше доставит. Самым оптимальным решением было бы избавиться от нее. Мадара и сам это прекрасно понимал, а главное совершенно не скрывал этого своего желания. Араши не винила его. Понимала. И сама бы на его месте пришла бы к точно таким же умозаключениям. Однако дело осложнялось Изуной. И для Мадары, и для нее самой.       Оглядевшись и хорошенько прислушавшись к звукам за бамбуковой стеной, девушка убедилась, что в данный момент находилась одна не только в комнате, а в доме. На долю секунды даже успела оскорбиться этим:       — Они меня вообще за угрозу не считают, — пробубнила она, медленно принимая положение полулежа.       Внимание тут же привлекла рана на животе. Тобирама. Шоком для Хакайны уже стало откровение о его чувствах, и мысли об этом, признаться, сильно мешали дальнейшему холодному анализу и здравым рассуждениям.       «Не вяжется. Зачем так рисковать из-за одного сомнительно верного шиноби? Ладно. Допустим, спишем это все на «чувства». С чего бы им взяться, правда? Ну да ладно! Вытащил, задержался на границе, дождался Изуну. Конечно, Тобирама ведь первым стал подозревать нас, поэтому не сомневался, что тот отправиться за мной. Что дальше? Странный бой, где мне было дико неловко за пошлые провокации Сенджу…» — на этом ее рассуждения прервались. — «Бой без оружия и без техник. Потому что на границе с деревней? В итоге он использовал кунай только для того, чтобы ранить меня… Не убить. Это предупреждение? Нет, стал бы он из-за таких пустяков рисковать и суваться к Учиха в одиночку!.. Но я осталась здесь. Этого ты хотел, Тобирама? Чтобы, когда в следующий раз явишься ко мне за информацией, убедиться, какому из кланов я верна?»       И без того неприглядное из-за болезни лицо исказила однобокая улыбка:       — Похоже на тебя, — фыркнула Хакайна и усилием воли попыталась подняться. Получилось. Но ноги еле держат. — Достало быть размазней! — прорычала она сквозь плотно сжатые зубы. Девушку переполняло желание что-то разнести, но ее физическое состояние требовало мягкую кровать и куриный бульон.       Мысли вновь вернули ее к Тобираме, а точнее к его словам: «Верно дед говорил, один раз предатель — всегда предатель. Не стоило отцу брать под крыло вашу паршивую семейку». Как бы ни был зол на нее Сенджу, он никогда бы не сказал что-то, лишь бы ранить побольнее. Он был не из таких людей.       «В Сенджу неспокойно», — пришла к выводу куноичи, имея в виду клан в целом. — «Раз уж старикам удалось в нем посеять сомнения, то что уж говорить о других. Надеюсь, наших не перебили. Отец. Жив ли ты?»       Хакайна могла бы еще долго накручивать себя в этом ключе, особенно учитывая отсутствие какой-либо информации, но ее размышления прервала вдруг распахнувшаяся дверь. Яркий солнечный свет на мгновения ослепил ее, не давая возможности рассмотреть лицо вошедшего, но по фигуре и походке девушка признала в нем Учиха Мадару:       — О! Живая! — несвойственным ему довольным и практически весёлым голосом произнес он. — Хотя это поправимо, — практически в той же манере добавил он.       За ним следом вошел брат, всем своим видом показывая, что не одобряет подобные шутки, хотя предательски дернувшийся уголок губы говорил об обратном. Однако Хакайна не сразу удостоила возлюбленного вниманием:       — Что бы Вы предпочли больше: мою смерть или возвращение к Сенджу? — невольно заражаясь его хорошим настроем, спросила девушка, про себя добавляя: — «Хотя возвращение в клан по сути та же смерть».       Мадара смерил ее быстрым оценивающим взглядом, останавливаясь на глазах. Ее вымученный вид вызывал лишь жалость, но казавшиеся голубыми в свете полуденного солнца глаза по-прежнему были полны огня. Хотя в этот раз привычную дерзость сменили задорные смешинки.       Задумавшись на несколько секунд, мужчина ответил:       — Возвращение к Сенджу, — с убранными назад руками и идеальной осанкой он казался таким почтительным и гостеприимным хозяином, что Хакайна даже ненадолго залюбовалась им. Высокий широкоплечий мужчина, чьи стальные мышцы видны даже сквозь плотно запахнутое кимоно. Девушка поймала себя на мысли, что им с братом безумно идет этот оттенок синего.       