***
Свадьба выдалась невесёлой. По крайней мере, для нас. С нашей стороны пришло всего несколько человек. И очень близких. Они хмуро сидели и почти ничего не пили. Для радости поводов мало. Всё проходило, как-то не по-людски. Так шепталось старшее поколение. Не было выкупа невесты. Мы не ехали на бричках, громко распевая песни под гармонь. Да и предсвадебной суеты тоже не было. Мать быстро собрала приданое. Скудное. А что соберёшь за две недели? Подушки, одеяла, кухонную утварь. Самый дорогой атрибут приданого стал мамин английский сервиз. Она его очень берегла. Всё-таки память о былых временах. Ну, и машинка Зингер, купленная бабой Таей ещё до революции. Аня шить не любила, но мама решила дети пойдут, придётся и пошить. — Улыбайся. Ты не в гроб ложишься, а замуж идёшь, — уже со злобой в голосе сказала ей мать. Гостей со стороны жениха тоже было немного. Всего пять человек. Все по службе из Москвы. Похоже, только им нравилось на свадьбе. Чего же не понравится, когда реки самогона льются. Под их крики: «Горько!», Корин рывком тянул к себе Аню и целовал. Она не сопротивлялась, но и не отвечала на жадные поцелуи жениха. На кухне мама достала чугун и раскладывала по тарелкам куски кур. Из-за шума в доме она не услышала, как я подошла. — Ой! — испуганно воскликнула она и уронила кусок куриной ножки на пол. — Ну вот! Что ты подкрадываешься, словно кошка? — Я не хотела. — Ладно, уже. У матери было приподнятое настроение. В отличие от всех членов семьи, она искренне верила, что этот брак только к лучшему. В её глазах Пётр будет хорошим зятем. Он льстил будущей тёще. Дарил подарочки. Мама падкая на лесть, уже любила зятя. Считала, что именно такой муж нужен Анюте. С ним его любимая дочка будет, как за каменной стеной. Пётр нечета Кольке-то. Не зелёный мальчонка, а настоящий мужчина. — Лизавета, брось Дружку, — поднимая с пола кусок курятины, сказала мать. — Пусть и у него будет праздник. Выйдя во двор, я глубоко вдохнула. Свежо. Хоть все окна в доме раскрыты настежь, но дышать нечем. Слишком душно. А ещё запах еды вперемежку с самогонным перегаром делал воздух тяжёлым. Дружок радостно вилял хвостом. Он сразу учуял запах вкусненького. Прыгая и скуля, пёс выпрашивал лакомство у меня. Я бросила ему заслуженный кусочек. Пёс поймал налету ножку и улёгся грызть её. Не прошло и минуты, как лакомство исчезло в его пасти. Я собиралась уходить, как пёс настороженно поднял уши. Дружок бросился в сторону огорода. Цепь звякнула и натянулась. Всматриваясь вдаль, я увидела Ивушкина. Он шёл с лесополосы. Шатаясь из стороны в сторону, любимый сестры тащил за собою какую-то палку. И только, когда Коля приблизился я поняла, это не палка. В его руках было ружьё. Моё сердце ёкнуло. Я помню, как в испуге огляделась. Мне стало страшно. Что если сейчас кто-то выйдет покурить или Дружок залает. В доме полно людей с оружием. Никто разбираться не станет. Застрелят же дурака. Ещё и политическое дело состряпают. Мол, напал на сотрудников НКВД. Я бросилась со всех ног навстречу Коле. Я бежала и молилась только бы пёс не залаял. Только бы никто не заметил его в распахнутом окне. Только бы успеть. Новые туфли жали. Я даже не помню, как сняла их в грядках с капустой пока бежала до парня. Я с разбегу хватилась за ружьё. Старую охотничью одностволку отчаявшийся Ивушкин держал крепко. Вырвать оружие сразу у меня не получилось. Коля дёрнул ремень и оттолкнул меня. Не устояв на ногах, я завалилась в ботву. — Коля, ты что удумал? — шёпотом кричала я. — Отдай ружьё. Я снова схватилась за ремень. Пьяным тянуть за собою меня он не смог и упал рядом. — Пусти! Я убью его! — прокричал он. Резкий запах перегара заставил меня отвернуться. Сколько Коля выпил в тот день, одному Богу известно. Не одну бутылку это точно. — Пусти, я сказал! — ещё громче закричал он. Боясь, что нас услышат, я навалилась на Аниного кавалера и закрыла ему рот ладонью. — Тихо! Их там, знаешь, сколько и все