постпанк играет в розовых наушниках

Жизнь идет своим чередом, когда каждый занят своими делом или ничем вовсе не занят, просто мешаясь под ногами, желая быть полезным, но все не в силах отыскать, чем бы себя таким интересным занять. Поэтому принимает решение — ничем не заниматься. — Нет, я совсем не понимаю, — над Тэхеном собралось облако возмущения, которое все никак не может развеется, — Почему мы должны кормить Кенсу бесплатно? Он уже тысячный раз задает этот вопрос. И даже на тысячный раз ему никто не отвечает. — Кафе еще даже не существует, — Чимину все время приходится напоминать. Потому что временами Тэхен ведет себя так, будто владеет несуществующим кафе. — Вот именно! Его не существует, а мы уже бесплатно кого-то кормим. ХЛАМ по-прежнему является центром всех обсуждений, Тэхен и Кенни привычно спорят. Сидят друг напротив друга, плюются и ругаются. Спорят так громко, что остальным приходится закрывать уши. Чимин так и делает, когда в очередной раз сталкивается со спором своих друзей и не в силах это слушать, он закрывает уши. Сидит так две минуты, а потом поднимает голову, понимает, что так совсем не интересно и убирает ладони, к тому же руки еще нужны и для того, чтобы тянуться за сигаретами или за сырными снеками, или лупить Кенни, когда ее злость перепрыгивает на невинного Чимина. Злится она постоянно, поэтому и лупить приходится постоянно. Так Чимину удается спасти Тэхена, он ловит гневный взгляд девушки, но не успевает словить летящую в его сторону плетеную корзину. Потом они дерутся. Недолго. Но оба выходят с травмами. Кенни удается укусить Чимина прямо за щеку. Чимин хватается за длинные волосы, Кенни же в свою очередь кричит, что это настоящее преступление. Грозит тем, что не выдаст зарплату. — Не страшно это! Мама приехала, и я вполне смогу прожить, — он смотрит на Лауру, сидящую на третьем ряду, а она предательски машет головой и говорит, что ничем не сможет помочь, потому что все деньги истрачены на первый взнос. Чимин напуган, поэтому ему приходится слезть с Кенни и даже извиниться. Она поправляет свои синие брюки и возвращается к спору с Тэхеном. Сегодня утром он заявил о том, что собирается переехать в кафе на неопределенный срок, чтобы с самого начала стать важной частью будущего заведения. — Нет, Тэхен, это совершенно не логично, и вообще глупость какая-то, — Кенни перебивает и на всякий случай отодвигается в сторону, притягивая к себе вторую корзину. Потому что никто не должен пострадать от руки Тэхена, в том числе и корзина, переполненная шоколадным печеньем. Эту самую корзину притащила Лаура. Вообще-то притащил Чимин. Она всучила ему две собственноручно сплетенные корзины, а Чимину ничего не оставалось, кроме как взять их и принести в ХЛАМ. Он, лежа на животе, вытаскивает печенье каждые десять минут, потому что считает, что труд должен оплачиваться. Так и опустошается первая из корзин. Кенни пришлось спасать вторую от Тэхена и Чимина. От Тэхена — потому что он был зол от того, что сегодня его совершенно никто не слушает. От Чимина — потому что его взгляд снова был нацелен на гору еще существующего печенья. — Глупость? — Тэхен смеется. — Глупость! Нет, Кенни, я так совершенно не считаю. Тебе объяснить почему? — Нет, — все дружно отвечают, а мальчишка не понимает, почему его никто не хочет слушать. Он ищет спасение в Лауре, которая закидывает ноги на переднее сидение и с интересом наблюдает за всем происходящим. Но она только с сожалением пожимает плечами. — А я все-так расскажу. Конечно, Тэхен рассказывает. Поправляет сползающий на лоб зеленый берет, снимает очки и приступает. — Причина первая — я так хочу. Ровным счетом на этом можно и закончить, но Тэхену приходится продолжить, потому что для друзей «я хочу» является недостаточно аргументированным доводом. — Причина вторая — не нужно тратить время на дорогу. Причина третья, — он поднимает указательный палец, останавливаясь в самом центре сцены, а потом, будто вспомнив что-то очень важное, снова начинает расхаживать, — Мы сможем полностью погрузиться в атмосферу, тогда получится более