POV Ричард Харс
День отъезда, а именно ночь с пятницы на субботу, наступил как-то подозрительно быстро. Словно кто-то нарочно ускорил время, стремясь довести Ричарда до нервного срыва в ожидании «часа расплаты». Хотя если так думать, то вполне можно заработать себе манию величия… Отгоняя от себя бредовые мысли, Харс проверял, всё ли он упаковал в небольшой чемоданчик, вещей в который помещалось аккурат на несколько дней. Задерживаться в доме тётушки больше чем на сутки с лишним Ричард точно не собирался.
— Раньше сядем, раньше выйдем, — бормотал себе под нос Ричард, застёгивая серебристую змейку на чемодане с характерным «вжиком». Кастор, с некоторых пор снова занявший несколько отчуждённую позицию, под ногами не мешался и никаких забавных или язвительных комментариев не отпускал. А жаль. Сейчас бы Харсу не помешало бы снять напряжение за ничего не значащими препирательствами с духом.
Глянув на дисплей телефона и в который раз за последние пятнадцать минут удостоверившись, что до приезда такси осталась какая-то жалкая четверть часа, Ричард заглянул на кухню, где на столе в любимой позе и с совершенно спокойным лицом сидел дух, залипающий в ноутбук. Убеждаться в том, что электроника не выключиться и не «уснёт» необходимости не было, парень и так проверил это уже полчаса назад.
Последний раз они нормально разговаривали почти сутки назад, когда составляли 48-ми часовой плейлист для Кастора. В самом деле, и чего Тень так сильно волнуется? Не убьёт же тётя Риса своего племянника. Так, понадкусывает немножко, да и отпустит восвояси. По крайней мере, Ричард на это основательно надеялся.
Посверлив духа ещё немного взглядом, Харс буркнул прощальное: «пока», не особенно надеясь, услышат ли его или соизволят ли ответить, и отправился обуваться в коридор.
— Интернет оплатил, электричество тоже… Газ выключил, воду перекрыл, окна закрыл, — повторял парень просто для собственного успокоения, чтобы не покидать ставший родным дом в напряжённом молчании. А было оно именно напряжённое: неодобрение действиям Ричарда, которое излучал Кастор, буквально витало в воздухе. Да и сам Харс не был образцом спокойствия, раз уж на то пошло.
Закрывая за собой дверь, парнишка размышлял о том, что, конечно, дух вовсе не обязан выходить его провожать, но мог бы, засранец такой, хотя бы попрощаться, а не дуться на кухне. Однако тот факт, что ближайшее время Ричард сможет провести не под наблюдением вездесущего духа, определённо радовал, хоть всё хорошее на этом и заканчивалось. Зная тётю Рису, все будет казаться вполне приятным только первый час или даже минут сорок. Прожив с этой женщиной три года, Ричард слишком хорошо изучил её, чтобы ожидать чего-то иного.
Забравшись в подъехавшее такси, Харс с комфортом устроился на заднем сидении, приготовившись проспать все пять часов пути. Пусть такое путешествие и влетало в копеечку, но ради того, чтобы «драгоценный» племянник приехал, тётушка расщедрилась и оплатила дорогу сама. Правда, что-то подсказывало, что на обратный путь придётся раскошелиться из собственного кармана, но для того, чтобы побыстрее свалить от любимой тётушки, Ричард был готов пойти на эту финансовую жертву.
Дорога прошла на удивление спокойно: водитель ни разу за пять часов не потревожил забывшегося нервным сном парня, сделав всего два коротких перерыва. За десять минут до прибытия этот немолодой усатый мужчина разбудил Ричарда, сообщая, что скоро они доберутся до указанного маршрута. Совершенно сонный, однако совершенно не выспавшийся Харс кивнул и посмотрел в окно.
Небольшой посёлок, состоявший сплошь из коттеджей разнообразного типа, выглядел довольно пристойно. В темноте предрассветного часа кое-где освещённый уличными фонарями (помнится, когда Ричард был здесь в последний раз, их было больше), он представлял собой эдакий элитный район ближайшего к мегаполису пригорода. Собственно, таковым это место и являлось, и дома здесь стоили отнюдь не дёшево.
Такси остановилось около двухэтажного коттеджа, который некоторое время назад Харс должен был называть своими «домом», пусть он таковым его и не считал вовсе. Выбравшись из машины, Ричард осмотрел знакомое ему по старым временам место. Странно, что-то он не помнил, чтобы в последний его день пребывания здесь дом был похож на сплошную клумбу. Стены, подоконники, ограда, маленькая клумба перед домом — все было в цветах, освещённых садовыми фонарями и перемежающихся садовыми же фигурками. И если перед домом цветы были живыми, и их наличие объяснялось вполне классическими законами облагораживания дачных участков, то вот на самом доме цветы были сплошь искусственные, и вот уже это объяснить было сложнее. Ладно бы они хотя бы выглядели красиво, но только при одном взгляде на этот освещённый фонарями ужас у Ричарда начинала слегка кружиться голова: тот ещё цветной калейдоскоп.
Заставив себя не смотреть на этот цветочный ужас, Харс перевёл взгляд на окна. Там, где была кухня, горел свет, а значит его и правда ждали. Набрав в грудь побольше воздуха, парень покрепче перехватил ручку чемодана и покатил его к крыльцу.
— Иду-иду! — прозвучал бодрый и приятный женский голос, когда парень постучал в дверь, на которой, да сколько же их, тоже висел веночек из искусственных цветов.
Выкрашенная в белый древесина распахнулась (Ричард автоматически отметил, что дверь не была заперта), и на пороге предстала тётя Риса. Полноватая, но довольно высокая женщина лет сорока обладала роскошной копной окрашенных рыжих волос, сейчас почему-то выглядевших не так роскошно, как помнил Ричард, а также несколько не к месту нарощенные ресницы на чуть полноватом лице. Лёгкий макияж, призванный скрыть огрехи возраста, что уже проступали на коже, только больше их подчёркивали. Гмн… Раньше тётушка выглядела на порядок привлекательнее и аккуратнее даже ранним утром, когда все нормальные женщины выглядят так себе. Харс в своё время даже удивлялся, каким это образом за такой привлекательной внешностью скрывается такой монстр.
