От свечей к порогу

      В жизни Марцелины было достаточно взрослых, сильных, серьёзных людей, чтобы привыкнуть — многого от неё не ждут. О, конечно, обычно это были мужчины, но и женщин она повидала немало. Тех, кто ничего не видел, кроме миловидного личика, длинной косы, да огромных девичьих глаз, тех, кто был уверен, что справится лучше неё, и так и не замечал, что только мешает. Она привыкла. Не пыталась больше спорить — бессмысленно пытаться убедить того, кто и слушать тебя не хочет. Не пыталась доказать правоту. В худших случаях, всего лишь нужно было дождаться, когда незваный помощник оставит её наконец в покое и даст исправить сделанное им. В лучших, было достаточно мягко улыбнуться, согласно кивнуть — а потом сделать по-своему.       У её милой по сравнению с ними всеми было одно восхитительное качество, она Марцелине никогда не указывала.       Разумеется, Орса видела её хрупкой маленькой девочкой, иного Марцелина не смогла бы ожидать даже от неё, Орса огрызалась на любого, кто не так смотрел на её подругу, Орса то и дело говорила с ней, как с неразумным ребёнком. Но всё, чего она просила, это быть осторожной, будто жизнь в не самых благополучных районах Залаверца Марцу ничему не научила. Однако с этим можно было смириться.       У Марцелины была масса причин не пытаться спорить с милой. Безнадёжность объяснений, привычная с детства, стояла здесь не на первом месте.       Простая и понятная проблема: Орса считала её хрупкой, потому что не помнила долгого периода собственной слабости, а напоминать ей об этом было бы слишком жестоко, нет, это попросту того не стоило.       Они познакомились случайно, когда Марцелину, в числе других жителей прибрежных районов, только переселили в здание старой гостиницы, куда тогда ещё селили всех беженцев. Была середина зимы, Марца помнила холодный воздух, тонкими потоками просачивающийся из щелей на деревянной раме, и сухие ветви деревьев за окном, и растрескавшиеся колдобины на дороге, по которой люди тащили тележки с вещами… Тогда она подумала, что нужен снег, нужен снег, чтобы покрасить всё белым, чтобы начать сначала и исцелить раны. Чтобы алым горели на его фоне ягоды защитницы-рябины. Но снег всё не выпадал, в Залаверце такие зимы не были редкостью.       А через пару дней к ней привели Орсолью и сказали — теперь она будет жить с тобой, сможешь за ней присмотреть? Больницы перегружены, не хватает ни людей, ни средств. Она потеряла в степи всю семью, с тех пор и молчит, не ранена, только… и замолчали.       Не ранена? — сердито думала Марцелина, промывая страшные, воспалённые, опухшие царапины на лице. Осколки стекла из них вынули, но обработать не позаботились, а, может, им и правда было нечем сделать это в дороге. Орсолье повезло, что она не потеряла глаз.       Работу найти было невозможно, Марца подрабатывала по мелочи в той же гостинице, готовила, стирала для тех, кто не мог сам, сидела с детьми и больными. С Орсольей было тяжело, её нужно было купать, кормить, переодевать, зашивать старую одежду и покупать новую, стричь волосы и ногти, перевязывать раны, пока жуткие царапины не стали всего лишь неровными шрамами. Марцелина не жаловалась, ей помогали соседки по этажу — одна с крупной подопечной она бы не справилась.       