Dream brother, my killer, my lover

Стукнула неделя с тех пор, как они вернулись домой, и длилась она невыносимо долго, но исключительно для англичанина, активно готовящегося к выступлению. Днями напролет он повторял заученные наизусть слова, не выходил из комнаты, лишь изредка посещал работу и во время отдыха давал слабину, балуя себя посиделками с Мэри и Альфредом. Однако Джонс, как правило, был намного прилипчивее и любвеобильнее его второй половинки, когда должно быть наоборот. Чуть ли не каждый вечер американец посещал своих родственников, находя, на удивление, самые правдоподобные предлоги. Кёркленд начинал замечать, что встречи с братом ему перестали казаться раздражительными. В какой-то степени тот даже помогал ему своим присутствием, отвлекал от сомнений и страхов, посещающих во время приготовлений. Необходимость избегать его пропала, ведь они, если верить чувствам, решили все трудности, стоявшие между их дружбой. Артур на чудо позабыл, когда последний раз кричал и поучал брата, но не тут-то было. — Ал, будут все наши, ты должен пойти, — заметно сдерживал нотки нетерпения в голосе, боясь, что любой неосторожный вздох мог снова заставить Альфреда закидать его на другой стороне трубки нелепыми и провокационными вопросами. Уже сегодня намечалась знаменательная дата. Та самая, о которой Артур тревожился много месяцев, не давая покоя всему дому. Компания отца за короткий промежуток времени поднялась так быстро, что это нельзя было пропустить мимо ушей. Радио и новости пели об успешности, статьи в интернете и газетах забивались их именами. Намечался масштабный благотворительный вечер, на котором англичанину будет дано слово в честь роста организации и открытия вечера. Ради одного, надолго запомнившегося вечера к ним прибудут влиятельные люди со всех уголков страны и, возможно, мира. На него будут смотреть, его будут слышать, снимать, и если всё получиться, то, в дальнейшем, восхвалять. Кёркленд, находясь в своём смокинге, не переставая теребил бабочку и нервно расхаживал по комнате, чувствуя, что Джонс в скором времени доведет его до инфаркта. — Артур, и ты с мамой туда же? Я никуда не поеду! Мне неудобно в костюмах, а ещё там будут до жути скучные надутые богачи! Никогда не понимал, как ты не засыпаешь во время общения с ними? — не сдерживая эмоций, громко проговорил юноша, а после потише добавил, надеясь, что его не услышат. — К тому же, у меня гонка… — Что…что ты сказал? — Гонка… — совершенно невнятно. — Издеваться вздумал?! Говори громче! — У меня гонка! Артур шумно выдохнул в динамик, отчего Альфред чуть не выронил свой телефон. — Тебе совсем жить надоело?! — повышая голос, англичанин на конце оборвал речь, находясь в осознании, что если бы он ему не позвонил, то тот бы бесследно уехал, оставив всех в неведении. — Об этом знаю только я? — Да, — более подавленно и виновато произнес юноша, наверняка зная, какой эффект на него производил голос Артура с долей волнения и наставничества. — Итак, ты сейчас одеваешься. — Но.. — Ты одеваешься, — громко перебивая, защебетал англичанин, — и никаких спортивных костюмов, а только официальный, заеду за тобой через двадцать минут! — Ладно, уговорил! Только при одном условии — я приеду на вечер самостоятельно, можешь подождать меня на парковке! — На такие мероприятия не приезжают на мотоциклах, придурок… — не без презрения выплюнул Кёркленд, тихо фыркнув. — Пф-ф, какая разница? Мой статус позволяет гонять на чём угодно, хоть на тракторе, — насмешливо заявил американец, выводя из себя брата своей легкомысленностью. — Жди. Англичанин хотел добавить, что о каком статусе может идти речь, если он ещё сопля зелёная и радостно пищит при виде салюта, но тот быстрее бросил трубку, тем самым поставив шах и мат. Кёркленд подошёл до зеркала, вытирая слегка выступившую испарину на лице. Движения после разговора стали дергаными, пальцы не слушались. Значит, Альфред решил выделиться, и у него наверняка это получится. «Я не сомневаюсь…выскочка». Артур уже мысленно видел, как почтенные и богатые джентльмены и леди выходят из блистающих темных лимузинов и из дорогущих коллекционных автомобилей, а Джонс подлетает на мотоцикле, в костюме и портящем весь вид шлеме. Нет, по мнению Кёркленда всё портило вид. Лучше бы он пешком пришёл или вообще уже отправился на свои гонки. Вечер предстоял выдаться длинным, и кто знает, сколько крови ещё из него выпьют. Часы