точно ее передать. Тэхен поворачивается на пятках. Скользить в носках, оказывается, намного проще, чем в зимних ботинках. Только в самодельной деревянной сцене частенько можно встретить заносы и гвозди. Кенни наступает на них слишком часто. И каждый раз она обещает больше никогда не снимать ботинки на сцене. Но забывает ровно до того момента, пока не натыкается на очередную щепку. «Я и не знаю, как это вышло», — снова и снова говорит девушка, забинтовывая собственные ноги. И так сотни раз. Она с бесконечным количеством шрамов на ногах, но с вечным обещанием больше никогда не снимать обувь. Но однажды разозлилась. Действительно разозлилась на этот театр, пол и гвозди. И на всех чертовых призраков. Это было вчера. На очередном собрании. Когда Тэхен внезапно решил последовать примеру Кенсу, который везде и всюду ходит без обуви. Показав босые ноги, Тэхен запрыгнул на сцену, и ровно через минуту свалился на пол, хватаясь за пальцы ног. Кричал, что подвальные призраки кусаются слишком больно. Поэтому теперь парень отказывается с ними дружить. Перебинтовывая ногу Тэхена, Кенни злилась на театр, на гвозди и на призраков, которые почему-то начали кусаться. Отослав всех домой, Кенни вытащила фонарик из своего кармана и полезла на сцену. Ей удалось обследовать каждый уголок и вытащить все гвозди, ей даже вздумалось перекрасить пол, чтобы и заносы перестали тревожить тех, кто решил погулять по сцене босиком. Но решила не влезать в дружбу между Тэхеном и подвальными призраками. Как итог — сонная девушка. И хромающий на одну ногу Тэхен. Он всегда знал, что Кенни является не единственным призраком театра. Он первый открыл эту тайну и тут же поделился со всеми, но никто почему-то не поверил. Безусловно, школьник был обижен на друзей и решил больше не рассказывать о своих приключениях. Не рассказывал он ровно сутки. — Передать атмосферу. Разве ты не этого хотел, Чимин? — он снова цепляется взглядом за друга, который чертовски близок к тому, чтобы лишиться этого статуса. — Передать атмосферу — верно, — Пак переворачивается с живота на спину и подкладывает руки под голову, уткнувшись в красочный потолок, — Но сегодня я хочу остаться у Хосока. Забавный здесь потолок, никогда и не замечал. — Хен, — Тэхен падает на колени перед Чимином, молящими глазами смотрит, — Хочешь у нас в кафе будет точно такой же потолок, только, пожалуйста, давай переселимся туда. — Нужно придумать что-то другое, не хочу такой же, — друг не принимает предложение, зато подскакивает, обхватывает плечи Кима, и теперь они вместе опускаются на пол, Чимин вытягивает руку, что Тэхену было удобно, — Я буду приходить в гости. — Я тебя не позову. — Ворвусь без приглашения. — А я выгоню. — Тогда мне придется одиноко блуждать по улицам, Тэхен, а если я до смерти замерзну? — Скормлю твой труп птицам. — Ты жестокий, — Чимин смеется, закидывает ногу на Тэхена, чтобы он не смог выбраться, — Но я все равно тебя люблю. — Вообще-то я тебя тоже люблю, но сейчас, хен, я очень злюсь. — Не злись, Тэхен. Кенни смотрит на них и завидует. Она продолжает притворяться охранницей корзины с печеньем, но не замечает, что та уже давно опустела. Решив, что охранять здесь больше нечего, она выдвигается к друзьям. Рукава чиминовой футболки задрались, а берет Тэхена опустился до самого носа, поэтому он не замечает, как к ним подбирается девушка и, нарушая их тандем, ложиться между Тэхеном и Чимином. Они вместе смотрят на импровизированный потолок, разрисованный портретами художников постмодернизма. Потолок, из-за которого Тэхен и Кенни не спали почти неделю. Тэхен жутко пожалел, когда доверил девушке держать лестницу. Потому что в тот момент, когда пришла его очередь брать краски в руки и забираться на самый верх, она только создавала иллюзию того, что держит основание лестницы. На самом деле сидела на полу, пытаясь поднять одну из половиц и заглянуть под нее. Все-таки ее терзали сомнения насчет призраков. Тэхен говорил так уверенно. Но в тот день обнаружить призраков так и не удалось. Почему-то рядом с Кенни Тэхен всегда страдал. Но в