Со временем Орсолья начала двигаться сама, но делала это подобно заводной игрушке. Вставала и садилась, если потянуть её за руки, ходила медленно, почти не поднимая ног от земли и глядя ровно перед собой. Марцелина брала её с собой на улицу, когда шла развешивать бельё, усаживала на лавочку, а, закончив с делами, долго разговаривала ни о чём. О кораблях, которые видела в детстве в порту и которым махала рукой, о нагретых солнцем черепичных крышах, где за трубами прятались и грели бока коты, о том, что она никогда не бывала у моря, да что там, даже и в степь глубоко не заходила, так, собирала полевые цветы недалеко от города…       В день, когда выпал первый снег, Орсолья пришла в себя. Марца как раз самозабвенно болтала о том, как они с друзьями играли в снежки, когда были детьми, и разбили окно соседнего дома. Первая снежинка упала на тёмные Орсольины волосы.       — Пойдём в дом, милая, — ласково сказала ей Марцелина и коснулась ладонью локтя. А потом вокруг её пальцев почти до боли сжалась чужая шершавая ладонь, и Орсолья впервые взглянула на неё осмысленно.       — Кто ты? — сипло с непривычки спросила она. И Марцелина не запрыгала от радости, не засмеялась и не вскочила, а просто ласково улыбнулась:       — Я — Марцелина, а ты — Орсолья и ты в безопасности. Пойдём домой, начинается снег. Пойдём, и я всё тебе расскажу.       С тех пор они и не расставались. Придя в себя, Орсолья восстанавливалась удивительно быстро. Да и работу ей, сильной такой, найти было куда проще. Марцелина так и помогала по мелочи, то в гостинице, то в местной больнице.       Разумеется, там, где поселился канцлер, помощь тоже пришлась кстати. Людей не хватало, то вымыть полы, то что ещё. Орса, услышав об этом, злилась, Марцелина относилась философски. Пусть так, но пока ей и другим платят за работу — чем плохо? Обычно она крутилась в большом помещении у входа, это было всяко интереснее, чем целые дни проводить в жаркой кухне.       Там-то к ней и подошёл один из странцев, приехавших с канцлером.       — Здравствуй, — медленно сказал он, и Марцелина отставила ведро со шваброй в сторону. Странец возвышался над ней, но спасибо, что не пытался наклониться, только отступил чуть в сторону, чтобы ей было удобнее. — Ты ведь здесь не работаешь, так?       — Как же? — тихо засмеялась Марцелина. — По нынешним меркам — очень даже работаю. Но прихожу, только когда нужна помощь, это правда. Меня зовут Марцелина, между прочим.       — Меня зовут Дмитрием, — чуть запоздало представился мужчина. — Всех местных я уже спрашивал, никто не знает, но может ты… Есть ли в городе кто-нибудь, кто хорошо знает степь и не откажется провести туда несколько человек? За кордоны. За награду, конечно, но об оплате лучше договариваться, когда есть, с кем говорить.       Марцелина призадумалась. Её Пишт пугал, и с Орсольей они о нём не говорили в том числе и поэтому. Она понятия не имела, согласится ли та хоть когда-нибудь снова выйти в степь, отобравшую у неё столь многое. С другой стороны, эвакуироваться Орсолья отказалась категорично, хотя у неё были шансы уехать в числе первых. Конечно, работать на канцлера она могла и отказаться, но, если бы это позволило решить хоть часть их финансовых проблем, и, может даже, переехать в более-менее приличное жильё, пусть не сейчас…       — Может быть, — осторожно согласилась она. — Может быть, я знаю подходящего человека. А для чего вам?       Высоченный Дмитрий в этот момент сделался похожим на побитого щенка, и Марцелине захотелось погладить его по голове.       — Это дело господина канцлера, — устало сказал странец. — Не в моих полномочиях обсуждать его.       Марцелина вытерла руки о передник и задумчиво постучала пальцем по подбородку.       — Я приведу её, — пообещала она. — Сегодня вечером. Но ничего не обещаю, соглашаться или нет, она решит сама.       — Благодарю, — очень серьёзно ответил ей Дмитрий. — Приходите… скажем, часам к семи. Я встречу вас здесь и проведу, господин канцлер будет вас ждать.