показывали восемь, на улице постепенно темнело. Сидя на заднем сиденье с Мэри, он то и дело кидал на неё волнительные взгляды. Давненько юноша так не переживал, ведь на кону стояло будущее организации, а значит и его. Но иногда, вместо того, чтобы мысленно повторять предстоящую речь, англичанин думал, как у Альфреда получиться ускользнуть от родителей на мотоцикле, когда тетя самолично позвонила племяннику, прося уговорить брата поехать с ними. «Какая уже разница? Всё равно за враньё не мне получать», — на этой счастливой ноте сделал вывод Артур. Приехав в город, первым делом Кёркленды сняли номера в отеле на себя и на Джонсов. Все собирались отдохнуть и отпраздновать это дело, поэтому за руль после садиться никто не желал. На место они прибыли через сорок минут. Англичанин, прежде чем вылезти из машины, приготовил почтительную улыбку на случай, если к нему подойдёт какой-нибудь миллиардер или магнат. Он не любил это, но приходилось притворно натягивать губы и иногда пожимать руки самым неприятным людям, если это касалось бизнеса, однако случались ситуации, когда злость и презрение рождалась быстрее, чем Кёркленд успевал обрести контроль над ними. Поприветствовав кое-кого, тот сказал родне идти в здание без него, а сам остался стоять на улице, ловя мимолетное расслабленное состояние и опираясь об машину, после чего закуривая. Медленно выпуская дым из ноздрей, он наслаждался и пытался успокоиться перед предстоящим выступлением. Спустя десять минут англичанин потянулся за второй сигаретой, заметно нервничая. До начала оставалось полчаса, а Альфред, кажется, не сильно спешил. Артур достал телефон из кармана, считая минуты, но вдруг вдалеке услышал нарастающий рёв мотоцикла. По звуку можно было понять, что водитель не притормаживал, а только ускорялся. Подтверждая это, Альфред появляется на горизонте, ловко лавируя между машинами и подъезжая к Артуру, у которого начинался приступ ужаса. Его брат гонял смертельно быстро, умудряясь обгонять и не снижать скорость. Поравнявшись с Кёрклендом, Джонс резко тормозит, отчего мотоцикл заносит с неплохим свистом резины, поднимая пыль, что привлекает ещё больше взглядов в их сторону. Американец, видя, как брат заливается краской, нарочно поддаёт газу на месте, заставляя вздрогнуть от громкого звука. Неизвестный для прибывших персон парень стягивает шлем и лучезарно улыбается, тем самым вызывает у стоящего напротив него англичанина то ли легкое опьянение, то ли подобие шока. Сделав напряженный глоток воздуха, тот так и не оторвал пятую точку от автомобиля, с большим интересом скользя по крайне красивому лицу и телу. Не только Артур, но и все вокруг с поражением признавали своеобразную привлекательность в этом странном, не входящим не в какие рамки появлении. Рубашка нахала была расстегнута на первые три пуговицы, открывая соблазнительный вид на ключицы и немного на загорелую грудь. Он был так молод и поджар, что Кёркленд почувствовал себя стариком со своей вечно бледной кожей и недостаточно развитой мускулатурой. Да и нечего тут скрывать — англичанин завидовал белой завистью, считая, что брат всегда был притягательнее его, но, кажется, Джонс имел другое мнение на этот счет, раз смотрел на него светящимися, никого не видящими вокруг, кроме одного человека, глазами. От него так и исходило тщеславие, а одновременно удивленные и недовольные посторонние взгляды лишь подпитывали, придавали ему уверенности в себе, но это не имело такого же веса, как их игра в гляделки с Артуром. Да, он был раздражен и всполошён, но Альфред помимо отрицательных эмоций уловил в его глазах интерес и зачарованность. Тот продолжал пристально рассматривать брата, на время позабыв, что может опоздать на своё выступление. На Альфреде не было пиджака, он был в тёмно-синей рубашке и черных брюках, и, с первого взгляда, такие непримечательные вещи безумно подходили ему, стройнили и делали голубые глаза вдвойне ярче и живее. Волосы у парня были растрепаны из-за недавно снятого шлема, которые он сейчас пытался вслепую уложить. — Прости, что задержался — никак не получалось нормально погладить одежду, — оставив волосы в покое, Джонс усмехнулся и соскочил с сиденья, затем отогнал транспорт на свободное место, после подошёл к англичанину. — Хорошо выглядишь, Арти, — дразня его, Альфред цепляет кончиками пальцев бабочку Кёркленда, отчего та немного скашивается набок. Раздраженно