И живые позавидуют мёртвым...

      Мадара-джи и софу… Изуна всегда знала, что обычные братские отношения не идут ни в какое сравнение с тем, что было между ними. Изуна-джи умер тридцать лет назад, но рана Мадары так и не зажила до конца. Он и ее-то пощадил когда-то только потому, что она отдаленно напоминала ему брата. И позже не стал убивать, потому что всплыло: она — единственный его потомок. Все. В этом заключалась вся ее ценность, и только потом, быть может, возникла какая-то привязанность к ней лично.       Привязанность, основанная на том же. На Изуне-джи.       С этим… С этим приходилось мириться, поскольку ничего больше не было, а у кого-то не было и этого. И кто-то был мертв, тогда как она оставалась жива и даже имела сколько-то теплые отношения с ближайшим родственником. И это даже не расстраивало, поскольку редко выдавался повод об этом задуматься. Сейчас же забыть об этом не получалось…       Дедушка просто еще злится на меня, — убеждала себя девочка, — да и надо же ему с Изуной-джи поговорить — тридцать лет не разговаривали!       Но все-таки некое отчуждение со стороны Мадары ощущалось вполне четко. Былое взаимопонимание между ним и софу восстанавливалось с огромной скоростью, их даже не смущала нынешняя разница в возрасте, а ведь сейчас Мадара был старше своего брата более, чем в два раза. И в то же время, каждый раз, стоило Изуне войти в помещение, как дед кидал на нее такой взгляд… Так выходило и сейчас.       Изуна мялась на пороге, и под взглядами — пустым — софу, и холодным — Мадары-джи — дедов ей хотелось сбежать. Как всегда. Казалось, стоило Мадаре-джи увидеть ее, как он сразу вспоминал о ее проступке. И это несмотря на то, что она была права: брат был ему нужен.       К счастью (или сожалению?), подобные взгляды дед кидал на нее только в самом начале, когда она входила. А после все, казалось, было как прежде. Разве что слишком заметна была натяжка этой "обыденности". — Изуна-чан? Заходи, — софу улыбнулся, и если не знать, что под веками у него пустота, можно подумать, что и щурится он мило. Не удержавшись, Изуна улыбнулась в ответ. Пусть по всей логике ей и следовало ревновать Мадару к софу, этого пока не происходило, и родной дед ей даже нравился. Потому что она нравилась ему. Сразу, без всяких условностей, а ведь он ее даже не видел, не мог оценить, как она на него похожа. Просто очевидно было, при всей суровости и жестокости, проскальзывающей в тоне Изуны-джи, когда речь заходила о чем-то связанном с войной и политикой, что ей он благоволит.       С большой вероятностью, конечно, она прервала какой-то важный-супер-пупер-секретный разговор двух-коварных-и-скрытных-шиноби, но они и так постоянно обо всем и вся разговаривают. А у них вообще-то еще внучка есть! Дня три Изуна к дедам не лезла вообще, но после ее резервы терпения иссякли. Сейчас же все даже стало привычно. — А о чем вы разговариваете? А вы строите планы по захвату мира, да? А я тоже хочу, — протараторила девочка, присаживаясь к родственникам на циновку. Как-то демонстрировать свое расстройство она не планировала и, собственно, не демонстрировала, зная, что рано или поздно Мадара тяжко вздохнет, взглянет на нее обреченно и прекратит злиться. Звучало идиллически, однако так и происходило каждый раз. — Планы по захвату мира… — да, софу пока еще не до конца привык к ней, но все еще впереди. Мадара же на подобные предъявы лишь фыркнул. Если фыркнул, значит все-таки не по захвату, хотя все-таки планы. А вот если бы зыркнул подозрительно, тогда да — значит, думает, как поработить человечество.       «Что за ерунда?», «Какой бред» — мог бы сказать дедушка, если бы это было ерундой, если бы это было бредом. Но это не было, так что он не сказал ничего. — Не говори глупостей, — фыркнул он наконец, и Изуна лишь в мыслях ему ответила: «и вовсе это не глупости, и ты это знаешь». Впрочем, коварные поработительские планы Мадары сейчас волновали всех в последнюю очередь. На первый план вышли межсемейные отношения. — Нет, мы с нии-саном… с Мадарой, — отношение софу к его новому статусу «деда» (причем более дедового, чем у грэндпа) было отчасти забавным. Смешно было наблюдать, как чуть искажается его лицо, когда он пытается поменять манеру речи на ту, которой взрослые должны разговаривать с детьми. Изуна-джи… был интересным в самых разных смыслах этого слова. И одни смыслы зачастую противоречили другим. — Мы решили сходить прогуляться за пределы Конохи.       