— Доброе утро, тётя Риса, — спокойно поздоровался Ричард, стараясь не выдать, как его удивили произошедшие с женщиной изменения.
— Ах, Ричи! Как я рада! Проходи-проходи, — женщина улыбалась, словно приехал не племянник с багажом, а сын, привёзший маме тонны подарков. Если не знать, насколько легко эта улыбка может превратиться в яростную гримасу, то и повестись совершенно легко.
Тётя посторонилась, давая возможность Ричарду войти в дом.
И как бы странно не выглядел дом снаружи, внутри он остался прежним и был очень даже стильно оформлен: светлые стены с редкими лозами, прекрасный ремонт, деревянная мебель, продвинутый кухонный гарнитур, техника, мягкие ковры и ещё куча мелочей, что обычно делают дома уютными. Правда, Ричард старался особенно не смотреть по сторонам. Слишком уж много он пережил в этом доме, чтобы радоваться возвращению.
— Ох, а худющий какой стал, — тетя Риса покачала головой, закрывая дверь за гостем. — Ну, проходи. Устал с дороги, небось. Где твоя комната, ты знаешь. Относи вещи и спускайся чай с пирогом пить, как раз испекла к твоему приезду, — похлопав парня по плечу, женщина отправилась на кухню, не обращая внимания на позеленевшего племянника.
Она знала про гаптофобию. Даже знала, как ей казалось, о причине её возникновения. И всё равно сделала то, что сделала. Можно было уже начинать себя проклинать, посыпать голову пеплом и стонать что-нибудь насчёт того, что Кастор был прав?
Постояв несколько минут на месте и подышав, загоняя приступ подальше, Ричард потащил чемодан на второй этаж. Комнату свою он ой как хорошо помнил и, если быть совсем уж честным, не хотел оставаться в ней настолько, насколько же и хотел жить в тот момент, когда его избивали в подворотне неделю назад. Будь его воля, он бы поспал где-нибудь на диване внизу в гостиной, места там было предостаточно, но зная тётю… Не стоило и пытаться.
Как оказалось, комната была оставлена ровно в том же состоянии, в котором её оставил Ричард, когда уезжал. Буквально. Здесь даже не убирались, в результате чего на всех горизонтальных поверхностях лежал приличный такой слой пыли, а воздух был спёртым. Бросив чемодан рядом с одноместной кроватью, да уж, не чета той, на которой он спит на съёмной квартире, Харс подошёл к окну и, приложив изрядное количество усилий (выдвижные механизмы весьма заржавели и явно нуждались в смазке), впустил в комнату свежий воздух. Вот так, теперь, когда он заглянет сюда в следующий раз, тут будет посвежее, хотелось бы надеяться.
Спустившись вниз и заглянув ванную комнату, чтобы помыть руки, Ричард прошёл на кухню, где витали ароматы свежеиспечённого пирога. Вот это было ещё страннее всего того, что Харс уже успел увидеть: сколько он себя помнил, даже когда ещё родители были живы, тётя Риса пироги если и пекла, то получались они у неё просто отвратительные. С готовкой у этой женщины всегда были напряжённые отношения.
— Тётя Риса, так зачем… — начал было Ричард, садясь за стол, но его перебили.
— А вот и пирог! — на светлую столешницу, накрытую красивыми кружевными салфетками, опустилась тарелка с только что вынутым из духовки пирогом. Судя по запаху — яблочным с корицей. Такой готовила мама, когда Харс был маленьким. По крайней мере, пах он также. — Чего глаза выпучил, — по-доброму усмехнулась женщина. — Налей себе чаю и ешь давай. Вон какой тощий.
Поскольку выбора особенно у него не было, Ричард послушно поднялся, наливая в одну из кружек чаю и отрезая небольшой кусок пирога. Внутри тот вроде бы выглядел пропечённым, так что хотя бы сырое тесто есть не придётся: всё же Харс был настроен совершенно скептически по отношению к кулинарным шедеврам своей родственницы.
— Спасибо, — он вернулся на своё место, готовясь отломить вилкой кусочек пирога, однако сделать этого ему вновь не дали, отвлекая вопросом:
— Ну, рассказывай, как живётся тебе? Что нового? — тётя Риса села напротив, складывая руки на столе и с готовностью внимать рассказам племянника, уставилась на парня. Подобное, конечно же, продлиться только до тех пор, пока ей не надоест, однако Ричарду хотелось, чтобы этот момент наступил как можно не скоро.
— Ну, живу я неплохо. Квартиру снимаю рядом с институтом, учусь, стипендию получаю. Даже вот вроде, друзьями обзавёлся, — тётушка слушала внимательно, не перебивая, и с интересом кивала в нужных местах. — На подработку устроился…
— Это там на тебя напали? В новостях показывали… Что случилось?
— Да… Один клиент перебрал и буянить начал, а я как раз соседний столик обслуживал, вот и попал под горячую руку… А после смены он мне отомстить решил, — вдаваться в подробности не хотелось, тем более, что стоило упомянуть о том, чем он занимался, лицо тётушки вытянулось от удивления.
–Обслуживал столик? Ты официантом подрабатываешь? — Ричард едва по лбу себя не хлопнул. Мог бы и промолчать по поводу того, что он там рядом с посетителем делал. Зная нрав тётушки, сейчас начнётся что-нибудь из серии «о нищенской работе» к коим она относила официантов. И как в воду глядел. — Так и знала, что ничего толкового из тебя не выйдет, если будешь отдельно жить, — посетовала женщина. — Вот жил бы тут, я бы из тебя человека сделала… — продолжала распаляться всё больше тётушка. Харс же предпочёл пока в конфликт не ввязываться, не вслушиваясь в слова Рисы и молча пробуя пирог на вкус.