с пистолетами. Об Аньке подумай, — просила я со слезами на глазах. Коля посмотрел на меня. Не знаю, может, мои слёзы так на него подействовали или слова, но вырываться он перестал. Гнев в его глазах сменила полная растерянность. Усевшись, он обхватил ладонями голову. Глухое гортанное рыдание вырвалось из него. Ивушкин заплакал. До него я никогда не видела, как плачут мужчины. Хотя, какой он был мужчина. Всего девятнадцать лет. Коля был честным и справедливым парнем. И для меня кавалер Ани был героем из сказок. Он часто заступался за слабых в школе. Однажды даже надавал подзатыльников однокласснику, задиравшему меня. И вот, мой герой плачет, как мальчишка. И мне его жалко. Ивушкина так хотелось утешить. Сказать ему что-нибудь ободряющее. Но, я ничем не могла ему помочь. Вернуть ему Аню, я была не в силах. Не выдержав, я обняла его. В ответ он прижал меня сильнее к себе. Мокрым лицом Коля уткнулся мне в шею. — Я люблю её, а она за него пошла, — прохрипел он. — Тише, тише, родной, — говоря эти слова, я гладила его пшеничные волосы. Ивушкин был единственным мужчиной в моей жизни, который не воспользовался моментом. Самое фривольное, что он мог позволить себе — это обнять меня или поцеловать в щёку. Для Коли я навсегда осталась младшей сестрой Ани. Маленькой девочкой с голубыми ленточками и содранными коленками. Он никогда не посмотрел на меня с вожделением. Наверное, он просто не заметил, как я выросла. Я больше не заплетала ленты. Я больше не лазила по деревьям. Я перестала играть в куклы. Но ничего этого Коля не замечал. Поэтому я с трепетом обнимала его. — Она любит тебя. Тебя Коля. Только тебя, — шептала я. — Тогда почему? Почему она с ним? — Её заставили. Мама и он. Только, пожалуйста, не делай ничего. Иди домой, — умоляюще попросила я. Ивушкин замотал головой и отодвинулся от меня. — Не пойду. — Не будь, глупым. Ты навредишь не только себе, но и нам. О сестре моей подумай. Это был последний мой аргумент. Аня всегда была у него на первом месте. Я не прогадала. Утирая слёзы, Коля встал. — Не говори никому, что я… Он замялся. Слёзы для мужчины это проявление некой женской слабости. Он даже не мог произнести: «Я плакал». Ему было стыдно. Поняв это, я пообещала: — Не скажу, — и тут же добавила. — Только ружьё мне отдай. — Нет. Ружьё дедово. — Коля, я завтра сама его принесу. Я потянулась за одностволкой, но его ладонь сжала ремень сильнее. — Тебя мамка на порог не пустит, — оправдал своё нежелание отдавать семейный раритет. — Я и спрашивать её не стану, — продолжала настаивать я. — Ладно, — наконец-то он согласился и отдал мне ружьё. Посмотрев в сторону нашего дома, Ивушкин тяжело вздохнул и пошёл домой. Кусты и опускающиеся сумерки надёжно скрыли его. До меня ещё две минуты доносился треск сухих веток. Мне было ужасно жаль, что Аня и Коля не поженились.Часть 1. Глава 2.
27 мая 2020 г. в 09:14
В конце тридцатых репрессии достигли своего максимума. Коммунисты всегда стремились к ударным темпам во всём. В те страшные годы, казалось, что весь народ разделился на «врагов народа» и тех, «кто сдаёт врагов народа». Арестовать могли за самый невинный проступок. Дошло до того, что и палачи сталинского режима стали опасаться друг друга. Наряды на «врагов» росли в арифметической прогрессии.
Пусть мы были не очень дружной семьёй, но по-своему счастливой. Наше счастье было в однообразии. Для большинства людей однообразие — это и есть сама жизнь. Всем хочется просто жить. Просыпаться по утрам, пить горячий чай с блинами и вареньем. Обнимать любимых, провожая их на работу и встречая после. Радоваться каждому шагу своего ребёнка. Его успехам в школе. Переживать за неудачи и подбадривать, что в следующий раз обязательно получиться. Засыпать под сопение домочадцев или даже храп. Счастье — это уверенность в завтрашнем дне. Новый день не принесёт ничего нового. Новый день не станет отправной точкой для несчастий. Он будет таким же, как и предыдущий.
