Dream brother, my killer, my lover

После ухода Артура прошло шесть часов. Дамы давным-давно закончили приготовление к отъезду. Осталось немного времени, и Мэри помогла приготовить миссис Кёркленд ужин, на который та, в свою очередь, тут же уговорила остаться девушку, уверяя, что она теперь член их семьи. Солнце вновь застлали свинцовые тучи вперемешку с белыми облаками, очень скоро поглощая те. Пустился небольшой дождь. На порог, счастливый и возбужденный, как и всегда, вскочил Джонс. Это было в его манере — врываться в дом своих родственников без предупреждений и стуков. А всё потому, что как-то те сообщили, что парень может в любое время суток приходить к ним. Такие традиции образовались достаточно давно, поэтому Шарлотта и Уильям уже привыкли к тому, что Альфред может наведаться к ним в час ночи с просьбой поиграть с братом в приставку. Этого даже где-то в глубине души всему семейству не хватало. Девушки заметили появление нового человека. Мэри шустро подскочила, обрадовалась и подбежала к американцу, принимая не менее радушное приветствие и удивляясь, почему Артур не питает таких же чувств. Хоть девушка и возомнила, что перед ней общительный, добродушный молодой парень, в жилах которого кипели сами понятия об энергии и жизни, а вовсе правдой из этого были только слова о его молодости и энергии. Другими словами, и остальные выводы были правдивыми, только вот Джонс в глубине души, автоматически невзлюбив девушку после новости о помолвке с Артуром, с тяжестью вытягивал из себя приветливость и дружелюбие при встрече. Он не был из тех бывших, кто мстит своим возлюбленным и в качестве жертвы выбирает их новых пассий, но и не был тем, кто желал разделять их общество. Однако у Альфреда не было выбора. Он любил Артура, был уверен, что любит его больше, в разы сильнее, настолько, что у самого в голове не укладывалось. Он ступал по шаткой почве его любви, чувствовал, как земля под ногами всё яснее и яснее вдавливается под ним. Он предугадывал, в каких местах она и вовсе осыплется в неизвестность, а в каким, поднимая в американце надежду, соберётся по атомам, сделается в разы твёрже. И в последнем случае это было почти невозможно, однако, если он будет показывать, что Мэри — это достойный выбор, попытается полюбить её, как сестру, то это непременно даст свои плоды. Он был уверен в этом, как ни в чем другом. И он сделает это ради Артура и ради себя, а точнее – надежды, пламенеющей в его крепкой груди. Жаль, что в конечном итоге, по плану Альфреда, Мэри будет той, кого придётся раздавить. Но слишком рано об этом говорить, тешить себя мечтами почём зря. Впереди американца была пропасть, мост через которую придётся возводить в одиночку, не ждать ни поддержки, ни понимания. Ему также предложили остаться на ужин, и он с охотой согласился. Особенно настроение подскочило, когда Мэри объявила о предстоящей поездке и сказала, что единственной помехой в его присоединении является Артур. — Он категорически не желает брать тебя, говоря, что ты не дашь ему спокойно наслаждаться отпуском, — тон был грустным, да и мимика выдавала недовольство девушки. — Мы попытались его уговорить, но, зная Артура, в порыве гнева он может воспользоваться этим и передумать. Так что, постарайся не попадаться ему на глаза. Альфред, щеки которого вспыхнули алым, а сам он будто готов был разорваться от нахлынувшей радости, не знал, куда себя деть, стал шустро перемещаться из стороны в сторону. Он счастливо воскликнул, что был без ума от «таких» поездок. Особенно, если в них участвовал ворчливый и вечно недовольный англичанин. И пока Джонс пытался выплеснуть свою энергию, Шарлотта решила немного сменить тему: — Пора уже садиться. Альфред, почему бы тебе не побегать по саду и не найти своего брата? Ну же, хватит, не поднимать мне пыль! — женщина схватила племянника за футболку и повела к двери, которая выходила прямиком к бассейну, дальше которого находился огромный сад, уходивший постепенно вниз, к озеру. — И не забывай, что тебе сказала Мэри. Знаешь, лучше не говори и не напоминай ему, что ты едешь с ними, мы же знаем, чем это может закончиться, м? — Чарли довольно улыбнулась, видя, что не все слова доходят до юноши. — Это пустяки! Я не самоубийца и, конечно же, буду молчать, всё гладко, окей? — Окей, вали уже, еда остывает! После этих слов Джонс оказался выпровоженным за дверь. Куда бы мог исчезнуть его брат? Вполне решаемый вопрос. Альфред, точно заведённый, потопал в сад, порой останавливаясь и разглядывая знакомую землю. После его отъезда ничего не изменилось: все цветы оставались на своих местах, новые деревья не были посажены, а старые, казалось, разрослись ещё больше, точно радуясь и пытаясь показать Альфреду, что они стали только живее, что они рады его видеть, и что они скучают за ним и Артуром, за их летними посиделками под тенью, которой растения старательно пытались скрыть двух молодых людей от жары и лишних глаз. Ещё немного побродив, американец спустился вниз к озеру. И не успела его накрыть очередная волна ностальгии, как он заметил под деревом садовую качелю, в которой сладко спал Артур. Джонс поспешно побежал к ней, совершенно не боясь разбудить своими тяжёлыми шагами брата. Тот спал, как убитый. Это было заметно по его беззаботному виду и активному сопению. Видимо, вчерашняя пьянка давала о себе знать. Альфред слегка улыбнулся, усаживаясь на траву напротив Артура. Ему хотелось полюбоваться спящим Кёрклендом, пока была возможность, пока они не зашли в дом, где опасность