your favourite candy with glass

Пристань Лотоса изобилует прекрасными видами: на северной стене вьются невероятной красоте лианы глицинии, как раз близко к уютной беседке, ближе к самому дворцу множество небольших водоёмов с лотосами разных сортов и расцветок, а самое-самое лучшее место, как считал Вэй Ин, было в южной части Пристани. Там, за раскидистой ивой пряталось небольшое озеро с высажеными по кайме лотосами и скромным причалом, который, видимо, смастерили прошлые адепты. Тут, скрываемые ветвями ивы, они с Цзян Чэном и уединялись, подальше от вездесущих слуг мадам Юй и молодняка, который набирался с каждым годом всё активнее. Только тут его милый шиди переставал вечно хмуриться и поджимать на самом деле полные, чувственные губы. И тут он, бесстыдник, мог с чистой совестью целовать эти манящие губы, обнимать стянутую поясом ханьфу талию, ощущать прижатое к груди крепкое тело такого невероятно дорогого сердцу человека. — Я так тебя люблю, — шепчут эти невероятные губы ему на ушко, заставляя мурашки пробежаться по спине от удовольствия, нежного тепла, которым тот обдаёт открытый участок кожи. И, конечно, он не может не ответить тем же, стискивая горячо любимого А-Чэна в объятиях до лёгкой боли и даже приподнимая его над землёй. — Ты - самое дорогое сокровище, которое я получил за всю свою жизнь, — шепчет в ответ и снова, снова, целует эти невозможные губы. Сейчас с них не срываются возмущения или шипение, а лишь ласковый тихий смех и томные вздохи. Они юны и неопытны, им лишь по шестнадцать, но так же они безумно влюблены. До потери контроля над крепостью объятий, температурой взглядов, движением рук, когда кто-то рядом. А-Чэна всегда хочется взять за руку. Стиснуть его горячую ладошку в своих пальцах, согреться и ощутить, как он сжимает пальцы в ответ. — Ты такой красивый... Шицзе снова заплела тебе невероятно красивую причёску, — говорит Вэй Ин, пока они сидят на небольшом причале, окуная стопы в прохладную воду озера. Перебирает кончиками пальцев выпущенную из плотной гульки прядку и улыбается. "Он улыбается, а меня будто целует солнце", — думает Цзян Чэн, улыбаясь в ответ. — А ты всё так же вяжешь себе простой хвост. Может стоит довериться рукам сестрицы, Вэй-сюн? — в его глазах смешинки, а рука накрывает ладонь Вэй Ина, нежно гладя выпирающие костяшки музыкальных пальцев. Под ветвями ивы слышно весёлый смех, а после звонкий "чмок!" вместе с шутливыми возмущениями. — Ты же знаешь, что это гиблое дело, — накручивает одну из своих прядей на палец старший. — Мои волосы не поддаются ни одному гребню и даже волшебные руки нашей шицзе не смогут совладать с этим гнездом! — А доверишь свою шевелюру моим рукам, шисюн? — и под этим глубоким взглядом, видом кончиков пальцев, прижатых в задумчивости к губам, он не в силах сказать нет. Кивает только, и распускает алую ленту, что держала незамысловатый хвост. По плечам и спине струятся волны иссиня чёрных волос, забавно завиваясь на концах. За спину тут же скользит гибкое тело, прижимаясь на мгновение грудью к его спине, обнимая, а после уже достаёт из рукава простой резной гребень, начиная аккуратно расчёсывать спутанные пряди. Они так и сидят больше часа: один - болтая ногами в воде и не смея крутить головой, пока его любимый творит, а второй - что-то усердно заплетая из волос первого. — Готово! В руку Вэй Ину скользит скромное зеркальце и тот может рассмотреть, что там заплёл его юный шиди. Вечно спутанные волосы теперь аккуратно собраны в тугой, но, из-за количества волос, широкий колосок, а на затылке переходят в хвост, закреплённый его вечной алой лентой. Но что-то цепляет взгляд в самом колоске, а потом до Вэй Ина доходит. — Ты вплёл в косу ленту? — и правда, в колоске виднеется тёмная, почти чёрная, но с ярким фиолетовым отливом лента, которая чудно переплетает свои концы с алой лентой, что держит хвост. — И где только научился делать такую красоту, Ваньинь? У сестры уроки брал? — Сам научился, — вскидывает гордо подбородок младший, с удовольствием наблюдая как его любимый шисюн рассматривает сложную косу и не скрывает восхищения в своём ртутном взгляде. А потом оборачивается, валит его на мягкую траву подле причала и шепчет в самые губы, ещё не целуя: — Оставайся жить в моих покоях, А-Чэн.. Будешь каждое утро делать мне такую красоту, а я обязательно научусь и буду так же плести твои волосы... И ему так сладко от предложения Вэй Ина, так горячо от его влюблённого взгляда, но так горько, что он не может сказать ему да. Мадам Юй не допустит, чтобы они даже в соседних комнатах жили, не то, что в одной. — Я был бы только рад, А-Ин.. Будем вместе уговаривать отца, но сейчас... Сейчас поцелуй меня, шисюн, — и тянется к нему, тянется будто утопающий за единственной соломинкой, что поможет выбраться из пучины. И Вэй Ин целует. Целует так, что хочется отказаться от дыхания, лишь бы вечность чувствовать эти губы, забыть о времени и том, что их могут начать искать, и целовать-целовать-целовать...