цокнув языком, англичанин поправляет аксессуар и переводит немного дикий взгляд на его лицо, скрывая прежнее удовольствие, которое он испытывал, любуясь Джонсом. — Разве ты не мог надеть галстук или ту же бабочку? — Они мне жмут, — как-то отстранённо бросает тот, крутясь по сторонам и приглядываясь к людям на улице. — Тогда застегни две последние пуговицы на рубашке. Ты не в ночном клубе. — Не хочу, мне жарко…постой-ка, ревнуешь меня? «Как же!» — Артур приподнял одну из бровей, давая понять Альфреду, что это прозвучало крайне глупо. — Застегни, и не заставляй меня краснеть перед всеми, — шипя, произнёс Кёркленд, смотря на недалеко стоящие от них солидные компашки, уставившихся на него с Альфредом настороженными взглядами. — Эй, чё ты докопался? Я же сказал — не хочу! Вскипая от грубого отказа, Артур грозно спрятал руки в карманы штанов. Он приносил ему слишком много проблем, принуждал мириться с беспомощностью и раздражением, потому что будь бы они в другом месте, то Кёркленд бы с удовольствием дал ему подзатыльника, каким бы странным это не казалось. А Альфред, чувствуя волны негодования, исходящие от англичанина, делал вид, что ему безразличны слова брата, отворачиваясь в другую сторону. Как-никак, он поломал его планы, а значит — стоило отомстить и немного позлить. — Где твой пиджак? — сделав глубокий вдох, с наигранным спокойствием спросил Кёркленд. — Точно, совсем забыл про него, сейчас достану, — подойдя к мотоциклу, Джонс извлёк вещь из багажа, отчего только больше казался в глазах Артура полным дураком. Оно и к лучшему, ведь именно так англичанин снова покажет зубки. — Боже, дай мне сил… — буркнул себе под нос Кёркленд и подошёл к Альфреду, выхватывая у него из рук пиджак. — Эй! — Ты — самый настоящий идиот, поэтому лучше помолчи! — слегка повысив голос, Артур запихал напрочь помятый пиджак обратно в багаж мотоцикла, не понимая, как можно так безответственно относиться к вещам. — Ты рехнулся?! — озадаченный Альфред развёл руки в стороны, хмурясь и чётко показывая, что сегодня он не собирается потакать брату. — Застегни пуговицы, иначе это сделаю я, — полушепотом процедил сквозь зубы англичанин, угрожающе тыкнув пальцем в сильную грудь. — Ага, чувак, удачи, — всё так же незаинтересованно отвечает Джонс, пряча ключи в карман. Не дождавшись ответа, он разворачивается и уходит в сторону здания. Старший, не имея возможности выплеснуть всё недовольство, лишь злобно кусал губы, смотря время на наручных часах и пытаясь остыть. Несносный парень, который казался в глазах Кёркленда ещё тем сопляком, успешно манипулировал им, потому как в следующие несколько секунд Артур нагнал Джонса и поравнялся с ним, не говоря ни слова и не смотря в его сторону. Гордость не позволяла умерить свой пыл и хоть как-то начать общаться с братом. Альфреда же это никак не заботило. Он всё чаще смотрел на англичанина, усмехаясь его притворству. Когда они зашли внутрь, первой заметной вещью, бросающейся в глаза, оказалась огромная люстра, освещающая весь актовый зал. Нужно было сильно закинуть голову, чтобы получше рассмотреть такую громадину — та, поблескивая, резала глаза и слепила, но настолько была красива, что из Альфреда вырвалось восхищённое «вау!», а Артур только и мог наблюдать, видя по удивленному брату, что во время выбора места он постарался на славу. Повсюду были кучи знакомых и также совершенно неизвестных англичанину людей. До слуха долетал приятный женский голос, напевающий спокойные и непринужденные песни для такого по-светски шикарного вечера. Официанты суетились, не успевая наполнять подносы бокалами с шампанским и закусками. Подобные масштабы придавали твёрдости и уверенности в том, что сегодня не получится облажаться, не зря ведь он с отцов вложил в это мероприятие бешеные деньги и нервы. Теперь-то Артур выступит на славу. — Круто, меня ни разу не приглашали на такие роскошные тусовки, — Альфред радовался, но еле уловимая грусть пробилась в его голосе. — Предлагаю выпить! — выхватив с подноса у пролетевшего мимо них официанта два бокала, он передал второй Артуру. Тот попытался сделать вид, что всё ещё дуется, бросив вызывающий взгляд на грудь американца, но, в итоге, пришлось взять бокал. — Это не тусовка… — язвительно процедил Артур, делая небольшой глоток. Альфред ещё раз покрутился по сторонам, широко улыбаясь и отмечая, как всё блестит и сияет, но большинство