«Привет, Мадара-джи…»
«Мадара-джи» звучало ужасно нелепо, так она начала звать его, когда ее же усилиями у нее появился второй дед. Изуна вряд ли бы обиделся, зови она дедом только его, но мелкая нашла свой компромисс. — Хмпф, — фыркнул он тогда, поражаясь тому, что листок в ее послании был всего один, да и тот не был заполнен и на четверть, — «Привет»… — Что читаешь? — полюбопытничал брат, сверкая глазами. Забавная, до жути знакомая манера. А он и не помнил, что Изуна тоже любил так делать. — Мелочь пишет, — отозвался он и взялся за короткую записку двумя руками, откладывая весточку от шпиона. Шпион может и подождать. Он, вроде, говорил не писать без веской необходимости… Ксо, точно же говорил! Что случилось? И тогда он быстро прочитал второе и последнее предложение. — Руки нет… — выдохнул резко, застыв в прострации. А в следующий миг рванул в сторону Конохи, не объясняясь с братом, не отсылая ответа шпиону и не останавливаясь до самого порога дома, чтобы столкнуться… с чем? Мадара прибыл в селение ранним утром, ворвался в дом, боясь не успеть до непоправимого. Что может значить для шиноби потеря руки? Крах, конец всего. Мелочь не была похожа на шиноби в его глазах, но считала себя таковой, и поэтому — неоднократные прецеденты, чрезмерно короткое письмо — он был не на шутку встревожен. Он был уверен, что застанет внучку в лучшем случае давящейся слезами, однако… Она просто спала. Когда Мадара ворвался в комнату, Изуна подскочила с постели абсолютно сонная и непонимающая. Даже не в боевую стойку встала, а просто села. — Что случилось?! — задал он интересовавший его всю дорогу вопрос, наверное, перегибая с таким жутким тоном. Но мелочи на тон было плевать. Она просто моргнула лениво, скорчила жалостливую моську. — Я хочу спать, — хныкнула плаксиво. И рухнула на кровать. Мадара остался стоять на пороге в полной растерянности и гробовой тишине. И только секундой спустя наконец заметил, что рука у мелкой присутствовала, просто была забинтована. Тогда Учиха разозлился: неужели нельзя было написать нормально?! — но другое чувство перевешивало все негативные эмоции — облегчение. И тогда он еще не злился по-настоящему. А потом… Потом сразу выяснилась неприглядная правда. Подвох в словах, который он заметил, должно быть, только потому, что все-таки злость не проходила, уничтожил все позитивные чувства. Сломанная рука не была трагичной случайностью и удачным поводом написать ему, обходя запреты. Она не была случайностью. Поначалу казалось, что девчонка просто специально нарывалась на неприятности, и это действительно злило: будто она не нарывалась на них и без поисков, а тут решила лишний раз нервы ему помотать. Вот только стоило ему повысить голос, накричать, как выяснилось нечто более страшное. На неприятности Изуна не нарывалась. Она просто сломала себе руку. Сама. Совершенно осознанно и лишь с одной целью — чтобы написать ему. Мадара… Биджу, да он лишь несколько раз в жизни ощущал себя настолько беспомощным. Изуна не видела границ. И как он только не заметил этого? Ведь видел же, что отшибленная, не понимает, куда лезет, но лезть любит. Ради своих целей — глупых и неоправданных — Изуна шла по головам. Еще не так глобально и заметно, но в будущем она могла бы стать настоящим монстром. Но если бы головы были только чужие… Чужие головы не заставили бы его думать об этом слишком плохо — он сам был таким. Но Изуна готова была сама свернуть себе шею ради непонятно чего. Он наорал на нее. Возможно, даже перегнул палку. Ни одно его слово в таком виде девчонка бы не восприняла правильно. Он же знает это… Но тогда казалось, что это единственное, что он может сделать. Потому что и так было очевидно: поркой эту дурь не выбить — Изуна не поняла бы, за что, прошлые воспитательные беседы результата не возымели. Мадара чувствовал, что все больше теряет контроль над ситуацией, и это его… пугало. Казалось бы, что ему с того, что где-то существует сумасшедший ребенок? Но ему не хотелось, чтобы с катушек слетела она. Ее нельзя оставлять одну, — вспыхнула мысль с запозданием, когда он уже был слишком далеко от Конохи. Люди в подобном состоянии не должны оставаться одни. Но дел все еще было слишком много, поэтому все, что оставалось, это подумать, оправдываясь: — Не оставлю. Скоро…***