Как и ожидалось — готовить пироги тётушка так и не научилась. Пирог, хоть на вид и был пропечён, на вкус оказался полнейшей гадостью с каким-то странноватым привкусом и чем-то хрустевшим на зубах, так что больше одного укуса Ричард не одолеть не смог, откладывая вилку в сторону и возвращаясь к реальности, где Риса уже заканчивала свою отповедь:
–…Совсем как твой непутёвый отец.
А вот тему родителей она зря задела. Если бы раньше Ричард просто смолчал, вынужденный терпеть многое из-за того, что ему просто некуда было податься, то теперь в этом не было необходимости. Фактически, он может забрать свой чемодан и в любую минуту отсюда уехать, оборвав все связи. Они не были близки, так что тётушка даже не знала в каком институте и на какой специальности обучается Харс: найти его в большом мегаполисе при таком положении дел будет ой как не просто.
— Не говори о нём так, — спокойно сказал Ричард, глядя на тётушку.
Будучи родной сестрой его матери и полной её противоположностью, Риса категорически не одобряла выбор своей сестры насчёт мужа и всякий раз, когда устраивались какие-то семейные собрания, не упускала возможности высказаться.
Отец Харса был обычным ветеринаром в частной ветклинике и зарабатывал не слишком много, в отличии от супруги-адвоката, которая была вполне успешной, от того и невзлюбила его тётушка. Зато, сколько помнил себя Ричард, отец очень любил свою работу и животных, часто брал сына с собой, показывая и рассказывая ему о разных «пациентах», с чем они поступили и как их лечат. Харс даже мечтал пойти по стопам отца: поступить в ветеринарный, когда вырастет. Но из-за сложившихся обстоятельств, когда ему нужна была веская причина сбежать из дома, пришлось поступать, где был наименьший конкурс, вот и попал Ричард на экономическую специальность и рекламный менеджмент. Думать же о смене специальности было откровенно рано: во-первых, он ещё не совершеннолетний, а во-вторых, если он бросит учиться сейчас, второе образование больше не будет бесплатным, а таких денег, чтобы оплатить себе обучения у Ричарда, понятное дело, не водилось. Вот и придётся идти до конца, раз уж начал.
— Ой, вы посмотрите, у кого зубки прорезались. Не дорос ещё тявкать. Раз я говорю, что папаша твой непутёвый был, значит, так оно и есть, — с каждой секундой женщина становилась только злее. Нужно было срочно менять тему, иначе всё это грозило перерасти в основательный скандал.
— Зачем ты меня позвала, тётя Риса? — грубовато, но лучше так, чем продолжать слушать её излияния. В одиночестве, похоже, у неё накопилось изрядно желчи и недовольства, вот сейчас и хлестало через край.
Ни мужа, ни детей у Рисы не было. Видать, судьба так распорядилась, что имея благо материальное: имелись в виду дом и прибыльная работа, а также склочный характер - эта женщина была лишена радостей семьи и любви. Бабушка и дедушка Ричарда, которых он никогда не знал, так как почили они ещё до его рождения, оставили в наследство своим дочерям этот дом и небольшую сумму наличных, разделив имущество довольно неравноправно. Мама никогда об этом не распространялась, но Харс откуда-то знал, что Риса получила в наследство этот дом целиком, а также часть скопленных денег, в то время как её сестре досталась лишь небольшая сумма наличных. Сказалось то, что младшую Рису в семье любили больше, чем старшую дочь, однако никаких скандалов по этому поводу в семье не водилось. Тётушка всегда охотно привечала сестру с нелюбимым зятем в отчем доме, а матери же, добившейся всего самой, большего и не нужно было.
— Хотела убедиться в том, что без меня ты человеком не станешь. В память о моей сестре, твоей матушке покойной, я из тебя мужчину сделаю. Завтра перевезёшь вещи, потом документы заберём, с работёнки своей нищенской уйдёшь…
Наверное, она ожидала, что Ричард подожмёт губы, как это делал раньше, сцепит зубы и согласиться, но он был уже не в том возрасте и имел достаточный жизненный опыт, чтобы так не поступить.
— Тётя Риса, — стараясь держать свои эмоции под контролем, ответил Харс, — с чего ты взяла, что я что-то из перечисленного буду делать?
Глаза тётушки округлились.
— Нет, вы посмотрите, каков наглец! Я его кормила, воспитывала, под крылом пригрела в трудную минуту, а он, нахал, ещё препираться будет?! — повышенный тон, тряпка в руках… знакомая картина.
Ричард резко встал из-за стола, не сводя взгляда с тётушки.
— Благодарю за пирог. Вечером я уеду, — после чего он направился в свою комнату.
Не прав, ой не прав был Кастор, когда говорил, что не стоит Ричарду сюда ехать. Хотя бы для того, чтобы разложить всё это дерьмо по полочкам, чтобы доказать себе, что он больше не тот сопливый мальчишка, который вздрагивает от повышенного тона, сюда стоило приехать вновь.
— Нет, эта самостоятельная жизнь тебя только портит, — донеслось ему вслед, однако дослушивать до конца Ричард не стал, аккуратно прикрыв дверь в свою комнату.
Самое время заняться уборкой, чтобы отвлечься от неприятных мыслей и сбросить разбушевавшиеся внутри эмоции. Благо, и поле для бурной деятельности имеется, да ещё какое… Занявшись для начала кроватью, на которой предстояло спать, а затем и протерев пыль на прикроватной тумбе, столе и книжном шкафу, что стоял здесь, Ричард в своём чистоплюйном порыве добрался и до платяного шкафа. Большой, двустворчатый из светлого дерева… Он был реальным напоминанием той мерзости, что довелось пережить. Нерешительно протягивая к нему чуть подрагивающие руки, Ричард чувствовал, как внутри него всё сжимается от страха и отвращения к этой мебели. Будь его воля, он бы выкинул его на помойку, а лучше — устроил символичный костёр, как знаменующий его освобождение от прошлых страхов. Жалко только, что гаптофобию это не исправит. Да и освободит вряд ли.
