Dream brother, my killer, my lover

Появление лишь одного человека перевернуло жизнь с ног на голову. Артур канул в неизвестность будущего, построенного уже давно и пропавшего буквально два часа назад. Удивительно, как быстро рушатся силы, надежды и цели, которым на замену приходят куча одних и тех же сомнений. Тот не сдался, но неуверенность и одержимость мыслей не давали здраво обдумывать случившееся, направляя разум в иную сторону — ту, где нет ни Мэри, ни семьи, ни работы, а одна переполняющая пространство темнота, ярко выделявшая Джонса — фигура сией картины должна быть ненавистной, так хотелось Артуру. Он мечтал об этом, желал возненавидеть брата. Может, даже убить в себе эту связь, но был не готов, ослабевая с каждой возможностью думать об их отношениях. Кёркленд ушёл без слов, оставив американца одного. Навряд ли тот ляжет спать, а даже если и ляжет, то тоже не заснет. Обоим необходимо побыть наедине с собой. Англичанин выбрал для себя ванную комнату. Голова стала раскалываться на кусочки из-за испытанного стресса, но тот был твердо уверен, что выпил слишком мало, и стоило бы наверстать упущенное. Родители до сих пор пребывали на улице. Решив этим воспользоваться, он стащил с холодильника бутылку виски. И, приготовившись к заливанию боли алкоголем, замкнулся в комнате. От нескольких глотков стало жарко, головная боль не собиралась покидать. Тогда Кёркленд стянул с себя футболку, оставаясь в одних шортах, и уселся в прохладную ванну в обнимку с бутылкой. В моменты ссор парень был склонен выпивать. Да так, что иногда уходил в трехдневные запои, но после знакомства с Мэри всё изменилось — она держала в узде. «Моя милая Мэри…» — грустно пронеслось в мыслях. Сейчас мысль о ней не была замкнутой. Она открывалась, и открыло её появление Джонса в жизни Артура. Теперь эти два человека были неразрывны: стоило вспомнить о ней — появлялся он, стоило вспомнить о нём – появлялась она. Прокручивая свои ошибки, Кёркленд не мог понять, где допущен просчет, что он сделал не так или кому навредил. И каждый раз, возвращаясь к ошибкам, понятным казалось только одно — Альфред и есть этот просчет. Он винил его, возлагая на него это преступление, и замечал, что чертовски влюблен в брата. Мгновениями эта любовь была сильнее, чем в прошлом. Раскрыв карты собственной души, раскрылся и давний страх, точнее, его причины. Никогда до конца он не признавал, что любил американца больше всех на свете. Признание стало основной причиной, но ни на каплю не облегчило тяжкий груз, который лишь увеличивался в размерах, ведь и Мэри он отдавал не меньше любви. Но сомнения о силе этой любви были такими же многочисленными, как и любовь к алкоголю, которую нужно променять, но совершенно не хотелось. Выливая на язык последние капли терпкого напитка, Артур взглянул на время. Наступало утро, а ночь не спешила уходить: тучи так и затягивали небо, дождь продолжал шуметь, то раскачиваясь, то затихая. Довольно скоро кто-то захочет в туалет, а Кёркленд не желал быть пойманным в таком состоянии. Алкоголь молниеносно переливался по венам, всасывался в кровь, кожу, а та, в свою очередь, местами краснела: уши, шея, ключицы, руки, ноги, лицо — всё покрывалось пятнами, а некоторые из этих мест были намного теплее, когда обычно мучаются от холода. Артур кое-как вывалился из ванны, пряча пустую бутылку под неё, а после упал на пол, покоясь там ещё несколько минут. Ничего не соображая, он засовывает футболку туда же, потому что ткань приобрела в его руках предмет с ненавистными чертами, не пытающийся надеться на хозяина. Сильно шатаясь, юноша кое-как оперся об дверь, тихонько её открывая. Очередное головокружение предает его, и тот летит прямиком в стену, которая с твердостью своих убеждений ожидала этого столкновения. Англичанин, ощущая болезненный удар плечом, тут же подскакивает, шипя и грубо выражаясь, но через минуту успокаивается, вспоминая об осторожности. Перебираясь по стенке, направляется к себе в комнату, порой останавливаясь из-за рвотных