Название селения софу произносил уже гораздо увереннее и даже не морщась.       Может Изуна-джи и не морщился, зато ка-а-ак скривилась Изуна, когда поняла… что с большой вероятностью «мы с Мадарой» означало «мы с Мадарой и без тебя». — Я тоже хочу! — выкрикнула Изуна тут же, пока кто-то из дедов (и сложно было понять, кто с большей вероятностью) не допустил мысли, что было бы неплохо смотаться куда-то без нее. Без нее же никак нельзя! — Можно? — Конечная точка находится в десяти часах от деревни, — внутри что-то противно екнуло. Такую мысль… почему ее допустил именно Мадара-джи?! Не Изуна-джи, для которого она еще малознакомый человек, который и не должен слишком ей доверять, особенно, находясь в столь уязвимом состоянии, а Мадара, который… который!.. — Ничего интересного для тебя там не будет.       Вранье! Раньше им всегда было интересно, в любом месте! (Потому что веселье обеспечивала она.) Как раз наоборот, если она останется, ничего веселого не произойдет, и дед не может этого не понимать. Веселого не произойдет… Но произойдет что-то важное, а она должна это пропустить? На душе возникло гадкое ощущение предательства… Однако оно не было ново. — Ну так можно? — спросила Изуна с горящими глазами, придвигаясь еще ближе к деду… к обоим, и едва не залазя на колени софу руками. — И-зу-на, — протянул ее имя Мадара каким-то странным образом. — Там не будет. Ничего. Инт…       Очевидно, грэндпа был против ее участия в этом походе. От этого хотелось свернуться где-нибудь калачиком и картинно загрустить. Раньше она непременно так бы и сделала: улеглась так, чтобы злой дед видел, как ее обидел, скорчила бы печальное-печальное лицо, пустила бы слезу… Но в таком случае ее бы точно с собой не взяли, а именно это (чтобы ее взяли с собой!) Изуна поставила своей целью. Мадара разочаровался в ней, а она… А она — в нем! Так что был только один надежный способ выбить себе место в отряде… — Можно, — софу, конечно, не видел, какие милые у нее глаза, какие длинные ресницы и даже игру мимики оценить не мог, но зато он хорошо слышал, и именно поэтому сполна проникся ее миленьким просящим голоском: — Изуна-дзи?       Протянув это трепетное «Изуна-дзи» так внушительно, как могла, Изуна затаила дыхание. Изуна-джи так-то оказался довольно восприимчив к ее чарам (этому даже была подкрепленная им же причина — он о-о-очень хотел детей, так что несмотря ни на что рад, что у него есть внучка), но если за этой «прогулкой» скрывается нечто большее, то… Изуна решила так: если уж Изуна-джи откажет, то это точно что-то сверхважное (и можно идти обижаться, плакать, жаловаться… кому-то — Мадаре-джи больше нельзя! — потому что выяснить что-то ей едва ли удастся), а если согласится… — Конечно, почему нет? — в отличие от Изуны-джи, Изуна его мимику видела. Разумеется, в сравнении с выразительностью ее мимики его и рядом не стояла (он и не ставил выразительность своей целью), но эту эмоцию — давно знакомую — можно было идентифицировать как «растаял». Иногда из-за этой гримасы возникало ощущение, что она не софу воскресила, а разделила Мадару на две части: добрую-дедовскую и страшную-Мадаровскую. Но это было глупой мыслью. Хоть Изуна-джи своим дедовством неприкрыто наслаждался (он вообще в курсе, что она его для Мадары-джи воскрешала?!), общего с братом у него было не так много, как казалось поначалу. Он, как бы… Странно, но Изуна-джи по характеру чем-то напоминал Шодай Хокаге, каким она его себе представляла. Это было действительно странно, особенно, учитывая то, что сам Изуна-джи, услышав такое, из своего режима добренького родственника мигом бы вышел. Ведь Шодай Хокаге — Хаширама Сенджу.       Вот если с Мадарой еще бывало, приходили в голову фантазии, что, узнай он о ее крови, не изменил бы отношения, то с софу никаких сомнений не было — изменил бы, и в худшую сторону.       