Резко схватившись за ручки шкафа, Харс рванул дверцы в стороны, выдыхая. Словно сейчас на него набросится какой-то монстр из темноты, или его самого затянет внутрь, в то прошлое, которое он пережил и больше не хотел вспоминать.
В шкафу было абсолютно пусто. Гладкие лакированные стенки, крючковатые плечики, множество царапин на уровне сидящего ребёнка среднего роста, если присмотреться — тонкие кровавые следы. Ричард раздирал себе пальцы в кровь, стремясь выбраться из тёмной западни, особенно когда ему начинало не хватать воздуха: шкаф слово специально был сделан для того, чтобы в него запирали, дверцы закрывались настолько плотно, что не было даже щели для проникновения внутрь кислорода, не говоря уже о свете.
Харса немедленно затошнило и он осел на пол, бледный и зелёный. Его трясло, рубашка намокла от выступившего на спине холодного пота, в затылке разлилось горячее покалывание, а в желудке возникли неприятные шевеления. Будто бы его кто-то облапал, а ведь он всего лишь заглянул в старый шкаф. Прислонив руку к лицу и плотно зажимая рот, чтобы не сблевать на пыльный ковёр, Ричард постарался вдохнуть поглубже. Слюна тут же испачкала руку и скатилась по подбородку, но это были мелочи не стоящие внимания.
— Точно сжечь тебя надо, — с трудом разделяя слова, просипел он.
Подползя к шкафу и старательно больше не глядя в него, Ричард потянулся и закрыл дверки. Посидев так ещё некоторое время и приводя свои взбунтовавшие чувства в порядок, Харс, наконец, смог подняться и отправиться за пылесосом. В теле почему-то начала ощущаться какая-то странная вялость, как будто бы встреча со старыми проблемами его чересчур сильно измотала.
В общей сложности на уборку комнаты, в которой всё равно не собирался спать, ушёл практически час, по истечению которого Ричард вновь спустился на кухню. Тётушка как раз мыла противень, оставшийся после приготовления пирога, само же её несъедобное творение валялось в мусорном ведре.
— Так зачем ты попросила меня приехать, тётя Риса? — Харс облокотился о дверной косяк, скрещивая руки на груди. В сон его клонило всё больше, наверное, всё же из-за того, что он не спал сегодня нормально, да ещё и перенервничал изрядно, но пока с этим порывом Ричард боролся.
— Когда тебя показывали в новостях, — вздохнула женщина, выключая воду и поворачиваясь к своему племяннику лицом, — я так испугалась. Ты был весь такой бледный, в трубках… ужасное зрелище. Я сразу же про Эрику и Джареда вспомнила… — услышав имена родителей, Ричард чуть вздрогнул. Сам он их давно не произносил. — Вот и подумала, что здесь тебе безопаснее будет, — глаза Рисы увлажнились, и это натолкнуло на мысль, что она собирается заплакать, но ни одной слезинки по её лицу не скатилось. — Так что не упрямься, поезжай домой и собирай вещи.
Однако подобным спектаклем Харса было не пронять. Пусть подобный просяще-жалобный тон тётушка и использовала как самое последнее средство, но Ричард слишком хорошо знал о её коварстве. Наверное, чего-то за три года он от неё всё-таки набрался: стоило вспомнить тот спектакль, что он разыграл перед Салливаном во вторник.
— Тетя Риса, не заблуждайся. Я не настолько дурак, чтобы поверить в ваш актёрский талант, — Ричард хмыкнул. — Вам было глубоко плевать на моё здоровье, когда вы запирали меня в шкафу, били об меня посуду и прочее. И я не думаю, что многое изменилось за каких-то три года.
Поняв, что её ложь не подействовала, тётушка мигом перестала изображать жалость и сочувствие, вернув себе обычное выражение лица. Хотя нет, казалось, что оно было несколько более… злорадным?
— Не понравился тебе мой пирог, как я погляжу, — её красивые губы растянулись в улыбке, от которой у Ричарда мороз по спине побежал. Не к добру, ох как не к добру, она так резко тему сменила… — но ты всё же съел его. И глазки смотрю, уже слипаться начали.
Ричард оторвался от косяка и стал ровно, настороженно глядя на тётушку. Чувство тревоги росло в нём с каждой секундой, но в то, что она могла что-то подмешать, в пирог верилось с трудом. Ну зачем? В этом же нет смысла. Всё равно дольше вынужденного она не сможет его продержать.
— Что вы подмешали в пирог? — резче, чем стоило бы, спросил Харс. Однако тётушка от этого вопроса лишь отмахнулась.
— Пойдём, покажу тебе кое-что, — она прошла мимо Ричарда и пошла к двери под лестницей, что вела в подвал. — Видишь ли, я нашла способ, чтобы излечить тебя от этой… как там её… а, гаптофобии, — отперев дверь, которая, оказывается, запиралась на ключ, женщина приглашающе кивнула в темноту.
Ну нет, может, Ричард и не великий гений, но не настолько же он дурак, чтобы после всего вышесказанного спускаться в тёмный подвал, да? Поэтому парень остался стоять на месте и не сдвинулся ни на сантиметр.
— Ох, да не бойся ты так, — вздохнула тётя Риса. — Там тебе помогут, — она улыбнулась племяннику, снова по-доброму.
— Кто мне может помочь в подвале? — абсурдность вопроса зашкаливала.
