«Ушли по делам. Когда вернемся — точно не скажу. Чтобы в мое отсутствие не померла: 1) К нукенинам не лезть. 2) В лес Хаширамы — ни шагу.
3) Пузырьки на верхней полке даже пальцем не трогай. Воскресишь хоть еще кого-нибудь без моего ведома — лично удушу. Писать мне только если жизни будет угроза — по пустякам не беспокоить»
Подпись этому «теплому» посланию точно не требовалась… И, несмотря на жесткий тон записки, Изуна не столько обиделась на Мадару, сколько расстроилась из-за его отсутствия. Письма он всегда писал «рублено», чего уж там, а отсутствие… Кажется, она просто уже привыкла, что он постоянно рядом, даже если только физически. Но ничего страшного, раньше у них и так встречи были с промежутком не меньше недели. Куда деды могли подеваться, Изуна даже предполагала. Мадара же обычно куда уходил? В свои катакомбы! И раз они с софу теперь не разлей вода, то он, наверное, решил и ему свое жилище показать. Это вряд ли займет больше недели, потому что уж Изуне-джи пещеры вряд ли понравятся. В краткосрочности их отсутствия Изуна убеждала себя достаточно убедительно, чтобы поверить в это. Но прошла неделя. Вторая. Третья… Дом оставался пустым месяц.***
Стопка неотправленных писем мозолила глаза. Когда-то такой расклад был привычным: написать Мадаре можно, но тут ты рискуешь навлечь его недовольство. Но потом обмен письмами стал делом обычным (правда, отвечал дед хоть и почти всегда, но коротко, сухо и с запозданием), и возвращаться обратно оказалось неприятно. Изуна написала десятки писем, полностью давая себе волю в степени откровений, потому что знала, что позже их все сожжет. Написание писем «в пустоту» давало некоторое чувство облегчения, но на двадцатый раз этот эффект ослаб. На неотправленные письма никто не отвечал. Изуна прокручивала у себя в голове записку деда — «Писать мне только если жизни будет угроза — по пустякам не беспокоить» — и каждый раз останавливала себя от того, чтобы отправить какую-нибудь глупую почиркушку. Ее жизни, как назло, никто и ничто не угрожало. А если угрожало, то не было времени писать письма. И, разумеется, невольно в голову закрадывалась мысль… А может ей намеренно угрозу жизни найти, а? Прогуляться там по Лесу Смерти, травануться чем-нибудь, влезть к нуке… Внезапно Изуна осеклась в своих мыслях. Вполне очевидно, что за нарушение его указаний Мадара ей потом всыпет, поэтому, нарушая их, искать приключений никак нельзя. Вот только… Не лезть к нукенинам и не соваться в Лес Смерти — а как еще можно нарваться на неприятности?! Из потенциальных врагов оставались только ниндзя враждебных стран(типа не нукенины, однако агрессивные), но во враждебных странах она не была после получения повышения ни разу. Ее просто туда не пускали (и дед об этом знал, так как иначе бы точно указал и шиноби других гакуре). Теоретически… Можно поругаться с односельчанами. Только это не угроза жизни будет, да и драка долго не продлится — всю Коноху патрулируют ее соклановцы Но, между прочим, — вдруг щелкнуло в мыслях, — как дед вообще собирался меня защищать от угрозы жизни? Он же не умеет телепортироваться, и пока он будет добираться, меня бы сто раз уже убили и на органы разобрали. Ответ нашелся быстро. Видимо, под «угрозой» имелась в виду реальная угроза, когда до предполагаемого убийства или похищения тебя начинают заваливать жуткими письмами и намеками… С такого рода вещами опять-таки прекрасно справлялась полиция в лице клана, так что выходило так: «не пиши мне. Вообще». И от этого осознания становилось обидно до покалывания в носу. А если… А если с ней что-нибудь случится, ей тоже писать нельзя? «Угроза жизни» ведь уже миновала! А если в ее жизни, наконец, случится что-то важное, чем ей захочется поделиться? Тоже молчать?! А у нее ведь случилось еще тогда, в тот день, когда она вернулась в пустой дом. Ей было, что рассказать… Изуна погрязла в болоте страдания на долгие