Не нужна… Изуна повернула ладонь в одну сторону. Солнечный луч ударил в правый глаз. Повернула в другую — теперь в левый. Что же это такое?.. Не нуж-на. Изуна чувствовала себя странно: внутри так гадко, а снаружи… вроде, как всегда. Улыбалась знакомым, дурачилась иногда в зеркало. Вот, страдала ерундой, вместо того, чтобы просто уйти лежать в другое место. Но внутри — гадко. Мадара ее бросил. Это, внезапно, наконец-то до нее дошло. Дед… а, ну да, не дед. Мадара, в общем-то, никогда не был общительным, так что когда он запретил ей писать, поставив невыполнимые условия, она как-то не сразу поняла, что на этот раз он правда не хочет с ней общаться. Раньше такое тоже бывало. В начале он вообще за любое письмецо убить был готов, но потом-то все наладилось. Она писала ему длиннющие письма, щедро сдобренные шутеечками и рисунками на полях и между иероглифов, а он ей — внезапно — даже отвечал. Без смайликов, не с шутками, а, скорее, с сарказмом… Но все-таки. Поэтому она такое сразу не предположила. Да, он злится на нее, злится сильно, для общения у него теперь есть Изуна-джи… Однако был ведь крохотный шанс, что он достаточно привязан лично к ней, чтобы простить и… ну, не вернуть все, как было, но хотя бы не прерывать общение? Был. Но слишком крохотный. Наверное, какая-то привязанность все же была. Он ведь примчался к ней, когда она написала, что без руки осталась (формулировка, конечно, неудачная… или наоборот, удачная даже слишком). Вот только кончилось все плохо. Это походило на последнюю каплю. Для него. А для Изуны последней каплей было… — Это что?.. — собственный голос звучал надломленно. Вопрос был риторическим. Письма. Со смайлами, цветочками, фирменным почерком. Ее письма. Деду, кому же еще она так писала? Можно было притвориться дурой, оптимисткой — он их почти все сохранил!.. Но притворяться было не перед кем. Этих писем здесь быть не должно. Он вернул их. Кажется, это прощание… Мадара в тот миг бесил. Своей нерешительностью (и это сильнейший шиноби?! Ха!), тем, что тянул и не говорил ничего прямо. Видимо, решил заставить ее страдать вечно, гадая, что конкретно заставило его так ее бросить. С момента, когда она нашла эти письма — и едва не сожгла их нахрен, потому что с самоконтролем у нее не очень — прошло два дня. С момента, как ушел Мадара (и не сказал напоследок ничего хорошего, абсолютно ничего, только орал!) — три. Все это время Изуна себя чувствовала странно. Странно. — Мне, наверное, стоит погулять? — спросила она у своего отражения в небольшом настольном зеркале. Отражение до боли напоминало Изуну-джи. Если сощуриться так, чтобы все размывалось… и не отличишь. Бесит. Зеркало полетело в стену. Звон осколков. Ближайшие месяцы этой комнаты для нее существовать не будет — нет настроения убираться.***
— Цу-нэ… — теплая рука проводит по волосам. Горло щемит от неуместной мысли. Мадара делал не так, но от него ее волосам тоже постоянно доставалось. Цу-нэ приглаживает, а дед (не…) — лохматит. Невольный дуэт. А теперь что?.. — Цу-нэ… — Ты такой грустный, Цуки-чан, — улыбнулась Сенджу, проводя ладонью по щеке. Она всегда была щедра на ласку, но что-то эта ласка не успокаивала теперь. Ее глаза сочувственно сощурились. — Рука болит? — М… рука… — рука, наверное, болела. Вроде бы. Но Изуна об этом не думала лишний раз: стоило погрузиться в мысли, как реальность пропадала. — Болит… — Давай я тебя подлечу? — невнятный кивок. Боль, кажется, становится слабее. Или сильнее, потому что… — Тебя кто-то уже лечил, да? Кость уже ощутимо срослась, хотя ты же ее не так давно