позывов, которые провоцировали резкие движения, растрясающие желудок. Вскоре цель была достигнута. Послышался легкий щелчок дверного замка. Несмотря на ужасное состояние, Артур не забывал, что если их увидят вместе спящими в таком возрасте, да ещё один из них — помолвлен, то ничем это хорошим не обернется. И, да, Кёркленд какой раз доказывал, что для него значение ссоры и противоречивые желания находиться с братом не изменят его намерения спать вместе. Альфред прислушивался к англичанину с того момента, как тот пытался покинуть ванную комнату — слишком громко вышло. И сейчас, повернутый спиной к двери, не наблюдая Артура и находясь в достаточной темноте, его слух обострялся, а чувство уязвимости так и не покидало, но ему нравилось и интересовало, каковы будут дальнейшие действия. В действительности, никакие. Накрученная героем напряженная обстановка и предвкушение разбиваются вдребезги, когда брат падает поверх него, неприятно ударяя тазовыми костями бок. — Хватит лапать меня, идиот! — Кёркленд, осязаемый под собой неподвижное инородное тело, начинает драться, обвиняя во всем шокированного Альфреда, и тот, не в силах терпеть боль от костей другого, помогает перевалиться на свободную подушку, а после обиженно отворачивается от брата. Артур долго сопротивлялся, ерзал, забирал подушку у Джонса, дабы отомстить за «наглости», но всё равно успокоился, через пелену рассматривая широкую и сильную спину. Хватило немного времени, чтобы по комнате распространился терпкий запах перегара, дающий американцу тут же понять, до какой степени пьян его родственник и что за этим может последовать. — Когда ты успел ТАК надраться? Тебя не было всего лишь час, — недовольный Джонс резко отстраняется от теплых рук, бесцеремонно изучающих его поясницу и, в конечном итоге, пытающихся поднять футболку и оголить кожу. — У меня был стресс, я должен был выпить… ик! — постепенно содержимое желудка подходило к горлу. Англичанин нервно сглотнул, сменив направление рук к ягодицам. Он что-то непонятно буркнул на холодность брата, придвигаясь намного ближе прежнего. — По-моему, ты недавно кричал «Альфред, я помолвлен, забудь обо всём, что было между нами!». — Да кто изменяет?! Я просто хочу снова побывать в этих сладких булочках… — такие заявления были вполне нормальными для Кёркленда в полуживом состоянии, и его мечты, в основном, никогда не проходили в жизнь в опьянении. Теперь Джонс ощущал, как его задницу властно сминают, беспардонно пытаясь вжиматься в неё пахом, но, никак не попадая, как обычно. Ему не привыкать. Чтобы прекратить мучения, он оборачивается к тому лицом, заставляя Кёркленда притихнуть. Как ни странно, значимое количество алкоголя не притупило его эмоции, а только раскрепостило, выдавая еле заметный, уже готовый бугорок в штанах. Если бы колено Джонса не уперлось прямо в цель, возможно, никаких бы глупостей Артур не допустил, но так казалось лишь ему. Не выдержав напора в голубых глазах, он отвел пьяный, слегка весёлый взгляд в сторону, тут же густо краснея. Надо же, стоило американцу только взглянуть, как его брат дал полную слабину в недавних своих обещаниях самому себе не допускать ошибок, не показывать ни малейшего намека, чтобы Джонс поспешно не начал соблазнять его. После таких умелых движений и взглядов в памяти назревали воспоминания трехлетней давности, когда им пришлось надолго расстаться: американец уломал брата заняться любовью прямо в аэропорту. После случившегося Артур испытал немалый стресс, боясь, что их подслушали, а того хуже — запомнили, ведь личность Кёркленда была не такой уж и обычной благодаря бизнесу отца. Но, не смотря на долгие проклятия в сторону Джонса, он испытал такой прилив удовольствия, что по дороге домой у него долгое время тряслись колени. — Ты теперь никогда «там» не побываешь. Поезд ушёл, Артур, пора нам меняться ролями, — понаблюдав за стеснением брата, Альфред попытался проявлять инициативу, нависая над удивленным и испуганным Кёрклендом и упираясь ладонями по разные стороны от головы