их подстерегала за каждым углом. Таким смешным и милым было лицо напротив: даже во сне он умудрялся хмуриться, а иногда недовольно поджимал губы. Джонс сотню раз видел его, мог с закрытыми глазами найти шрамы из детства, предугадать, в каком месте в следующую секунду появится складка, вызванная негодованием или радостью. Он смотрел на Артура, как на собственное отображение — так хорошо знал брата. И несмотря на привычку, вызванную их давней близостью, внутри всё сжималось, точно он впервые видел англичанина, точно чувства, удушающие три года назад, вновь перехватили дыхание, вонзились тонкими иголками в вены, пуская неведомое вещество, приводящее сердце и душу в исступление. Взгляд, глубокий и чувственный, внимательно бегал по лицу, не пропуская ни единого сантиметра кожи. Щеки и губы Артура были налиты лёгким, здоровым румянцем, отчего Альфред, наблюдая за манящей краской, с трудом удерживал своё внутреннее, зажатое желание. Он был непозволительно близко, не помнил, когда придвинулся настолько, что одно неосторожное движение дало бы прочувствовать сладкий жар, оставить влажный след на мягкой коже губ. Американцу следует подумать о последствиях, поцелуй он Кёркленда. Альфред думал, но наверняка знал одно — Артур будет очень зол, возможно, он начнёт колотить его, а того хуже — прибьёт на месте. И пока Джонс отчаянно рассуждал, медленно сокращая сантиметры, как тот резко раскрыл глаза, хмурясь пуще прежнего. Артур напугал американца, что и планировалось, но он не подал виду, однако, сердце в пятки ушло. — Не ори ты на весь сад, я бы так и не проснулся, — полушёпотом произнес Кёркленд, удивляясь тому, что Альфред до сих пор не отстранился. Он медленно, боясь резких движений, но отчетливо улавливая тёплое дыхание на своей коже, опускал взгляд ниже, замечая, с каким интересом рассматривают его губы. Дыхание Кёркленда также сбилось, однако, им руководило лишь напряжение и стремление как можно скорее избавиться от возникшей проблемы. Альфред ничего не ответил, его глаза счастливо заблестели, а уголки губ дрогнули в мягкой улыбке за мгновение до того, как он уверенно, немного грубо поцеловал Артура. Это произошло так быстро, что последний не успел среагировать, но спустя секунды яростно оттолкнул, поваливая смеющегося брата на землю. Кёркленд метал в Джонса искры, буквально сжигал взглядом, но тот продолжал непринужденно заливаться смехом, не давая Артуру ни мгновения своего внимания. И это выводило из себя, било по самолюбию. Настолько, что он, дёргано отерев губы тыльной стороной ладони, фыркнул в сторону брата. — Как же ты мне надоел! — вскрикнул англичанин, вскакивая с качели и шустро направляясь в дом. Он слышал, как Альфред продолжал шуметь, как пытался догнать его и при этом искать что-то для своего оправдания, но тот не мог разобрать ни слова. По правде говоря, Артур не утруждался. Сейчас он чувствовал себя динамитом, фитиль которого Джонс успешно поджог, а его присутствие где-то за спиной только ускоряло процесс, точно попутный ветер. Единственное, что могло сейчас спасти расшатанные нервы — это сигарета. При одной мысли об этом Кёркленд принялся судорожно искать в карманах пачку. Облегчённо выдохнув, Артур подкурил и глубоко затянулся. Шаг стал спокойным, умеренным, злость куда-то улетучилась, оставляя после себя легкое раздражение. — Арти, обязательно было меня так сильно толкать? Я просто хотел сказать, что нас зовут ужинать. В конце концов, это больно! — играясь, делал строгий тон Альфред. — Разве? Мне показалось, тебе было смешно. — Конечно! Так глупо с твоей стороны – не ответить мне. На твоём же лице было написано, что ты хотел этого поцелуя. Слова брата казались настолько абсурдными, что он не мог выдавить из себя ни звука. Как бы там Альфред не считал, но Артур был слишком сонным, чтобы что-то понимать и «желать поцелуя». Впрочем, сегодня фортуна на стороне Джонса, потому как если бы не сигарета во рту, то ссоры было бы не избежать. Англичанин резко развернулся, останавливая американца ладонью, чтобы не столкнуться с ним. — Захлопнись, Джонс. И не ходи за мной, как собачка. Лучше иди в дом, пока не начался сильный дождь, и передай, что я скоро подойду, — после этих слов американец не выглядел убеждённым, немного удивился тому, что брат минуту назад был рад закопать его заживо, а теперь умудрялся проявлять заботу. Альфред остался в замешательстве и не собирался никуда идти, недовольно поджав губы. И чтобы уж точно оторвать от себя Джонса, Артур выплюнул в лицо напротив струю дыма, направляясь дальше и довольно наблюдая, как юноша заходится в сильных приступах кашля. *** Ужин оказался очень вкусным. Он был дополнен беззаботными разговорами в кругу семьи и приятным, витающим в воздухе томлением перед предстоящей поездкой. Откидывая столкновения с Джонсом из головы, Кёркленд чувствовал себя сказочно. В какой-то мере этому помогали нескончаемые обсуждения за столом, а иногда и споры, провокатором которых являлся Альфред, стоящий на своём и высказывающий желание отправиться в поездку не с ними, а нагнать парочку немного позже, на своём мотоцикле, однако, всё же, отговорить разгорячившегося юношу удалось Мэри со словами, что им без него будет безумно скучно. С трудом та заставила жениха поддержать её. На землю спускались сумерки, обволакивая полутьмой всё вокруг. Дождь почти прекратился, лишь иногда спускаясь на морось. После ужина семья Кёрклендов отправилась в главную гостиную, чтобы провести окончание прекрасного дня за каким-нибудь