сломал. Хороший ирьенин работал, сразу чувствуется. — Угу… — звучит бесстрастно, но потом Изуна вспоминает, кто и когда ее лечил. И вот зачем это было? Зачем, если он потом все равно ушел? — Уг-гу…у-у-у… Глаза заполняют слезы. И даже… Даже нечем объясниться перед Цу-нэ. — Больно? — спрашивает Цунаде растерянно, и правильно — во время ее лечения боль почти неощутима. Лгать на этот счет кощунственно, так что Изуна просто мотает головой и вытирает глаза здоровой рукой. — Что-то случилось? Ты хочешь об этом рассказать?.. Она все мотает головой и мотает — «нет», «нет», «нет». В этом жесте и ответ — «какая разница, хочу ли? Не могу», — и отрицание чего-то большего. Цу-нэ неслышно вздыхает и продолжает лечить. Изуна чувствует вину. Кажется, она портит всю атмосферу… Цунаде не знает, что произошло, и никогда не узнает, но будет беспокоиться, а заставлять ее нервничать не хотелось. Надо просто обо всем забыть. Ее жизнь ведь не закончилась на одном человеке. Без него она тоже прекрасно жила раньше. В голове опять звучат его проклятые слова. «По-твоему, я должен быть с тобой постоянно?!» Дыхание спирает. «У меня достаточно других дел». Так и у нее тоже! «Ты — не главный мой приоритет». И он не должен быть главным приоритетом для нее. Так было, но это было неправильно и плохо кончилось. Теперь так не будет. Изуна пытается прервать неприятные воспоминания на этом, но на глаза попадается орнамент с зеркальными сторонами — мон Сенджу. И в голове снова звучит проклятое: «Я. Тебе. Не. Отец.» — Х-ха!.. — чувство, словно вынырнула из воды, чуть в ней не захлебнувшись. Изуна дергается, и Цунаде смотрит с испугом. Она ведет себя ненормально. Надо улыбнуться. И спросить… А, да почему бы и нет. Мадара был не единственным важным для нее человеком, не единственным родственником, с которым что-то пошло не так. — Цу-нэ! А расскажи о своем дедушке! — Как внезапно, — Сенджу шумно вздыхает с облегчением, только на дне глаз плещется беспокойство. Но что поделать — полностью свое смятение не скрыть. Но это пройдет. — Я знаю о Первом Хокаге не сильно больше многих, однако Мито-баа кое-что о нем рассказывала… — Нет! — неожиданно, но почему-то повышение голоса прекрасно маскирует ее подвешенное состояние. — Не о Первом, а о Нидайме! Расскажи о Тобираме-сама! — Так ты же с ним знаком, — смеется Цу-нэ, кажется, веря, что Изуне полегчало. Изуна, правда, и сама так думает, потому что, даже если ей грустно, как-то не получается совсем не радоваться от мысли, что сейчас она узнает что-то об… отце. Обида на него слабела с каждым днем с его смерти, но теперь узнать о нем новое можно было только с чужих слов. Жаль, что она раньше не проявила настойчивость. С Мадарой, вон, и то сработало, а Тобирама-то, как Хокаге, не мог даже толком ее послать — этим и можно было воспользоваться. «Можно было». — Даже не знаю, что можно рассказать… О его подвигах ты, наверное, побольше меня знаешь — у тебя с историей лучше, а о том, каким он был… — Каким был? Дома, например? — отпускать грусть было все проще. Мысли утекали в печальное, но все же иное русло. — Мы не так часто, как ты думаешь, Цу-нэ, с ним встречались. Так что я не знаю даже, как он вел себя на работе: я генином стал позже. А мне интересно, меняются ли великие люди дома… И не страшно ли тебе было у него миссии получать? — Ха-ха-ха!.. Великие люди… Конечно, меняются, все меняются, — Цу-нэ «наживку» заглотила. Вопрос Изуны в самом деле был несколько бестактным. Нельзя так нагло расспрашивать о личной жизни Каге. Но ей было интересно… и она немного воспользовалась тем, что Сенджу ее любит. — Правда, не так уж сильно. Тобирама и дома не предавал себя. Жуткий педант, мы у него по струнке ходили с шести до шести пятнадцати утра — когда он уходил в резиденцию, можно было и расслабиться. Но, знаешь, иногда он устраивал себе что-то вроде разгрузочного дня: вставал в семь, днем работал всего пару часов. А вечером обязательно