десятки минут. Она успела и расплакаться, и обругать себя, что вообще решила воскрешать деду брата, и даже на самого Мадару наругаться… А потом, когда голова уже гудела от плача, вдруг подумала: Быть может, у него действительно нашлись какие-то важные дела… А может и не нашлись, но он просто хотел, чтобы она не заваливала его письмами, как раньше. Однако… От одного письма ведь ничего не будет? И не будет же он игнорировать, если с ней действительно что-то случится? На волне злости, и обиды, и торжествования от того, что гениальная идея наконец пришла к ней, Изуна схватилась за кисть. Лишь два столбца иероглифов, пара строк. Ворон-посыльный не задавал вопросов, только с беспокойством склонил голову при виде нее. Выглядела она в тот миг действительно жутко: волосы всклокочены, глаза красные, а лицо все розовое… Но Изуна планировала к приходу (прибегу) деда выглядеть еще хуже. Надо сказать, ей это, конечно, удалось. Однако результат оказался совсем не тем, что она ожидала…***
Весь вечер и половину ночи Изуна ворочалась в предвкушении. Думая о том, что скоро наконец сработает ее план (или не сработает… но об этом думать не хотелось), она все не могла закрыть глаза, вертелась, улыбалась и радовалась так, что аж щеки краснели. И по итогу заснула под утро. Но дать ей выспаться никто не планировал. В шесть утра по дому раздался грохот, словно кто-то выломал дверь. Изуна сразу открыла глаза, тут же заболевшие от света. Голова кружилась, а желудок стремился выйти через горло — последствия недосыпа. После грохота дом наполнил звук чьих-то нервных шагов. А уже спустя секунды… — Что случилось?! — спросил с порога Мадара, чуть не выломавший перегородки седзи, и… черт, как же громко спросил. Уши резануло, хотя, кажется, он почти не повышал голос. Как-то внезапно Изуна осознала, что деда уже видеть не хочет и вообще ничего не хочет, а хочет только… — Я хочу спать, — захныкала она и, потеряв на секунду силу, грохнулась обратно на подушку и тут же отключилась. Сквозь стремительно накрывающий сон смутно были слышны чьи-то ругательства, но их причину и суть она узнала только много часов спустя.***
Утро еще никогда не начиналось так хреново. Так Изуна заявляла каждый раз, когда не высыпалась, но еще ни разу не солгала в ощущениях. Голова побаливала и соображать было трудно, однако что Изуна понимала, так это то, что дед все же пришел. План сработал! Правда, чего это стоило… Но, несмотря плохое самочувствие, на кухню девочка пробиралась с радостным предвкушением. Шаг, еще шажочек. Пол кажется таким прохладным после постели. А из приоткрытой седзи, ведущей на кухню, пробивается солнечный свет. Уже день. А на кухне… — Мадара-джи! — взвизгнула Изуна и аж подпрыгнула от переизбытка эмоций. Но под взглядом деда радость быстро начала улетучиваться. Почему… Почему он смотрит так недовольно? — Проснулась, мелочь? — осведомился для галочки он, и как-то интуитивно Изуна поняла, что ей срочно надо сесть напротив него. Судя по тому, что после того, как она это сделала, ее не долбанула молния, все сделала правильно. — Во сколько вчера легла? Дружелюбием его тон и не пах… — Сегодня… — нерешительно ответила Изуна так тихо, будто надеялась, что он не услышит. Мадара выглядел так, словно за сбивание режима сна ему нестерпимо хочется отвесить ей люлей, однако есть дела посерьезнее. Он же… Ну не может же он так злиться только из-за того, что она ему написала?! Разум твердил об этом, но отчего-то казалось, что именно из-за письма все сейчас так. — Ты получил письмо?.. Вопрос такой риторический, но деда от этого словно подрывает. Он резко встает со стула и бьет по столу ладонью так, что сердце замирает от страха. — Да, и может теперь ты объяснишь, что это за хрень?! — рявкнул он и немного остыл только когда Изуна начала откровенно закрывать руками голову, боясь, что он и по ней сейчас ударит. Фокус внимания сместился на