***

      — Орса, — ласково позвала Марцелина, обнимая старшую подругу за шею. Она почти никогда не звала её «милой» вслух, нет, только про себя, смакуя чересчур ласковое прозвище на языке.       — Что? — спросила Орсолья. Она доедала суп в столовой при гостинице, сосредоточенно выскребала ложкой опустевшую миску. Марцелина собрала посуду в стопку — мыли её посменно, те, для кого не нашлось работы в городе.       — Я видела сегодня того странца, который приехал с канцлером, — осторожно и издалека начала Марцелина. Она не боялась реакции Орсольи, но и вызывать раздражение лишний раз не хотела тоже.       — И что? — Орса нахмурилась, но не напряглась, только встала из-за стола. — Расскажешь по дороге? Лида говорит, от окон сильно дует, просила посмотреть.       — Конечно, — закивала Марцелина, машинально вытирая руки о передник.       Лида, старая, сухонькая и маленькая, жила на одним с ними этаже. Она была из тех, кто до последнего отказывался переселяться из припортовых районов. Из тех, кто успел потерять там родных. Суетливая, с подрагивающими руками, она старалась помогать по хозяйству изо всех сил, но чаще помощь нужна была ей. Приглядывали за ней вместе, конечно, не бросать же. Здесь вообще никого старались не бросать.       Из комнаты Лиду мягко увела одна из соседок — погулять, ну же, нужно подышать свежим воздухом, заодно поможешь снять бельё с верёвок, — чтобы не лезла под руку да не поранилась. Орсолья недовольно покачала головой:       — Раму совсем перекосило. И в углах прогнило всё, тут только менять, ну или рейки хоть ставить… Достать бы для этого дерева!       — Может, на стройке? — предположила Марцелина. — И пока можно хоть чем-то закрыть, дует тут… — она передёрнула плечами.       — Да уж, пока раму снимать не будем, — скупо усмехнулась Орсолья. — Принесёшь?..       Марца поняла её с полуслова. Старое, в конец изорванное тряпьё здесь не выкидывали, собирали в общую бочку, чтобы использовать для затыкания бесконечных щелей. Проблему это не решало, но хоть на время… Марцелина заметила влажный след, потянувшийся от подоконника вниз по стене и еле слышно вздохнула, вышла из комнаты. Собрала в охапку тряпки из бочки, стоявшей в конце общего коридора, и потащила обратно.       — Так встретила ты странца, и что?.. — переспросила наконец Орсолья, сосредоточенно запихивая клочки ткани в образовавшиеся щели. Марцелина стояла рядом, подавая ей новые куски.       — Он спросил меня, не знаю ли я кого-нибудь, кто смог бы быть… проводником. Для канцлера. В Пиште, — медленно пояснила Марцелина и многозначительно замолчала. Посмотрела на мгновенно напрягшиеся плечи Орсольи.       — А ты знаешь, — так же медленно произнесла та.       — Я сказала, может быть, — ответила Марцелина, опускаясь рядом с ней и принимаясь помогать с мелкими и частыми щёлками на нижней части, куда явно попадала вода. — Может быть, знаю и, может быть, смогу привести. Он просил приходить сегодня вечером. Поговорить с канцлером о том, что ему нужно. И об оплате.       — Хотелось бы узнать, что ему нужно, — мгновенно завелась Орсолья. — Думает, в Пиште ведьмы тоже будут ему кланяться и хвостиками вилять?!       — Не знаю, — тихо шепнула Марцелина и коснулась пальцами её локтя. Привязывая Орсолью к земле, успокаивая, следя за тем, как становится ровнее дыхание. Орса глубоко вздохнула и с досадой стукнула кулаком по стене.       — Ох, вы уже закончили? — Лидино морщинистое личико появилось в дверном проёме, её голос заставил Марцу вздрогнуть от неожиданности. — Вот спасибо, девочки… — она подслеповато сощурила глаза, Марцелина в который уже раз подумала, что надо бы достать для Лиды очки. — А я-то думала, вы деревяшки новые ставить будете…       — Не сейчас, Лида, — чересчур грубо откликнулась Орсолья, заставив женщину удивлённо заморгать. Марцелина выступила вперёд и мягко пояснила:       — Мы займёмся этим, только когда будет материал, хорошо? Орса попробует достать или попросит кого…       Лида понимающе закивала и прошла в комнату, чуть заметно шевеля губами, будто проговаривала слова Марцелины про себя. Орса устало выдохнула, потёрла лоб, провела машинально пальцем по бугру шрама, и широким шагом вышла из комнаты. Марца последовала за ней. Молча, конечно, ни к чему было давить на подругу. Лучше дать ей подумать.       — Просто сходить. Выслушать, что он там хочет сказать. Безо всяких обещаний. Так? — вдруг спросила Орсолья, резко остановившись, когда они уже почти дошли до своей комнаты. Всю дорогу до этого она молчала и покусывала губы, Марцелина только видела, как её взгляд бегает, не находя, за что бы зацепиться.       — Да, — взволнованно согласилась Марцелина, сминая пальцами край передника. Сердце в груди словно превратилось на мгновение в кусок льда, заставив дрожь пробежать по спине, а потом заколотилось снова.       — Ладно, — буркнула Орсолья, только что зубами не скрипнула. — Сходим мы к нему. Хоть узнаем, на кой ляд ему понадобилось тащиться в Пишт.       — Хорошо, — Марце пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку. Честное слово, ей совсем не хотелось заставлять Орсу, да и степь пугала до дрожи, она бы никому в этом не призналась, но по ночам иногда благодарила всех богов и степных духов, что ей не пришлось побывать там, за кордонами. Но вот Орса… Ясное же дело, что ей, не смотря на весь страх, хотелось снова оказаться в Пиште. Марцелина не была уверена, что думать об этом, когда видела, как затуманено подруга смотрит в сторону степи и как сжимает руки. Что делать, если Орса согласится и исчезнет в зеленоватой дымке и рыжих травах, оставив её одну.       Но, по крайней мере, у неё должен был быть выбор.       — Расскажи мне что-нибудь? — попросила Марцелина. До назначенного Дмитрием времени было ещё несколько часов. Орса помолчала некоторое время. Села на кровать, подвинулась, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Марцелина разулась и забралась на кровать с ногами, по-детски устроилась под боком у подруги, прислонившись к ней. Они часто сидели так, Орсолья будто бы возвращала долг, о котором и сама вряд ли что помнила — за долгие разговоры Марцелины с ней, не приходящей в сознание.       — Тётка мне в детстве рассказывала, мол, четыре праздника для радости — четыре для крови, — медленно произнесла Орса. — На свечи радоваться людям, на пороги — духам степным, и всё угощение будет для них, а они ничего не любят больше, чем кровь да страх. Мол, на пороги нужно дома запираться да кровь лить, а плясать и радоваться нечего, духи всё равно своё возьмут.       Марцелина затихла рядом с ней, даже дышать почти перестала. По спине пробежали мурашки. В Залаверце праздники, конечно, отмечали, но о таком Марцелина слышала впервые. Выставлять за порог хлеб и молоко, чтобы духов уважить — это конечно, но чтоб дома запираться да кровь лить…       — Тётка говорила, люди об этом позабыли уже, — мрачно продолжила Орсолья. — А зря, потому что забытые традиции сами себя берегут, хочешь не хочешь, а кровь прольётся. И сама она каждый порог с деревенскими не праздновала, курицу зарезала… — и замолкла.       — А потом? — заворожённая жутью спросила Марцелина. Орсолья пожала плечами:       — Пропала в степи. Ушла раз и не вернулась.       Марцелина замолчала, кусая губы. Орса потрясла её за плечо:       — Ты чего? Испугалась? Да старуха была полусумасшедшая, вот и потерялась, видно, забрела далеко…       — Не испугалась, — замотала головой Марца. — Просто… — и сама не знала, что — просто. Просто в зелёном свете, льющемся с неба, любая сказка казалась былью, и любая история обретала какой-то мрачноватый оттенок. Орса вздохнула и погладила её по волосам, голову накрыла ладонью, и от этого покровительственного жеста Марцелине одновременно сделалось и тепло, и горько.       