Невольно ставшая пленницей этого брутального очарования, она задала ожидаемый вопрос:       — Почему?       Его глубокий бархатный голос словно окутывал теплым одеялом. Легкая хрипотца и волнующие грудные нотки делали его каким-то манящим, гипнотическим. На какое-то мгновение девушка забыла, с кем говорила, будто знакомилась с новым человеком. Но сказанная им фраза мгновенно вернула ее обратно в суровые реалии.       Шиноби сделал короткий шаг навстречу, оставаясь с ней на расстоянии вытянутой руки, и с легкой улыбкой на губах и странной для него теплотой в голосе медленно произнес:       — Так, — почти шепотом начал он, словно рассказывал ребенку сказку на ночь, — я бы смог убить Вас лично. — Улыбка медленно сошла на нет, а черные глаза вновь стали смотреть на нее с пронизывающим холодом. — Медленно. И с особым… трепетом.       Шиноби заметил, как девчонку прошиб холодный пот, и он знал, что это не от раны. Ее взгляд был куда красноречивей. Мадара умел быть жутким, по-настоящему жутким. Мангекье ему был ни к чему, когда дело доходило до допроса, — одного «разговора по душам» вполне хватало. Реакция Хакайны его ничуть не удивила. Признаться, даже разочаровало: почему-то он ожидал от нее большего. Хотя что еще ждать от девчонки?       Мужчина уже развернулся с твердым намерением уйти, но:       — Этого ты ждал? — остановился, услышав, словно свист от хлыста, прилетевший в спину вопрос.       Медленно развернулся, но не полностью, оставаясь стоять вполоборота.       Все это время наблюдающий за девушкой Изуна, впервые обратил свое внимание на реакцию брата, но так и не смог понять эмоции на его лице.       Она была ранена, едва передвигалась и не владела чакрой, тем не менее нашла в себе нечто (силу ли, дерзость, безрассудство или попросту глупость), что побудило подлететь к этому страшному человеку вплотную, едва не хватая того за грудки, и с горящими решительностью глазами взглянуть в новое воплощение всех своих страхов:       — Я не боюсь тебя, Учиха Мадара, — в полной тишине даже ее шепот слышался предельно четко, — никуда не уйду и прислуживать тебе не стану. Да и гостеприимство твое, — она долго не могла подобрать нужный эпитет, но в итоге выдала то, что не оставило равнодушным никого, — дерьмо. — Стоит ли уточнять, что подобные выражение могли быть уместны из уст солдафонов, но ни как молодой барышни? Не говоря уже о том, кому было адресовано данное замечание: не какому-то хозяину гостиницы, а главе клана наемников, сильнейшему войну одному из сильнейших кланов этого мира. Изуна хотел вмешаться и быстро бы подлетел бы к девушке, не будь реакция старшего брата столь же молниеносной: он остановил его движением руки, давая смертнице возможность высказаться до конца. — Так что, как ни уговаривай, в доме у вас я не останусь, — только на этой фразе к тяжелой серьезности прибавилась нотка иронии, облегчающей весь посыл. Оказавшись ближе к брату, Изуна заметил, как тот стал невольно поджимать и мять губы. Это было свойственно ему лишь в двух случаях: когда Мадара хотел подавить смех или же крепкое бранное высказывание.       — И что же ты намерена делать? — вполне искренне заинтересовался шиноби. — Для дома удовольствий ты больно дерзкая, у нас таких не любят.       — У вас, — передразнивая его манеру, выдала Хакайна, — проблемы со вкусом. — К следующей фразе ее голос вновь обрел твердость, лишаясь иронии и смешинок: — Пусть я и девушка, но прежде всего — воин. И не хуже других! Сними печать и на себе испытаешь!       Она была зла и уже давно позабыла о страхе, который испытывала к этому человеку минуту назад. Хакайна чувствовала, что вывела его, что сейчас он пойдет у нее на поводу, он снимет печать, она восстановится и делом докажет каждое свое слово.       Но не тут то было. Столь долго сдерживаемый смех, наконец, вырвался из широкой груди. Мадара смеялся долго, раскатисто, от души, как не смеялся, должно быть, с самого детства. При том его веселье не было каким-то злорадным. Если вырвать его из контекста ситуации, оно было невинно и подходило для любого позитивного случая.       