ее руку. Правую, ту, что была по плечо замотана тугим бинтом и из-за него же увеличилась в ширину в два раза. — Я руку поранила… сломала чуть-чуть… — замямлила Изуна, холодея душой от мысли: а что, если он все понял? Вдруг догадался, что?.. — Почему-то решила написать тебе… Это не угроза жизни, но… но ведь!.. Но ведь он не ее телохранитель, он ее дед… Или нет. Не родной ведь даже. — Ты написала, что у тебя ее нет! — крикнул Мадара зло и убрал руку, открывая смятый клочок бумаги. Ее записка… Записка, текст которой звучал примерно так:«Привет, Мадара-джи. А я теперь без руки…»
— Ну я же ей пользоваться теперь не могу! — пискнула девочка в свое оправдание и подвигала ныне застывшей в одном положении рукой, демонстрируя, что ничего, кроме этого, ею теперь сделать нельзя. — Считай, нет ее теперь и в ближайшие месяцы не будет! Это звучало логично, однако Мадара-джи на это вздохнул с таким раздражением, что как-то внезапно Изуна заметила, что в помещении давно уже не утренняя прохлада… Не огнем дыхнул — и хорошо, конечно, но холодок по коже пробежал. — «Нет руки» и «рука сломана» — разные вещи, — с тяжестью дед рухнул на свое место. Довольным он все еще не выглядел, да и добрым тоже. И ни капли сочувствия… Тишина, долгая и некомфортная. В желудке слегка тянет, хочется есть, и живот, кажется, скоро забурчит. Издавать лишние звуки Изуна не рискует. — Как сломала хоть? «Как». Вопрос был донельзя неудобный, так как ответ на него справедливо бы исключил всякую жалость и заботу со стороны Мадары. Поэтому Изуна предпочла слегка изобразить дуру. — Да вчера днем как-то… — «когда» и «как» ведь такие равнозначные вопросы. Это могло бы даже прокатить, не будь дед так внимателен к деталям. Но он быстро нашел недочет. — Позволь уточнить, — что бы он ни говорил, судя по его тону, «позволение» ему не требовалось. — Ты бросилась писать мне сразу, как сломала руку? Только руку перевязали, и побежала меня дергать? Правда отличалась от того, что он говорил, и не в лучшую сторону. Но от этого обвинительного тона, Изуна только сильнее разочаровывалась. Да, на самом деле, она неправильно поступила, это так. Но он неправильно поступает тоже, обвиняя ее в чем-то, когда еще нет повода подозревать! Запутавшись в собственных мыслях, вслух Изуна не сказала ничего, и ее молчание было трактовано Мадарой по-своему. В мгновение ока он навис над ней и крепко схватил за травмированную конечность. — Прекрати творить хуйню, — прорычал он, сжимая хватку все сильнее. От боли хотелось плакать, но плакать было страшнее, чем терпеть. — Знаешь, что делают со лжецами? Мне язык тебе отрезать, чтобы ты не обманывала? Мадара точно что-то понял. Но понял не так, решив, что, желая его видеть, она решилась лишь его обмануть. Она обманула, да. Но не в том, что рука на самом деле не сломана. — Б-б-больно!.. — заплакала девочка, и с каждой секундой ее плач все больше походил на рыдания. На осознание, что это не игра, деду потребовалось лишь две секунды. — Больно!.. Кажется, Мадара растерялся на мгновение. Быть может, он даже чувствовал себя виноватым, но как можно отслеживать чужие эмоции, когда сломанная не более суток назад кость так болит? — Я решил, что ты просто ее в бинт замотала, — сказал дед, обходя стол и прикладывая ладонь с горящей техникой к ее руке. Боль начала спадать, но не сильно. «Решил»… Он просто объяснил свое поведение, однако извиняться и не думал. Вроде ничего необычного. Просто это вдруг стало ясно. — Но ситуации это не меняет. Ты говоришь, руку вчера днем сломала? Изуна судорожно закивала, сдерживая всхлипы. — Вот только письмо пришло мне в два, — продолжил Мадара спокойно, и в его голосе звучал лед. — Даже если ворон доставил его быстрее обычного, за какие-нибудь часа полтора… В лучшем случае, ты просто написала мне сразу после перевязки, сломав руку ровно в полдень, так, Изуна? «Изуна»… Девочка замерла. Ее