фильмом. Кроме англичанина. Он захотел ещё немного побыть с Альфредом. К его счастью, Артур позабыл о кипящем, хроническом недовольстве при виде его физиономии, иначе бы он не пошёл провожать брата. Расстаться у них совершенно не выходило, потому что американец, впервые примчав на своей «детке», как он выразился, стал долгое время расхваливать мотоцикл, клялся в обещаниях когда-нибудь прокатить брата, после чего Артур бледнел до полусмерти и жёстко обрывал речь собеседника. — Никогда в жизни я не сяду с тобой! Поклянусь жизнью — ты летаешь, как с катушек слетевший. И надеюсь, что твоя «детка» испарится, как только мы вернемся домой, — твердил он тогда, иронически прогоняя каждое слово. — Какой ты жестокий человек, Арти! Да ты даже не стоишь и миллиметра этой красотки. Вот увидишь, ты ещё наплачешься в подушку. Я уже вижу, как ты бросаешься мне на плечи со словами: «Альфред, я так хотел прокатиться с ветерком! Каким же я был идиотом, наговорил столько гадостей, прости!» — Альфред артистично пародировал Артура, а после засмеялся так громко, что ноты голоса звонко устремились эхом по ночной улице. Это, однако, было смешно. Артур старался подавить в себе желание посмеяться ничуть не тише. — Заканчивай пороть чушь, иначе я скажу, что твоё предназначение не в архитектуре, а в клоунаде. — Ты это сказал. — Действительно. Между ними повисло молчание. Обоим было хорошо в эти минуты, веселье так и рвалось наружу, а душа требовала продолжения, не смотря на инцидент у озера. Хотелось говорить, много говорить, ночами, днями, но из горла и звука не лезло. Кто-то должен нарушить тишину, хоть оба боялись, что темой разговора окажется прошлая ночь. Без разницы! Даже если Джонс проболтается, Артур сможет притворяться, утверждать, что ничего не помнит, но до чего нелепо думать об этом. Альфред не дурак, ведь он оставил «отрезвляющие следы» на теле брата, а сделать вид, что забыл - значило выставить себя идиотом. — Мы ждем тебя завтра к восьми. — М-м-мх, — жалобно простонал Джонс, — это же так рано! — Не выпендривайся, иначе мы уедем без тебя. Джонс прошёлся по брату пронзительным, глубоким взглядом, останавливаясь на глазах. И это напрягало. Обычный Альфред смотрел на многие вещи легко; обычный Альфред, на лице которого улыбка сияла чаще, чем у тех, кого знал Артур, теперь был далек от самого себя. Холодный оттенок голубых глаз его кричал противоречием, испускал тепло, по-детски очаровывал. Обычно это было так. Сейчас же на его лицо опустилась тень, подчеркнула рельеф, тяжесть груза, лежащего в глубине, а радужка как никогда не отражала ни капли блеска, была пуста, темна, пугающе открывала его чувства. Вдоль позвоночника англичанина пробежали мурашки. Он внимательно всматривался в юношу, удивляясь тому, какую перемену испытывал в себе из-за мелочей. Артур, отчаянно пытающийся защитить себя от напасти, оттолкнуть от себя неизвестную сторону родного человека, резко произнёс: — Что? У меня на лице клякса? — Нет… Просто, ты последнее время такой… — Альфред отвел глаза, вглядываясь в темноту. — Какой же? — Нервный. Кажешься всё время напряженным, от этого и слишком резкий… Артур… — он снова поднял взгляд на брата: немного виноватый и в то же время грустный, — это всё из-за меня? — голос дрогнул, Альфред не мог скрыть волнение. Удивительно, насколько Артур ошибался, всем свои существом желая оттолкнуть Джонса секунду назад, завидев в нём отблеск собственной фантазии, игры мозга. И удивительно, как американец был прекрасен, когда смотрел на него с печалью. Он бы отдал всё на свете, чтобы стереть этот яд, грязный соблазн с их сердец, и чтобы, как последствие, въевшаяся печаль и чувство вины не красовались на лице брата. Он бы так хотел этого! Ни одна вещь в его скучной, беззаботной жизни не была сейчас важна, как парень, стоящий напротив, совесть которого уж слишком тонко отражалась во всей мимике. «Конечно, во всём виноват ты, твоё нежелание держать чувства при себе, играть, как положено, роль брата» - почти что выпалил Артур, но напряжённо зажал губы, совершенно не зная, как поступить: напасть на брата с обвинениями или быть более мягким. Он осознавал, что буря, поднимающаяся внутри него, напрямую связана с приездом Альфреда, с его неприемлемым поведением и упорством вновь воссоединиться, по своей натуре склонялся больше к первому варианту, хотел сказать, что думает, в очередной раз расставить точки грубо. Если он проявит хладнокровие, то его брат разочарованно отстанет. Если же он наплюет на всё и перестанет держать себя в руках, то Альфред непременно отплатит той же монетой. От тяжёлых мыслей щёки Артура краснели, а взгляд стал неспокойным, мечась то на Джонса, то сквозь него. — Нервный? Мимо, Ал. Это слово мало что опишет из того, что внутри меня твориться с тех пор, как ты, чёрт возьми, свалился мне на голову. И, конечно, в большей части виноват ты, ты заварил эту кашу, довёл меня до состояния, когда я даже в глаза Мэри посмотреть не могу. Ха, и суток не прошло, как ты приехал! Задумайся, какую хрень делаешь и что только планируешь делать. У тебя ещё есть шанс повернуть назад, пока я окончательно не разочаровался в тебе, — Артур быстро подошёл к американцу, когда тот резко отвел недовольный взгляд в сторону. — Вижу, всё неспроста, что ты задумал? Стараясь удерживать равновесие между раздражением и спокойствием, последние слова он всё же прошипел, угрожающе, ведь сама мысль о разрушении брака пугала, становилась до предела панической, стоило только предположить, как