Дека: однострочники

      — Что ты сказала? — недоверчиво переспросила Милленния, самую малость нахмурившись. Не столько от раздражения, сколько от удивления — по крайней мере, на это оставалось надеяться. Выводить её из себя не входило в изначальный план.       — Я горжусь тобой, — ровно повторила Ушас, продолжая методично перекладывать лабораторную посуду из стерилизатора на свой поднос. Усилием воли она заставила себя не поднимать глаза, чтобы проверить выражение лица Милленнии ещё раз. Стоило сохранять спокойствие. — Я прочла твою последнюю статью. От меня не ускользнул тот факт, что наш разговор не прошёл даром и ты действительно во многом пересмотрела свою позицию касательно вопроса…       — Ты мной гордишься? — фыркнула Милленния немного громче, чем вынудила Ушас тут же умолкнуть. — Звучит как-то… оскорбительно?       — Оценка не подразумевала оскорбления, — тут же ответила Ушас ещё более сдержанно. Теперь она чувствовала себя глупо. — Я всего лишь хотела выразить удовлетворение касательно того прогресса, которого ты добилась в изучении затронутой тобой темы.       — Мне кажется, так ещё хуже, — тонкие черты лица исказились, когда Милленния раздражённо поморщилась.       — Учту, — сухо кивнула в ответ Ушас, торопливо выкладывая последние колбы и поспешно отходя от стерилизатора, чтобы вернуться за свой стол. — В следующий раз я оставлю своё мнение при себе.       — Неужели так удивительно, что я тоже чего-то стою? — тихо проворчала Милленния, глянув на неё через плечо. Ушас неловко замерла со своим подносом, теперь не решаясь уйти. Это было крайнее нерационально — никакого вразумительного ответа, который не усилил бы произведённый ранее негативный эффект, она найти не могла. — Я рада, что ты нашла время прочесть мою статью, но ты не могла бы в следующий раз комментировать менее высокомерно?       Ушас неловко кивнула. Она догадывалась, что тактичнее всего было бы извиниться, но не могла выдавить из себя ни слова. Тем более, что никакого чувства вины за сказанное она и в помине не испытывала. Только раздражающую неловкость недопонимания.       Вернувшись за свой стол, она краем уха услышала чужой разговор, развернувшийся у неё за спиной.       — Я тобой горжусь, — язвительно проворчал Кощей. — В кои-то веки ты со своими кривыми руками ничего не разлил.       — Ты правда мной гордишься? — в тон ему фыркнул Тета. — Ох, это такой волнительный момент, Кощей! Тебе стоило предупредить меня заранее, потому что теперь у меня дрожат руки. Если я что-нибудь всё-таки разолью — это будет исключительно на твоей совести.       Ушас раздосадовано поджала губы и принялась перекладывать принесённую посуду с подноса на стол, нарочно делая это громче, чем обычно — чтобы хоть немного заглушить чужие смешки и перешёптывания за спиной. Возможно, впервые в жизни она позавидовала тому, как легко взаимодействовали между собой Кощей и Тета. К сожалению, её усилий для достижения такого же эффекта пока было недостаточно.