— Соседи. Очень добрые соседи, которые согласились тебе помочь. Успешные люди, отличные хирурги…
— То есть ты утверждаешь, что у тебя в подвале сидят соседи-хирурги, готовые вылечить гаптофобию оперативным путём? — если он думал, что прошлый вопрос казался абсурдным, то заданный теперь это убеждение начисто развеял.
После этого Харс основательно задумался насчёт психического здоровья своей тётушки. Похоже, годы одиночества совершенно не пошли ей на пользу.
— Не совсем. Они ещё не пришли. А в остальном все верно. Это ведь после смерти родителей ты заболел. Как болезнь пришла, так и уйдёт, — по лицу женщины было понятно, что она говорит весь этот бред серьёзно.
Что-либо отвечать на эту ересь было бессмысленно. Во-первых, об истинных причинах возникновения своей гаптофобии Ричард никому и никогда не рассказывал, так что то, что тётушка привязывала её к смерти родителям, было откровенной ложь. Нет, конечно, эта причина там отчасти тоже присутствовала, но была не основной и не главной. Провоцирующим фактором — не более. Во-вторых, какие врачи, тем более хирурги, в своём уме, согласятся проводить оперативное вмешательство в антисанитарном подвале, без согласия пациента? У них лицензия есть, её и потерять можно. И то, что Ричард ещё не достиг возраста несовершеннолетия, никак не отменяло его категорическое несогласие с какими-либо вмешательствами в его организм. Хватит, он неделю назад и так уже получил предостаточно опыта общения с добрыми врачами-хирургами, что зашивали ему лёгкие. В-третьих, всё то, что говорила тётушка было явным бредом поражённого болезнью разума. Ричард не был знатоком психических заболеваний, но вот то, что здоровые люди так себя не ведут, понимал отчётливо.
Не дождавшись какой-либо реакции от племянника, женщина вздохнула и закрыла подвал на замок, бросив ключ к себе в карман.
— Ладно, пойди, отдохни, пока соседи не пришли, — улыбнулась она Харсу, после чего, как ни в чём не бывало, отправилась на улицу.
Проследив за ней ничего непонимающим взглядом, Ричард поспешил развернуться и отправиться назад на кухню: покопаться в аптечке. Нужно было точно знать, что она ему подмешала. Хорошо, если просто снотворное (хотя в каком месте это хорошо?), а если что посерьёзнее? Да и в каком количестве это загадочное «что-то» должно было содержаться в пироге, чтобы так подкосить здорового парня? А ведь Ричард съел всего несколько маленький кусочков, не осилив всё, что себе отрезал. Страшно представить, что было бы, съешь он всё.
Аптечка обнаружилась там, где она всегда и лежала: на нижней полке навесного шкафчика. Принявшись в ней копаться, Ричард отметил необычно большое количество таблеток для сердца, что-то против отравления и поноса, обезболивающее, снотворного тоже много и какие-то непонятные таблетки без упаковки… Хотя погодите. От снотворного в аптечке были только пустые блистеры. Три пустых пластины… почему они не в мусорке? Впрочем, не важно. Теперь понятно, почему он так хочет спать, и что было подмешано в пирог. Чёрт, как жаль, что он не сблевал тогда… А судя по уже начавшемуся эффекту, прочищать желудок уже было поздно.
Не придумав ничего лучше, чем принять кофеин, Ричард вернулся к себе, закапываясь в чемодан. Да-да, он странный человек, который всегда таскает с собой стимуляторы активности… Студент, что поделать. Выдавив три таблетки, не так много для приступа, но достаточно для того, чтобы перебить действие снотворного, и запив их стаканом воды, Харс подошёл к окну. Тётя Риса поливала цветы в палисаднике, причём периодически она переходила с обычных живых растений, под которыми, это было видно даже со второго этажа, уже расплылись лужи, на искусственные и продолжала поливать их.
— Чёрт, да какого хрена происходит?
***
Несколькими минутами позже Ричард сидел на кухне и размышлял над тем, что он может сделать в сложившейся ситуации. Сперва нужно было узнать, что случилось с тётей за три года его отсутствия, а для этого нужно было создать доверительную обстановку. Придя к такому выводу, Харс принялся шарить по шкафчикам, отыскивая в них любимый тётушкин чай, который та всегда заваривала только по особенным случаям. Последний раз, такой особенный случай был на годовщину смерти родителей, однако тогда этот чай, на вкус Ричарда, имел совершенно отвратный привкус… привкус горечи и слёз.
Отогнав мрачные мысли, парень извлёк красивую жестяную коробочку из очередного шкафчика и принялся его заваривать. Хлопнула входная дверь, оповещая, что тётушка закончила поливать цветы и вернулась в дом.
— Тётя, — Ричард выглянул из кухни, обращая на себя внимание женщины, которая собиралась пройти куда-то вглубь дома, — не хочешь чаю? Заварил твой любимый.
— Ах, как приятно! Может ещё и не все потеряно, — женщина улыбнулась, проходя на кухню, словно и не было жуткой и непонятной сцены в коридоре. Ричард только хмыкнул про себя. Ничего, вот узнает побольше и перестанет притворяться пай-мальчиком. Всё же было у них с тётей что-то общее…
Множество болезненных воспитательных уроков, что преподала ему родная тётка, ещё оставили свой след в памяти Харса, так что он прекрасно помнил, что нужно делать, чтобы привести эту женщину в добродушное состояние. Подать чашку, налить в неё чай, высоко поднимая заварник и придерживая за блюдечко, а затем сесть сбоку, сложить руки на коленях, выпрямиться и постараться не двигаться. Подождав несколько минут, пока Риса сделает несколько глотков, наслаждаясь любимым вкусом, Ричард аккуратно завязал непринуждённый разговор, в очередной раз убеждаясь, что с тётушкой было что-то не так. Она вела себя так, будто только что его встретила: изображая ласковость и добродушие. Хотя, может быть, он просто привык считать, что она постоянно притворяется, а на самом деле это не так?