планы Альфреда пускают первые корни. — Тебе, наверно, думается, что после того, что ты сказал, я буду опять строить виноватые глазки? Я бы разозлился, будь бы это не правда. В общем, ты попал в точку, приятель — всё подстроено. Я специально оставил засосы, чтобы Мэри их увидела и, кстати, прошлой ночью, когда ты ушёл, я уже смерился и собирался просто лечь спать, через месяц-другой готовиться к экзаменам и свалить от тебя подальше, но ты снова полез ко мне, как тогда, и не кривись так, правда не должна быть неприятна, ты всегда приставал ко мне первый, извращенец! — Альфред повышал голос, но не срывался на крик. Артур, шокированный, стоял и слушал. Когда это его любимый брат стал таким резким и несдержанным по отношению к нему? Он ни в коем случае не позволял говорить с ним в таком тоне. Этот сопляк переходил все рамки. Когда же сцена закончилась, он оскорбленно дернул подбородком. У обоих в глазах вспыхивали дьявольские искры, готовые вот-вот взорваться. В прошлом, когда ссоры проходили более горячо, они набрасывались друг на друга, но не затем, чтобы подраться. Привычка и зависимость не ушли со временем, но это не значило, что они остались такими же болванами, пытающимися решить личные проблемы через постель. В некотором смысле те набрались ума, оставалось лишь усмирить демона, довольно развалившегося на плече. Но более очевидным было то, что сейчас они вцепятся друг в друга, захотят разорвать в клочья одежду и будут целоваться, сначала жадно и неаккуратно, пытаясь поглотить как можно больше, а потом, по обыкновению, будут медленны, упиваясь каждым движением и вздохом. И плевать, что из-за поворота может выйти мать Артура или отец. Возможно, Мэри. У Кёркленда дрожали руки, и кровь отливала от головы, угрожающе пускаясь к низу. Англичанин подметил, что пора лечиться, раз обычная ссора вспыхивала последствием в штанах. Он, теряя контроль над своим дыханием, приблизился вплотную к брату, который, по его предположениям, был в идентичном состоянии. Артур потянул за чужую футболку и сжал её в кулаки так сильно, что та моментально помялась. Ему стоило много усилий, чтобы остановиться на миллиметры от губ. Альфред же не стал поддаваться своим ангелам и тут же, как зачарованный, медленно, дабы не спугнуть брата, прикоснулся к его губам. Англичанин недовольно скривился, отвернув голову в сторону. Почему Альфред не мог понять, насколько тяжело ему отворачиваться, не поддаваться на махинации? В его голове весь день крутились события той ночи и единственное, что он хотел прямо сейчас, так это поцелуй, который в мучении приходилось прокручивать в голове, а получать в ответ трепет в груди, сковывающий сердце. Американец, заводясь сильнее от отказа, силой повернул голову Артура за подбородок на себя. Он снова прильнул к его губам и, не допуская ошибок, запустил пальцы в светлые волосы, надавливая на затылок и исключая любое сопротивление. Джонс умел убеждать, особенно такими способами. Сколько бы англичанин ни боролся, он всё равно оказался в его руках, тая, будто мальчишка пятнадцати лет. Ноги подкосились, не собираясь удерживать своего хозяина, а губы безотчетно отвечали на жаркий поцелуй. Альфред, чувствуя, как Артур сползает вниз, подхватывает его, удобнее укладывая руки англичанина к себе на шею и крепко обнимая того. Когда же легкие неприятно сжались, Кёркленд отстранился. Он через пелену рассматривал голубые глаза, тут же погружаясь в приятный омут, пока его снова не притянули к себе. Сколько это продолжалось? Час, два? Артур бредил, ему нравилось, и было мало, хотелось взять вечность. Он тянулся к ней, каждая секунда казалась минутами, а минуты — часами. Чем дольше они целовались, тем больше в груди рос яркий свет, но вместе со светом приходило осознание под названием «жизнь». Осознание того, что они никогда не дотянутся до этой бесконечности, настигло Артура. Он проглотил подступающий ком и мягко отстранился от американца, такой потерянный и грустный, что Альфред хотел снова притянуть его к себе, обнять и показать, за какое чувство он держался всё это время, но англичанин отошёл ещё дальше, теперь уже не желая, а боясь повторения. — Хватит… — он снова проглотил подступающие слёз, на несколько секунд отворачиваясь, — мы заигрались. Ты лучше уезжай, Альфред, отдохни… завтра тяжёлый день, — чувствуя, как ноги крепнут, он неуверенно двинулся в сторону дома. — Артур, ты же знаешь, я не сдамся! — крикнул вдогонку Джонс, сумев тем самый остановить брата, чтобы заглянуть ему в глаза и найти там хотя бы капли любви и волнения, но получил лишь недовольство. Тот же самый взгляд, которым англичанин смотрел на него прошлой ночью. По телу Альфреда прошла мелкая дрожь. Ему снова стало жалко Артура. Жалко потому, что ему приходится проходить через эту тревогу, пока Джонс старательно пытается сломать его, подогнать под собственные чувства, но чем больше Кёркленд сопротивлялся, тем сильнее страдал. Он проводил старшего брата виноватым до глубины души взглядом, прежде чем уехать. *** С сильнейшим нежеланием рано вставать, Альфред всё-таки прибыл к дому Кёрклендов с опозданием на пятнадцать минут. Первое, на что обратил внимание американец — это насупленный Артур, наверняка считающий каждую минуту до его приезда. Мэри же не подала ни капли раздражения, дружелюбно здороваясь и предупреждающе читая лекцию о том, что ехать придется долго, и что остановки будут производиться только в крайних случаях. В знак понимая Джонс похлопал девушку по плечу, моментально переключаясь