Незабудка

— Гермиона, — я еле слышу его шепот, кажется, будто он и вовсе не хочет меня будить. И повернувшись к нему, я запоздало понимаю, что он назвал меня по имени. Быть не может. Показалось. Оглядываясь вокруг, я не сумела сдержать вздох. Снова задремала на улице. Надо прекращать так много заниматься и читать, я начинаю слишком сильно уставать. Оглядев парня, который все так же внимательно смотрел на меня, сидя на корточках, я сощурилась.  — Фред? — спросила я, хотя была уверена, что это он. Только он совершенно не мог находиться без движения. Вот и сейчас тихо постукивал пальцами по скамейке, прямо возле моих волос.  — Как ты только угадываешь… — хмыкнул он и тряхнул головой, будто отмахиваясь от чего-то. — Тебе лучше пойти в дом.  — Тут хорошо, — нахмурилась я, даже не потрудившись привстать, — свежо.  — Будь хорошей девочкой, Гермиона, и иди в дом спать.  — Я не хочу быть хорошей девочкой, — лишь фыркаю в ответ, отвернувшись и взглянув на небо над нами. Слова выходят легко, хотя я уже чувствую, как будет потешаться близнец. Зануда и заучка Грейнджер не пай-девочка, вот умора. Готовься к вечным издевательствам, Гермиона. Хотя, тебе что привыкать заново? Одной подколкой больше и все.  — Поздно, — он вдруг погладил мои волосы, и я повернулась на него, чтобы увидеть его удивительную улыбку, — ты очень хорошая. Что это? Свет луны? Почему его улыбка кажется такой теплой? И тон совсем не кажется издевательским. Я боялась спросить, не шутит ли он, спугнув этот момент. Может это и правда была шутка, но так не хотелось, думать, что эта улыбка фарс. Пусть ещё недолго, ещё чуть-чуть, он поиграет, а потом… я придумаю что-нибудь. Я справлюсь. Но вместо того, чтобы посмеяться надо мной, он лишь погладил мою щеку, и резко выдохнув убрал руку.  — Прости, — он отвернулся, и совсем тихо спросил, — ты не замерзла здесь? О чем он? Только на улице и было хорошо, пусть Нора одно из самых чудесных мест на свете, все же летом в комнате Джинни сущая парилка. Хотя постойте-ка, он что… переживает за меня?  — Нет, — я всё ещё поражённая собственным открытием, постаралась его успокоить.  — Что ж, тогда, может, посидим… а кто-то и полежит ещё немного, — вот теперь со своей ухмылкой он стал больше походить на самого себя. Но почему-то теперь я не очень верила в эту издевательскую ухмылку. Как странно. Зачем ему казаться хуже, чем он есть? Симпатичный, умный, и, оказывается, добрый? Почти идеальный парень.  — Ты только глянь, — он указал вверх на звёзды, резко подняв голову, будто только заметил все эти чарующее небо, — чудесная ночь. Надеюсь, завтра будет такая же. Взглянув мельком на звёзды, я неожиданно даже для себя, вновь посмотрела на него.  — С каких пор ты романтик?  —  Я не романтик, Гермиона. И никогда им не буду. — и хотя он ухмыляется, он не может скрыть странную грусть в голосе. Будто он хочет быть романтиком, но не может.  — Говоришь, как он. — сглотнув, говорю я. — Если сейчас заговоришь о любви, я решу, что ты под Империо. И вновь он улыбнулся, вместо ответа. Его долгое молчание почему-то не дает мне покоя. Следовало бы мне сесть и подвинуться для него. Но так хотелось видеть такую удивительную его улыбку, что совсем не хотелось даже шелохнуться. Казалось, любой шорох и движение может спугнуть его улыбаться вот так открыто. Что это со мной? Я нахмурилась и с сожалением заметила, как улыбка пропала.  — Романтик будет романтиком для кого угодно. О любви же может говорить и просто влюбленный.  — Ты влюблен? Я не хотела услышать имя его возлюбленной, сжимаясь будто ожидая удара под дых. А он молчит, глядя на небо. Каждая секунда кажется самым жутким ожиданием и пыткой. Мне хочется стукнуть его по голове просто за то, что он так странно сегодня себя ведёт. Что мучает меня всякими догадками.  — Думаю, я лучше отвечу на это позже.  — Почему? — я хмуро поглядела на него. Может я как-то показала свое нежелание узнать счастливицу?  — Потому что я хочу говорить об этом, когда этот псих будет уничтожен. Я вздохнула. Ох уж эти Уизли. Умеют же нервы потрепать.  — Мне казалось, что ты чуть больше пьян для откровений. Придется сходить ещё за элем. — попыталась отшутиться я, тяжело вздохнув. Хотя какой эль мог остаться, если пили все.  — Лучше бы я напоил тебя. — ухмыльнулся он, взглянув на меня. — Но это будет лучше сделать, когда мы будем в безопасности.  — Думаешь, я слишком разоткровенничаюсь и пойду к Пожирателю признаваться в смертельной ненависти?  — Именно. И придется спасать великую Грейнджер. А из меня такой себе спасатель. — и вновь этот грустный тон.  — Из тебя выйдет отличный спасатель. — сонно шепчу я, стараясь сфокусировать взгляд на его вновь появившейся теплой и такой родной улыбке, но дается это с трудом. Кажется, что он поднялся с земли, и я почти уверенна, что чувствую, как он поднимает меня. Слушая его сердцебиение, я прижимаюсь к его груди, окончательно падаю в объятья Морфея точно так же, как и в его. И наконец спустя долгое время чувствуя себя в безопасности….    

***

      Сжав кулаки и вновь разжав пальцы, я стараюсь подавить подступившие слезы. Этот вечер помнишь лишь ты, смирись. Но эта мысль не приносит мне ни злости, ни успокоения. И зажмурившись, я делаю шаг вперёд, чтобы наконец-то постучать в дверь.  — Гермиона? — удивленный возглас приводит в чувство.  — Привет, Джордж, — я стараюсь натянуть улыбку до ушей. Но его удивление так и не прошло. И я могу его понять, я всеми способами избегала встреч именно с ним. Как я могла смотреть на него, зная, что рядом больше нет его брата…  — Рона здесь нет. Я сжалась и переступила с ноги на ногу, смотря в квартиру за его спиной. Может у него сейчас гости? Не стоило приходить. Сильно тряхнув головой, я вновь сжала кулаки, сильно впиваясь ногтями в кожу.  — Я пришла к тебе Джордж. И вот теперь я поняла, что Джордж Уизли не был удивлен моему приходу, ведь удивлен он был именно сейчас. Наверное, в школьные годы я бы многое отдала за это выражение лица у близнецов. И тем не менее он довольно легко сумел прийти в себя, и как всегда с радушием принял в дом незваного гостя. Он сидел напротив меня и старался быть самым лучшим хозяином дома. Доброжелательным, обаятельным, ему и не стоило сильно стараться, в конце концов, он сын своей матери. Когда на столе стояла уже третья миска с печеньем, я вдруг поняла, что за все время он ни разу ничего не сказал о себе. Все о Роне, Джинни, о миссис Уизли, но… о себе ни слова. И я бы не заметила этого, вот только я знала этот отличный способ убедить других, что у меня отличная жизнь.  — Рон говорил, ты получила работу в министерстве?  — Джордж, — перебила я, нахмурились, — я… я думаю мне нужно. То есть, я хочу. Я хочу попрощаться.  — С кем? Со мной?  — С Фредом. Он замирает, но я не вижу боли. Лишь растерянность и удивление. Неужели Фред был прав? Он смирился? Правда? И это я… держу его?  — Гермиона… мы похоронили Фреда… — он пытается говорить со мной таким успокаивающим тоном, что мне становится не по себе, будто боясь называть страшную цифру, насколько я опоздала со своими прощаниями.  — Я знаю, знаю, но я не была тогда… на похоронах. Сглотнув, я вспоминаю, как не смогла сделать даже шага за порог. Никто не видел погрома в моей квартире. И никому не было известно, как я рыдала и била дверь кулаками до крови. Кому мне было это говорить? Убитому Джорджу? Или Рону, который кидался в учебу и подработку в магазине, лишь бы не видеть ни меня, ни Гарри? Или самому Гарри, который был опустошен даже больше чем мы все.  — Я боюсь идти туда одна, — говорю я, и делаю глоток из кружки, — и мне кажется. Только с тобой я смогу это сделать.  — Все хорошо Гермиона, — вдруг говорит он и кладет руку мне на плечо, — я схожу с тобой. Но оказавшись на кладбище, я не чувствую себя спокойнее. И даже сжимая руку Уизли, мне кажется, что я здесь лишняя. Смотря в землю, я лишь иду за ним. Ожидая, как он удивится, увидев брата. И когда он останавливается и отходит в сторону, я вздыхаю, поднимая голову. Фред сидит спиной, будто он даже не шевельнулся с того момента, как я оставила его здесь. — Тебя оставить на минуту одну? — Джордж произносит это с улыбкой и на его голос Фред вздрагивает. Я в ужасе смотрю на его удивленный взгляд на брата. Джордж не видит его! Мерлин, что я наделала….  — Да, спасибо, Джордж, — я выдавливаю из себя каждое слово. Даже не смея повернуть голову назад к Фреду. Но это и ни к чему, он почти сразу оказывается передо мной. Его лицо искаженно от ярости, кажется, он просто жаждет меня встряхнуть, как я совсем недавно его. И пока Джордж отходит от нас я чувствую, как поднимается пронизывающий ледяной ветер, который однажды чуть не сбил меня с ног.  — Ты… — Фред шипит, грозно надвигаясь на меня. Сглатывая я смотрю на него во все глаза, ещё никогда я не видела его таким даже при жизни. Даже когда выкинула всю их продукцию из окна башни, никогда однажды в детстве рассказала про их проказы матери. Мерлин, а ведь он многое прощал мне.  — Совсем с ума сошла? А если бы он увидел меня?! Ты кто, черт возьми?! — он обходит меня кругом, каждый раз заглядывая в глаза. — Где самая умная ведьма, про которую должны рассказывать легенды деткам в Хогвартсе?!  — Что? — переспросила я, не совсем понимая, о чем он говорит.  — Нет, вы только гляньте, она ещё и издевается! Черт, ты хоть знаешь сколько раз нам тебя в пример ставили? Мама, Перси, Макгонагалл, Чарли, да даже Снейп один раз! Да, не совсем четко и слишком завуалировано, — он взмахнул руками, будто пытаясь показать насколько, — но черт возьми! И чтобы после ты не поняла прямой отказ от парня? От мертвого парня, Грейнджер! И ты приводишь мне брата? Зачем?! Чтобы я посмотрел вновь, как он не видит меня? Или чтобы, не дай Мерлин, он меня увидел и вас было уже двое!  — Он не смирился. Я говорю это тихо, но он замирает на месте.  — Он не имеет своей жизни. — чуть громче говорю я, оглянувшись, чтобы проверить точно ли Джордж находится настолько далеко, чтобы не услышать меня.  — Откуда тебе знать? — он лишь отмахивается от меня, но тоже ищет взглядом брата.  — Я знаю. Потому что я вижу в нем себя. Он говорит, о чем угодно, но не о себе, Фред. Он же приходит сюда, что он говорит? Подумай. Что я говорю тебе? Он вздыхает, но вдруг улыбается. Совсем как в тот вечер, и мое сердце делает предательский кульбит.  — И все же ты такая глупая.  — Что? — вся прелесть его улыбки на целый миг потухает.  — Он говорит о себе, но не тебе. С ним все будет хорошо, в нем я уверен. Я нахмурилась, совсем не понимая его. Неужели, правда, ошиблась?  — Да, он не говорит тебе. Но он уже начал принимать… у него есть жизнь. Приходя домой, он не думает, как справиться с болью. Он справляется с ней только здесь. Он не слушает тишину сидя на диване и не смотрит в одну точку.  — Откуда… — я растерянно смотрю, как он вздрагивает, будто сказал лишнего. Почему он говорит так, будто видит меня? Видит, как я прихожу домой….  — Грейнджер. — он вздыхает, отвернувшись от меня и выдыхает шепотом. — Ты слишком часто думаешь обо мне. Осознание доходит до меня тяжело. Он может видеть кто вспоминает его? Но это не могу быть только я!  — О тебе же думают твои родные, они…  — Я повторю, раз ты такая непонятливая. — он раздраженно перебивает меня. — Ты. Ты, Гермиона Грейнджер, единственная кто никак не может смириться. Я не могу понять почему. Я не могу даже принять твои чувства. Я не хочу их. Я не хочу тебя. Ни во время жизни, ни после смерти. Не смей искать больше способы воскрешения. Прекрати уже мечтать о несбыточном, из нас не вышла бы пара….  — Довольно, — подняв руку, я тут же опустила ее, увидев, как она предательски дрожит, — я прекрасно поняла тебя, Фредерик Уизли. С первого раза.  — Тогда зачем было приходить снова? — фыркнул он и попытался пнуть камень, но безрезультатно.  — Как я и сказала Джорджу. Попрощаться. Если я сделала это без твоего брата, который мог тебя увидеть это было бы не справедливо. — тихо проговорила я, смотря на оставшийся под его ногой камень.  — Ты хоть… Ну уж нет! Я не дам ему снова кричать на меня.  — Я знаю риски, на которые я шла. Знаю, как это было глупо, но также знаю, что не простила бы себе, не дав ему увидеть тебя в последний раз. Любое мое решение было бы ошибкой, но эта ошибка… стоила того. Что касается моих чувств… ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что твои слова никогда не звучали в моей голове. Думаешь, я хотела любить тебя? Эгоиста, хулигана, человека, который трепал мне нервы на протяжении многих лет, кто издевался надо мной хуже, чем это делали слизеринцы. Ты был худшим претендентом на роль моего любимого. Но прости ради Мерлина. Ты когда-нибудь любил, а Уизли? Судя, по твоим словам, нет. Потому что иначе бы знал, нельзя приказать своему сердцу. Нельзя сказать, посмотри на него, послушай, что он тебе говорит, ну же, прекращай это все и забудь его навечно. Можешь грубить мне, у меня иммунитет, благодаря школьным годам. Можешь издеваться и угрожать, знаешь ли, и без тебя моя жизнь не стала лучше или легче, спасибо моей нелюбимой работе. Своими словами ты лишь заставляешь ненавидеть себя за эту любовь.  — Гермиона… — его тихий шепот лишь еще больше разозлил меня.  — Я лишь хочу, чтобы ты знал. Однажды… Однажды ты сказал, что влюбленный может говорить о любви только рядом с любимым. И я приходила сюда, чтобы говорить. Говорить о своей любви, потому что никому другому я не могла этого сказать. Я не могла говорить о своей жизни больше никому. Я читала тебе книги тогда, когда все было так ужасно, что я боялась заплакать прямо тут. Больше я не приду сюда, не могу обещать, что не буду думать о тебе, но обещаю… на твоей территории я больше не появлюсь. Развернувшись, я замерла, увидев рядом Джордж. Он понимающе улыбнулся и протянул мне руку. И когда мои пальцы коснулись его теплой ладони, я улыбнулась, смахивая со щек слезы.  — Идём, — тепло сказал он. Я кивнула, даже не обернувшись на призрак Фреда. Искренне надеясь, что он не скажет мне больше ни одной колкости.