того. Англичанин спешно заерзал, начал крутиться, дабы выбраться из «клетки», но руки Джонса твёрдо упёрлись в матрас. — Чёрт… — раздраженно процедил через зубы тот, прижимая вспотевшие ладони к широкой, горячей груди. — Альфред, убирайся с меня, я не дам тебе в зад. — Почему же? Думаешь, что у меня нет опыта? — насмешливо посмотрел на брата американец, стараясь держать себя в руках. — Кажется, у тебя появились проблемы, — тихо шепчет, сильнее прижимаясь коленом к паху Кёркленда. Артур тут же напрягается всем телом, выгибаясь в спине, дабы избежать и без этого недопустимой близости. Но, разве это помогало? Он сам затронул Джонса, а теперь по непонятно каким причинам пытался избежать совокупления. — Глупости! Мы, вроде как, договорились обо всём…? — было не только тяжело говорить, но и дышать в такой обстановке: Альфред продолжал делать упор на орган, отчего приходилось только сильнее напрягаться и касаться колена. Из Артура вышел сдавленный стон, когда юноша стал потирать чувствительное место между ног, а по телу то и дело бегали импульсы, от которых бросало в жар. — О чём это «мы» договорились? Я ни с кем не договаривался, — издевался парень, рассматривая покрасневшую от возбуждения шею. Англичанин, пошевелив немного извилинами, поджал колени и нанес удар по животу брата. Несильный, но его было достаточно, чтобы сбросить того. Он тут же оседлал пострадавшего, удерживая сильные руки, дабы Джонс ещё чего не надумал. — Шутки вздумал шутить? Я ведь сказал, ничего не будет, — его перебили: — Но ты сам сказал- — Да! Я знаю, что я сказал… не нужно мне напоминать, и я уже передумал, и уж тем более после твоего странного заявления быть сверху, а того хуже про опыт… Ты ещё ребенок! У тебя не может быть никакого опыта, естественно! — складывалось ощущение, что сейчас Кёркленд убеждал не Альфреда, а себя. Действительно, о каком опыте может идти речь? Ведь тот его любил и любит до сих пор. Артур был полностью уверен, что Джонс посчитал бы такие вещи за измену, он был выше этого… наверное. — Что? У тебя точно крыша не поехала? — рассмеялся американец, ловя предупреждающие сдавливания у себя на запястьях за грубый тон. Он тихо прошипел, пытаясь выбраться, но, переварив сказанное, перестал и продолжил: — Мне девятнадцать лет — это не шестнадцать, и если ты думаешь, что у меня после тебя никого не было, то это очень глупо. Вроде бы, взрослый человек, женишься…после переезда у меня началась достаточно бурная жизнь, Артур, и естественно, я не мог упустить её, — Альфред улыбался так уверенно, как только мог, а брат пытался окунуть его вместе с собой в нескрываемую злобу. Артур, пока что, молчал, свободно наполняя всю комнату своей тёмной аурой разочарования. Так хотелось ударить за услышанное, но он попытался заговорить, опровергнуть эти заявления: — Отвратительно. Ты, наверняка, подцепил себе заразу. И, вроде бы, сходил по мне с ума, — колко подметил англичанин, а после оскалился, надеясь, что задел того. — Я абсолютно здоров, а ты полный дурак, раз до сих пор видишь во мне ребенка, — Артур притих, не зная, что ответить на этот раз. Да и не пришлось, Альфред решил провернуть трюк, — и, да, я сходил с ума, схожу и сейчас, — он этими словами немного выбивает внимательность англичанина, выдергивая затекшие запястья из ослабшей хватки. Кёркленд попытался сбежать, но его насильно усадили обратно, и теперь он тесно прижимался животом к животу Джонса. Сколько бы он ни старался бушевать и сопротивляться, руки, сомкнутые за спиной, были слишком сильны. — Успокой свои гормоны! Из-за твоих дурацких игр меня тошнит, и это в прямом смысле, отпусти! — Артур, ну хватит тебе, я так хочу тебя! Ты не представляешь, как долго я ждал этого дня! — Альфред вёл себя отчаянно, но не врал. Он, действительно, считал дни, мечтал снова обнять его, так же крепко поцеловать, как когда-то. — Нет! Я пьян и хочу спать. В конце концов, у нас ничего не выйдет, потому что мы братья — вбей это в свою пустую голову, Джонс! Мне надоело говорить одно и то