тренировался и тренировал нас. Меня с Джирайей и Орочимару. О, а иногда они тренировались с Мито-баа — вот это было зрелище! Что же до работы… да, конечно, Хокаге он был построже сенсея. И виду не подавал, что мы связаны каким-то родством, держался холодно и обязательно говорил не посрамить чести Конохи. С первой проваленной миссии я к нему шла, как под огонь… Цу-нэ говорила. Говорила, и говорила, и говорила. А Изуна слушала и растворялась в своих фантазиях. Она представляла Тобираму во всех описываемых ситуациях. Думала о том, чего о нем не знала. Таких вещей было много. Какие-то не важные кому-то мелочи, позволяющие хоть ненадолго почувствовать себя причастной: любимый напиток, блюдо, какие-то привычки, которые не заметишь, не живя рядом, ведь для чужих людей шиноби не будет показывать слабостей. Милые хобби. Нидайме тоже любил рисовать! Конечно, Цунаде сказала, что он любил черно-белые рисунки, а сама Изуна предпочитала яркие краски, он рисовал очертаниями, плавными линиями, а она — портреты или пейзажи, с кучей деталей и почти всегда раскрашивая. Но это, казалось, их роднило. Тобирама сам ухаживал за бонсаями, оставшимися от Первого Хокаге, а она сама засадила все свои клумбы, да и у нее тоже есть бонсаи! Интересно, понравились бы они ему? Наверное, понравились бы: они ведь офигенные! Изуна слушала и все примеряла на себя. Ей начинало казаться, что не так все было безнадежно, как она когда-то думала. И впору было бы сожалеть, что они больше никогда не увидятся, даже вскользь, на улице, когда он идет в резиденцию, а она — к нелюбимому им клану, и они коротко обмениваются приветствиями… Но в голову вместо этого почему-то лезли совсем другие мысли. Глупые, опасные, плохие. От них стоило бы отказаться. Однако она, в конце концов, уже преступила черту. Хотя, конечно, не сразу Изуна дошла до действий. До них было еще далеко тогда. Но толчок нужен был совсем небольшой…***
Прошла как-то целая неделя, и прошла она… неуютно. Было непривычно осознавать, что ее дом теперь — только ее, и непрошенных гостей там больше не будет. Изуна могла бы даже снять с него барьер и пригласить друзей, что раньше было немыслимо. Она не решала сознательно игнорировать произошедшее, но отчего-то горечь от того, что Мадара решил прекратить с ней общение, не подступала, пока специально не задумаешься о ней. А Изуна предпочитала не задумываться с тех пор, как просекла эту фишку. Она как будто заново училась жить, начала буквально с первого класса. Окружение в своей массе не вызывало у нее прошлых эмоций. Это, как и «заморозка» неприятных чувств, свидетельствовали, что не все так хорошо, но Изуне так нравилось больше. Девушка не хотела проживать эти свои чувства и вообще их чувствовать не хотела. И не чувствовала. Пока не ложилась спать и не начинала зачем-то анализировать свои ощущения. Бр-р. Тело словно заковало в тонкую серую пленку. Вроде не видно ее, вроде ничего не меняется. Но мир казался блеклым, давящим. Больше не радовали ни дружелюбие знакомых продавцов, ни встречи с приятелями, ни время наедине с собой (это вообще было хуже всего). Осталась только пара людей, присутствие которых позволяло расслабиться, однако Цунаде после пары дней активного общения все-таки вынуждена была уйти на миссию, а Кагами вечно был занят и не понимал, что она сейчас в нем нуждается. И в этом сером мире было как-то совсем уж неожиданно ощутить столь яркие эмоции, настолько похожие на радость и смущение одновременно, услышав только одну фразу. «Кайо сегодня вернулся». Всего три слова, обычных, ранее ей неинтересных, — а внутри словно вулкан рванул. И если радость вызывала только, как ни странно звучит, радость, то вот смущение слегка озадачивало и… ну да, смущало. Яркие, теплые эмоции, заставляющие забыть обо всем и опомниться только тогда, когда внезапно она оказалась перед ним. — Привет, — сказала неловко она, помахав вылеченной (но пока слабой) рукой, и