Красное море

Лэнс задумчиво вперился в кружащуюся темноту. И либо у него начались галлюцинации похлеще разных метафорических цветов, олицетворяющих его друзей, либо мрак действительно стал колыхаться. Это как… Как плотная стена грозовых облаков постепенно сдвигается, уносится прочь? Но медленно, очень медленно. Хотя и не настолько, чтобы лишить кубинца надежды на выход из этого непонятного места и состояния. Придя к простому выводу, что тьму отталкивают его позитивные воспоминания, парень приободрился. Хотя для него и было странно, что ссоры с раздражительным Когане для его сознания являются чем-то приятно-запоминающимся. Но, скажем так, он взял это на заметку. На микроскопическую такую заметочку (которая, будем честны, ярко отпечатывалась в сознании и словно кричала: «Подумай над этим, олух!»). Попытавшись удобно устроиться, — не будь он Лэнсом, если не сможет найти хоть какой-то комфорт даже тогда, когда буквально ничего физически не ощущает! — парень посмотрел наверх. Ничего интересного там не было — такая же темнота, как и везде в этом странном нечто, — но кубинец постарался представить, словно лежит на кровати в своей каюте и пялит в потолок. Так можно было хоть не думать о том, где он, что с ним и… Неважно, это просто позволяло не загоняться на пустом месте (Широ, понятное дело, прочитал бы ему целую лекцию о том, почему пребывание во мгле словно вне времени явно не является пустым местом, но опустим это). Визуализация пришлась кстати — воспоминания тут же вскружились в диком танце, ведь после того неудавшегося разговора Лэнс как раз лежал в своей кровати и обдумывал, почему с красным паладином так трудно. Не просто общаться, а в принципе трудно! Они словно несостыкующиеся кусочки паззлов, формирующих картину команды Вольтрона. И какими бы краями они ни пытались друг к другу приткнуться, вечно натыкались на преграды. Кит слишком… ну, Кит. Кто знает, что творится в его китовых мозгах? А Лэнс просто Лэнс. Улыбчивый и добродушный парень с таким уровнем эмпатии, что иногда невольно задавался вопросом: а как во мне столько умещается? В тот вечер он лежал, положив руки под затылок и включив (уже порядком приевшиеся, но разве у него есть выбор?) алтеанские мелодии. Думал он о том, что красный паладин стал слишком уж шипастым в последнее время — ладно, с ним, Лэнсом, он всегда был таким ершистым, но чтобы с Широ? Да и авторитет Аллуры он всегда признавал. Почти все время маллет проводит в тренировочном зале, и кубинец не удивился бы, окажись уровень тренировочных гладиаторов его товарища уже выше десятого. Ни с кем не разговаривает, только попробуй что спросить — тут же умчится. И что им с ним таким делать? Что делать, когда даже Широ не способен вправить тому мозги? Как итог, ночь не задалась. Макклейн ворочался с бока на бок, то скидывал одеяло, то заматывался в импровизированную гусеницу, то полностью выключал освещение, и каюта погружалась в беспроглядную тьму, то снова включал. Яростно откинув сбившееся покрывало, синий паладин встал в четыре утра, надел тапки и хмуро поплелся на мостик — единственное место, в котором можно было почувствовать себя окруженным звездами и хотя бы на миг представить, что уже там, где-то за поворотом, будет их Солнечная система, их Земля. Машинально пригладив рукой торчащие во все стороны волосы и одернув складки пижамы, Лэнс, зевнув, зашел на мостик. Тот был погружен в мерцающий мрак, такой светлый и космический, что у парня мигом словно дыхание сперло. Казалось бы, как долго он находится в таком пространстве? Как много раз вылетал на своей верной Блю (а некоторое время и на Рэде) в скопление звезд, сражаясь бок о бок со своими друзьями против Империи? И все равно, каждый раз, оказываясь один на один в подобном месте, его охватывал тот самый детский восторг, подтолкнувший в свое время к поступлению в Гарнизон. Интересно, у Кита было также? «Снова я думаю о чертовом маллете. Это уже походит на нездоровую зависимость», — он прицокнул языком, проходя дальше и чуть дрожа от легкого прохладного воздуха. Обхватив свои плечи руками и сделав еще шаг, он внезапно уловил движение справа. Кресло прямо перед его, голубым. Красное. Кит. — О. Глупо-глупо-глупо! Надо поскорее уносить отсюда ноги, ведь разговор пару часов назад ясно дал понять, что Когане срать хотел на любые проявления заботы. Но мышцы словно одеревенели, и кубинец тупо пялился на вздрогнувшую и кажущуюся отчего-то хрупкой в звездном блеске фигуру сокомандника. Товарища? Друга?.. Смотрит на его чертов маллет, как идиот. Даже руки не может непринужденно убрать в карманы — все также обхватывает себя за плечи, словно только проснулся после кошмара. Кит ничего не говорил, даже не смотрел в ответ — юноша сидел, поставив локти на колени и спрятав лицо в сложенных ладонях, словно он безгранично от чего-то устал. Лэнс мимолетно заметил, что он еще и босой — как этот придурок не понимает, что может простудиться? — Не спится? — как и всегда, спустя время пришлось брать инициативу в свои руки. Паладин сел прямо на пол, сымитировав позу лотоса и уставившись в безграничный космос. Он не любил тишину — навевало воспоминания. Больница, запах лекарств и витающая в воздухе смерть, сопровождающаяся чуть ли не могильной тишиной. Противно. Мерзко. — Не спится, — без единой эмоции, послышался ответ справа, спустя, как казалось Лэнсу, минут десять. Ну неужели! Кит подал голос, просто невероятно — МакКлейн