же, — кровь не на шутку закипала в жилах. Артур давно выкинул из головы тот факт, что он является раздражителем. Сейчас он считал себя лишь безобидным телёнком, которого вот-вот беспощадно разорвет голодный волк. —Хм-м, а я уже и забыл, что мы братья! — наглая, но лучезарная улыбка появилась на лице американца, не давшего долго на него заглядываться: он поспешно убрал руки со спины Кёркленда и надавил на его плечи, теперь полностью укладывая на себя и, самое главное, открывая доступ к бледной и соблазнительной шее. Поскольку приближение произошло слишком быстро, Артур не успел никак отреагировать. Он слегка разомкнул губы, дабы осыпать Альфреда большим негативом, но за место матов и криков англичанин крупно вздрогнул, а тело среагировало мурашками, когда Джонс опалил чувствительную кожу горячим дыханием, а после жадно прильнул теплыми губами к нежной коже не шее. —Х-хватит… Ах, какого черта ты кусаешься?! — юноша злобно посмотрел на брата, успевшего поднять на него виноватый щенячий взгляд и снова вернуться в исходное положение. Возбуждение с новой силой ударило в головы обоих, точно заменяя кровь, а у кого-то и опьянение, казавшееся таким пустяком по сравнению с напряжением в штанах. Артур попытался снова оттолкнуть настырного, но тот лишь сильнее прижал худое тело к себе, изучая не только шею, но и ключицы с плечами. Небольшой страх возник у англичанина. Он не понимал, почему его тело так бурно отзывалось на обыкновенные поцелуи. Нет, в постели с Мэри у него было всё прекрасно, он не жаловался на сексуальную неудовлетворенность, да и секс происходил довольно часто. И, всё же, поцелуи Альфреда были такими… желанными и палящими, а от его тяжелого дыхания возле уха вдвойне кололо внизу живота. Артур зажмурил глаза, старательно проговаривая про себя, что это всего-то сон, и что он сейчас сладко спит благодаря алкоголю, а беспокоит его нездоровая фантазия, от которой тот пытается избавиться последнее время. Но, увы, удовольствие было слишком ярким, чтобы перепутать сон с реальностью. Альфред попытался дотянуться до губ брата, но тот ловко увернул голову, утыкаясь лицом в подушку за американцем. Сконцентрировав внимание на чем-то более волнующем, Артур отчетливо ощутил, как половой орган внушительных размеров пульсирует и слегка приподнимается под тонкой тканью, упираясь в ягодицы, стоит только его хозяину начать действовать или подумать о чем-то непристойном. Джонсу, после того, как англичанин опустил голову, открылся замечательный вид на задницу брата, и он, скользя ладонями по гладкой спине, нырнул руками под резинку шорт, сжимая упругие половинки и вовлекая себя в очередную волну возбуждения, но, не успев начать игру, окружающий их воздух, состоящий из тяжелых вдохов и выдохов, разрезает голос Артура: — Какого хрена ты без трусов? — Ч-что? — Ты не надел трусы! — Зачем мне надевать грязные трусы на чистое тело? Ты бы мне всё равно свои не дал. — Но это МОИ штаны, где твоя гигиена, неотесанный? Разгорался бессмысленный спор, и Альфред, закатив глаза, попытался найти компромисс: он продолжил сминать зад того, теперь сопровождая это подталкивающими движениями рук назад и вперед и совершая легкое трение члена Кёркленда о свой живот. Тело англичанина тут же покрылось испариной, он повернул голову в сторону, выдыхая вместе с тихим стоном горячий воздух в шею Джонсу. От приятных прикосновений ягодицы сразу же напрягались, и теперь Артур свободно, но так же не спеша толкался в живот брата, мысленно желая сорвать с себя препятствующую ткань. Буквально минуту назад Кёркленд отказал в поцелуе, считая его начальной точкой измены, но дрожащие руки так и тянулись к футболке американца, помогая её снять. С лихорадкой в глазах он скользит по прекрасному, немного загорелому и соблазнительному телу, желанно трогая подушечками пальцев напряженный рельеф на животе. Приподняв голову юноши за подбородок, тот впивается в мягкие губы: неаккуратно, грубо, с совершенным отсутствием ласки, и немного цепляя зубы в ударе. Сейчас их