— Тётя Риса, тебе было одиноко? — осторожно ввернул интересующий его вопрос Ричард спустя минут пятнадцать спокойной беседы. Ну вот, стоило только перестать затрагивать темы прошлого, так сразу же тётя превращалась в адекватного человека.
— Ох, пожалуй. После твоего отъезда здесь стало так пусто. Я каждый вечер листала альбомы с фотографиями твоих родителей, — женщина вздохнула. — Эрика была такой счастливой… даже с таким человеком, как Джаред, — Ричард сдержал рвущийся наружу комментарий. Разговор, наконец-то, перетекал в нужное русло, а значит не стоило сейчас лезть со своими высказываниями, чтобы не сбить настрой. — А у меня даже такого человека не было. Ни мужа, ни ребенка… поэтому я решила, что должна достойно воспитать хотя бы тебя, Ричард, — тётя отвела взгляд от чашки с чаем и посмотрела на племянника, в глубине её глаз таилась застарелая печаль. — Но твоя гаптофобия все усложняла. Я даже сдалась в какой-то момент и позволила тебе уехать. А после случая с тем человеком, который напал на тебя… я не выдержала. Это всё ведь из-за твоей гаптофобии! Если бы не болезнь, ты ведь мог бы защититься! А я… не смогла тебе помочь, когда тебе эта помощь была нужна, — её руки с уже немолодой и чуть морщинистей кожей с усилием сжали чашку. — Ты думаешь, мне нравилось то, что я с тобой делала? Нет, я хотела лишь помочь тебе… — хватка женщины ослабла, и она вновь опустила взгляд на коричнево-янтарный чай в красивой фарфоровой посуде.
Глядя сейчас на тётушку, язык бы не повернулся сказать, что она притворяется или лжёт. Слишком уж виноватой она выглядела, слишком честной, и это дало Ричарду возможность понять, что было не так. Всё это время, все шесть лет, что прошли со дня смерти родителей, Риса винила себя в том, что так и не смогла помочь ему справиться с болезнью. Ему, ребёнку единственного родного человека, что долгое время был рядом и поддерживал её саму. Осознание того, что жесткие методы воспитания, что она использовала, надеясь, таким образом, исправить возникшую травму, не только не принесли плоды, но ещё и явный больший вред. Оно смешивалось с виной и одиночеством в единую гремучую смесь, что ежесекундно находилась в разуме, давила, словно разрастающаяся опухоль с каждым днём всё больше и больше, пока в какой-то момент не был достигнут психологический предел, после которого плотина трезвости ума и дала трещину. Наверное, Ричард бы на её месте тоже не смог так долго продержаться, под гнётом собственных ошибок, заточённый страдать в скорлупе собственного одиночества, без возможности извиниться или что-то исправить. Он мог понять эту женщину. Но не мог простить. Не так сразу.
— Ричард… мне так жаль. Я понимаю, что всё, что я делала было… жестоко. И я знаю, что ты не простишь меня так легко, но… — её взгляд снова подёрнулся налётом той безуминки, что различалась в нём раньше. — Ты должен поговорить с этими врачами. Они хорошие, они правда помогут тебе, они…
— Тётя Риса, — парень вздохнул, — моя гаптофобия связана с психологией, а не с физической травмой. Поэтому хирурги мне не помогут.
— Как же это… — глаза женщины округлились, выдавая полнейшую растерянность.
Ричард, с трудом переборов подкатывающий приступ гаптофобии, протянул руку, накрывая ею ладонь женщины и стараясь ей улыбнуться. В конце концов, за весь разговор тётушка ни разу на него не разозлилась и сейчас вела себя вполне адекватно, ну насколько она могла себя так вести в принципе.
— Не нужно было кормить меня снотворным, тётя Риса. И звать никого тоже не нужно было, — в затылке потеплело и закололо. Прикосновение угрожало вот-вот поиметь неприятные последствия. — Нужно было просто сказать мне. Как вы рассказали сейчас, — не в силах больше справляться с подступающей тошнотой Ричард убрал руку. Он был бледный в зелень, но всё же продолжал улыбаться. — Я не злюсь на вас. Больше не злюсь.
Тётя Риса ахнула, закрывая ладонью рот. По её щекам катились слёзы, но никаких всхлипов не было. Она просто сидела и беззвучно рыдала, испытывая острое чувство облегчения. Ричарду пришлось встать и принести тётушке платок, чтобы та могла утереть лицо.
Пусть он и сказал так, но... Простить того, кто причинял тебе боль столь долгое время, пусть и из благих побуждений, вот так сразу... Вряд ли человеческое сердце способно на такое. По крайней мере, сердце Ричарда точно так сделать не могло. Наверное, это означало что-то из разряда того, что он просто слабый человек, ведь только по-настоящему сильный волей мог в действительности даровать прощение тому, к кому испытывал неприязнь. Тем не менее, Харс был рад, что этот разговор состоялся. Ему стало легче. Пусть не до конца, пусть зерно сомнения лишь зародилось в его душу, но когда-нибудь, обязательно, оно прорастет, и тогда Ричард сможет сказать своей тётушке со всей искренностью: "я прощаю тебя".
***
Спустя несколько часов Ричард уже успешно помогал тётушке наводить порядок в доме. Причём теперь этот процесс продвигался без колких фраз и «подгоняев» со стороны Рисы, а, наоборот, сопровождался весьма дельными и полезными советами. Парень проходил по этажам с маленьким ведёрком и тряпкой для пыли, протирая оную везде, где только мог достать.
Зайдя в очередную комнату, он огляделся, ощущая странное тяжёлое чувство в груди. Нечто похожее на светлую печаль, вот только сдобренную изрядной порцией болезненности, будто от сердца отрывают по кусочку.