на Кёркленда в желании ускорить взрыв и потешиться над его злобой. — Ах ты, зануда! До сих пор считаешь минуты, но я уже здесь, и где же теплые братские приветствия? Хм-м, как некультурно, Артур. Ты подаешь плохой пример нашей леди, — Альфред игриво улыбнулся и обернулся к Мэри, подмигнув. Он знал, что, не поняв шуточного тона, англичанин моментально накинется на него, поэтому и не спешил, вдобавок флиртуя с его будущей женой. Девушка только и успела покраснеть, да мягко улыбнуться в ответ. — Решил мне испортить настроение с утра пораньше? Что ж, у тебя это прекрасно получается. У нас каждая минута на счету, а ты строишь из себя дурочка, — на удивление, Артур говорил спокойно, но с долей угрозы, щуря зеленые глаза и рассматривая брата с ног до головы, позабыв вчерашние обиды. — Какого хрена ты приперся в одной майке?! Ещё не лето, а утро сегодня самое холодное за всю неделю! — А мне жарко, — с капелькой недовольства сказал Альфред. — Артур, обязательно выражаться? И не цепляйся к Альфреду, пусть едет, как хочет! — возмущенная Мэри заступилась за американца, гордо приподнимая подбородок, чтобы показать жениху, насколько её слово закон. — Ну уж нет, — прошептал себе под нос англичанин, твердо направляясь в дом и вскрикнув напоследок, — мы никуда не поедем, пока я его не одену! — Начинается… — вздохнул Джонс, ободряюще поглядывая на Мэри. Через две минуты Кёркленд вылетел на улицу с олимпийкой в руках, подошёл к Альфреду и сам надел на него вещь, чтобы тот не стал отвиливать или, того хуже, не отдал её Мэри, которая точно бы закатила конфликт из-за такого глупого принципа. Перед тем, как сесть в машину, возникла новая дилемма: Мэри хотела сесть за руль и посадить возле себя Джонса, а Артур, споря, стоил всех пятерых и настаивал, чтобы Альфред сел назад, а сам бы сел к Мэри. — Боже, мы ещё не выехали, а вы уже мне надоели! Хватит вести себя, как дети! Либо вы договариваетесь сейчас же, либо садитесь назад оба! — девушка не на шутку взбесилась, крича на парней, а после усаживаясь в машину за руль и, перед тем, как хлопнуть дверью, уловила слова возмущения каждого: — Мэри, ты же знаешь, он до смерти скучный! — отчаянно вскрикнул Альфред. — А ты до смерти занудный, идиот! — добавил Артур. Братья метнули друг в друга взгляды соперничества. В голову не пришло ничего другое, кроме подбрасывания монеты. Американец тут же ухватился за орла, а другому, естественно, ничего и не оставалось, как взять решку. Монета взметнулась в воздух, падая на ладонь Кёркленда и показывая решку. Артур гордо взметнул подбородком немного к верху, с презрением уставился на брата и азартно улыбнулся, ловя на себе недовольство. — Съел? — кинул он Джонсу перед тем, как сесть к Мэри. В итоге, Альфред не так сильно расстроился и уселся посередине, дабы лучше видеть обоих и, конечно же, чтобы его слушали. *** Поездка длилась уже два часа. И всё это время Альфред ни на минуту не замолкал. Он рассказывал о своей школьной жизни в Англии, о новых друзьях, о домашних питомцах друзей, о своем мотоцикле, а самое главное — о его содержимом. Мэри понимала его, что-то иногда добавляла, а Кёркленд то и дело зевал, вовсе не слушая. Хотелось вытянуть из него совершенно другие рассказы, но тот не затыкался, даже когда ел. — Ал, будь добр, помолчи, я не слышу собственных мыслей! — не выдержал Артур, уставившись в окно и делая вид, что ему это практически безразлично. — Артур, пусть Альфред рассказывает. Мне хотя бы не скучно, а из тебя порой и слова не вытянешь, ты так способен говорить со мной, только когда хорошо выпьешь, — снова заступилась Мэри, вызывая своими словами тихий смешок у Джонса. — Чего смешного? — прошипел англичанин, резко оборачиваясь назад. — В самом деле, ничего, — чтобы зацепить, саркастично произнес Альфред и противно, на взгляд англичанина, улыбнулся. Артур ещё долго испепелял его взглядом, пока они не застряли в пробке. Тогда Джонс победно заявил: — Я так устал. — Мы ещё долго простоим здесь, можешь поспать, — поняв желание американца, заботливо пропела девушка. — Да, только… здесь так неудобно без подушки. Может быть, ты пересядешь ко мне, чтобы я почувствовал себя комфортнее? — Альфред любопытно оглядел шею отвернутой от него девушки, скользя взглядом по плечу и по руке. — Конечно, я не против! Артур, сядь за руль, пожалуйста, — до Кёркленда не сразу дошли слова возлюбленной. Он обернулся к ней, выискивая в карих глазах малейший намек на радость или удовольствие и, к счастью, ничего не нашел. Мэри выражала лишь безразличие, а Артур внутри паниковал. Вдруг у Джонса уже получилось увести его невесту, пока он мечтательно смотрел в окно? От одной мысли, что голова двоюродного брата будет покоиться на стройных ногах его любимой, вдыхая её запах и нежась в складках сарафана, бросало в неистовую дрожь. Прокручивая в голове возможный конфликт, Артур понимал, что девушка, в любом случае, сядет назад. И, чтобы избежать недопонимая и не дать Джонсу достичь своей цели, он, играя свою роль, благоразумно улыбнулся и настоял: — Оставайся на месте, дорогая. У него очень тяжёлая голова, лучше я займусь им, — спокойно произнес Кёркленд, вышел из машины и сел назад.  