личностей, находящихся сегодня здесь, не разделяли настроя Джонса. Да, они видели, что хозяева неплохо постарались, но «вау-эффекта» это не производило. Всё потому, что те слишком часто видели блеск вокруг себя, и теперь им ничего не оставалось, кроме как искать малейшие просчёты, чтобы обсудить за спиной и посмеяться над Артуром. Удерживая улыбку на лице, как бы она неприятна сейчас была, американец обернулся к брату. — Всё прекрасно, Арти, ты молодец! — он приподнял бокал, прежде чем выпить половину содержимого. Артур сделал то же самое, кивнув в знак благодарности. На его щеках выступил легкий румянец. Альфред был сегодня первым, кто говорил об этом. Казалось бы, впереди много людей, которые либо притворно, либо правдиво будут говорить идентичные слова, но из уст Джонса любая похвала всегда будет звучать для Кёркленда лучше тех же тысячи слов незнакомых людей. Позабыв недавнюю обиду, он через какое-то время осушил бокал, дабы кровь заиграла в жилах, придавая смелости. — А как же дядя? Разве он тебя не брал на вечера в Англии? — А…папа…даже не знаю…он говорит, что мне это не нужно и что политика очень скучная вещь, а на таких мероприятиях, как правило, болтают только о ней… и ещё об экономике. Артур две минуты назад уловил, как это расстраивало Альфреда. Конечно, ведь он был звёздочкой посреди ночной тьмы, он создан сиять молодостью и красотой, излучать свою неповторимую энергию, а не губить её посиделками за компьютерными играми. Кёркленд чувствовал, что сегодня брат был его украшением и не сомневался, что знакомить того ни с кем не придётся — большинство невольно будут тянуться к нему. — Ладно, я к отцу. Нужно перед началом поприветствовать кое-кого, а ты можешь найти Мэри, — вспомнив, сколько уже времени, поспешил англичанин, но Альфред остановил его. — Эм-м, Артур. — Да? — Нам машет какой-то чел. Англичанин посмотрел в сторону, куда указывал Джонс, но из-за большого количества людей потерялся и не сразу заметил приподнятую руку. — Вот чёрт, только не он! — схватив брата за руку, Артур потащил его в неизвестном направлении, лишь бы не видеться со знакомым с глазу на глаз. — Эй, он идёт в нашу сторону…перешёл на бег. Артур, с тобой явно хотят поздороваться, остановись. Кёркленду ничего не оставалось, как послушаться американца, удержавшего его за плечо. Если бы они продолжили убегать, то это выглядело бы как минимум очень странно, и поэтому совершенно не хотелось привлекать к себе внимание, да и выставлять в плохом свете. Шагая навстречу гостю, Альфред с любопытством поинтересовался, что это за мужчина и почему он машет Артуру рукой, словно другу. — Тебе не обязательно о нём много знать, главное — я его на дух не перевариваю, а у него очень хорошие отношения с отцом. Мы его первые поставщики мебели, и он тоже архитектор, Альфред, один из самый знаменитых в мире, — принимая более или менее снисходительную улыбку, англичанин подметил, что Франциск смотрел не на него, а на его блистающего братца, — но это не значит, что я не ненавижу его, и это очень даже взаимно…ай, сейчас всё поймёшь! Пробурчал Артур за две секунды, прежде чем сблизиться с французом. Последний раз он видел его два года назад и, честно говоря, тот в свои двадцать шесть ни капли не изменился, всё тот же тон, та же противная, местами слащавая улыбка и заигрывающе сверкающие глаза. Своей харизмой и красотой он брал всё, что ему нужно, но Кёркленд при первом же знакомстве раскусил его. С тех пор Франциск злился на него, что тот не поддавался его соблазну, а Артур победно ликовал, в любой удобный для них момент перекидываясь колкими фразами. Но и назвать незнакомыми их тоже нельзя — уж слишком много обидных слов те сказали друг другу, чтобы быть просто врагами, которыми полноценно не получается стать лишь из-за одного препятствия — отца. При нём они успешно играли друзей. Не успели братья сравняться с ним, как англичанин заметил, что Альфред заинтересовал Бонфуа, стоило ему только увидеть его. — Артур, mon ami, сколько лет, сколько зим? — Франциск пожимает руку знакомого, мельком продолжая разглядывать совсем юного паренька. — Франциск, не ожидал тебя сегодня увидеть, отец пригласил? — Да, мистер Кёркленд, как всегда, в своём репертуаре — столько сделал, лишь бы я попал на этот вечер, даже номер в отеле мне оплатил, и я ему очень благодарен, потому как уверен, что мой приезд того стоил, — убрав выпавшую прядь волос