Та же фантазия дорисовала, что сейчас Изуна-джи непременно уточнит у Мадары-джи, не против ли тот взять с собой общую внучку (потому что Изуна-джи в таких вопросах был довольно деликатен). Но нет. Ничего Изуна-джи не уточнял, будто тоже думал, что ее присутствие должно быть само собой разумеющимся. Вот только так не думал Мадара, и он, по правде… — Я не думаю, что тебе стоит с нами идти, — бросил Мадара мрачно. Он был так явно против того, чтобы… Неужели он считает, что она настолько им все испортит?! — У тебя разве нет дел? — Нет! — набычившись, воскликнула Изуна, готовясь обороняться. На нее будут давить, но если она выдержит, то дед просто сдастся, и все. Разумеется, он не будет доволен, очень даже недоволен он будет, но отвязаться от нее будет не так-то просто. — Ты же знаешь, что это не повод для гордости? — подколол ее Мадара в обычной своей манере. Но Изуна не велась на эту уловку. Не расслаблялась. — Нет дел, так найди, тебе наверняка есть чем заняться. Мы с Изуной вернемся уже следующим утром. Повторюсь: не думаю, что тебе… — Ну если не думаешь, так подумай! Ты глупый, что ли, думать не умеешь?! Умный ведь! — нарываться, определенно, не стоило, но если бы для того, чтобы она осталась, были объективные причины, грэндпа легко бы их устранил. А так причина была самой что ни на есть субъективной! Изуна предлагала Мадаре очевидное решение, однако он даже и не думал (пф!) им воспользоваться. — Хватит кричать, — бросил дед демонстративно сухо и спокойно, словно в пример. Обычно Изуну это не смущало (они всегда так разговаривали: она громко, а он как взрослый и разумный человек, и только когда дело доходило до крайней точки, они менялись: он начинал орать, а она спокойно хлопала ресничками и тихонько говорила всякие глупости), но что-то было в его тоне… Нужно было заткнуться. — Я не кричу… — практически прошептала она. Как же… Ну как же ей сделать так, чтобы ее взяли с собой? Что они там такое делать собираются? Секунду стояла тишина. Две секунды. Три… На пятой она спросила: — Ты уже подумал?       Изуна-джи, кажется, даже подавился. Ему динамика их отношений казалась странной и почему-то смешной. Но ничего смешного не было, особенно сейчас. Мадара-джи смотрел… сухо. Все еще сухо. Ему не хватало только раздраженно вздохнуть, словно потревоженный дракон, готовый в любой момент и с удовольствием треснуть доставучего рыцаря хвостом по голове и вдобавок дыхнуть на него жгучим пламенем. Пламенем настолько горячим, что все доспехи тут же расплавятся, оставив бедного рыцаря беззащитным. И тогда не составит труда его добить, если он уже не помрет. Все эти метафоры были не так далеки от истины, как можно подумать. Скажи грэндпа ей какую-то гадость не в шутку, Изуна бы вмиг растеряла все свое душевное равновесие, и точно бы проиграла в этом споре. — Подумал, — как могла, она вслушивалась в голос Мадары, пытаясь найти в нем едкость. Но его голос оставался спокоен. Сух. Он больше не хотел тратить на нее свои силы (потому что у него был Изуна-джи!). — Давай переформулирую: ты никуда не пойдешь. Точка. — В смысле, никуда? — чтобы она да после простого «точка» затыкалась? Не бывать этому! Конечно, Изуна не хотела портить отношения еще больше. Конечно, не так уж она хотела нарываться, она вообще не хотела спорить (он сам начал). Но, конечно, она никогда не была послушной и, даже не будь это необходимо, не приняла бы такое решение безропотно. — Куда хочу, туда и пойду! И знаешь… Это все очень подозрительно! Чем вы там заниматься планируете? — Делами, — сказал как отрезал Мадара, и Изуна замерла. «Делами»… «Дела» Мадары были не тем, во что ей позволялось лезть. «Дела» Мадары были связаны с тем, что она хотела, но не могла предотвратить. Последнее время, как Изуне казалось, дед подпустил её ближе к своим тайнам, начал чуть больше ей доверять, и она даже думала, что вскоре он сам расскажет ей о своих планах… Но потом всё рухнуло. Воскрес (не сам собой, что хуже всего) софу, грэндпа на неё обозлился… Какое уж тут доверие? И хотя Изуна хотела отстаивать своё право на участие в этом семейном походе, в свете открывшихся данных делать этого не стоило. Потому что, в общем-то, никогда она не допускала даже мысли, что в списке приоритетов Мадары она стоит выше его цели. — Ясно все с тобой… — буркнула она напоследок, ощущая болезненную досаду. Ладно бы, Мадара не брал в свои дела никого, кроме Зецу (который по сути сам Мадара и есть), но ведь… — Изуна — не, пусть дома сидит, зато Изуна-джи — отлично!..       