зарделась, вдруг столкнувшись с парнем взглядами, — Кайо. Кайо едва заметно сощурился, из-за чего его лицо приобрело мягкое выражение. Он… тоже рад? Прежде, чем он ответил, прошла целая секунда. И целую секунду они смотрели друг на друга. От мыслей, которые лезли при этом Изуне в голову, она смущалась еще сильнее. Эта мысль приходила к ней раньше. Не единожды, и каждый раз она с этой мысли бесилась. Изуне очень не хотелось этого признавать, хотя обычно с признанием объективных достоинств несимпатичных ей людей проблем не возникало. Возможно, все это потому, что Кайо ей, как бы… В общем, Кайо был симпатичен. Хотя, черт, какое «симпатичен»? Он откровенно казался ей красивым, и ладно бы это было чувство наподобие «ну бывают и такие красивыми, природа на характер не смотрит», но это всегда было совершенно другое. И сейчас, в кои-то веки открыто рассматривая его: правильные черты лица, чистая кожа, очень красивого оттенка глаза… — Изуна наконец начала понимать, какой была причина. Хотя признаться в этом было нелегко. И даже мысль такую допустить страшно. — Здравствуйте, — голос у Кайо тоже был приятным и отчего-то казался приятнее обычного, а некое подобие улыбки на его губах заставляло расцветать внутри, — Изуна-сама. — Ты уже вернулся, — глупо хихикнула она, сама не понимая, задает вопрос или констатирует факт. — Не очень надолго, — ответил, тем не менее, Кайо. — Я скоро снова уйду. В груди что-то ухнуло. Неприятно… Как и в прошлый раз, Изуне не хотелось, чтобы Кайо уходил, вот только теперь это чувство было сильнее в десятки раз. А еще, как и в прошлый раз, ей очень хотелось провести с ним времени побольше. Это было немного неловко, но неловкость была меньшей из зол, тогда как второй было разойтись и не встречаться еще вечность. — Ясно… — выдавила Изуна и, закусив на секундку губу, чтобы собраться с мыслями, в один момент все же выпалила: — А давай погуляем? У тебя ведь есть еще время? — До вечера, да, — казалось, Кайо просто сам по себе пребывал в хорошем настроении, но мерещилось, что причины его довольства такие же, как у нее. — Почему бы нет? Запланированный маршрут шел через парк, и пока они до него добрались, разговор уже набрал силу… — Оставшуюся часть пути заказчик предпочел слушаться моих указаний, — подытожил Кайо будничным тоном, а Изуна не сдержала смех. Таких заказчиков — пытающихся сохранить солидность путем отдачи глупых указаний, но в итоге только доставляющим всех неприятностей — встречали все, и хотя Кайо воздержался от шуток на этот счет (а ведь они просились), это все равно было смешно. Тему миссий и происшествий на них можно было считать закрытой. У самой Изуны ничего интересного на последних миссиях не происходило, а Кайо не любил слишком много рассказывать о своей работе. Я люблю разговаривать обо всем, — подумала девушка, — но о чем любит разговаривать Кайо… Не знаю. Как-то так всегда выходило, что она демонстративно не интересовалась тем, что может быть интересно ему. Но теперь все изменилось, и раз уж вышло так… Можно просто задавать вопросы. — А какая страна тебе больше нравится? — А что ты больше любишь, сладкое или соленое? — А тебе нравится?.. Изуна все задавала вопросы, а Кайо все на них отвечал. И в какой-то миг… Вокруг было немноголюдно. Странно, ведь обычно в этом парке всегда куча людей, но не сейчас — сейчас здесь, кроме них, встречались только редкие одиночки и пары, а когда они свернули в узкую аллею, выглядящую заброшенной, перестали встречаться люди вообще. Изуна продолжала разговор по инерции, но взгляд ее словно прилип к одному. Кайо шел, медленно покачивая рукой, вроде и не делал ничего, чтобы привлечь особое внимание, но… Девушка ощутила острое желание прикоснуться к его пальцам. Просто коснуться. И когда она вдруг поддалась этому желанию и коснулась осторожно чужой руки, в мгновение ока она получила больше, чем ждала. Он взял меня за руку! За руку взял! Что творилось в голове у Кайо, Изуна не понимала. Ей всегда казалось, что у него-то там полный порядок, однако теперь что-то изменилось, а ее это и не смущало. Они шли только вдвоем по парку, держась за руки, словно… да, словно пара. Вряд ли лучшие друзья ходят так, смотрят так. Стоило на горизонте появиться человеку, как Кайо неожиданно отпустил ее руку. Наверное, стесняется, — подумала Изуна, даже так уже чувствуя себя прекрасно. Прогулка продолжалась.***