Глаза Хакайны темнели в надвигающейся ярости.       — Вот теперь точно довольно, — мирно произнес Изуна, мягко и настойчиво отводя девушку подальше от брата. Младший Учиха уже кожей чувствовал желание Араши вонзиться в горло Мадары если не кунаем, то зубами. С каждой секундой, наполненной его хохотом, пелена, застилающая голубые глаза, становилась все более плотной. Хакайну уже трясло от напряжения, сковывающего все ее тело. Оно требовало разрядки. Сейчас. Немедленно!       И в то мгновение, когда Араши думала, что уже сорвется, смех утих. Мадара убрал из внешнего уголка глаза слезинку, все еще не переставая широко улыбаться. С непривычки мышцы на лице отзывались тянущей болью, видимо поэтому пришлось немного размять челюсть. Он вновь взглянул на нее, снисходительно и надменно. Снова взглядом изучил ее с ног до головы, на этот раз медленно и, как показалось Хакайне, издевательски.       — Ну хорошо, — по-приятельски произнес он, обращаясь к куноичи.       — Брат, нет! — яростно вмешался Изуна, но тот сохранял титаническую непоколебимость.       — Дама настаивает, — учтиво произнес он, вытягивая руку в ее направлении.       — Да, я настаиваю!       Изуна продолжал держать ее за локоть, а на попытку вырваться сжал и того крепче:       — На чем ты настаиваешь?! — к тому же смотрел сейчас на нее, как на полную идиотку, образ которой Араши удавалось поддерживать с завидным усердием.       Мадара продолжал быть активным участником диспута:       — Присоединиться к инокровным, я так полагаю, — и за подтверждением обратил свой взор вновь к девушке.       На этом ее пыл поубавился, а любопытство возросло:       — Инокровным?       — У вас в клане таких не было? — этот вопрос был продиктован не интересом, скорее он был уточняющим.       Хакайна перевела вопросительный взгляд на Изуну. Тот не переставал буравить брата взглядом и казался крайне раздраженным. Теперь уже было в пору девушке его успокаивать. Тем не менее держался он в разы лучше нее, даже не смотря на схожий темперамент. На ее немой вопрос он ответил весьма кратко:       — Это как правило пленники из других кланов. Служат разнорабочими за гроши в мирное время, в военное становятся приманкой. Но раз в год им предоставляется возможность стать Учиха.       — Зачем вам это? — искренне не понимала Араши, невольно переводя взгляд на главу клана. Тот многозначительно ухмыльнулся.       — Чтобы избежать кровосмешения и, как следствие, самоуничтожения клана.       «Он знает?» — резанула сознание мысль. — «Нет. Откуда?» — но надолго успокоить себя не вышло. Хакайна и раньше допускала мысль о его колоссальном влиянии в стране Огня, возможно даже на уровне знати, приближенной к самому феодалу. Но чтобы за пределами страны? Или его лазутчики настолько хороши, чтобы так глубоко пробраться в тылы Сенджу и при этом остаться не замеченными вплоть до нападения? «Насколько же ты можешь быть страшен, Учиха Мадара?»       — Инокровные, значит, — словно пробуя это слово на вкус, произнесла Араши. После чего решительно заключила: — Мне это подходит.       Мадара хмыкнул, а Изуна вновь одернул ее за руку, заставляя посмотреть на себя:       — Жить с тридцатью мужиками под одной крышей? Тебе это подходит?!       — Почему так мало? — без задней мысли спросила она, удивленно глядя на Мадару. Но заметив, как у того брови поползли выше, осознала, как двусмысленно звучала эта фраза. Реакция Изуны была и того прекраснее. — В том смысле… Это все инокровные, что есть, или только один отряд?       Но Мадара не мог простить ей такой прокол:       — Не стоит оправдываться. — Снисходительно произнес он, за что был удостоен скептическим взглядом. А на истеричный смешок брата добавил: — Чувствую, разговор о бывших у вас затянется.       — Брат!       — Молчу.       В какой-то момент, наблюдая за этими внушающими ужас войнами, Араши почувствовала себя лопаткой в песочнице. Правильно бабуля Сенджу говорила: «все мужчины, как дети». Правда, она так и не договаривала, кто тогда женщины, а вот Хакайна прочувствовала это сейчас на своей шкуре: один мальчик, добрый и хороший, хочет в нее играть, а плохой и злой — сломать. И это все, что нужно знать о роли женщин, характерной для их времени.       