Так думали и мы в одно пасмурное утро апреля.
Отец ушёл на службу раньше обычного.
Мама накрывала на стол и всех торопила. На часах стрелка показывала половину седьмого. Ещё целых полтора часа до учебы. Так хотелось спать. Я неторопливо ела кашу, делая вид, что слушаю Анины бредни о собрании комсомольцев вчера. Планы пятилеток и субботники во славу дня трудящихся меня уже тогда не интересовали. Я по-прежнему думала о Розе Францевне. Нехорошие слухи расползались по городу. Будто учительница — шпионка. Эти враги народа хотят разрушить нашу счастливую советскую жизнь. Но в это я не верила, как и во многое другое.
Надо же было, на свою беду, Ане пораньше встать из-за стола. Знала бы она, что дождавшись меня, её жизнь сложилась бы иначе. Но тогда сестрица спешила. Её ждал Ивушкин.
— Я пошла! — бросила мне она.
— Ну, подожди минутку, — попросила я.
— Нет, капуша! Ты портфель ещё не собрала, — сказала Аня, скрываясь за дверями.
Так Анюта снова встретилась с Петром Кориным. Молодой капитан НКВД был несостоявшимся ухажёром Ани. В тот день Корин пришёл на работу к моей сестре. Развалившись на стуле, сказал:
— Собирайся, мы идём в кино. Не знаю, что показывают, но это не имеет значения.
Аня возмутилась. Идти с синей фуражкой ей не хотелось. Что скажут люди? А Ивушкин? Только Корина мнение окружающих не волновало. Идя рядом с ним, сестра не поднимала глаз с земли. Влиятельный ухажёр взял под руку Аню, вышагивая походкой победителя. Такие вольности даже её любимый Коленька и наедине не позволял.
День, когда Корин пришёл свататься настал после майских праздников. Сватов с ним не было. Он плевал на традиции, считая их пережитками прошлого. Мы ужинали, когда собака залаяла. Уже тогда я заметила, как сестра сильно сжала ложку в руке. Её пальцы побелели. Когда раздался стук в дверь, сестра и вовсе дёрнулась.
— Эй, хозяин! Открывай!
Анюта побледнела. Настойчивые намерения Петра разругали её с Колей. По городу гуляли слухи, что она сначала запудрила голову одному, а теперь и второму. Отец открыл дверь гостю. Корин вошёл и тут же без приглашения уселся за стол. Он уже чувствовал себя членом семьи.
— Товарищи, я люблю вашу дочь Анну и хочу на ней жениться.
Мать прижала ладони ко рту. Сестра сидела, как в воду опущенная. Она даже дышала через раз. Я потупила взор. Не растерялся только отец.
— А она? Она любит тебя? — спросил он.
— Полюбит, — бойко ответил жених.
— Аня, ты пойдёшь за него? — как-то не решительно задал этот вопрос отец.
Сестра вскочила и убежала в другую комнату. Оттуда послышались сдавленные рыдания. Я побежала к ней. Петру не отказали. Отец сказал, что только Аня вправе решать. Жених пообещал зайти завтра за положительным ответом. Других ответов такие люди не признают. Сестру успокаивали долго.
— Не пойду! Я не люблю его!
Мать стала кричать.
— Пойдёшь! О себе не думаешь, так с сестре подумай! Что с ней станет, когда нас заберут!
Тут уже вмешался отец. Всё это время тихо стоявший в стороне.
— Замолчи! Ей решать!
— Ей решать?! — взорвалась мать. — Ей? Она-то, решит! За Кольку своего выскочит. А потом что? Ты глаза разуй! Сколько соседей уже ночью увезли! И за нами приедут!
— Не говори глупости, дура. Они враги, — начал было оправдываться отец.
— Враги?! А старый профессор тоже враг? Врач он был хороший, но не враг. А ты, — грозно посмотрела она на старшую дочь, — думай, прежде чем отвечать.
— Я не люблю его, — вытирая опухшие глаза, прошептала Аня.
— Любовь — это глупости, дочка.
Закинув кухонное полотенце на плечо, мать ушла. Май, а в огороде не посажено ещё. На следующее утро Аня дала ответ Корину. Она станет его женой.