долгожданный поцелуй наполняли лишь животные инстинкты, и инициативу брал на себя Артур, почему-то совершенно забывая о болезненной тяжести внизу: теперь он приподнялся на коленях, прижимая свой живот к груди Альфреда и запрокидывая голову того назад, при этом не отрываясь от него. Что же чувствовал американец? Ему было, конечно, больно. Он добровольно позволил забрать власть, и в настоящее время его готовы были растерзать, потому как Артур перестал контролировать себя, зарываясь длинными пальцами в мягкие волосы Джонса, иногда сильно сжимая их в кулаки, а порой оттягивая назад, чтобы больше нависнуть над братом. Он уже давно пустил в ход ловкий язык и острые зубы, ради интереса прикусывая губы Альфреда, но не оставляя ран, дабы сохранить такую красоту. Говоря о Джонсе, тот постарался оставить на Кёркленде как можно больше укусов и засосов, ни капельки не сожалея об этом, ведь он знал, для чего сделал метки. Нет, точнее «для кого». Альфред постепенно подстраивался под одну волну с англичанином, желая занять долгожданную главную роль, но Артур быстро отстранился от него, прикрывая рот руками и опуская голову вниз. — Артур, всё в порядке? — спохватился американец, усаживаясь напротив и пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Англичанин приподнял голову, чтобы взглянуть в голубые глаза. Альфред был сейчас таким милый, лохматым и взволнованным, что хотелось запищать, как девчонка, но желудок снова неприятно скрутило. — Плохо… меня сейчас вырвет… — парень вскакивает с кровати и, шустро отмыкая дверь, пулей направляется в ванную комнату. А Альфред в очередной раз оказался один. От Кёркленда осталось помятое место, где он сидел буквально полминуты назад, и слюна на губах Джонса, которую тот вскоре с наслаждением слизал, падая на подушку с глубокой печалью и со стояком в штанах. Артур, в любом случае, не вернется, пока не очистит желудок полностью, да и маловероятно, что случится продолжение банкета. Юноша протяжно зевнул и обнял ногами одеяло, через минут двадцать полностью расслабляясь. И пока кто-то видел десятый сон, англичанин пребывал в самом настоящем аду: с туалетом он поцеловался как минимум раза три, ощущая резкий упадок сил и озноб. Теперь настало время сожалеть о количестве выпитого алкоголя. О недавнем возбуждении и речи не шло. Артур, выблевав остатки, оперся спиной об стену, растирая ладонями живот в надежде, что так будет лучше. *** Ближе к семи часам утра неприятно хмурые облака растаяли в небесной голубизне, оставляя после себя незаметные белые пушинки, которые очень скоро уносил легкий ветер. Нынешний день обещал выдаться теплее, чем прошлые. Птицы за окном явно радовались появлению солнца, всё более и более скапливаясь на дереве, возвышавшемся близь окон комнаты Артура. Даже звонкому и радостному пению не по силам поднять вчерашнего пьяницу. Небольшие капли лучей, успевающие проникнуть сквозь колыхающиеся листья, падали на постель англичанина, а иногда и на закрытые веки, вызывая недовольство и ворчание. Однако, не смотря на приставания солнца, Кёркленд скрыто наслаждался, купался в теплых прикосновениях, словно горячие руки грели его озябшее тело после долгого контакта с холодной плиткой в ванной комнате. Тот улыбнулся счастливой сонной улыбкой. Точно, он ведь был на полу, вжимался в холодный камень, а солнце, мягкая постель, чьи-то ласковые руки — мечты. Артур приоткрыл один глаз, не понимая, почему свет режет, почему так мягко и тепло. Может, допился до летального исхода? Нет. Он открыл второй глаз, пытаясь сфокусировать застланный пеленой взгляд. Вот, теперь видна его комната, дверь, постель… Юноша поверну голову в сторону рядом лежащей подушки — та была помята. Она послужила толчком в памяти. Постепенно вспоминался вчерашний день, вечер, ночь и, конечно же, Альфред, который, должно быть, недавно спал рядом, и, возможно, это он оставил след. И те руки, которые будто трогали его в начале пробуждения... Вместе с приятными воспоминаниями пришла и головная боль. Артур тихо