за ухо, мужчина теперь прямо смотрел на Джонса, мягко улыбаясь. — Ах, да, Франциск, это Альфред — мой двоюродный брат. Альфред, это Франциск — в каком-то смысле правая рука нашей компании. После услышанного представления Франциск вскинул одну из бровей, неодобрительно посмотрев на англичанина, будто задавал вопрос «И это всё, что ты хотел сказать обо мне?». «Безусловно. Ты строишь глазки моему брату, нужно было не жалеть тебя и сказать, что ты многоуважаемый уборщик в нашей компании» — тот не сдерживает неприязнь, зыркнув на француза. Артур спешит перевести тему, пока Альфред не стал наблюдателем долгожданной грызни, но Бонфуа оказался быстрее: — Не знал, что у тебя есть такие симпатичные братья. От глаз Кёркленда не ушло, как Франциск подмигнул Альфреду, который слегка покраснел и начал оправдываться, но Артура это не интересовало. Ревность и опасения застлали ему глаза, он прожигал Бонфуа взглядом, одним их лучших в его коллекции. Англичанин как никто другой знал, что его «друг» холост, и что он наверняка крутит свои игры в любовь направо и налево, совращает такие же красивые, не распустившиеся цветы, как Альфред, а потом заманивает в постель, что испортить их. Он больше чем был уверен, что тот собирает оргии. Не зная чувства меры, Кёркленд продолжил придумывать себе всякие гадости, но постарался не подавать виду, переводя взвинченный взгляд на Альфреда. — Прости, Франц, но нам нужно спешить, увидимся. — Эй-эй, Арти, постой, ты же сказал, что хочешь увидится с отцом. «Вечно ты всё ломаешь, придурок, я же твою задницу спасаю» — цокнув языком, Кёркленд ещё раз внимательно посмотрел на Бонфуа, подмечая, что у того скоро потекут слюни, и на Альфреда, который был абсолютно спокоен и не подавал никаких признаков интереса. Может, он зря так волновался? Франциск явно не действовал на Джонса магическим образом, да и его брат навряд ли так легко поддастся, если не захочет этого сам. — Точно, совсем выпало из головы… тогда приятно вам пообщаться, — язвительно прыснув, Артур удалился, оставляя Джонса в недоумении, а Франциска с чувством победы. Решив не забивать себе голову дурным, англичанин отыскал отца, успел вместе с ним поприветствовать важных гостей и даже встретился с Мэри. Девушка волновалась не меньше своего возлюбленного, она поцеловала Кёркленда в щёку, оставив скромный отпечаток помады, и крепко обняла, на что получила парочку упрёков и взаимный поцелуй, после чего Артур отправился за кулисы. Не смотря на то, что он выпил бокал шампанского, газы не ударили в голову, а смелости не прибавилось. Этого явно было мало. И как только после речи появится новая возможность выпить — он, не задумываясь, сделает это. Уж слишком много нервов сегодня пришлось пощекотать. Англичанин, сидя на кубе для декораций, погрузился в свои мысли и не сразу заметил, что к нему приблизился силуэт, вдобавок освещение здесь практически отсутствовало, лишь где-то в отдалении работал маленький светильник. Артур поднял голову, когда увидел перед собой Джонса. — Напугал. — Прости, я просто хотел пожелать удачи и принёс тебе выпить. — Ты читаешь мои мысли? — выхватив напиток из рук американца, Артур осушил бокал залпом, отдавая обратно и слегка кривясь. — Спасибо, Ал. — Волнуешься? — Как видишь. — Пустяки, ты дашь им фору, они ещё станут в очередь, — не без энтузиазма произнёс Джонс, похлопав брата по плечу. — Да уж, только я никому не должен давать фору, — улыбаясь, Кёркленд опустил взгляд в пол. Джонс смотрел на англичанина, видел насквозь, в какой-то степени перенимал его чувства: трепет, волнение, а ещё затаившуюся в воздухе, постепенно нарастающую неловкость. Это можно было понять по движениям и голосу Кёркленда. Альфред с досадой понял, что так и не сделал стоящего комплимента по поводу его внешнего вида, даже если он был довольно сдержанным и непримечательным, но это не имело значения, ведь хоть с костюмом, хоть без него — Артур был в его глазах больше, чем просто брат, любовник или друг. Он не знал, что это, не знал, как понять свои порывы и чувства, но он охотно поддавался им, любил всем сердцем, но, в силу сложившихся обстоятельств, был вынужден скрывать, выдавая во взгляде лишь заезженную в их отношениях печаль, не ускользнувшую от зорких глаз англичанина. На мгновение время остановилось, утонуло в крепких, неожиданных для Артура, объятиях, возвращая его в реальность так же быстро. — Эм-м…я не