имя. Наконец-то. «Ура» или пора копать могилу?.. Почему-то софу не приходилось так дергаться, когда грэндпа звал его по тому имени, которое было ему дано. Лгать больше нет смысла, — вдруг четко осознала она. И не расслабилась, а сдалась, дальше покорно отвечая на вопросы и не пытаясь юлить. Быть может, хоть так он поймет. — Выглядит все так, словно ты специально нарываешься на неприятности, чтобы привлечь внимание. Так что жалеть тебя за твою же глупость я не буду, — боль в руке отступала, но ком в горле все рос и рос. И глаза все кололо и кололо. — Так как ты ее сломала? Раздразнила кого-то? Обвиняет… Она тоже тогда обвинит. — Камнем, — Изуна старалась отвечать так же спокойно, как ее допрашивали, но выходило плохо. Как-то неестественно, слишком заметно было усилие. — Взорвала скалу, подставила руку… Вчера вечером. Осторожный (единственный внушающий какую-то надежду на то, что позже все утихнет) обхват резко переходит в новую хватку. Медицинская техника гаснет в тот же миг. И от того, что дед быстро это прекращает, просто отстраняя руку, лучше не становится. — Ты совсем долбанутая или просто мозга не отвесили?! Дом накрывает крик. Изуна, разумом отмечая, что раньше всегда в таких ситуациях кричала в ответ, просто абстрагируется от всего. Словно ее здесь нет, и только чужие слова доносятся далеким эхом. — …В следующий раз, если тебе что-то не понравится, может, шею себе свернешь?!.. Наверное, то, что Мадара-джи так злится из-за того, что она себе навредила (из-за этого же?), должно быть приятно. Но чувство, которое испытывает Изуна, приятному прямо противоположно, и никакие логические рассуждения не помогают с этим справиться. Поэтому она делает выбор игнорировать все. — …стоит прекратить тренировать тебя?! Останешься обычной химе, и никогда!.. Дед заходит слишком далеко в своей ругани. Он даже отходит от темы, ругаясь на все подряд и примешивая посторонние вещи, вроде ее мечты стать Главой клана, чтобы было обиднее. И Изуне бы было: он, считай, заявляет, что без него она только химе быть и может. Но она Мадару не слушала, так что ей было все равно. Почти… В какой-то момент становится слишком тяжело держать взгляд. Пусть слух Изуна практически отключила, зрение никуда не девалось и видеть, как дед злится на нее, было невыносимо. Однако Мадаре это не понравилось. — На меня смотри! — рявкнул он, и тут же Изуна его послушалась. Спина вытянулась в струнку, и оттого стало еще некомфортнее. Но что еще хуже… Пелена с ее ушей спала. Она больше не могла игнорировать его слова, и каждое слово, что еще страшнее, било в самое больное место. Дед смерил ее яростным взглядом, переводя дыхание. — Нахрена ты вообще это сделала?! Внимания не хватало?! — Да! — рискнула выкрикнуть в ответ девочка, считая, что карты пора выложить. — Ты… ты ушел! На целый месяц! А меня оставил! Еще и писать запретил! И последнее время!.. — По-твоему, я должен быть с тобой постоянно? У меня достаточно других дел, — внезапно, Мадара снизил голос, однако от этого его образ стал только злее. — Я тебе не отец. И ты не главный мой приоритет. Изуна замерла. Да… Это она, основная мысль. Она — не главный приоритет, может даже и не второстепенный, а больше. Ну а дед… Говоря откровенно, он и не ее дедушка. И уж тем более не отец, роль которого она все время навешивала на него. После этого мало что было сказано. Но Изуна и вновь не слушала. Смысл она поняла. И, когда Мадара ушел, больше ему не писала. Ни когда реально происходило что-то опасное (от миссий ее травма не освободила), ни когда случалось что-то хорошее. И хотя на этот раз дед… не-дед отсутствовал всего недели две, за эти две недели изменилось очень многое. Конечно, Мадара ей не отец. Он и не должен им быть, просто ей очень хотелось выдать желаемое за действительное. Просто жизнь сложилась так, что никто другой на эту роль не подходил. И просто… Просто Изуна не любила сдаваться.