Марцелина успела немного подремать до того момента, как им пора было выходить. Ей не нравилась дурацкая привычка спать днём, но и отделаться от неё не получалось. Невозможно было постоянно грешить на изумрудный небесный блеск, но она всё равно думала, что дело в нём — слишком уставали глаза и голова.       Но проснулась она ещё более взбудораженной, чем засыпала — как же, идти прямо к канцлеру. И министр военный небось тоже там будет… Когда она поделилась мыслями с Орсольей, та только сердито свела брови и дёрнула плечом:       — Ума не приложу, что он вообще тут делает, — фыркнула она. — Министр-то. Разве что от большой любви к Пишту приехал.       «Или проверить кордоны, — подумала Марцелина, но вслух ничего больше не сказала. — Проверить, как нас не выпускают из города, как чумных».       Улицы понемногу наполнялись людьми — у большинства рабочие смены кончались позже, но кое-кто выходил на перерывы, и город не казался таким пустынным, как в середине дня. Марцелина чихнула от залетевшей в нос пыли и нервно сжала в подрагивающих от волнения пальцах край передника.       К лучшему ли, но разницу между районами беженцев и тем, где остановился канцлер, зелёное сияние да пыль скрашивали расчудесно. Или, может, дело было в том, что весь Залаверец построили как бы единовременно, не было здесь изящных старинных зданий, выделяющих центр. Марцелина пыталась отследить по домам, далеко ли они ушли, но отметить смогла разве что обжитость, будто тут люди не боялись привязываться к месту.       Дмитрий, взволнованный и всё так же похожий на чересчур быстро выросшего щенка, ждал их внизу, меряя широкими шагами помещение от стены до стены.       Увидев их, он, однако, просветлел и улыбнулся даже:       — Вечера доброго.       — Доброго, — со сдавленным раздражением отозвалась Орсолья, подозрительно оглядывая его. Марцелина сжала руку подруги, напоминая, что не стоит грубить сразу с порога.       — Это Дмитрий, — ласково сказала она, надеясь, что это успокоит Орсу. — Он обещал провести нас к канцлеру. А это Орсолья, моя подруга. Она знает Пишт и… готова выслушать условия.       — Мы очень благодарны, — серьёзно ответил Дмитрий и качнул головой, приглашая их пройти за собой.       Рядом с ним да Орсой Марцелина ощутила себя совсем крошечной. Дмитрию она не доставала даже до плеча. И всё же она выступила впереди Орсы, будто пытаясь загородить подругу собой.       Комната, в которой их встретил канцлер, выглядела на скорую руку оборудованной под кабинет. Обычный обеденный столик выдвинули, поставили к нему стул, чтобы организовать рабочее место. На столике лежали какие-то документы, у окна тёмным силуэтом маячил второй из приезжих странцев.       Наверное, из-за того, что канцлер стоял рядом с ним, Марцелина и ощутила к нему мимолётно-мгновенную симпатию — будто он был таким же хрупким в сравнении с ними, что она. Этого ощущения общности хватило всего на секунду, и всё же канцлер практически заочно всё равно нравился ей.       — Добрый вечер, — невозмутимо поздоровался он, выступая вперёд. Марцелина почувствовала, как Орса напряглась рядом с ней. Чистая одежда канцлера, пусть и простая, куда как отличалась от их, затёртой и застиранной почти до дыр. Она даже заметила чёрные полосы держателей для рукавов, подумать только, их и правда кто-то носит!       Военного министра Марца заметила не сразу, он стоял в стороне, скрестив руки на груди, и казался смутно недовольным, но всё же приветливо кивнул им обеим.       — Здравствуйте, — быстро произнесла Марцелина, потому что Орса отвечать явно не собиралась. — Это Орсолья. Она родилась в Пиште и хорошо его знает. Она сможет провести через степь.       Канцлер переглянулся с министром, потом с Дмитрием и медленно кивнул. Наверное, веснушки, усыпавшие лицо Орсы, да шрамы сказали им достаточно. Или, подумала Марца, у них не было выбора, как будто много кто согласится так просто вернуться в наполненную ведьмами пустошь.       — Зачем вам понадобилось в Пишт? — грубовато спросила Орсолья, выступая вперёд, прежде чем канцлер успел хоть слово сказать. Дремлющая у стола рыжая собака подняла одно ухо. Марцелина почувствовала, как рядом тихо остановился Дмитрий. Канцлер сделал вид, что не заметил грубости:       — Хочу попытаться разобраться, что там происходит, — произнёс он и сложил пальцы вместе. Орса кривовато улыбнулась:       — Да, из столицы-то не слишком хорошо видно.       Марцелина ощутила, как у неё краснеют щёки, но канцлер оставался невозмутимым.       — Да, — согласился он. — Не слишком. Я хочу взглянуть своими глазами и попытаться решить проблему.       — Орса… — севшим голосом едва слышно позвала Марцелина, заметив, как начинают подрагивать плечи подруги, но было поздно — Орсолью понесло. В два шага она подошла к канцлеру и дёрнула его за воротник, так что тому пришлось встать на цыпочки. Дмитрий, министр, второй странец, даже вскочившая собака — все сразу же дёрнулись к ним, и Марцелина бросилась было на помощь, сама не зная, кому, но канцлер остановил их взмахом ладони.       — Уберите руки, — медленно и угрожающе произнёс странец, имени которого Марца не знала, но подумала, что похож он на охранника. У канцлера ведь должны быть такие.       — Всё в порядке, Сергей, — хрипловато отозвался канцлер. Ноги его едва доставали до пола. Орсолья смотрела ему в лицо с нескрываемым бешенством.       — Ну конечно, — прошипела она, — как только придёт господин канцлер, всё сразу же станет ясно! Ведьмы сами выйдут к нему, объяснятся и пообещают больше никогда так не делать! Никто ведь не посмеет тронуть канцлера федерации, он же из самой столицы приехал! — она тряхнула его ещё раз, и от Марцелины не укрылось, как на мгновение лицо канцлера исказилось от боли. — Там ведь живут одни дураки, сплошные идиоты, которые даже от ведьм вовремя сбежать не смогли! — по щекам Орсы покатились слёзы, когда она продолжила: — Я потеряла там мужа и сына, господин канцлер! Всю свою семью! Но вам-то, конечно, до этого дела нет, для вас степь обязана стать вылизанной и безопасной!       Она отступила назад и Марцелина подхватила её под руку. Орсолья на мгновенье закрыло лицо ладонью, стирая слёзы, и снова с ненавистью уставилась на канцлера. Тот ответил ей таким же упрямым взглядом, даже не попытавшись поправить перекосившийся ворот рубашки.       — Я не думаю, что степь будет безопасна для меня, — чётко произнёс он и подошёл ближе, заглянул Орсе в глаза снизу вверх. — Потому мне и нужны вы, Орсолья. Чтобы у меня был шанс. Я не умнее и не сильнее тех, кто жил в Пиште, и я не лучше тех, кто там погиб. Но у меня есть ресурсы, и я хотел бы потратить их на то, чтобы спасти тех, кого спасти ещё можно. Так помогите мне!       Орса открыла рот, в её глазах блеснуло что-то, но не слёзы, нет. «Она скажет да, — с замирающим сердцем подумала Марца. — Она скажет да, потому что она хочет туда вернуться, потому что она упрямая, милая моя, потому что тоже всегда хочет всех спасти». Увидела, как губы подруги складываются в то же самое «да»…       — Нет! — рявкнула Орсолья. Тряхнула головой, развернулась, вырвавшись из рук Марцелины, и быстрым шагом вышла из комнаты. Звенящий от напряжения воздух снова замер. Марца потупила взгляд. Вокруг неё ожили замершие люди, канцлер машинально принялся потирать плечо, видно, растревоженное Орсой. Сергей — Марца запомнила его имя, — отступил, пропуская к нему министра. Тот аккуратно положил ладони на канцлерские плечи и встревоженно заглянул в лицо:       — Нам точно нужна она?       Канцлер скривил губы:       — А разве за эти дни мы смогли найти хоть кого-то ещё?       Министр вздохнул, крепче сжав пальцы — и Марцелина с неясной горечью подумала вдруг, что он и правда приехал из большой любви, но, может, вовсе и не к Пишту.       — Простите меня, — тихо сказала она Дмитрию, но остальные мужчины тоже повернулись к ней. Дмитрий устало улыбнулся:       — Вы хотя бы попытались помочь.       Марцелина опустила глаза.       — Она не нарочно, просто… — а, они и так всё слышали. Орса не говорила обычно о своей семье, а тут… — Я попробую ещё раз поговорить с ней, если вы правда хотите.       — Мы хотим, — твёрдо произнёс канцлер. — Если мы не найдём проводника, придётся идти в степь без него, а вечно сидеть в городе нельзя.       — Вы все пойдёте? — удивилась Марцелина. Канцлер покачал головой:       — Нет. Дмитрий остаётся здесь. Он представляет министра финансов, на его плечи лягут другие заботы, в основном, то, что связано с эвакуацией населения. И, конечно, Гинтара, — он бросил взгляд на собаку. Та, услышав своё имя, подошла к хозяину и прижалась к его коленям. Она ещё не знала, что её оставят здесь. Зато Дмитрий явно знал — и это объясняло несчастное выражение его лица.       — Я хочу, чтобы вы с ней поговорили, если это возможно. Я не прошу, чтобы вы давили, просто поговорите. Вы лучше знаете её, чем мы.       «Зачем я это делаю? — отстранённо подумала Марцелина. — Разве я хочу, чтобы Орса ушла в Пишт? — и ответила сама себе: — Нет. Я боюсь Пишта так, что ноги дрожат, но я всё равно скажу ей, потому что однажды она так или иначе вернётся туда, и пусть она хотя бы будет не одна».       — Я попробую, — сказала она. — Но я не стану ничего обещать.       — Разумеется, — вежливо согласился канцлер, склоняя голову.       Вопрос оплаты Марца задала робко, почти стыдясь. В том числе и потому, что вопрос был не в сумме вовсе. Однако Дмитрий оставил её вполне удовлетворённой ответом. Домой Марца шла медленно, задумчиво сминая в пальцах ткань юбки и пытаясь придумать, как начать разговор. Разумеется, когда она дошла до их дома, на улице уже совсем стемнело, во дворе её никто не встретил.       — Орса, — робко позвала она, заходя в комнату, и осеклась. Орсолья сидела на полу, вперив невидящий взгляд в зеркало, случайно найденное, видно, в одном из ящиков. Пальцами задумчиво вела по самому большому шраму, пересекавшему щёку и нос. Марцелина коснулась её плеча.       — У меня есть подходящая одежда, — сказала она. — Только обуви нет, надо будет купить, но это, наверное, стоит обсудить с Дмитрием.       — Что? — переспросила Орса, кажется, Марцелине удалось удивить её. — Ты о чём?       — Для путешествия, — просто пояснила Марца. Всё внутри неё дрожало, как натянутая струна. — Ты нашла зеркало, пока собирала вещи, разве я не права? Ты собирала их, потому что ты пойдёшь в Пишт и отведёшь туда канцлера. Орса, я же не слепая, ну честное слово, ты никогда не кладёшь одежду на кровать, и посуду свою ты из столовой забрала, хотя никогда не хранила её в комнате.       Орсолья тяжело вздохнула и мрачно спросила:       — Ты знала, да? Ты сказала им, что я соглашусь?       — Разумеется, нет, — мягко улыбнулась ей Марцелина. — Но я обещала, что поговорю. Так вот, я говорю с тобой. Будь добра, достань мои брюки, я уже сто лет их не надевала, но должны быть в порядке. Только у меня нет рюкзака. И обуви.       — Марцелина, — очень медленно произнесла Орса, — Марцелина, при чём здесь вообще ты?       — Я боюсь степи и ведьм больше всего на свете, — призналась Марца. — И поэтому даже не надейся, что я пущу тебя туда одну, нет-нет-нет, ни за что. Я иду с тобой.       Орсолья не ответила, но так и осталась сидеть на полу. Закрыла лицо ладонями, отложив зеркало. Просидела так несколько минут, а потом глухо рассмеялась. Смех у неё был хрипловатый и резкий, может, стекло всё же что-то повредило у неё в горле. Марца попыталась сдержать ответную улыбку, но села рядом с ней.       Отсмеявшись, Орса покачала головой:       — Поговорю завтра с соседями, — сказала она. — Нужно же, чтобы кто-нибудь починил старой Лиде окно.