настолько волнуюсь, так что. — Стой, давай постоим так немного, — перебив Кёркленда, Джонс только сильнее сжал его, утыкаясь носом в плечо. Ощущая ещё какое-то время напряжение, Артур всё же расслабился, ютясь в теплых объятиях, но братских ли? Сейчас, казалось бы, должно быть так. Альфред не соблазнял его, не давал намёков, но Кёркленд чувствовал себя совершенно по-другому. Честно говоря, он не замечал подобных пристрастий, когда обнимал другого мужчину, когда обнимал отца, мать или Мэри. Немного отстраняясь, в полутьме тот заглянул в тёмные тени голубых глаз, таких загадочных и интересных оттого, что блики света играли в них, создавая то ли звёзды, то ли просто непонятные узоры. «Наверное, с моими глазами происходит то же самое, если они вообще способны блестеть, как твои». Джонс свёл брови к переносице, будто прочитал мысли брата, заставляя того непроизвольно вздрогнуть. — Как тебе Франциск? — желая уничтожить создавшуюся атмосферу, спросил Артур и отошёл от собеседника на полшага. — Франциск…да, он неплохой чувак и мастер своего дела…но есть ещё кое-что, я тебе расскажу, как закончишь, лады? Артур лишь кивнул. Будь бы он сейчас под другими обстоятельствами, то принялся бы выпытывать из Джонса всё, о чём он говорил с Бонфуа, но шампанское начинало действовать, слова, которые предстояло сказать на сцене, невольно витали в голове, заставляя Артура теряться. —Уже скоро всё начнётся… — Да-да, я пошёл, — зашевелившись, Альфред пошёл на выход. Артур провожал его взглядом, но Альфред нетвердыми шагами вмиг оказался снова возле брата. Не просто рядом, а до невозмутимости близко. Ближе, интимнее, чем недавнее объятие. Это ощущалось в заигрывающем взгляде американца, его томном голосе. — И вот ещё что — если это придаст тебе уверенности, то знай — я еле сдержал себя, чтобы не поцеловать тебя прямо там, на улице. И дураку было видно, как ты смотрел. Думая, что эти слова вполне сойдут за комплимент по поводу внешнего вида, Альфред прижал Кёркленда к себе, целуя в щеку, опасно близко возле приоткрытых губ, а после развернулся, окончательно покидая брата. Всё произошло так быстро, что показалось мимолетной мечтой, но, увы, это было далеко не так. Место поцелуя горело. Артур не мог пошевелить и пальцем, только спустя полминуты приходя в себя и судорожно пытаясь унять дрожь в теле, потирая щеку. Почувствовав резкий прилив энергии вперемешку с разочарованием, он только и успел, что поймать ускользающий вопрос, ответ на который хотел услышать сейчас же. «Зачем?» К сожалению или к счастью, уже в следующие секунды его пригласили на сцену. Пришлось выжать из себя последние силы, чтобы подавить провокационные мысли и необъяснимый ступор, иначе сорвется не только выступление, но и его скопившееся за три года терпение, удерживаемое предстоящими изречениями и комом в горле. Открытие началось стремительно быстро, что вдвойне пугало Кёркленда. Когда Артур вышел на сцену, всё вокруг мгновенно замерло, и как бы он не убеждал себя, что смотреть на Альфреда — плохая затея, всё же бросил на него краткий взгляд, после приветствуя гостей и начиная свою речь: плавную, не слишком восторженную и громкую, но с достаточным огнём в глазах, чтобы передавать атмосферу слушателю. То ли недавний шок сделал полезный эффект, то ли сам англичанин, замыкая в себе душевную боль, хорошо притворялся счастливым и настроенным на успешное развитие вечера, на самом то деле не желая видеть лица смотрящих на него родителей, дядей с тётей, Мэри и, самого главного — брата. На удивление, сам Франциск удостоил его пристальным вниманием, подтверждая свою похвалу скромными хлопками ладоней в конце, сливавшимися с хлопками остальных. После раздались восторженные возгласы, затем на сцену вышел старший Кёркленд, правильно переходя с его речи на свою. Пока отец говорил, а Артур улыбался, делая вид, что он внимательно слушает, на самом деле наблюдал за Джонсом. Таким счастливым, но странно далёким, будто, смотря на брата, он вовсе не радовался за него, а витал в какой-то другой вселенной, доступной только ему. И это настораживало Кёркленда. Уильям закончил и сын вместе с ним спустился со сцены. Не подавая вида озадаченности и некой печали, он принял очередной поцелуй Мэри и поздравления от дяди с тётей, после обнял мать. — Артур, куда же ты подевал брата? — спросила Джонс у племянника, оглядываясь по сторонам. — Альфред говорил нам, что