Кайо проводил ее аж до самого дома. С точки зрения Изуны, это окончательно снимало с их прогулки флер «дружественности», потому что… Ну потому. Их встреча с самого начала имела другую атмосферу, и химе это, к слову, более, чем устраивало. Вот только… Чем ближе они становились к дому, тем сильнее давило внутри. Дело было не в том, точнее, не только в том, что с Кайо они сейчас разойдутся. Просто… — Вам не понравилась прогулка? — спросил вдруг Кайо, заметив выражение ее лица. Изуна вспыхнула, чуть было не начав с жаром доказывать, как замечательно все прошло, но запал быстро спал. Мда… — Вы выглядите расстроенно. — Прогулка была классная, — до жути хотелось рассказать. Пожаловаться. Получить хоть какую-то поддержку, но… Что она может сказать? Ничего. — Просто… просто… Ну что «просто»? Да ничего не «просто». Все «просто» ужасно, а она не может об этом рассказать. — Что-то случилось? — Кайо, как на зло — как на зло! — выглядел понимающим, словно мог сказать что-то ей нужное, и… И Изуна сдалась, подумав: мне же не обязательно говорить конкретно. Ей нужно было просто… — Хотите поговорить об этом?.. Да, поговорить. Не сдержав вздох, девушка отвела взгляд в сторону. Дом выглядел одиноко, прямо, как она. — Не так давно я поссорилась с одним человеком… — внутри было ощущение, словно она наконец сливает давно переполнившееся ведро. Стало легче, хотя бы от осознания, что вот, она говорит об этом. Наверное, впервые. — Мы были близки… кажется. Но теперь он разорвал со мной все контакты, потому что вернулся его… старый друг. И когда я дома… я чувствую себя одиноко. Конечно, Кайо всего масштаба не поймет. Даже не потому, что не знает, о ком речь, не подозревает, насколько они были близки и из-за чего была ссора, да и что «друг» был куда важнее обычного друга, не знает тоже. Просто он даже не знал, что одиночество в доме было не таким уж привычным ей чувством, что в доме, кроме нее, кто-то когда-то жил и многие вещи в нем — даже без учета тех, что образовали новые совместные воспоминания — напоминают о, ну, как бы, своем прошлом владельце. Эти факты ощутимо усугубляли ситуацию, но в общем суть была понятна и так. Изуна поначалу ощутила легкость от того, что кому-то об этом сказала, однако вскоре на сердце вновь стало тяжелее. Она снова погрузилась в свои мысли, свои переживания и словно вновь осталась одна. Хотя сейчас, на самом деле, никто ее не бросал. Ни метафорически, ни физически. — Люди иногда уходят, — погрузившись в себя, от звука чужого голоса Изуна аж вздрогнула, «пробуждаясь». — Иногда они делают это резко и без весомых причин. Изуна-сама, люди уходят от кого-то и приходят к кому-то. Я знаю, это тяжело принять… Но однажды вы обзаведетесь новыми знакомствами. Зная вас, я бы даже сказал, это случится скоро. Возможно, новые друзья будут лучше старых. В вашу жизнь придут новые люди. Пока что может быть больно… Но это нужно просто пережить. Кайо говорил неуверенно, но поддерживал, как мог, и от одних этих усилий становилось… очень приятно. Да, наверное, он даже прав. В ее жизнь придут новые люди, как когда-то пришел Мадара. Однажды его кто-нибудь заменит. Заменить его в роли, которую он играл, обычному «другу» будет не по силам, потому что другом он был ей не в первую очередь. Это все звучало логично, но Изуна не хотела ждать. И найдя подтверждение своей мысли — деду всегда можно найти замену (какой была, например, она) — Изуна дала зеленый свет сумасбродной идее, терзавшей ее последние дни.