Вот теперь всё, молчу, — подумала Изуна, но тут уже не понял Мадара-джи. Как она не восприняла его «Точка» как окончание разговора, так и он не догадался, что несёт её чисто по инерции и спорить она, в общем-то, больше не собирается.       Мадара смотрел на внучатую племянницу сверху вниз и давил вздох. Как всегда, шебуршит, возмущается чему-то, кричит. Понятное дело, что она ревновала. Если бы он сам, как обычно, ушел бы «по делам», Изуна бы и не пикнула (разве что начала бы канючить, чтобы он задержался), но он брал с собой брата, и это все меняло. Будь это действительно «обычная прогулка», сложности бы не было: то, что мелочь достигла апогея своей безрассудности, не значит, что он намерен вытолкнуть ее из своей жизни. Даже скорее, Мадара начинал задумываться о причинах такого результата, и приходил к мысли, что воспитанию малявки — раз уж им никто не занимается — уделить время должен сам.       Однако ничего обычного в этой вылазке не было. То, что на ней произойдет, внучке точно видеть не стоит. Мадара не мог сказать прямо: «там будет то, чего я показывать тебе не хочу». Это было очевидно, это витало в воздухе, и это было совершенно не той формулировкой. Нужна была какая-то обыденная причина, что-то, успокоившее бы Изуну хоть сколько-то. Отговорка не лезла в голову мгновенно. Когда уходил заниматься делами, о которых девочке знать не стоило, Мадара не говорил ничего. Но тут сказать что-то было необходимо. Она растет, и скоро они не смогут так легко делать вид, что в его отлучках ничего страшного нет. Растет… — Сравни, сколько тебе лет и сколько ему, — бросил он наконец. Да, хорошая отговорка. Когда Изуна дорастет до возраста… Изуны, у него действительно не будет выбора, кроме как приоткрыть немного завесу тайны. Главное, четко поставить условие: подрастет (мозгами, прежде всего, но это озвучивать необязательно), тогда и будет навязываться в сомнительные путешествия.       Такой расклад, «гарантия» должна бы успокоить Изуну. Впрочем, Мадара знал, что так просто даже столь выгодные условия мелочь не примет. Не примет как раз потому, что… Мелочь искренне считала себя взрослой, самостоятельной и, что еще смешнее, разумной. В самостоятельности деятельной девчонки Мадара не сомневался (вот до чего — мужчина кинул короткий взгляд на брата, воскрешенного прихотью одной малявки, — довела ее самостоятельность), но ни взрослой, ни тем более разумной он внучку не считал. Хотелось бы, но не выходило. Во времена, когда он еще был молод и когда брат был жив (по-настоящему жив), дети взрослели рано, однако к счастью (или сожалению), его (их) внучка родилась в совершенно другой эпохе. Она понемногу входила в брачный возраст, но мозгами… Мыслила она, как ребенок. Вот только точку зрения видавшего многих идиотов (взрослых, в том числе) деда на свой счет мелочь не разделяла. Как раз потому, что искренне же не считала себя мелочью.       Блаженную секунду (затишье перед бурей) стояла тишина. Девчонка медленно открывала рот в немом возмущении, набирала воздух в грудь… — Да у нас всего десять лет разницы! — рявкнула она так, что в уши на мгновение заложило, и гневно топнула ногой, что в ее исполнении означало только одно: сейчас будет «взрыв». Пока была возможность, Мадара сам вздохнул поглубже и запасся терпением. — По меркам шиноби — это фигня полнейшая! Если ему можно с тобой только потому, что он, видите ли, взрослый, то и я пойду! Я тоже взрослая! Разве не так?! И коль уж мы начали эту тему, знаешь, что?!.. Почему-то в твоих рассказах, как тебе тринадцать лет, так ты уже всеми правами обладаешь и никто тебя не ограничивает в таких мелочах, как семейные походы, тем более, по такой глупой причине, но я — почему только я?! — по твоему мнению, сразу «мелкая»! Я требую справедливости! А еще дай напомню: в жизни ниндзя возраст — последняя вещь, на которую смотрят, когда набирают отряд. То есть, я тебя чем-то другим не устраиваю, да?! Но Изуна-джи, получается, устраивает?!..       