простонал, скинул с себя одеяло, после заметил, что на нем оказалась футболка, снятая ночью в ванной и закинутая там же. Ещё доли секунд, и Кёркленд подскакивает, усаживаясь на кровать и игнорируя головную боль. Абсолютная полнота осознания того, что он находился в своей комнате пришла не сразу, а того хуже — он боялся и не помнил, как оказался здесь. Скорее всего, его принесли, но кто? Родители? Нет, будь это родители, то ему бы сейчас не спалось так сладко, а просыпаться было бы намного хуже, в сопровождении нотаций отца и криков матери, но поскольку футболка найдена, а значит — пустая бутылка из-под виски тоже. Ни на кого больше не падали подозрения — это Альфред, но как? Артур знал его с рождения, особенно то, как его брат любил поспать до обеда. Тем более, после такой тяжелой ночи — со сном у него не могло быть проблем. Также он не мог проснуться раньше родителей…наверное. Во рту оседал гадостный привкус, и чтобы это исправить, англичанин повертелся по сторонам, почему-то надеясь, что найдет воду. Как бы то ни было странно, но на прикроватной тумбе стоял стакан с водой, да и ещё лежала таблетка. Артур обрадовался и перелез на другую сторону кровати, жадно опустошая содержимое и запивая таблетку. Сейчас он всем сердцем благодарил брата за то, что тот додумался до такого. Англичанин, после небольшого облегчения, медленно поплелся до окна. Каждый шаг отдавался болезненными импульсами в голове, отчего Кёркленд на полпути уселся обратно, пережидая ураган. Всё же, ему удалось добраться до окна, чтобы открыть и тут же закрыть его: пение птиц и легкий шелест листьев в таком состоянии были схожи с дребезжанием работающей бензопилы. Следующий маршрут был построен к зеркалу, недалеко от которого лежал телефон. Артур понимал, сколько времени уйдет, если он дальше будет так двигаться. Поэтому, действуя энергичнее и игнорируя боль, он подбегает к зеркалу и в бешеном темпе шарит по бокам, пытаясь найти кнопку блокировки. Экран показал 12:34. «Хреново, очень», — пронеслось в светлой голове. «Странно, что ещё никто не ломится в мою комнату...». Недовольно рыча, Артур стал поправлять растрепанные волосы на макушке, не догадываясь взять расческу. Он склонился ближе к стекляшке, рассматривая синяки, слегка отекшие веки, укусы на шее, засосы… стоп. — Ах ты ублюдок! — громковато вспоминает тот брата не очень хорошим словом. Парень, злясь в большей степени на Джонса, чем на самого себя (ибо не был в состоянии запретить такое вытворять), быстро стягивает футболку, молясь, что не найдет продолжение истории. — Увижу — убью! — выплевывает Кёркленд, со всей дури швыряя элемент одежды на пол. Странно, но ярость оказалась неплохим лекарством от головной боли. Он поворачивается спиной и нагибается вперед, замечая прямо за плечом неплохой такой засос. Как он вообще достал так далеко? — Артур! Англичанин подпрыгнул на месте. Он так сильно испугался, что в глазах на секунду потемнело. После лицо того стало белое, как стена, ведь слова и голос принадлежали Мэри. — Л-любимая, доброе утро! Ты неожиданно, почему не предупредила? — парень стал метаться из стороны в сторону, пытаясь в страхе понять, куда спрятать свою изуродованную шею и плечи. — Да, для меня самой это неожиданно! Просто у меня появилась идея, как нам провести неделю нашего совместного отпуска! Можно зайти? — Н-нет! Я ещё не оделся, и совсем голый! — Дурачок, что я там не видела? — после послышался щелчок, и в комнату забежала Мэри, замечая своего жениха под одеялом, одна голова выглядывала наружу. Мэри не была настолько богата, как Артур, но и на бедность она не могла пожаловаться. Кёркленд, воспитанный подобающим образом, дарил ей лучшие подарки — так он показывал, насколько влюблен, но, чересчур дорогие подарки та не принимала, ругая и говоря, что ей ничего от него не нужно, кроме любви и заботы. В его глазах Мэри казалась тем самым невинным идеалом. Той, кто будет сопровождать его всю жизнь и поддерживать во всех начинаниях; той, кто будет любить его детей; той, с кем он