Альфред всё это время довольно ухмылялся. Англичанин победно посмотрел на брата, когда на самом деле являлся проигравшим. Что с того, что это оказалась не Мэри? Разве Альфред не проделывал все эти манипуляции ради этого приятного момента? У него получалось управлять Артуром намного лучше, чем было в его силах. Американец повернулся лицом к брату и по своему усмотрению устроил голову, уткнувшись носом в плоский живот. Кёркленда это ни капли не смутило, но спустя какое-то время внизу стало так приятно теплеть, и тепло разливалось всё выше, заставив Артура напрячься. Это всего лишь дыхание Альфреда так согревало его, вскоре отражаясь на лице легким румянцем. Слишком долго длилось это томительное удовольствие, и Артур опустил голову вниз, дабы убедиться, что Джонс ничего не умышляет. На удивление, он глубоко заснул, тихо посапывая и иногда улыбаясь. Постепенно пробка уходила, беседа Артура и Мэри текла плавно и не спеша. Они общались на разные темы, и в основе их лежала работа Кёркленда, а точнее предстоящий благотворительный вечер, на котором он, по просьбе отца, будет главным лицом компании. Это, действительно, было очень важно для него, а Мэри поддерживала, как могла, ведь это собрание окажется решающим для места, которое он в дальнейшем займет. Заболтавшись, Артур не заметил, как зарылся пальцами в волосы американца, иногда перебирая прядки и накручивая их, а иногда делая массаж, ласково скользя по коже головы и, будто ненароком, цепляя мочки ушей, порой уделяя им больше внимания. Голова спящего Альфреда послужила неплохим антистрессом, только тот совершенно не спал с тех пор, как Кёркленд переключился на уши, затрагивая самые чувствительные места. Когда разговор встал в тупик, и оба пассажира погрузились в свои мысли, Артур осознал, что гладит что-то мягкое и приятное на ощупь. Он медленно отвел руки и опустил голову, замечая, как Альфред покраснел, довольно улыбаясь ему. Англичанин тут же отвернулся, от стыда уставившись в окно и заливаясь ярче, чем его братец. К счастью, Мэри не предала значение появившейся краске на лице Артура и довольному, слишком озабоченному виду американца. Кёркленд ёще долго не мог отойти от смущения, ведь Альфред снова заснул, продолжая согревать ему живот, а возмутиться и сказать «отвернись от меня, иначе я возбуждаюсь» он не мог. Даже если он заставит послушаться жестами, Джонс не отреагирует, а наоборот — постарается вытянуть заветное ощущение. В итоге, американец через полчаса проснулся, и Артур, как можно скорее, сел обратно. Поездка длилась до самого заката, и останавливаться приходилось очень много раз, в большинстве случаев из-за Альфреда, который жаловался на голод и на внезапную жару. Иногда приходилось тормозить каждые полчаса, потому что тому хотелось в туалет. Сразу вспоминались дети: маленькие, капризные, непослушные и шумные — складывалось идеальное описание Джонса. Сколько Артур того помнил, он только и делал, что ел, шумел, капризничал и вертелся на одной ноге. Обвинял ли он в этом Альфреда? Возможно, немного, но в глубине души понимал, что если не эта энергия, жизнь бы оказалась до ужаса скучной. Машина бесшумно свернула на уходящую вдаль тропу, неподалеку от которой раскинулся бескрайний, завораживающий своей синевой океан. Такие виды поистине возвышали любое чувство, но и создавали успокоение у любого на душе. Кажется, кроме Джонса, ибо он заявил, что прямо сейчас пойдет плавать, за что и получил затрещину. Выйдя из машины, Альфред стал метаться то к океану, то к огромному коттеджу, подаренному Артуру и Мэри. — Охренеть, тут так круто! А ваш дом такой большой, я ни за что отсюда не уеду. Ребята, мы обязаны сделать фото! — он с чувством боли в скулах от не сходящей улыбки достал телефон из кармана и прижал к себе Артура и Мэри, прежде чем они, до смерти уставшие, успели возмутиться. Он сделал с ними селфи и, хотел было, показать, что получилось, но тут же вспомнил про океан и понесся к нему, как угорелый, забыв про дом. Хозяева дома прекрасно знали, что от него можно ничего не ждать и стали сами разгружать вещи, то и дело шастая по территории двухэтажного коттеджа с бассейном. Когда всё было разложено по своим местам, парочка приняла душ и, приготовившись к долгожданному сну, вышла на улицу и устроилась в летнем уголке на креслах, жадно вдыхая запах морской соли, впитавшийся в эти места. Мэри со спокойствием разглядывала слегка бушующую гладь и иногда мелькавшую фигуру Джонса, сжимала руку Артура, который, прикрыв глаза, наслаждался вдохами и выдохами, и готовый в любую секунду заснуть. — Как тебе наш дом? Я заметила, ты не очень был счастлив? — поинтересовалась девушка, нарушая блаженную тишину. — Я рад. Дом, действительно, шикарный, только мама столько раз мне показывала его на фото и рассказывала о каждом уголке, что я уже стал думать, будто живу здесь лет десять, — сонно произносил англичанин, вызвав легкое хихиканье у своей собеседницы. — Мда-а, она умеет подробно рассказать, — чуть громче заверила та. — Да и какая разница, когда за нас с тобой радуется Альфред. Я думала, что он лопнет от счастья, прежде чем из машины выйдет… Мэри продолжала говорить что-то об американце, о его жизнелюбии и бурлящей энергии, но Артур уже не слушал её, лениво приоткрыв глаза и наблюдая силуэт, приближающийся к ним по тропе, которая вела от воды к дому и была выложена из пластов древесины. Сумерки постепенно надвигались, но не настолько быстро, чтобы не дать Кёркленду рассмотреть стройные ноги, подкаченные икры и… голый торс? Артур шире раскрыл глаза и приподнялся. Неужели этот идиот купался в холодной воде? На улице же ветер! Он привез его сюда не для того, чтобы сбивать ему температуру и подтирать сопли. Англичанин ещё раз пригляделся к плоскому животу, широким плечам, босым ногам и проявляющимся от напряжения кубикам пресса. Вроде