Хроники жизни демонической кошки

      Тему своего появления на свет и знакомства родителей Барбара не любила затрагивать — к чему бередить раны прошлого, в котором не было ничего, кроме беспросветной пучины отчаяния, внушённой самоненависти, всепоглощающей лжи и пустой веры на хотя бы каплю родительской любви?       Ей с раннего детства внушали, что отец бросил её мать ещё в положении. Сбежал сразу же после известия о беременности, как распоследний трус.       Внушали с каждым ударом скалки — а порой и пустой бутылки из-под виски, в зависимости от состояния и настроения матери. Впрочем, касательно Барбары она всегда была не в духе, словно та раздражала её вообще своим существованием. Раздражала похожестью на сбежавшего отца. Раздражала чёртовым детским любопытством.       Лишь спустя много лет, встретившись с родным отцом, Барбара узнала всю неприятную правду. Правду о том, как ещё с детства её впутали в липкую паутину лжи и обмана.       И правду о том, что зачастую настоящие чудовища, отнюдь, не демоны.       А сами люди.       — Как ты познакомился с мамой?       Кроули заметно мрачнеет, внимательно посмотрев на дочь поверх бокала красного вина — та не отвела взгляда, твёрдо смотря в ответ, явно давая понять, что жаждет узнать правду. Всю и до конца.       Она знала, что отец вообще не знал о её существовании — если бы знал, то давно бы, чёрт подери, забрал из кошмара, в котором жила на протяжении двадцати лет своей жизни.       — Ты же ведь знаешь, — уклончиво произнёс демон, старательно отводя взгляд — Барбара знала, чувствовала пресловутой кошачьей интуицией, что он чего-то не договаривает (или, скорее, вообще не хочет говорить и побыстрее свернуть неприятную для обоих тему). От отца исходили волны… нет, не раздражения от столь деликатного вопроса.       Вины.       Сколько бы Барбара ни твердила ему обратное, сам Энтони чувствовал себя отвратительнее некуда — и до конца вечной жизни будет винить себя в незнании… винить себя в том, что его собственный ребёнок вырос без толики любви, ощущая себя ненужной и брошенной.       Барбара глухо сглотнула, не совсем уверенно произнеся, словно в задумчивости, спрашивая лишний раз у себя — а так ли оно ей надо? может, в чудесном неведении жить легче и проще?       — Я хочу знать всю правду, — видя, как отец раздражённо — потому что затронули совершенно неприятную тему — подёргивает верхней губой, словно вот-вот оскалит змеиные клыки и враждебно зашипит, Барб твёрдо перебивает все его, ещё не озвученные отнекивания. — Я знаю, что ты бы забрал меня, если бы только знал о моём существовании. Я знаю, что даже тогда ты любил Азирафаэля… — по-кошачьи любопытно, нефилим еле заметно склонила голову набок, чуть щурясь и добавив хриплым полувздохом-полушёпотом: — Что тогда произошло?..       Энтони с силой сжал в руке бокал — грозясь прорезать бледную кожу, проступили сине-изумрудные, пульсирующие вены; казалось, он из последних сил сдерживается, чтобы не разбить к чёртовой матери вдребезги хрупкое стекло. И плевать будет на впивающиеся в глубокие порезы осколки — стыд болезненно обжёг змеиную сущность, то, что в нём до сих пор осталось от ангела.       Протяжно вздохнув, демон прикрыл глаза и отвёл взгляд. Лишь спустя несколько мгновений продолжив, словно собираясь с мыслями:       — Это случилось после того, как я передал Антихриста ордену монашек-сатанисток. Мы с ангелом… — Кроули еле заметно, неприязнённо поморщился. — Немного выпили. Обсуждая, как можно избежать грядущий через 11 лет конец света.       Барбара молчала — выжидающе, внимая каждому слову. Была б в кошачьем обличье, точно уши торчком стояли. Кроули прикусил губу заметно удлинившимися клыками — в некоторые моменты звериная натура брала верх над человеческим (или, по крайней мере, пыталась взять верх).       — Но этого мне было мало. Поэтому после того, как я побывал у ангела… выпил ещё. И ещё. И ещё… чёрт подери, мне страшно хотелось напиться до потери пульса, до развоплощения. Забыть тот факт, что миру осталось существовать ещё несколько лет — и всё. Конец. Не будет больше ничего.       