Одним из ключевых навыков шиноби, которым обладала Хакайна, было сохранение ясности ума при любых условиях: внешних, например во время ожесточенного боя, или же внутренних, как сейчас, когда эмоции клокочут и берут вверх даже над телом. Реакция Изуны ей показалась странной. Девушка была уверена, что дело тут не в ревности, — это глупо — а в беспокойстве за ее безопасность. Но он же видел ее в деле. Неужели плененные Учиха войны были сильнее. Хакайна никогда не отличалась скромностью, но и приуменьшать свои навыки была не намерена. Она знала, что способна составить конкуренцию многим мужам, и всегда объективно оценивала свои способности. Тогда в чем причина таких переживаний?       — Моя чакра останется запечатана, — пришла к выводу девушка и вновь перевела взгляд на главу клана, — не так ли?       Ей показалось, что что-то во взгляде этого мужчины изменилось:       — А ты не так глупа, как кажешься. Не передумала становиться служанкой?       На провокационно-риторический вопрос Араши предпочла ответить сдержанной улыбкой и продолжила говорить:       — У меня лишь будет к вам одна маленькая просьба. Не откажете?       — Сегодня — твой счастливый день, — в тон ей отвечал Учиха, словно не заметил то, что его вопрос остался проигнорированным. На деле его это задело, и этот факт явно не улучшал положение девушки.       Их диалог — точно работа сапера. Один неверный шаг: будь то слово, улыбка, странный взгляд — и взрыв. Нервы обоих были натянутыми струнами, и если по Мадаре, даже зная о его раздраженности, этого было не понять, то Хакайна оставалась открытой книгой, каким бы спокойным ни казалось ее лицо.       — Мне не впервой притворяться мужчиной. Прошу лишь не предавать мою маленькую тайну огласке. И не помогать, — вдруг дополнила она. — Мне не нужна фора и тем более покровительство кого-то из высшей касты Учиха.       Мадара усмехнулся:       — Какого же ты хорошего обо мне мнения. — Как будто он собирался это делать!       — Вы так добры ко мне, господин, — в ответ заметила ему девушка, склонившись в почтительном поклоне, что воспринималось от нее, как высшая форма издевательства.       За всей этой словесной перепалкой никто не заметил резко потерявшее краски лицо Изуны. Только когда тот опасно пошатнулся, хватаясь за голову, подлетел Мадара, успевая подхватить брата незадолго до падения.       — Что с ним? — выдохнула Хакайна, падая рядом.       Лицо было мертвецки бледным, подрагивали пальцы рук, и было видно, что молодой человек из последних сил сдерживает стон, а то и крик мучительной боли. Сдерживает, но недолго.       — Что с ним?! — кричит она на старшего Учиха, будто это он виноват в происходящем. — Я вижу, ты знаешь!       — Заткнись! — он небрежно отмахнулся от нее, повалив на доски, подхватил брата, укладывая на футон, где еще недавно отдыхала сама Хакайна, и скорее в воздух, чем ей, бросил: — Я за Микото.       Новый приступ был куда сильнее предыдущего, и Хакайна крикнула:       — Стой! Она в деревне. Пока ты будешь бегать туда-сюда, ему станет хуже!       — И что ты предлагаешь? — фыркнул он, давясь странной усмешкой.       — Сними печать.       — Нет.       — Он — залог моей безопасности, я не стану его убивать! — Услышав логичный довод, во взгляде Мадары промелькнуло согласие, но он все равно не был готов доверять здоровье брата пришлой девчонке. Учиха уже был в дверях, когда услышал резкое: — Като ее лечение тоже помогло?!       А вот за такие слова впору расплачиваться жизнью. И пусть Хакайна не могла знать многие детали, но суть уловила ясно: прославленная техника шарингана сажала зрение, а порой и забирала вовсе; лечение же Микото скорее всего ограничивалось лишь снижением внутриглазного давления и ослаблением мигреней. Вот только Араши специалист более узкого профиля, в будущем его нарекут невралгией. Восстанавливать и сшивать нервы для нее все равно, что для той же Микото проводить чайную церемонию, — давно отработанный навык и в каком-то роде даже искусство.       