этот раз он отделался испачканным свитером и затекшей шеей. — Разве вам не грустно, что кроме вас этот потолок больше никто не может увидеть? — Чимин перехватывает поднятую руку Кенни и сжимает ее в своей, то же самое делает и Тэхен со своей стороны, — Только играющие на сцене могут это заметить. — Нет, Чимин, все совсем не так, — Кенни улыбается. Совсем по-другому, непривычной улыбкой с долей иронии или неприязни к окружающим, она вытаскивает ту самую улыбку, предназначенную только для друзей. — Сидя в зале среди других людей, зная, что дальше есть что-то больше, чем сама сцена, сделанное что-то со своим другом. Это заставляет улыбаться. Знать чуточку больше, чем другие — это весело. — Теперь и ты знаешь, Чимин, — подхватывает Тэхен. — Знаю. — Нужно Лауре показать, — говорит Кенни. — Она знает, — старший отвечает, снова кладет свободную руку под голову, вглядываясь в каждый портрет, которых здесь около сотни. — Наверное увидела, когда здесь сидела. — Нет, она просто знает, — Чимин морщится, потому что волосы Кенни то и дело лезут ему прямо в лицо, длинные пряди заползают в глаза и рот, и как бы он не крутился, волосы ползут следом. — Лаура и тайна ее карманов, — Тэхену теперь тоже смешно, наверное, он уже и забыл о мысли переехать в кафе. — Правда, что Лауре удалось подружиться со временем? — спрашивает Кенни. — Верно, — в унисон говорят друзья. — Может, время в ее кармане? — предлагает Тэхен. — Только мы его не видим. — Сначала она бежала от него, а потом приняла его как своего лучшего друга. Думаю, если заглянуть в эти самодельные карманы, то вполне можно соприкоснуться с ним. — Подружиться со временем — это так круто! — восторженно кричит Тэхен, возвращает берет на место, чтобы можно было наблюдать за происходящим. — Ты дружишь с призраками, — Кенни напоминает. — Это другое. Я хочу и со временем дружить. — Вы с ним хорошие приятели, — Чимину удается немного успокоить Тэхена, хоть он и не совсем понимает его слов. — Откуда ты знаешь? — Лаура рассказала. Тэхен никогда не бежал от времени, не спорил с ним и ни в чем не упрекал, поэтому они и подружились. Всегда шагали в ногу. Тэхен давно подружился с ним, так давно, что уже и забыл об этом. Но Чимин ему напомнил. Чимин бы тоже подружился, но все еще не может словить, оно без конца ускользает и убегает так далеко, что идти приходится слишком долго. Выстроившиеся сугробы перекрывают дорогу. Пак поглядывает на маму, она машет ему в ответ, а потом снова утыкается в бумагу, сбрасывая пепел сигареты прямо на пол. Она крепко сжимает листы в ладонях, снова и снова перепроверяя написанное, потому что сейчас ничего нельзя упустить. Ведь ей доверили одну из самых важных миссий — составить меню для кафе, существующего только в перспективе. Лаура никогда не умела готовить. А если готовила, это выходило совсем плохо. Только пусть это останется большим секретом. Она будет стараться. И в итоге ее рамен объявят самым вкусным в мире. — Забавная вышла команда, — Кенни собирает корзины и передает их Чимину, он их скидывает на пол. — ХЛАМ, желтые медведи и листовки, нелепые свитера, глубокие карманы, призраки и время, пестрые носки и татуировки, потерянные и внезапно найденные друзья, докуренные до фильтра сигареты и розовые наушники, в которых все еще играет постпанк. Кто бы мог подумать, что это станет частью истории? — Чимин спрыгивает со сцены, бежит по лестнице, попутно натягивая не себя свой красочный свитер. — Впрочем, все вышло не так уж и плохо. — Чимина, захвати печенье для Хосока, — Лаура передает ему еще одну корзину, которая, видимо, была припрятана от других. — Я передам. Слева, на десятом сидение четвертого ряда, раздается звук шуршания газет и пакетов. Кенсу сонным и одновременно недовольным взглядом рассматривает всех собравшихся, а потом вытягивает руку, как бы спрашивая разрешения: может ли он говорить. Потому что шутку Чимина он воспринял всерьез. Чимин сказал так: «Правило номер один — всегда поднимай руку, чтобы что-то спросить.» «Правило номер два — в присутствии Тэхена лучше говорить меньше, потому что он