сможет прожить счастливую, безмятежную старость; тем верным и ярким лучом, оставившим отпечаток в его смертной памяти. Да, она будет верной. Но как же Артур? Он даст ей всё это взамен? Непременно, он постарается. Только, не успев жениться, англичанин успел допустить неверный шаг. Ему снова было страшно, и страх этот появлялся от вида её милого личика, воплощения всего прекрасного — у неё были тёмные кудрявые волосы, теплые карие глаза, круглые черты лица и здоровый, сияющий молодостью цвет кожи. Естественно, он тоже был молод, но не настолько. Девушка была младше его на год, а выглядела где-то на шестнадцать лет. В ней не было ни намека на чёрное. Она не спала с младшим братом, она не целовала его накануне их свадьбы, она не влюблена в него, она бы никогда в жизни не изменила своему дорогому так низко и глупо. Какой-то поцелуй ничего не решит, убеждал себя Артур, но мысль о том, что он мог так поступить с ней, не давала ему покоя. Пройдет месяц, год, десятилетие — всё забудется, но только не сейчас. Не сейчас, когда его сердце было неравнодушно к обоим. — Привет… — волнительно проговорил англичанин, рассматривая знакомую ему фигуру. — Здравствуйте-здравствуйте, мистер Кёркленд. Как ваше ничего? — подшучивая, начинает девушка, усаживаясь рядом и чувствуя в воздухе нотки ночной попойки. — Ты что, опять пил? Ну и вонь. Как будто мы в вискаре плаваем, — она сама себе улыбнулась, оценивая шутку, а после грозно поцеловала того в лоб. — Сегодня я добрая, так как у тебя были долгожданные гости, и это простительно. Почему ты под одеялом? Хорошо себя чувствуешь? — Нет, очень плохо, голова болит, — Артур напряженно прижал к себе одеяло, пряча шею как можно лучше. — Ты, кажется, хотела рассказать свою идею. — Да, точно. В общем, Артур, думаю, ты не забыл, что твои родители подарили нам коттедж на берегу моря? — девушка приподняла одну бровь, ища ответ на его лице, но тот лишь закатил глаза, давая тем самым понять, что вопрос очень странный. — Да, не забыл. Так вот! Давай-ка поедем туда на недельку. И, кстати, чтобы нам не было там скучно, возьмем с собой Альфреда — он то нас и будет веселить! — та счастливо улыбнулась, но после недовольно нахмурилась, замечая, как Кёркленд изменился в лице. — Забудь о нем. Он с нами не поедет, я его там даже видеть не хочу! Он самый настоящий зануда. — Артур! Не говори так о нем! Ты чего? Он у тебя такой миленький и хорошенький, я б его так и затискала! — Стоп, с чего ты это взяла? — Ух, совсем забыла сказать. Мы же с ним уже с утра познакомились, он так много рассказал о вас, и о тебе. В общем, я жду не дождусь момента, когда стану частью вашей семьи! — девушка чуть ли не пищала от счастья, а англичанин только сильнее злился и ревновал. — Боже, вы что, сговорились?! Я так долго спал… — Да нет же, это ожидаемо, просто я приехала пораньше, чтобы увидеться с твоей мамой. — Он ещё здесь? — огни ненависти и желания убить вспыхнули в зеленых глазах, пугая девушку. — К-кто он? — Альфред. — Нет же, он уже давно уехал. И хватит так злиться, он же твой братик! — Он кровопийца, а не «братик». Мэри, удивляясь недовольству Артура, наигранно фыркнула на него и улыбнулась, после укладываясь рядом на подушку и зацеловывая розовые от злости щеки, а после и губы. Кёркленд попытался прижать девушку к себе, чтобы ответить более горячим поцелуем, но вспомнил про одеяло и подарки на теле. Та уткнулась носом в подушку, втягивая еле слышный запах. Очень приятных и манящих. — М-м-м, как вкусно пахнет! Артур, у тебя новые духи, я раньше их на тебе не слышала? — спросила девушка, но парень не сразу ответил, окидывая подушку рассудительным взглядом и вспоминая, что тут спал Альфред. — Нет, но они уже старые, — обманывал тот, тут же переходя на другую тему. Спустя десять минут Мэри ушла вниз, оставляя Артура наедине с собой. Тот, долго не раздумывая, скинул одеяло. Головная боль более-менее стихла, он мог немного расслабиться и остыть. Мэри здесь больше не было. Артур, интересуясь недавними словами, схватил