бы, тело было сухим и воды на нем не было. Артур уверенно сделал вывод, что тот носился по пляжу, точно сумасшедший, ему стало жарко, вот он и разделся… но это не меняло положение дела. — Я уже чувствую, как ты лежишь в кровати и ноешь! — язвительно зарычал англичанин стоящему недалеко от него брату. Альфред тут же понял издевательство и, уловив в голове восхитительную идею, хитро улыбнулся нахмурившемуся англичанину: — Иду-иду, мамочка, — дразняще-пискливым голосом выдал парень и направился в сторону пляжа. Артур испуганно и недоумевающе вытянул шею, чтобы разглядеть удаляющегося. Он посмотрел на Мэри, но та, похоже, ничего не понимала. Может, он обиделся и побежал дальше копаться в песке? И вообще, почему это так волнующе? «Сдалась мне эта американская самодовольная рожа? Пусть хоть к утру приходит!» — с этими мыслями Кёркленд прикрыл глаза, через минуту снова чувствуя умиротворение на душе. Не прошло и пяти минут, как Альфред, словно пантера, обошёл коттедж с другой стороны и подкрался к Артуру со спины. Мэри его заметила, но смиренно молчала и ждала, когда же она сможет полноценно засмеяться. Руки американца были ледяными и мокрыми от океанической воды. Он, затаив дыхание, склонился к опущенной на спинку кресла голове. Оставались считанные секунды перед неизбежным фиаско, но кое-что остановило его. Голубой взор скользнул по худой шее, подмечая, насколько у этой кожи ровный и светлый тон. Далее глаза спускались к острым ключицам, выглядывающим из вязаного кардигана, и груди, размеренно поднимающейся и отпускающейся. Вдохи и выдохи были пугающе тихими, а порой казалось, что Артур не дышал. Но Альфреда волновало совершенно не это. Он с печалью и жгучим желанием ещё раз прошёлся взглядом по совершенным частям тела и склонился ещё ниже, стараясь подстроиться под дыхание брата. Успешно. Артур так быстро заснул, что теперь Джонс был уверен в своей победе, но прежде чем её осуществить, хотелось отблагодарить себя за мастерство. Взглянув мельком на Мэри и подметив, что та смотрит куда-то в сторону, Альфред аккуратно, практически невесомо прижался теплыми губами к уху Артура, всеми силами удерживая выворачивающееся наружу стремление прижаться губами к его виску, зацеловать остальные части лица и, наконец-таки… юноша вздохнул слишком неожиданно и тяжело, обдавая теплым дыханием чувствительную кожу. Слава богу, у Джонса отменная реакция и, прежде чем уложить ледяные руки на шею, он слащаво прошептал: — Не ждала, мамочка? Кёркленд, пробуждаясь от нахлынувшего страха и инстинкта самосохранения, вскочил на ноги и при этом так вскрикнул, что Альфред, ожидая удара, отскочил назад. В следующие секунды англичанин пытался восстановить дыхание, злобно ругался и кричал на задыхающихся от смеха Альфреда и Мэри, а после погнался за ним, готовый дать хорошего пинка, что вылилось в безуспешность. *** В светлой голове пролетал сто двадцать пятый козлик, но сон так и не приходил, а звуки становились всё громче, добавляя к мелодии редкие скрипы кровати и постукивания по стене. «Кажется, он её убил…» — пронеслось в голове Альфреда после очередного стука по стене. Всё произошло слишком быстро, чтобы злиться на этих двоих, а уж тем более ревновать. Пришлось выстроить в голове логическую цепочку: он принял душ, переоделся, Мэри пожелала ему спокойной ночи, а Артур… Американец, лежа в темноте в выделенной ему комнате, задумчиво улыбнулся, вспоминая под звуки любви лицо собственного брата, когда Артур вместо того, чтобы сказать такое обыденное «Спокойной ночи», наградил его сверлящим взглядом победителя, да ещё и скалясь совершенно неестественно. Сомневаться не приходилось — это была месть за шутку на улице, точнее, месть только совершалась. Странно, ведь Джонс не чувствовал ни капли ревности. Конечно, он и до этого понимал, что Артур, давным-давно имея невесту, проводил с ней насыщенные ночи, вместо того, чтобы дарить их Альфреду, желающего его больше этой девчонки. «Конечно, будь она дома, сейчас бы я стучал с ним по стенам!» — попытался успокоить себе парень. Время всё шло, а молодые люди не успокаивались, постепенно доводя посторонние уши до кипения. Пришлось накрыть голову подушкой, и если звук голоса затихал, то скрипы и стуки будто впитывались в стены, вибрацией передавая шум до получателя. Альфред вскочил на колени и повернулся к стене, приготовившись стучать кулаком по стене, что есть мочи, но тут до него успел долететь тихий, но такой красивый вздох. Он напрягся, прикладывая голову к прохладной плоскости и вслушиваясь в знакомые стоны. Низ живота приятно заныл, а глаза заблестели любопытством. Почему бы не извлечь из этого выгоду, подумал Джонс. Правда, возбудиться полноценно было не так легко, слыша помимо голоса Артура голос девушки, которая являлась полным противопоставлением. Нет, Альфред не мог заниматься этими гадостями! Там, в ночной тьме его англичанина насилуют (или же он, но какая разница!), а ему приходится мучиться и бездействовать, разбираясь со своей фантазией и напряжением в штанах самостоятельно. Тот плюхнулся на кровать, обиженно надув щёки. Почему мир был так несправедлив к нему? Он спешил к нему за тридевять земель, чтобы слиться и стать одним целым, а он отверг всё, что было предложено. Разве что, вчерашний поцелуй… Джонс в мыслях выругался, проклиная воспоминания, появившиеся совершенно не в подходящий момент. Отчаяние и желание доходили до предела. Хотелось наплевать на рамки и влететь в комнату, чтобы предложить стать третьим. Звучало