Девушка поняла, что погорячилась с последним высказыванием, когда поймала на себе тот самый пугающий нечеловеческий взгляд. Она успела только вскочить на ноги, когда мужчина уже был подле нее и, не сдерживаясь, ударил прямо в солнечное сплетение. Куноичи согнулась пополам и, как мешок, рухнула на пол. От боли на глаза тут же навернулись слезы, зашумело в ушах, а во рту ощущался привкус железа. Хакайна была на грани сознания, когда почувствовала уже успевшие забыться ощущения. Ее тело вновь наполнилось силой, миллиарды маленьких электрических импульсов, микро молний, захватили каждую клеточку тела. Ее чакра. Сконцентрировав ее в ладони, Хакайна начала с «подарка» Тобирамы, после чего поднялась на ноги значительно бодрее, чем все разы до этого. Мадара успел заметить, что даже цвет ее кожи сделался более здоровым.       Приступы боли и в самом деле усилились, но хуже всего, что участились, не давая Изуне передышку. Он оказался стойким к боли, поэтому оставался в сознании, порой пугая до жути своими криками. Даже зажатый в зубах бинт, который так кстати оказался поблизости, мало помогал в этом. За все это время шиноби не смог выдавить из себя ни слова: либо мучался в приступе, либо не мог отдышаться после него.       — Что ты делаешь? — гневно прохрипел Мадара, наблюдая за тем, как она концентрирует чакру в указательном пальце. «Я вижу ее», — заключил он, когда подушечка заискрилась белым свечением чакры.       — Нужно проверить реакцию зрачков на свет, — невозмутимо произнесла она, — чтобы не сделать хуже, — добавила Араши, предчувствуя поторапливания со стороны обеспокоенного братца. — Помоги мне, — как ни странно, Учиха понял ее сразу и поднял корпус брата, заставляя того принять положение полулежа. Сама же девушка уселась ему за спину и опустила руку на затылок, принялась за лечение.       — У него мигрень из-за…       — Злоупотребления глазной техникой, — перебила та, — знаю.       — Тогда почему не лечишь их? — он явно был раздражен ситуацией, особенно тем, что пришлось довериться именно этой девице.       — Ты врач? — словно пощечиной огрела, а не вопрос задала, стреляя на удивление спокойным и собранным, но очень тяжелым взглядом. Не получив какого-либо ответа, девушка вновь закрыла глаза, сосредотачиваясь на технике, и вдруг заговорила, спокойно и мирно, объясняя свои действия: — В затылочной части головного мозга находится центр, отвечающий за зрение. Проще говоря, я лечу его глазные нервы. Это более действенно, но возможно боль уйдет не сразу. Держи крепче.       Впервые Мадара увидел в ней какую-то мягкость. И она была не по отношению к его больному брату, а к нему самому. Хакайна могла бы ему ничего не объяснять просто из вредности, чтоб лишний раз помучать, и он все-равно ничего бы не смог сделать, но Араши решила его успокоить, объяснив подробности лечения.       Но «лечить нервы»? Такое он слышал впервые. Мужчина уже владел некоторой информацией, касательно ее клана. Выходцев из Араши называют повелителями молний. А кто-то из них даже считает основателя клана — наместником богов. Но больше, чем наследием крови, клан славился своими варварскими нравами. И глядя на Хакайну, Мадара видел в том живое подтверждение. Что уж говорить, если даже искусство владения молнией, которым они так гордились, измерялось лишь разрушительной мощью. Однако то, что сейчас рассказала ему девушка, и было, по его мнению, высшей степенью владения стихией. Мало того, что чтобы быть медком, нужно обладать непревзойденным контролем, так она еще умудрилась столь дикую и разрушительную стихию сконцентрировать в точку, диаметром меньше, чем нить чакры.       Учитывая это, Мадаре не стоило труда догадаться о маленькой хитрости его новой знакомой. Не секрет, что женщина по природе своей слабее, нежели мужчина. Так что скорее всего, используя тайдзюцу, Хакайна невольно затрачивает чакру, тогда как ее соперник не использует ее вовсе. Однако, учитывая уровень ее контроля, это практически не играет роли. «Держу пари, ты специализируешься на средних дистанциях. Но в лагере инокровных тебе это не поможет», — заключил он, не замечая, что наблюдает за куноичи уже слишком долго.