забирает все слова к себе в карман и выдает каждому около трех каждый час.» Поэтому Кенсу, на всякий случай, руку поднял. Сонно подтягиваясь он говорит: — Когда нам вернут телефоны? — Точно! — Тэхен подпрыгивает. — Напрочь забыл. — Зачем ты вообще забирал телефоны? — Лауре хочется уточнить. — Потому что все отказывались слушать меня, уткнулись в экран и на меня даже не смотрели. — Иногда ты переходишь границы, — Лаура улыбается. — Никаких границ и не существует, чтобы их переходить. — Пойдем Кенсу, нам нужно возвращаться в больницу, — зовет Чимин, из общей кучи курток и пуховиков выбирает тот, который принадлежит парню, передает ему, — До новых встреч. — Пока, Чимина, — Тэхен, снова сосредоточившись на своей грусти, на прощание машет уходящему хену, — передавай привет Хосоку. — Обязательно передам. А ты призракам передавай. — Сам передашь, — Тэхен скрывается за кулисами. Больше Чимие его не видит. Он также прощается со всеми, берет корзину и вместе с Кенсу покидает театр, направляясь в больницу. Потому что Чимин обещал вернуть Кенсу через час. А прошло около пяти. Время в театре приобретает совсем другую форму. Здесь оно идет слишком быстро или слишком медленно, или не идет вовсе. Кажется, что в скором времени его могут обвинить в том, что он крадет людей из больницы. — Впрочем-то, Тэхен вполне безобиден. Только иногда кусается, — говорит Чимин. — Не самое страшное. — А что страшно? — Быть укушенным Кенни. Головы покрыты белым покрывалом, снег скрипит под ногами, оба смеются. Кенсу чуть тише, Чимин чуть громче. Перед уходом Тэхен каждому раздает небольшие разноцветные листы, где прямо посередине написано имя и обязанности на грядущую неделю. Чимину достается розовый лист, Кенни — синий, а Лауре — зеленый. С обязанностями все довольно просто. Вместе с Кенсу Пак занимается распространением листовок, плакатов и объявлений в больнице. Тэхен с Джином — в школе, а еще младший Ким решает занять себя тем, чтобы позаботиться о дизайне будущего кафе. Лаура занимается составлением меню с условием, что там должно быть что-то помимо рамена. Хосок сказал, что изредка будет заглядывать. Кенни взялась за развлечения, ответственная за музыку и фильмы в дни отдыха. Кенсу решил ничего не делать, а просто наблюдать. В итоге всех все устроило. Чимин с парнем ушли в больницу, Лаура остается в театре, и Кенни решает ей помочь, опускается на сидение рядом, и тысячи значков, которыми увешан ее свитер, стучат друг об друга, а дурацкий длинный шарф тащится по полу. Кенни снимает один из значков и передает его Лауре. — На память обо мне. Теперь их остается ровно пятьдесят, большая часть из которых подарена Тэхеном. Он приносит их с разных выставок, путешествий, походов и пикетов, выступая за права человека или защищая какой-то очередной памятник. Лаура тут же вешает значок на свой свитер и благодарит Кенни за дружелюбный жест. Сползают чуть ниже и начинают обсуждать этот пустой лист, к концу вечера он так и останется пустым. Зато Лаура рассказывает о своем путешествии и странных алкогольных напитках, которые Кенни тут же хочет попробовать. — Только Чимину не говори, но у меня кое-что есть, — Лаура лезет в карман своей длинной пестрой юбки и достает из него небольшую бутылку. — В одном кармане — время, в другом — алкоголь? — Неплохое сочетание, — смеется Лаура и делает первый глоток. — Ты и правда похожа на настоящую бродягу, — Кенни перенимает бутылку и делает глоток, чуть морщась от неприятного вкуса. Первый глоток показался слишком горьким, второй — слишком сладким, на третьем все встало на свои места. — Бродяга? Лаура оставляет прозрачную бутылку, сунув крышку обратно в карман. — Мне нравится. А ты слегка похожа на сумасшедшую, — хохочет. — Похожа? Какая чушь! Лауре кажется, что ей удалось задеть девушку своими словами, но Кенни убеждает ее в обратном. После нескольких глотков странного чужеземного напитка все вокруг становится слишком громким и тяжелым. — Я и есть сумасшедшая, немного чокнутая. — Тебе идет быть чокнутой. Постепенно лист начинает заполняться. Тэхен решает не присоединяться