соседнюю подушку и вжался в неё лицом, медленно и растянуто вдыхая тот самый запах. Действительно, это не была его туалетная вода, лосьон или ещё что, и самое главное — он смог отделить запах Альфреда от запаха въевшегося за ночь средства. Поэтому, как только получилось поймать эти незабываемые нотки, Артур прикрыл глаза, чтобы вспомнить возмутительные картины — прикосновения, удовольствие, поцелуй… Напряжение в штанах снова восполнялось, и англичанин, недовольный этим состоянием, откинул подушку и выругался, совершенно не ожидая такой реакции. *** По кухне, которую так же, как и весь дом заполняли лучи солнца, витал приятный аромат готовящегося мяса вперемешку со свежесорванными цветами. Артур, не понимая этого сочетания, хотел снова вырвать, ещё полностью не успев отойти от попойки. Кёркленд очень долго пытался найти одежду, которая бы скрыла все «фокусы». Только вот, ничего не попалось, кроме самой обычной белой рубашки. Не смотря на небольшое удушение и теплоту сегодняшнего дня, пришлось застегнуть её до самого горла. И теперь, находясь во всеоружии, юноша стоял на кухне, наблюдая, как Мэри и его мама вместе хозяйничали. Отдаваясь хлопотам, видно, ловя от этого удовольствие, те не сразу заметили англичанина, пытающегося подавить подступающую рвоту. — Ох, сынок! Не пугай так. Выспался? — женщина подошла к нему и хотела поцеловать в щеку, но Артур отклонил голову, заменяя поцелуй легкими объятиями. — Привет, мам. Не уверен, что выспался, а вот насчет вас. Как ты вообще выжила после вчерашнего? Шарлотта, оценивая цепкие фразы сына, немного усмехнулась и грозно ущипнула того за бок. — Да, гулянка была знатной. Парни хотели ехать на пляж — мы их с трудом отговорили, а было уже пять часов утра. И знаешь что? Я просыпаюсь, выхожу в гостиную, а там твой брат и Мэри сидят и мило беседуют за чашкой кофе. Альфред везде успел! Артур немного покраснел, выслушивая мать. Американец как будто специально проснулся пораньше, чтобы пообщаться с Мэри без его присутствия. А ведь у Кёркленда были планы на их знакомство. Из-за него схема не только сломалась, но и англичанина разрывало от злости к нетерпению и желанию Джонса быть везде первым. — А по какому событию, собственно, пир? — он решительно перевел тему, обращая внимание сначала на стол, на котором покоились пакеты с продуктами, а потом на невесту. Ответить решила Чарли: — Как «по какому»? Разве тебе Мэри не сказала? Завтра вы вместе с Альфредом уезжаете в свой новенький коттедж. Дорога долгая, а мы готовим, чтобы вы лишний раз не останавливались. Просто кое-кто из вас очень много ест, — та посмотрела на свою невестку, убеждаясь в том, что они обе поняли, о ком идет речь. — Вы смерти моей хотите?! Я не возьму с собой Альфреда. Ну мам! — начал строить козни Артур, точно маленький ребенок. — Разве ты не знаешь его?! Я хочу отдохнуть с Мэри, а он настолько активный, что будет таскать нас к воде каждые два часа! Он не успокоится, пока я не умру! — Шарлотта знала, как эта правда была жестока и насколько американец любил мучить её сына, за что она и любила Джонса. Тем более, инициатором добавить его в поездку была Мэри. — Дорогой, хватит ныть. Мы с тобой прекрасно знаем, что если б не Альфред, ты бы уже сросся со стенами этого дома. — Мне и здесь хорошо! — Да, я знаю, но нам с твоей тетей будет ещё лучше, когда вы все уедете отдохнуть, пока мы будем отдыхать от вас, — та мило улыбнулась сыну. У него открылась прекрасная возможность уехать, забыть о брате, отдаться полностью одной единственной. В конце концов, он попытался бы забыться, но даже сейчас Альфред умудрялся всё испортить. Артур не мог противиться матери. Наверное, они оба уже всем надоели своими выходками. — Ладно… — буркнул себе под нос тот, замечая, как Шарлотта улыбнулась, а Мэри счастливо запрыгала с двумя ложками в руках, — но, когда я вернусь домой, то запрусь в своей комнате на неделю! — с этими словами Артур, захватив первый попавшийся журнал, в отчаянии направился к озеру. — Ребёнок… — вздохнула Кёркленд.