уж подумал, что сдохнет от холода, пока тот решится сказать хоть что-нибудь. Но теперь уже он не мог найтись, что сказать: поддержать? Снова спросить, что с ним происходит? Забить? В любом случае, у паладина было ощущение, что товарищ находится на грани нервного срыва. Только вот как любопытную натуру его мучал вопрос — почему? Что могло так резко сделать колючку-Кита еще более колючим? Ключ ко всему — искренность. Лэнс это понимал, несмотря на то, что не всегда был искренен со своими друзьями. Не показывал, как его действительно задевают насмешки или отказы девушек, не выказывал особо отрицательных эмоций. И не рассказывал всего о своей жизни: наверное, только Ханк знает чуть больше других. Но на то он и лучший друг. — Знаешь, меня удивило то, что ты жил один. Ну, когда тебя выпнули из Гарнизона, — парень немного помолчал, разглядывая космические туманности. — Не потому, что ты не самостоятельный или типа того, просто… Квизнак, так непривычно говорить с тобой, — он отвернулся, нервно проведя рукой по волосам. Кит не реагировал — только, наконец, положил руки просто на колени и смотрел на космическое пространство вокруг них. — Я… — МакКлейн постарался убрать из своего голоса эмоциональность и пустым взглядом вперился в свои руки, теребившие ткань пижамных штанов, — Не выношу тишину. Можешь сколь угодно считать меня шумным засранцем, но… Думаю, ты лучше меня понимаешь, что значит потерять кого-то. Из хорошего: Когане все же медленно повернулся к нему, словно не ожидал, что Лэнс с такой-то большой семьей мог однажды пережить боль утраты. Из плохого: на Лэнса снова накатили воспоминания. Больница, лекарства, тишина, смерть, пустота… Не самое приятное сочетание. Поэтому в ответ он не смотрел, лишь продолжал говорить, мысленно злясь на чуть подрагивающие руки, выдающие его состояние. — Я тогда… гм. Сдавал экзамены на пилота боевого корабля. Еще шутил постоянно, что мы с тобой соперничаем нос к носу, ноздря к ноздре… Но ты, конечно, всегда был впереди, — парень усмехнулся, — На второй день испытаний, как раз перед вызовом в симулятор, мне позвонил папа. Сказал, что бабушка серьезно чем-то заболела и находится в больнице. И я больше не мог думать об этих гребанных экзаменах — хотелось написать заявление на выписку пропуска и смотаться к родне, но… Помнишь, наверное, что во время сессии это было невозможно, — кубинец глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь уже не из-за холода, а от нервов. — И я… хах, я провалил симулятор. Не помню, каким образом я сумел пройти теорию и физические нормативы, но в итоге меня записали в пилоты грузовых кораблей. Только вот мне срать было. Ханк с трудом узнал у меня, что случилось — дружбан сразу понял, что со мной что-то неладное творится… И на следующий день после результатов экзаменов мы уже были далеко от Гарнизона. Набравшись смелости, паладин посмотрел прямо на Кита, не сдержав грустную улыбку: — А там уже больница. Противный, забирающийся под кожу запах лекарств. Тишина — почти никто не переговаривается. И смерть. Он резко отвернулся, сильнее сжимая в кулаках ткань штанов. — Поэтому ты такой назойливый и хуже шила в заднице? — на этот раз товарищ не стал мучать его молчанием, а ответил спустя пару мгновений. — Хах, ну можешь хоть так назвать, — кубинец хмыкнул, постепенно расслабляясь и уже более непринужденно оборачиваясь к Киту, — смысл останется тем же: если бы тишина вдруг стала материальной, я лично разнес бы ее собственным баярдом. Да и симуляторы я по какой-то причине после того случая частенько заваливал. В мерном, едва-различимом и слышимом гудении замка-корабля, Лэнсу почудилось, что Когане тяжело вздохнул. — Конечно, я рассказал тебе это не потому, что хочу услышать что-то в ответ, — поспешно произнес синий паладин, вставая с пола, — Я хотел показать, что я тебе доверяю. Не только как сокомандник, но и как друг, — с мягкой улыбкой, МакКлейн уже было повернулся к выходу, как Кит внезапно порывисто встал, быстро тронув парня за плечо. Лэнс обернулся. — Я тебе тоже доверяю, — голос товарища прозвучал серьезно, без капли насмешки или сарказма. Когане стоял с выпрямленной спиной, а взгляд выражал сосредоточенность и уверенность. Мгновение они просто смотрели друг на друга: Кит со все той же серьезностью, Лэнс — с неприкрытым удивлением. Красный паладин пришел в себя первым — резким движением убрал челку с глаз и, глянув в последний раз прямо в голубые глаза напротив, вышел — послышался лишь тихий шелест и стук закрываемой автоматической двери. И почему-то, несмотря на то, что всего несколько часов тому назад они расстались примерно также, отчего-то на сей раз МакКлейн почувствовал разливающееся по телу тепло и воодушевление. Будучи лишь воспоминаниями, эти мгновения отдались щемящим ощущением где-то в области сердца у Лэнса в настоящем, все также находящимся в странной, клубящейся тьме, постепенно становящейся сероватой. Кубинец искренне улыбнулся — тот разговор вызывал непонятную дрожь по всему телу и непоколебимую уверенность в том, что в каком бы дерьме он ни был, Кит, скорее всего, первым его оттуда вытащит. Потому что это Кит, которому он доверяет. И который доверяет в ответ. В конце концов, одни лишь воспоминания помогли вернуть чувствительность тела, так как можно усомниться в том, что они не добьются своего? Что Лэнс не сделает тьму светлее, а Когане не придет за ним? Оказывается, они и впрямь хорошая команда.