Комната представляла из себя уютную гостиную с двумя диванами, что стояли друг напротив друга, низким журнальным столиком, камином и двумя стеллажами, где в разнообразном порядке стояли всякие декоративные мелочи, книги, фотографии в рамках и цветы. Этот зал располагался на первом этаже и имел большое, деревянное окно, выходившее на вымощенную асфальтом улочку, где по бокам стояли другие дома. Ричард помнил, как зимой, когда падал снег за окном, в этой самой гостиной стояла наряженная новогодняя ёлка, на журнальном столике источал жар ароматный мамин пирог, смешиваясь с запахом хвои, в камине потрескивали дрова, а они всей семьёй вместе с тётей сидели на диванах и ждали торжественного боя курантов. На это время отец переносил из другой комнаты небольшой телевизор, чтобы можно было смотреть новогодние шоу и веселиться.
Словно наяву, Харс вновь увидел и ёлку, и улыбающихся родителей, и себя маленького, и смеющуюся тётушку. Ему почудился запах пирога и донёсся бой курантов…
В груди что-то болезненно-горько сжалось, а в горле застыл ком. Он уже очень давно не позволял себе вспоминать ничего подобного, а тут вот накатило.
Сморгнув влагу с глаз и отогнав наваждение, Ричард подошёл к одному из стеллажей, принимаясь вытирать пыль. Внезапно что-то блеснуло на периферии зрения и парень, рефлекторно повернулся в ту сторону, где ему почудился блеск. Под одной из диванных подушек что-то лежало: тонкая золотистая цепочка выглядывала краешком звеньев так, что и не заметишь, если только не по воле случая.
Оставив тряпку и подойдя к дивану, Харс извлёк из-под подушки медальон. Холодный, тяжёлый и гладкий, он был довольно крупным и имел форму правильного овала. На нём не было никаких гравировок или опознавательных надписей, но отчего-то он казался Ричарду смутно-смутно знакомым. Будто он уже когда-то видел его, очень давно и мельком, не обратив внимания… Может, тётушка обронила?
Поддавшись соблазну, Ричард открыл его.
Внутри, на одной части медальона, находилась семейная фотография: он на руках у матери и отец, обнимающих их сзади. Фотография была цветной, хоть и выглядела довольно старой. На второй половинке была выгравирована надпись:
«You raise me up: to more than I can be» *
Внутри словно обожгло всё. Ричард сжал медальон в руке так, что побелели костяшки. Плечи затряслись от беззвучных рыданий, а губы пришлось с силой закусить, чтобы с них не слетело ни звука.
Строчка из любимой маминой песни: она часто пела её Ричарду вместо колыбельной, рассказывая, как они с отцом впервые повстречали друг друга именно под эти слова.
«When I am down and, oh my soul, so weary;
When troubles come and my heart burdened be;
Then, I am still and wait here in the silence,
Until you come and sit a while with me.
You raise me up, so I can stand on mountains;
You raise me up, to walk on stormy seas;
I am strong, When I am on your shoulders;
You raise me up: to more than I can be.» **
Его разрывало от боли и тоски. Столько лет прошло, он уже вроде бы и смирился, но сейчас, стоя в этой гостиной, где они были так счастливы, сжимая этот медальон в руке, что носила его мама, слыша её нежный голос, напевающий знакомые слова... это всё переполняло настолько, что хотелось закричать, упасть на колени и зарыдать в голос.
«Я так скучаю! Так скучаю по вам! Почему вы оставили меня одного?!», — кричал внутри Ричард, прислоняя к дрожащим губам закрытый медальон. Плечи продолжали дрожать, горло нещадно саднило, а во рту стало вязко и солёно. Рот растянулся в рыдающей улыбке.
— Подарок для Эрики. От твоего отца, на годовщину свадьбы, — раздался голос от двери и Ричард вздрогнул, вырываемый из своего личного ада печали. То ли это он так увлёкся разглядыванием семейной ценности, то ли тётушка подошла слишком тихо. — Я хранила его в подвале, вместе с другими вещами Эрики, — голос Рисы был немного озадаченным. — Ума не приложу, как он сюда попал.
Ричард посмотрел на тётю, открывая рот:
— Я… — продолжить фразу не дал болезненный горловой спазм, но Риса и так всё поняла.
— Конечно, можешь забрать его.
После чего женщина тихо вышла, оставляя Харса наедине со своим безмолвным горем.
Закрыв глаза и ощутив, как в тот же миг по щекам сорвались вниз две обжигающие капли, Ричард открыл рот, стараясь выровнять дыхание. Вместо этого из горла вылетел задушенный стон. Он так долго держал это в себе. Всю эту боль, что словно отрезало после увиденного ужаса. А теперь его просто прорвало.
Медленно опускаясь на диван и закрывая лицо руками, размытым из-за слёз зрением Ричард на миг увидел, как блестят в тёмном углу золотые глаза. В следующий момент ладони коснулись глаз, скрывая их от всего мира, и Харс остался один на один с душащими его рыданиями.
***
Домой Ричард вернулся в десять часов вечера воскресенья. Всё же на ночь он у тётушки остался, вопреки своим изначальным планам.Втащив в квартиру чемодан и с удовольствием закрыв за собой дверь, Ричард остро осознал, что он, наконец-то, «дома».
— С возвращением, — бодро поприветствовал его Кастор, вышедший ради такого дела с кухни. Интересно, закончились ли уже его фильмы? — Смотрю, поездка к тётушке прошла успешно, — в его голосе слышалась обычная язвительность, — по крайней мере, новых увечий я на тебе не вижу.
— И я рад тебя видеть, — не став пока распаковывать чемодан, Харс скинул кроссовки и прошёл в комнату, падая, как был, на кровать. — Ммм… как же я по тебе скучал, — прошептал он, подгребая к себе подушку и зарываясь в неё носом. Казалось, будто дома его не было почти что месяц, а не несколько дней.
Чуть повернув голову, Ричард краем глаза обратил внимание, как дух остановился в дверном проёме, опираясь о деревянный косяк и скрещивая руки на груди. Так и хотелось что-нибудь съязвить этой ухмыляющейся роже.