Демон снова умолк, собираясь с силами и мыслями.       — Мне хотелось просто пить и пить… даже чудеса для моментального протрезвления тратить не хотелось. И…       Энтони глухо сглотнул, продолжать вспоминать то, что хотелось забыть как кошмарный сон, не хотелось. Ему было стыдно.       Перед дочерью.       Перед ангелом.       Перед самим собой.       Потому что каждое дело, за которое бы ни взялся Энтони Дж.Кроули, оборачивается боком для него же самого. А порой и для тех, кем он дорожит больше собственной, никчёмной жизни. И это было ужаснее всего.       — У меня были дела по работе… незавершённые. Так, по мелочи, искусить парочку смертных… — давящее на острые плечи демона чувство вины навалилось с новой силой — он опустил голову, каждое слово давалось с неимоверным трудом. — Я… я уже был пьян. Вусмерть. Я не соображал, что творю. Раньше… я никогда не искушал смертных… до интимной близости… до этого никогда не доходило.       Барбаре показалось, что в груди разверзлась чёрная дыра, поглощающая в себя все мизерные остатки чувств — она внутренне похолодела от нехорошего предчувствия. Ей хотелось верить, что конец у сказки о её появлении на свет будет хорошим…       …но противный внутренний голос гнусаво шептал, что здесь никакой сказки про любовь до гроба и вечные признания в любви не было и не будет. Жестокость реальности сдавливала горло — она держалась из последних сил, чтобы не дать слабину, не дать волю слезам.       Она знала, что произошло дальше. К гадалке не ходи.       Рвано выдохнув, Энтони нахмурился. После чего распахнул до сего момента прикрытые змеиные, ядовито-жёлтые глаза:       — Тот раз был единственным, когда я переспал с человеком. Никогда. Ни разу за все шесть тысяч лет своей жизни не делал этого. В ту ночь я не давал отчёта в своих действиях — искушение ведь сработало, долги по работе выполнены, что ещё нужно…       Барбара медленно, в задумчивости, кивнула — пытаясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. Хотя душу словно вывернули наизнанку. Горло кошмарно царапало — хотелось курить.       — Выходит, я результат пьяного перепихона на одну ночь, так?       Кроули вздрогнул, посмотрев на дочь рассеянным взглядом, словно демон, наконец, очнулся ото сна. Правдивые слова из уст нефилима звучали особенно страшно — Кроули неприятно скрутило внутренности.       — Н-нет… — Барбара сурово нахмурилась, из-за чего Энтони торопливо исправился: — То есть, да, всё было так… но… я бы никогда… ни за что…       — Не оставил бы меня? — горько усмехнулась девушка, в глазах уже стояли слёзы. Чёрт подери, как же всё внутри болит.       Змий заметно вздрогнул, поникнув плечами, взгляд подёрнулся болью. Ему хотелось всё высказать, как на духу — что в пьяном угаре напрочь позабыл про защиту; что наутро, проснувшись с тяжёлой головой и увидев чужую смятую постель и спящую рядом с ним неизвестную женщины, трусливо сбежал, коря себя за измену Азирафаэлю (и плевать, что тогда они не встречались ещё даже, но ведь он испытывал к ангелу чувства далеко не дружеские и уже достаточно давно!). Чёрт подери, да за шесть тысяч лет он успел узнать, откуда берутся дети, что смертные придумали контрацепцию…       …но он был пьян.       Хотя это всё равно его не оправдывало.       Глухо сглотнув, Кроули еле заметно кивнул, прохрипев лишь одну фразу:       — Если бы только знал.       Барбара резко встала с дивана, на ходу доставая из кожанки полупустую пачку сигарет. Кроули хотелось вскочить следом за ней, крепко обнять, вымаливая прощения и пытаясь доказать, что он действительно её любит… но не сделал этого. Знал, что ей нужно побыть одной, переосмыслить услышанное.       Стоя на балконе, Барбара достала сигарету раза с третьего. Пальцы предательски дрожали. По худым щекам молча текли слёзы, дыхание неимоверно сбивалось — хотя она никогда не страдала от приступов астмы или аритмии.       Правда глаза режет — нет, в этом люди неправы.       Правда душу болезненно наизнанку выворачивает.