к пьющим, он сразу же покидает театр и в тот же вечер с вещами перебирается в кафе, холодные стены норовят его прогнать, но мальчишка злобно смотрит на них в ответ и говорит, что уходить никуда не собирается. Потому что теперь он такой же полноправный житель, как и они. В полночь он вытащил из дома два огромных чемодана и один рюкзак. Еще он попытался стащить несколько комнатных растений, но в итоге решил, что это не очень-то хорошая идея, и вернул их на место. Взял только один кактус и бережно поставил его в рюкзак на стопку из трех книг. Смерть одного из своих кактусов Тэхену с трудом удалось пережить, со смертью нового друга он может и не справиться. И, хромая на левую ногу, Тэхен добирается до безумного квартала. Достает единственный ключ, который ему доверили, открывает дверь. Вообще у Тэхена никогда не было планов на жизнь. Единственное правило, которого он придерживался — никаких правил и планов. Так было куда веселее. Когда выбираешься на улицу в тапочках и пижамных штанах, чтобы поздороваться с луной, но внезапно оказываешься на вечере поэтов. Когда протягиваешь Чимину листовку, а он внезапно становится твоим лучшим другом. Когда по ошибке забегаешь не в то здание, а в итоге становишься частью ХЛАМа. Он сел не на тот автобус, пришел не на ту улицу и зашел не в то здание. Его встретила Кенни, она пыталась натянуть на себя корсет, а потом бросила его в сторону и поняла, что так тоже недурно выходит. Тэхен сел на лестницу, вытянув ноги, он два часа смотрел мюзикл и по его окончанию пришел к одному выводу. Он хочет остаться здесь навсегда. Кенни протянула какой-то измятый лист, Тэхен поставил подпись. С тех пор он стал частью театра. В безумном квартале было много театров, книжных магазинов, магазинов с сувенирами и подвалов. Кенни оставалась хозяйкой своего театра. Тэхен стал временным владельцем кафе. Так и получилось, что он, не придерживаясь никакого плана, пришел к чему-то очень важному. В углу кафе, прямо под окном, он кидает спальный мешок, ставит чемоданы, рюкзак и кактус. Получается крошечная импровизированная комната в несколько метров. И с чувством выполненного долга Тэхен ложится спать. Но этой ночью ему так и не удается уснуть, проезжающие мимо машины будят каждый раз, когда Тэхен подходит к черте сна. Разбуженный, он молча смотрит в потолок, переполненный детской радостью, размышлял над тем, чем он может заняться в свой завтрашний выходной. В окружении единственного молчаливого кактуса он лежит до самого утра. Это утомляет. Вот так просто лежать и смотреть в потолок, к тому же за тобой пристально наблюдает кактус. Поэтому Тэхен встает. Выползает из своего теплого спального мешка, накидывает на плечи домашний плед и он топчется на одном месте слишком долго. Рассматривая пустую, безобразную стену, которая также назойливо смотрит в ответ, пытаясь рассказать свою историю, но она так и не смогла, потому что Тэхен постоянно перебивает, рассказывает что-то более интересное, по его мнению. Вот он садится на колени перед ведром с краской. Через мгновение он весь в желтом, чешет нос грязными руками и смахивает непослушные волосы, а потом и вовсе завязывает их в хвост. Забирается на лестницу и делает первый мазок, что-то такое же непонятное, как и сам Тэхен, и что-то без особого смысла, но с большим, не надуманным интересом. Так и заполняет всю стену, пока не понимает, что рисовать больше негде. Сползает с лестницы, опускается на пол и смотрит. Желтые слоны, розовые медведи и синие птицы здороваются с Тэхеном, и весело ему улыбаются. А мальчишка хохочет вместе с ними, и, не желая больше возвращаться в импровизированную постель, Ким остается здесь. — Хорошо получилось. Пусть и другие это увидят, а потом уже могут делать с этим, что захотят. Краска на волосах застыла. Еще она на одежде, на обуви и в каждой частичке парня. Тэхен обнаруживает крошечный кусочек стены, который остается непокрытым краской. Тогда он берет черный фломастер и решает написать такие слова, которые будут ассоциироваться с каждым из друзей. Беспорядок и беспорядок, постпанк в