пойдёт к тебе. — Он ведь стоял недалеко от сцены…не понимаю, — англичанин обеспокоенно окинул взглядом присутствующих, прибавляя размышления о недавней отстраненности брата. — Я поищу его, развлекаетесь, — кинул Артур родне, первым делом направляясь в туалет. На удивление, внутри оказалось очень тихо, а значит, никого не было. Англичанин вымыл руки, после стал влажными пальцами приминать выбившиеся пряди, недовольно выдыхая себе под нос, когда ничего не получалось. Дверь кабинки неожиданно скрипнула, пугая Артура и заставляя выпрямиться. Он метнул испуганный взгляд в зеркало и заметил выходящего американца. Медленно поворачиваясь, Кёркленд уже начал говорить: — Куда ты пропал так быстро? И как ты объяснишь то, что сделал? — подавляя дрожание в голосе, он поднял на Джонса взгляд, наполненный негодованием. Альфред тут же принялся прятать лицо, поворачивая голову в сторону, будто что-то скрывал, не сразу подавая голос и отвечая Артуру. — Ты прекрасно выступил, я в тебе ни капли не сомневался и… — слова и голос Джонса выдавали неведомый англичанину страх. Это злило, заставляло ненавидеть себя, ведь он за столько лет так и не научился понимать американца. — И-и? — В общем, по поводу Франциска… Мы с ним неплохо пообщались…о тебе, о бизнесе и обо мне, он сделал мне предложение… — мысли получалось сформулировать не сразу, он был очень осторожен и старался не давить на Кёркленда. — Сказал, что сотрудничает со многими университетами Франции, предложил из уважения к твоему отцу прохождение бесплатных курсов по архитектуре. Сказал, что я получу обширный опыт и много знаний, которые заложат мне начальный фундамент, и что он поможет обустроиться в стране на время обучения. Артур внимательно слушал Альфреда, который чем больше говорил, тем ярче загорался надеждой, мечтой и рвением к чему-то невидимому для англичанина, и так странно всё это было. Альфред не просто говорил, а будто пытался в чём-то убедить Кёркленда или приготовить к более важному. — Ал, это прекрасно! Признаю, что он не из тех, кому бы мне хотелось доверить тебя, но в его профессионализме и советах в данной сфере я никогда не сомневался. Конечно, тебе стоит поехать…но…почему ты говоришь об этом в первую очередь мне? Почему не родителям? — чувствуя сердцем неладное, Кёркленд заранее опёрся поясницей об раковину, нервно сжимая холодный мрамор по бокам. Будто нарочно в туалете никто не появлялся. — Франциск помимо курсов пообещал меня трудоустроить во Франции в одну из самых престижных фирм, сказал, что моей привилегией также будет обучение во время работы, которое пройдёт по кратчайшим срокам — три года, — немного потише добавил последние слова Джонс, но вовремя взял себя в руки, добавляя уверенности в голос. — Арти, ты только представь — всего каких-то три года, а у меня уже будет работа, образование и бесценный опыт, да это на вес золота! Я согласился сразу же. Он сказал позвонить ему, как только я буду готов, курсы начнутся через три дня, поэтому завтра, скорее всего, я уже улечу. И, безусловно, дядя с родителями будут рады этой новости. «Три года», — эхом проносились слова в голове Артура, остальное же восторженное лепетание брата он не слышал, отказывался слушать, — «проклятые три года расставания…снова, а ведь лето только началось, мы даже толком не пообщались…три года… три года без него», — нет, Кёркленд не примет это расставание, он не будет выносить это снова. Уж слишком много он скучал за братом, чтобы так просто отпустить его куда-то, самого, в чужую страну, по сути, с чужим человеком, отдать своё солнце французскому извращенцу, на целых три года! Он развратит Альфреда, его милого, сияющего Альфреда, а потом выплюнет, как это делает обычно со своими жертвами. Сейчас, ещё немного, и англичанин скажет, что любит его, что никуда не отпустит от себя, обнимет, может быть, даже поцелует. — Арти, нам ведь эта перемена ещё как на руку, понимаешь? Я уеду, у тебя всё наладится с Мэри. Да, не попаду на вашу свадьбу, ну и что? Главное, что мы справимся с этим вместе, понимаешь? Мы переборем это в себе, перестанем отравлять друг другу жизнь, в конце концов, станем настоящими друзьями. «Какими, к чёрту, друзьями мы станем, если я уже ненавижу тебя?» — мысли вспыхнули в голове молниеносно, и Артур даже успел дать понять их, метнув после услышанных слов злой, забитый взгляд на брата. Кёркленд побледнел. Голубые глаза ему уже не