нереально и смешно даже для американца. Но у него было достаточно сил, чтобы прекратить этот цирк, который Артур устроил с огромным удовольствием. План тут же подал свои первые плоды, и Альфред побрел в ванную комнату. Там он пощипал себе щёки для придания красноты, с той же целью покусал губы, закапал несколько капель воды в глаза, раздражая слизистую. Очевидно, беспроигрышный вариант, но вдруг Артур захочет проверить температуру? Оставалось лишь надеяться, что тело до сих пор достаточно возбуждено для подачи порции жара. Дверца тихо скрипнула, и юноша, крадучись, вышел из комнаты, шагая до места назначения. По пути он убедился, что его не поджидают. И когда звуки говорили о приближении пика, тот подпрыгнул, наваливаясь всем весом на пол и воссоздавая впечатления падения и удара. Пришлось громко вскрикнуть, дабы перекричать неугомонных. Альфред в безобразной позе уселся на пол напротив двери и состроил испуганный вид, но не смог удержаться от короткого прилива радости, когда услышал, что голоса резко затихли и послышались беспокойные шаги, кажется, одного человека. Артур выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. — Ты ебнулся?! Мы так испугались, Мэри чуть голову не расшибла! — безжалостно завопил англичанин, уставившись недовольным взглядом человека, которому обломали удовольствие. — Или ты её затрахал чуть ли не до смерти… — пробурчал себе под нос Альфред, отводя глаза куда-то в сторону. — Что ты сказал? — повышая голос, Артур угрожающе склонился над братом. — Какого черта тут разлегся? Вставай. — Не могу! — возмущенно воскликнул Джонс, профессионально играя и страдальчески заглядывая в глаза брату. Не смотря на то, что тот был зол, он выглядел довольно мило с покрасневшим лицом и шеей. Голубые глаза незаметно спустились ниже пояса, замечая всё ещё характерную выпуклость за тонкой тканью шорт. Как жаль, что это не он заставил покраснеть его! — Я пошёл на кухню, чтобы попить, а когда стал возвращаться — в глаза потемнело, голова закружилась, и я упал… до сих пор всё кругом… — последняя фраза была произнесена с такой болью, что Артур невольно смягчился, а складка между бровями разгладилась. Беспокойство взяло верх, и он молниеносно включил свет в коридоре. Внимательно осмотрев Альфреда сверху вниз, было подмечено, что ушибов нет. Тогда Кёркленд присел перед ним на корточки, вглядываясь в покрасневшие глаза и горящие щёки. — Давай руку, я помогу. Англичанин закинул сильную руку себе на шею, помог подняться якобы хромающему несчастному и повел обратно в комнату. Усадив того на кровать, он сел рядом и со всей внимательностью стал изучать больного, то прощупывая пульс, то касаясь ладонью лба. — Помочил ноги в океане, утешил своё детское любопытство? Теперь радуйся, — тяжело вздохнув, Артур с ворчанием проследил за закатывающим глаза американцем, которого в очередной раз бесил его маразм. — Ты не горячий… странно. — Может, попробуешь губами? Кёркленд вспыхнул с двойной силой, но не стал возражать, находя слова брата вполне логичными, даже не подозревая никакого подвоха. С минуту подумав, он, неожиданно для Альфреда, приподнял ладонью его челку и прикоснулся губами к ровному лбу. — Ничего у тебя не… — отстраняясь, уверял Артур, но не успел он увеличить расстояние между их лицами, как Альфред приостановил его, зарываясь пальцами в светлые волосы на затылке и притягивая обратно к себе, только в этот раз губы соприкоснулись с губами. Теперь-то Джонс был уверен, что его температура за доли секунды подскочила до недопустимой. Ничто не могло остудить желание касаться этих губ, целовать их, будто в первый раз; изучать каждый миллиметр во рту, когда всё было давно изучено. Однако далеко не оба разделяли эти прихоти: Артур, ошарашенный до крайней степени, тут же уперся ладонями в сильные плечи, стараясь оттолкнуться, но рука в волосах оставалась крепка, сильнее сжимая те, когда сопротивление было невыносимым. Наоборот, усиливающееся недовольство со стороны англичанина очень забавляло, и Альфред придвигался ближе, пытаясь уложить извивающееся тело на кровать. Когда же в ход пошёл язык, Артур, довольствуясь таким поступком, со всей силы прикусил его, пуская несколько капель крови. Отпихнуть от себя тушу удалось лишь тогда, когда американец ослабил хватку на затылке, мыча от причиненной боли. — Фдурел? Бофьно зе! — поняв, что от сильной боли язык постепенно онемевал, он бросил на Кёркленда взгляд, полный обвинения, который дергано вскочил на ноги и к сделанной боли добавил ещё безжалостный удар по ноге того. — Ай-яй! — согнулся Альфред, хватаясь за ушибленную ногу и кривясь. — Идиот! — выплюнул разгневанный Артур. Нет, так не пойдет — его лицо было непривычно красным, а на голове творился полнейший бардак, вдобавок одежда скомкана. Мэри может заподозрить что-то совсем неладное, — если бы я знал, какой ты цирк собирался устроить, то откусил бы тебе язык! — наговорив «приятных слов» на ночь, англичанин последний раз посмотрел на убивающегося брата и тяжело затопал к себе, грохотнув дверью так, что, похоже, треснуло дерево на проеме. В ванной комнате он примял волосы ладонью, умылся и, приблизившись к своему отражению, стал рассматривать губы, дабы убедиться в их целости: ничего страшного, лишь немного опухли от слабых укусов Джонса. «В следующий раз и зубы выбью» — с этими мыслями англичанин вернулся к себе, но, естественно, без потребности продолжать, зато осчастливил Альфреда сладким сном, пусть даже с прокушенным языком и пульсирующей болью в ноге.