розовых наушниках, время, потерянный друг, желтые медведи. Дописав, мальчишка снова берет краску и намеренно все зарисовывает. Теперь об этом будет знать только сам Тэхен. Может, когда-то спустя много лет, кто-нибудь начнет сдирать облупившуюся краску и увидит непонятные для него слова. И снова перекроет их новым слоем краски. Все так и будет, Тэхен в этом уверен. Зеленые и розовые слоны продолжают разбегаться по стене, не останавливаясь, они оббегают все помещение и внезапно застывают на месте, потому что бежать больше некуда. Так хромающий на одну ногу Тэхен застревает в кафе на несколько дней. Теперь его волнуют только цветные звери и собственный кактус. На улице Чимин сталкивается с курящим Хосоком и становится рядом с ним, застегивая его толстый пуховик. Потому что мороз больно кусает за щеки и к тому же забирается под одежду, заставляя мерзнуть еще сильнее. Вытаскивает из кармана хосоковой куртки пачку сигарет, одну — для себя, вторую передает Кенсу. И еще долго возится со своей едва ли живой зажигалкой. Но в итоге понимает, что момент ее смерти настал и теперь придется покупать новую, как бы сильно этого не хотелось. Тогда Кенсу передает ему коробок спичек, говоря, что так надежнее. Но к этому моменту Чимин уже поджег свою сигарету от хосоковой. — Возвращаю вам Кенсу. Кенсу молчит. Вероятней всего, за сегодня он уже исчерпал свой лимит взаимодействия с людьми. Теперь он думает только о том, чтобы поскорее вернуться в палату, предаться воспоминаниям о несуществующем друге, может, он даже напишет ему письмо, а затем уткнется в книгу, которую читает уже на протяжении многих лет. Вся исписанная собственными записями, карандашом или маркером, из нее уже страницы выпадают, или они вырваны намеренно. Кенсу не знает, потому что эту книгу ему однажды подарил невидимый друг. Поэтому он ее из рук и не выпускает, повсюду таскает с собой, а если забывает, то жутко расстраивается. Несколько раз ее находили в самых непонятных места и возвращали Кенсу. Потом снова находили и снова возвращали. Кенсу очень любил эту книгу, но без конца терял. За плечами Чимина — гитара, в руках — корзина с печеньем, в другой руке он держит сигарету, без конца втягивая дым. На земле стоят бумажные пакеты с теми плакатами, которые рисовала Кенни. Впрочем, Чимин выглядит до жути забавно, подаренная Тэхеном шапка, не прячет только отросшую челку, которая кудрями спадает на лоб. А из-под черной куртки виднеются рукава разноцветного свитера, над которым Чимин так упорно работал. — Зачем гитара? — Хосок спрашивает, хватается за край чиминовой куртки и притягивает к себе. — Я выучил несколько аккордов, могу сыграть. — Планируешь стать музыкантом? — Планирую остаться Чимином, а гитара — это пустяки, — он хлопает по чехлу и поправляет лямку, продолжая держаться за нее, — Маме все-таки удалось меня научить. А я просто ужасный ученик. — Тебе придется сыграть мне сегодня. — Сразу после этого ты попросишь меня замолчать. — Нет, Чимина, я буду слушать так долго, пока меня не стошнит, — Хосок целует парня в макушку, забирает корзину с печеньем, заодно забирает и Кенсу, отбрасывая сигарету в сторону, — Увидимся позже, юный гитарист. На прощание он треплет отросшие каштановые волосы. Чимин широко улыбается. Стоит как настоящий дурак и таращится на уходящего Хосока в длинном черном пуховике, который почти полностью скрывает смешные пандовые штаны. А потом и сам Чимин идет в больницу, потому что до окончания смены Чона еще несколько часов, и нужно где-то переждать это время. Поэтому парень поднимается на знакомый этаж. Толкает дверь и проникает в палату, надеясь увидеть привычно улыбающегося Винни. Но в этот раз Пак никого не обнаруживает. Место перестает быть собой. Кажется совершенно незнакомым и до жути пугающим. Потому что палата оказывается пустой: заправленная кровать, никакой горы игрушек на смятой постели, ни громких мультиков и валяющихся по всей палате оберток от шоколадных конфет. Она совершенно пустая. Чимин растерянно осматривает помещение. Винни здесь нет. Он также осторожно закрывает дверь. Садится