— А ты как? Не заскучал тут?
POV Кастор
— Извёлся весь, пока тебя не было, — со скорбным выражением лица и на полном серьезе заявил Кастор. — Места себе не находил, — он выдержал паузу, а затем, всё же не удержавшись, фыркнул от смеха. Обмен любезностями состоялся. — Кстати, холодильник у тебя таки пустой, так что если намереваешься поужинать, то не судьба. — По логике вещей, сидевшему два дня в четырех стенах духу сейчас должно было хотеться свежего воздуха и прогулки, на что Кастор и намекнул, упоминая про еду, которая его, в общем-то, всё ещё не интересовала.
То, что он всё это время таскался вслед за Ричардом, зорким глазом наблюдая за всеми его душевными метаниями во время посещения тётушкиного дома и бдя, чтобы с глупым человеком ничего не случилось, знать никому совершенно точно не следовало.
— Хах, я почти тебе поверил, — улыбнулся в ответ парень, поднимаясь. — Да, насчёт холодильника это ты верно подметил. Составишь мне компанию? — нашаривая в компьютерной сумке бумажник, поинтересовался мальчишка. Видимо, кошелёк он с собой в поездку не брал.
— С удовольствием, — согласился дух, хотя с куда большим удовольствием он бы вернулся за ноутбук. Ощущение зазря растраченного времени не покидало, хоть ты как не убеждай себя, что теперь, благодаря тому, что он узнал о мальчишке, сблизиться получится быстрее. Хотя, конечно, ещё оставался не решенным вопрос с гаптофобией.
Через несколько минут они оба уже вышли из квартиры, и Ричард, по сложившейся традиции, вставил в ухо наушник.
— Так, как ты съездил? — Полюбопытствовал дух, пристраиваясь рядом с Ричардом, и с наслаждением вдыхая теплый вечерний воздух.
— В общем и целом, опуская пару неприятных моментов, отлично съездил. Мы даже помирились. И ещё. - парень выудил медальон на цепочке, останавливаясь и показывая Кастору уже знакомое фото, — это мои родители. А медальон принадлежал моей маме. Тетя Риса разрешила его забрать, — крышечка тихо щёлкнула, вновь пряча старое фото в безопасном металлическом нутре.
— У тебя была очень красивая мать, — заметил Кастор, словно бы невзначай. Харс улыбнулся комплименту в адрес покойной родительницы.
— Оказалось, что тётушка чуть не свихнулась после моего отъезда, представляешь? И я подумываю купить ей собаку. Или кошку. Так что теперь мои выходные будут посвящены работе на полной ставке, — несмотря на столь «оптимистичные» прогнозы, Ричард выглядел весьма и весьма довольным.
Про себя же дух подумал, что:
«чуть-чуть не считается». Сумасшествие очень плохо поддается лечению, и уж если всё началось, то без квалифицированной помощи вряд ли станет лучше. Ну да пусть, какое ему до того дело.
— Ты можешь взять питомца из приюта. Это будет и дешевле для тебя, и поможешь не только своей тётушке, но и ещё какому-нибудь бездомному щенку.
Стеклянные двери минимаркета разъехались в стороны, впуская ночных посетителей в своё ярко освещённое нутро. Такие же холодные лампы, как и в больнице: Кастор поморщился, но исчезать не спешил.
— А это, кстати, хорошая мысль, — Ричард кивнул, прежде чем отвернуться и пойти в сторону отдела с полуфабрикатами. Опять, наверное, нагребёт лазаньи и наггетсов. Хотя, судя по тому, что корзины он не взял, брать много мальчишка не планировал. Ну, или просто не подумал, как обычно.
Пока Ричард покупал что-то себе на ужин, Кастор решил, что за два дня, которые он был паинькой и ни над кем не издевался, имеет право получить моральную компенсацию в виде слегка поседевших волос охранника, который сейчас наверняка с самым ленивым выражением лица наблюдал за чуть ли не единственным посетителем в магазине. С хитрой ухмылочкой, дух оказался рядом с одним из стеллажей, на них в аккуратный рядок стояли консервные банки с фруктами, и принялся менять их местами. Прелесть заключалась в том, что сама тень так и оставалась невидимой, как для чужих глаз, так и для камер, а вот банки продолжали перемещаться. Причем, дабы было более наглядно, Кастор ещё и каждую в воздухе подбрасывал, чтобы никто точно не сомневался: таки банки летают сами по себе. Эх, жаль, что он не увидит лица того человека, который это всё через камеру видит.
— О! — услышав удивленный возглас за спиной, тень с удивлением обернулся. Что за… В нескольких метрах от него, в продуктовой тележке, сидел карапуз. На вид ему было года два, и пока мама увлеченно выбирала какие-то гигиенические принадлежности, ребенок во все глаза смотрел на парящие банки, а затем и на Кастора.
— Ах да, вы же нас видите, — улыбнулся дух, вспоминая эту маленькую странную особенность: животные и дети до трёх лет легко могли видеть теней. Хотя у кошек это получалось лучше всего: даже если тень намеренно пытается скрыться, ушастая бестия всё равно увидит и будет шипеть. С кошками у теней были особые, отнюдь не дружественные, отношения.
Подмигнув ребенку и поставив последнюю банку на не своё место, Кастор поспешил уйти подальше, пока мать дитятки не обернулась и не поседела раньше времени. Хотя женские нервы в этом плане чаще оказывались в разы крепче, особенно нервы недавно ставших матерями.
Вырулив из-за стеллажей, Кастор увидел, как Ричард, груженный едой сверх меры, и куда ему столько, вот-вот не впишется в поворот и обрушит на себя гору консервных банок, что красивой экспозиционной пирамидкой высились в центре свободного пространства.
Мысленно, дух уже видел, как жестяные банки сыплются на невнимательную темноволосую голову, устраивая ей внеочередное сотрясение.