казались такими яркими, а Альфред потухал на общем фоне, становился серым. Артур терял его, бесповоротно и до ужаса быстро. Слова, произнёсенные им, резали слух, правда обижала. Чтобы предотвратить крушение, необходимо отдать в жертву свои чувства, желания, но Кёркленд не готов был пойти на это, твердя в глубине души, что оно не стоит того. Эта боль, страсть, любовь, прожитая наравне с Джонсом, не стоили того, чтобы всё отпустить и забыть. Но что он делал? Что он такого делал, чтобы спастись? Он ноль, пустышка и трус. Эгоист, который заботился лишь о себе, о своём комфорте. Но как же Мэри? За что Артур так поступал с ней? Она не простит его, если он поддаться сладкой слабости. Никто не простит. Если Кёркленд покажет слабость и Джонсу, то тот разочаруется сильнее, не почувствует под ногами необходимой опоры, которую англичанин создавал для него, пытаясь отвергнуть чужую слабость, которую порой было необходимо отталкивать, ведь если бы Артур не был холоден, то уже бы давно не выступал на сцене, не целовал пять минут тому назад Мэри и не обнимал мать… Взяв верх, он гордо приподнял подбородок, пытаясь стереть с лица горечь и презрение. — Тогда ответь: к чему тот цирк за кулисами? — Я не…это не цирк, Артур…я просто решил, что раз мы расстаёмся надолго, то стоило бы тебе подарить скромный прощальный подарок? — Подарок, значит… Выравниваясь, Кёркленд выдавливает из себя подобие улыбки — горькой, отравляющей своего обладателя. Но недолго та задерживается на потухшем лице. Губы начинают дрожать, а здравый смысл отказывается подчиняться, отдавая Кёркленда в руки слабости. — Артур, ты побледнел, — встревоженный Альфред потянул руку к лицу брата, но тот вовремя подставил свою, преграждая путь. — Всё хорошо? Артур будто услышал оскорбление, уставившись в голубые, испуганные глаза не менее потерянным взглядом. — Хорошо? Всё замечательно, Альфред! Я надеюсь, что во Франции у тебя всё сложится, а теперь отойди, — из последних усилий сдерживая горячие слёзы, он грубовато толкнул Джонса в плечо, подходя к двери. — Ты, как всегда, всё испортил… Глаза заметно блеснули, и Кёркленд, ловко обогнув двух входящих людей, вылетел из туалета, уловив краем уха собственное имя, выкрикиваемое братом. С хрустом сжав кулаки, Альфред кинул виноватый взгляд на своё отражение в зеркале, прежде чем пуститься в погоню. Лучше бы он молчал, лучше бы оставил этот разговор на другую пору. До последнего своего слова он ждал другой реакции. Думал, что Кёркленд воспримет это легко, но за место облегчения на лице англичанина всплыл целый спектр отрицательных эмоций. Оказываясь в центре актового зала, где происходило основное сосредоточение людей, Альфред спешно пробежался глазами по присутствующим. Страх и отчаяние давили на грудь, в ушах звенело. Он задышал чаще, пытаясь сосредоточиться на радостных, совершенно незнакомых для него лицах. Ноги не хотели слушаться, но Джонс двинулся дальше, резко оборачиваясь на звуки похожих голосов и иногда толкаясь, в итоге выдавливая из себя подобие извинений. — Где Артур? — между разговором, невзначай, спросил американец, когда вернулся к своим, не видя смысла искать Кёркленда на улице. Мэри оказалась первой, кто отреагировал на вопрос, с интересом вглядываясь в неожиданное бледное и потерянное лицо Альфреда. — Ему стало плохо, и он решил поехать в номер, минут пять назад я проводила его до такси. Наверное, переволновался, бедняжка… А с тобой то что? Ты, случаем, не заболел? — Я должен ехать к нему! — Альфред, п-постой! — еле успела та перехватить шустрого Джонса за локоть, притягивая обратно к себе. — Самое интересное только начинается, сейчас будет концерт, потом выставка и танцы. Ладно Артуру стало не по себе, а тебе куда спешить?! Юноша, переполненный эмоциями, опустил взгляд на искренне счастливые глаза девушки, которая желала удержать возле себя хорошую компанию и тут же заметно расстраивалась, потому как сначала Артур, а потом Альфред так стремительно убегают от неё. — Мэри… — не выдерживая, Джонс предательски роняет голову на женское плечо, выпуская наружу несчастные слезы. — Это я виноват, Артур уехал из-за меня! Какой же я идиот, зачем я сказал ему?! Ошарашенная, она слушала его, сначала не сразу приходя в себя, но после успокаивающе приобнимая американца и нежно, по матерински, поглаживая широкую спину, уже видя перед глазами, что ей предстоит провести душевную беседу.