на железные сидения, ставит рядом с собой гитару, опускает пакеты на пол. В тот раз, когда они были в театре, Хосок упомянул Винни и сказал, что с ним что-то случилось. Но Чимин, слишком занятый своей идеей и желанием поскорее ее реализовать, совершенно забыл про это. А теперь палата оказывается пустой. Он понятия не имеет, что с этим делать. Винни успел передать ему медведя, о котором Чимин должен позаботиться. Желтый Винни Пух в красной футболке с маленькими глазами и еда уловимой усмешкой. Спустя полчаса Чимин решает остановить проходящую мимо нуну и уточнить, куда делся Винни. Женщина перекладывает тяжелую стопку медицинских карт в другую руку и смотрит на Чимина. — Сонну. У него осталось всего пару часов, поэтому он попросил перевести его в палату к другим детям, потому что здесь ему мучительно скучно. Последние часы ему хочется провести вместе со своими друзьями. Женщина снова меняет руку. Поправляет свой халат и убеждается, что пучок на голове остается на месте, а не растрепался в процессе бесконечной суеты и беготни. — Вам следует пройти прямо и повернуть направо, палата находится прямо напротив автомата с едой, — она уходит. Чимин тут же подпрыгивает. Хватает гитару, все пакеты и бежит в указанном направлении, напуганный словами нуны, он вылавливает из куртки деньги и достает из автомата какие-то сладости, ногой открывает дверь палаты. — Чимина! Счастливый Винни смотрит прямо на своего друга, держа во рту палочку от чупа-чупса, он сидит на ковре в виде цветных деталей огромного пазла и возится с деталями конструктора. Чимин встревоженный, растерянный, побледневший и испуганный до смерти стоит в дверях. Винни не подходит к другу и не щелкает пальцами перед глазами, потому что пересесть с пола в коляску самостоятельно не сможет. В палате еще трое ребят, бродящих от стены к стене, задевающие друг друга плечом, не зная, чем себя еще можно занять. Чимин ставит свою гитару у двери, туда же ставит и пакеты, а еду скидывает на ковер. И сам садиться рядом с Винни. — Мне сказали, что с тобой что-то случилось. — Это правда, Чимин. Я ухожу. — Так просто? — А что же в этом сложного? — Уходишь так просто, даже не прощаешься. — Чимин, я попрощаюсь с тобой завтра. — Почему завтра? — Родители заберут меня утром. Чимин непонимающе смотрит на своего друга, а Винни весело смеется, параллельно справляясь с упаковкой леденца, он достает изо рта пустую палочку и меняет ее на новый леденец. Чимин спиной упирается в кровать, закидывая одну ногу на другую. — Так, значит, тебя выписывают. — Уже завтра. Намджун-хен сказал, что будет по мне скучать, Хосока я еще не видел, но думаю, что он тоже будет скучать. А ты, хен, ты будешь скучать? — Винни наклоняет голову, чтобы повнимательнее изучить реакцию старшего. Он пытается самостоятельно передвинуться к Чимину, но хен решает помочь, сажает на колени. Винни задирает голову, треплет волосы и ждет ответ. — Буду скучать по Винни. — Я по тебе тоже буду скучать, хен. А что в тех пакетах? — Это нужно расклеить в ближайшие сроки. Поможешь? — Конечно. Говори, что делать, — Винни пересаживают в кресло, сам Чимин садится на кровать, дети собираются вокруг и внимательно слушают старшего. Ночь переполоха началась в ту же секунду, когда Чимин попросил помощи у Винни. Ночь переполоха началась в ту же секунду, когда Винни согласился помочь Чимину. Они начали в одиннадцать. А когда закончили никто уже не помнил. Потому что настолько устали, что тут же провалились в сон, застряв прямо в коридоре, оставаясь на самодельной кровати. Чимин первый выбрался из палаты, он помогал Винни, хотя тот мог вполне справиться и без его помощи. Пак ставит пакеты на колени мальчишки, вешает гитару на одно плечо, и вместе выходят в коридор. Остальные дети выбегают следом, заинтригованные предстоящим представлением. Перед этим Чимин что-то долго и упорно рассказывал. Но в итоге плюнув на все происходящее он решил, что дети вполне могут разобраться и без него. Они начали на одиннадцатом этаже. Закончили на втором, потому что спать на первом было слишком холодно. Чимин