Изуна выдавала свою тираду на такой скорости, что не всегда удавалось понять смысл ее слов. Она говорила четко, но слишком эмоционально, и, вдобавок, Мадара уже давно научился вычленять главное. Впрочем, он знал, что скажет, еще до того, как услышал реакцию внучки на свое заявление. — В мое время у шиноби детства не было, а у тебя есть, и лишать его я тебя не собираюсь, — сказал он ясно и отчетливо, когда внучка остановилась, чтобы перевести дух. Учиха смягчил голос настолько, насколько позволяла ему это гордость. Пусть даже перед братом было отчасти неловко демонстрировать свою слабость к внучке. Потому что даже по отношению к брату он такого не позволял (просто брат в этом не нуждался). — Хватит спорить, Изуна. Это дела взрослых. Вырастешь — я сам тебе все расскажу и покажу.       Должно быть, он не разговаривал с ней таким тоном уже несколько недель. Это чувство, когда приходилось одергивать себя, чтобы не смягчиться слишком сильно, стало чуждым последнее время… Но пока идет воспитательный процесс, Мадара старался не давать слабины и не показывать слишком явно, что проступок забыт. Однако подавать категоричный отказ в жесткой форме не хотелось. Воспитание воспитанием, а воспринять это Изуна могла как угодно, и ведь его не будет рядом, чтобы проконтролировать. Фантазия и раньше выдавала красочные картины того, что может натворить эта девчонка, но реальность оказалась страшнее. Теперь фантазии больше напоминали кошмары.       Собиравшаяся было продолжить свою тираду Изуна замерла с удивленным выражением лица. В своей манере глупо распахнула глаза, похлопала ресницами, даже не закрыла рот…       Прониклась, — хмыкнул про себя Мадара. — Я… Я… — начинала девочка, тут же прерываясь и все никак не собираясь с мыслями. Ее глаза вдруг сощурились, будто ее тронуло его заявление до слез (а бывало и такое). Изуна опустила голову так, что челка закрывала глаза, отражающие все ее чувства… и тут же вскинула ее, и ее взгляд уже не был блестящим. Изуна злилась. — Я тебе не верю!       Выкрикнула она, ошарашив Мадару, с чистой уверенностью ожидавшего другого, и удивила его еще больше, резко выбежав из комнаты. Какого?.. — Неожиданно… — выдал в тишине (такой, какой не бывало в компании внучки) он. Изуна не должна была злиться. А если уж разозлилась, то никогда она еще не убегала от него. Испытывая злость по отношению к нему, она не испытывала страха. Для нее это были взаимоисключающие понятия. Она не зажималась, не сбегала, она начинала выкрикивать ему свои глупые аргументы, почему он не прав, спорила и упрямилась до конца (его нервов или терпения). Не убегала.       В последнее время крупные изменения коснулись их всех. Он демонстративно охладел, да и много внимания уделял воскресшему брату (первому Изуне). А с его внучкой и вовсе творилось черт знает что. Мадара окончательно перестал ее понимать. И в свете последних событий это вызывало беспокойство. — Ну, знаешь, — прозвенел в гробовой тиши голос Изуны и на миг заглушился шорохом. Мужчина пытался встать. — Тут бы и я тебе не поверил. Слишком большой контраст.       Верно… Слишком сильно изменились их отношения за дни, прошедшие с воскрешения. Старое поведение теперь казалось подозрительным и неуместным. — Нии-сан… на самом деле, я не совсем понимаю, почему ты не хочешь брать Изуну-чан с собой, — продолжил брат, смотря на него темнотой из-под полуприкрытых век. Последние дни Изуна все чаще начал надевать повязку. Она не была ему нужна: мертвые могут не бояться заражения, но живым так было комфортнее. “Изуна-чан” явно боялась черных провалов там, где должен гореть шаринган, а Изуна слишком хотел поладить с потомком, чтобы ратовать за удобство для себя. — Разве там будет что-то опасное для нее? Это же просто… — Не хочу, чтобы она еще чему-то подобному научилась, — ответил Мадара, не дослушивая. От любой опасности он легко бы защитил и слепого брата, и внучку, но от таких «опасностей» спасение лишь одно — не подпускать. — Наша внучка слишком хорошо впитывает дурные примеры. Пусть лучше подуется денек, чем сотворит еще какую-то глупость. — Если ты так думаешь, доверюсь твоему опыту, — не стал спорить Изуна. — Давай закончим со всем поскорее. Хочу… увидеть все.       Мадара чуть слышно хмыкнул. Он тоже бы этого хотел. Невероятно хотелось наконец заглянуть в родные глаза.