расправил огромный лист бумаги, который являлся объявлением, прислонил его к стене, подождал, пока Винни передаст ему скотч. В итоге на каждом этаже висело по семь объявлений, первому досталось больше всего, там висело десять, не считая того, что на скорую руку нарисовал Винни, желая внести свой маленький вклад. Дети, рассеявшись по всему коридору, держали в руках недавно напечатанные листовки, приглашающие гостей в кафе (все еще несуществующее, с разрисованными стенами, на которых прыгают кенгуру, где остаются следы от рук и памятные надписи, скрытые под тремя слоями краски). Они прыгали от одной двери к другой, врываясь внутрь ураганом, вручали листовки и тут же выбегали. Некоторые смеялись, некоторые улыбались, но никто почему-то не ругался. Поэтому они продолжали бродить из палаты в палаты. Дети с нижних этажей, распознав, что где-то в больнице проходит такое веселье, тут же повыскакивали из своих кроватей, кому-то пришлось помочь, а кто-то помогал своим друзьям. Поднялись на девятый этаж, где все и началось. Им передали такую же небольшую стопку листовок. Они, не теряя ни минуты, тут же принялись останавливать каждого мимо проходящего и передавать им яркие листовки, где в самом центре красовалась тарелка с раменом. Улыбающийся Винни, который рисовал свой собственный плакат, торопился закончить его как можно быстрее, чтобы поскорее присоединиться к раздающим. Бегающие и ползающие повсюду дети. Чимин, который бегает вместе с ними. Выходящие наружу люди, взволнованные шумом, застревали в дверях и оставались наблюдать дальше. А потом сползали на этаж ниже, чтобы продолжить наблюдать. Намджун, проходящий мимо, несколько раз пытался остановить этот беспорядок, уходил также быстро, как и приходил, потому что бегающих детей было невозможно словить. Хосок даже не предпринял попыток, чтобы приблизиться к этому хаосу. Когда все листовки были распространены, объявления расклеены, дети накормлены, в коридор на втором этаже из палат были вытащены одеяла и пледы, простыни и пододеяльники, все, что можно было положить на холодный пол. В центр бросают несколько подушек. Их пожертвовали взрослые, что тоже решили окончательно присоединиться. В итоге весь правый коридор был занят подушками и одеялами. Винни объявляет всем, что сюда можно заходить только предварительно скинув обувь, и все послушно снимают тапки и заползают на одеяла. Свет выключили. Проходящие медсестры без конца спотыкаются о разбросанные тапки, поглядывая на разбившийся лагерь. Чимин садится так, чтобы можно было упереться в край железных сидений, Винни подползает ближе и усаживается рядом, обхватив пальцы ног левой рукой. Чимин кладет гитару на согнутые колени, пытается в темноте отыскать нужный лад и неумело касается струн, с трудом вспоминая недавно выученную мелодию. Он промахивается мимо нужной, задевает совсем не ту, забывает слова, но почему-то это кажется именно таким, каким и должно быть. Никто не обращает внимания на плохую игру, никто не напоминает нужные слова. Подсматривать слова здесь тоже запрещено. Играть правильно — запрещено. Попадать в такт — тоже запрещено. Винни установил еще несколько глупых правил, но все этой глупости придерживаются. Они начали в одиннадцать. Но никто не помнить, когда все закончилось. Чимин засыпает в обнимку с гитарой. Его будит Хосок. С трудом удается пробраться мимо спящих. Никто не ушел к себе в палату, все остались здесь. Те, кому не досталось одеял, укрываются украденными у медсестер полотенцами. Те, кому не досталось и полотенец — ничем не укрываются. Чимин держится за Хосока, переступая через очередного спящего. А когда он ступает на пол, осознает, что потерял свою обувь, или ее кто-то стащил. Поэтому Хосоку приходится найти какие-то тапки, и в них Чимин добирается до дома. Винни все еще спит. Но через пару часов его уже заберут родители. — Увидимся, Винни, — Чимин оборачивается, — Думаю, что при следующей встрече, я поздороваюсь уже с Сонну. Чимин смотрит на часы. Ровно семь. Ночь переполоха закончилась сегодня утром. В семь он сказал Винни (Сонну) пока.