Cennian aep emer

      Лес встретил путников прохладой и высокой влажностью, от которой одежда пропиталась насквозь. Скудные лучи осеннего солнца не смогли пробиться через тяжелые тучи — ветра не было, и ничто не могло их разогнать. Вот-вот должен был начаться дождь. Эльф выглядел паршиво: травы, которыми отпаивал его медик всю бессонную ночь, заканчивали свое действие, не сдерживая разливающийся по венам жидкий огонь. Ухо сочилось сукровицей через наложенную на него повязку, пропитывая бинты желто-бурой субстанцией. Их надо бы поменять, но даже за минутную остановку эльф удостаивался таким взглядом темерца, что все монстры прятались по норам. Боялся ли он этого взгляда? Нет, но остановок делал намного меньше, только чтоб отдышаться. Человек торопился, и Иорвет это понимал, ведь каких только опасностей не встретишь в тени многовековых флотзамских деревьев? И эндриаги, чьи склизкие коконы усеивают исполинскую растительность. И накеры, гнезда которых подобны волчьим ямам в охотничьих угодьях — их много, и среди огромного слоя опавшей листвы они почти не заметны. Есть еще утковол — огромная гора первобытной ярости и яда, с которой разумные существа стараются не сталкиваться. Благо живут они в пещерах и в лес не выходят… Но — кто знает? — пропавшая девушка могла забрести куда угодно. Опознавательных знаков в лесу нет — достаточно совершить один оборот вокруг своей оси, и ты заблудишься, даже если шел по не раз проторенной тропе.       — Шевели ногами активнее и смотри внимательнее. Мы должны выйти на след. — Голос у Роше был напряжен, будто тетива, а эльф еле перебирал конечностями.       Было бы разумным дать ему восстановиться хотя бы сутки, но времени рассиживаться нет. Мужчина и сам был предельно внимателен: всматривался в каждую вмятину, оставленную кем-нибудь на жухлой листве и участках грязи, в обломанные ветви, коренья, неосторожным движением вырванные из земли.       — Почему она ушла? У нее был какой-то приказ? Или проблемы с воспитанием?       Иорвет говорил без ехидства, но темерец все равно недовольно поморщился.       — Второе — в точку. Повздорили, вот она и психанула.       — Разумное существо не стало бы убегать в лес, потакая эмоциям. Тем более в незнакомый.       Вернон закатил глаза, предпочитая не отвечать: заводить мирные беседы с врагом — бред собачий. Бьянка, конечно, импульсивна, любит последнее время поскандалить и попсиховать, но она не слабая девчонка, что будет сраться в портки от малейшего шороха. Вместе они прошли несколько войн, выживали партизанами в лесах и болотах Велена, так что какие-никакие навыки у нее есть.       В воздухе все сильнее пахло назревающим дождем, листву в кронах деревьев едва не срывало резким потоком ветра. Всего через пару минут о соленую кожу разбиваются первые капли.       — Мне нужна передышка…       Эльф не дурак: идти против воли, когда малейшее движение отзывается болью в каждую клеточку тела, — верх идиотизма. В свое время он вел отряд сутки напролет — молодняку полезно, а зрелые «белки» к подобному привыкли, — но сейчас все его нутро словно исхудалый мешок ржавых гвоздей, с каждым шагом царапающих нервы все сильнее. К тому же небо разразилось настоящей бурей, хлеща по разгоряченной коже ледяными иглами и пропитывая бинты.       — Там какая-то лачуга, прибавь шагу.       В покосившийся домик Иорвет ввалился как пьяный, тут же скатываясь по стене на грязный пол, и непослушной от дрожи рукой стянул с головы повязку: уж лучше рана будет открытой, чем сопреет под бинтом, в таком случае вероятность подхватить заразу немного меньше. Роше вошел следом, прикрыл дверь, что держится на честном слове и одной петле, и осмотрел временное укрытие. Убранства в хижине не было, лишь прогнившая койка да пучки трав и сухих цветков под потолком, давно потерявших свой запах — наверное, это давно заброшенная обитель какой-то травницы или отшельника.       Непогода лупила по крыше и стенам, завывала в острых дырах разбитых окон.       Состояние у Лиса поганое: его мелко колотило, а противная желто-бурая корка на ухе отошла от влажности. Медик наложил разные повязки на переломы и отрубленный мизинец, однако те насквозь промокли за полчаса прогулки по мокрой листве и под стеной воды, посему мужчина решил заняться хоть каким-то полезным делом: сменить повязку на месте отсутствующего пальца. От приближения к своей персоне Иорвет не дрогнул, но разведенные от усталости колени все же подтянул ближе к груди.       — Давай руку.       Не дожидаясь ответного действия, человек сам потянул к себе травмированную конечность и, быстро распустив бинты, благо корка размякла и не открылось новое кровотечение, осмотрел рану. Поразился эльфской регенерации: ее края, наскоро стянутые нитью, уже начали срастаться, а никаких процессов гниения или инфекции не намечалось.       — Как так? — Он наткнулся на вскинутую в непонимании бровь. — Почему ухо еще свежо, а тут все стало зарастать? Кости тоже срастаются быстро?       — Кости — да, а уши… с ними сложнее. Любая рана сходит быстрее, может даже шрама не остаться, но с ушами не так. Подолгу кровит, еще может воспалиться.       — Надо было отрезать. Нет ушей — нет проблем. — Он пожал плечами и приступил к перевязке: наложил новые бинты, выуженные из внутреннего кармана дублета, умело и быстро, ведь ранее неоднократно приходилось латать своих солдат да и себя самого, хочешь не хочешь — научишься, а правильная повязка дольше и лучше держится.       Иорвет молча наблюдал за выверенными движениями, унимая дрожь в кончиках пальцев — нервные отголоски пережитой боли — и закипающую в груди от едкого высказывания злость. Что происходило с костями сейчас, после той дробилки, устроенной bloede dh'oine, он даже знать не желал. Живот стянуло неприятным спазмом, где-то внутри завыл кит, вынуждая Лиса в безысходности поджать губу. Чертов голод… сопровождает всюду, даже если наесться до отвала.       Роше на звук иронично вскинул бровь, затем хлопнул по небольшой набедренной сумке, выуживая кусок хлеба, и небрежно бросил ему в руки. Иорвету показалось, что в него плюнули.       — Смотрю, состав «полосок» изменился. Не слышал, чтобы в Темерии создали новые спецотряды, куда ты мог бы их раскидать, — он подавился едой, и казалось, что сухарь разодрао ему горло в кровь, но он все равно продолжил есть. Спазмы скрутили живот так, что нет никаких сил препираться и показывать гордость.       — Моих парней повесили в Каэдвенском лагере, остались только я и Бьянка. Пришлось набрать новых. — На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, но во взгляде читалась тень тоски, которая вызвала у остроухого лишь усмешку. Он коротко кивнул, старательно отсекая лезущие в больную голову склизкие черви тяжелых воспоминаний о смерти собственных соратников, что заставляли сердце обливаться кровью, и продолжил хрустеть черствым куском ржаной булки.       Через два часа, как только капли перестали тарабанить по крыше, они продолжили свой путь. Шли рядом, осматривая каждый куст и корешок, хлюпая по грязи и увязая в ней по щиколотки.       — Предлагаю вернуться, так мы ничего не найдем. Ни запаха, ни следа, — тихо произнес Лис. Вроде он отдохнул, даже поел, но пришла другая беда — банальный холод. Рубашка и тонкая стеганка вымокли до нитки и неприятно липли к телу, его крупно трясло.       — У нас нет времени на просиживание задниц, соберись. Давай дойдем до ближайшей пещеры, посмотрим там.       С каждой минутой, потраченной впустую, Роше злился все сильнее. Солнце неумолимо приближалось к горизонту, пробившиеся-таки через тучи лучи огоньками играли на мокрой зелени. Лес темнел, напитываясь бронзовым, болотным и черным.       — Слышишь? — Иорвет остановился так резко, что идущий по левое плечо темерец едва не сшиб его с ног.       До ушей Вернона донеслась едва заметная в шуме листвы мелодия, чем-то напоминающая флейту, но выше по тону. Она очаровывала. Ноги против воли понесли мужчин на звук, и лишь когда в поле зрения попала пещера, вход в которую был увешан цветами, а звуки стали громче, Роше остановился. Сердце стало отбивать ритм, словно табун мощных скакунов, дыхание участилось. Что-то было не так.       — Эльф, стой. — Он потянул руку к скоя’таэлю, но тот просочился сквозь пальцы как вода, не дав даже прикоснуться к себе. Тревожная иголочка кольнула грудь. — Иорвет!       Он перехватил ускорившего шаг ушастого за руку и дернул на себя. Тот пошатнулся тряпичной куклой, но тянуться на звук не перестал, не отрезвляла даже боль, резанувшая от плеча до затылка. Мужчина вновь позвал его, тревога все разрасталась, сковывая мышцы и покрывая тело липким потом; он ухватился за острые плечи, чтобы развернуть фигуру к себе лицом, но оторопел от увиденного. Зеленый глаз был покрыт пеленой, как у мертвеца, а вот бледное доселе лицо, наоборот, зарумянилось, даже обветренные губы налились кровью, контрастируя с кожей. Роше несколько раз сморгнул, все мысли спутались в клубок, растрепались, мелькали лишь обрывками фраз. Инструмент засвистел особенно высоко, и образ эльфа расплылся, исказился, словно подернутая рябью водная гладь, а когда вернул четкость — это был уже не Иорвет. Оба глаза на месте, необычайно чистые, зеленые, с проблесками солнца на самом дне тонкой радужки, что пожиралась бездонной черной зрачка. Теперь это был не изуродованный беличий атаман, а прекрасная незнакомка. Такая красивая, светлая, восхитительная, что давно сбившееся сердце замерло, а затем пустилось в пляс.       Эльфка. Волосы черным шелком вьются до острых ключиц, что видны в вырезе мокрой рубахи. Губы — лепестки темной розы, пухлые и манящие — немного приоткрылись, и мужчина не смог удержаться. Животная страсть и желание обладать этим сокровищем толкнули его вперед, мозг отключился насовсем, бросая все попытки анализировать ситуацию. Осталась лишь непреодолимая тяга. Он нежно прикоснулся к губам, но спустя миг вгрызся в них как в сочный плод. Целовал грязно и развратно, слишком неожиданно для самого себя. Цепочкой укусов перешел к ушам, тронутых румянцем, и задохнулся. В нос ударил удушающий запах цветов, музыка лилась рекой, обволакивала и топила в себе, проникала в каждую пору жаждущего тела. Волшебным образом прохлада леса сменилась теплом пещеры, обставленной свечами; к цветочному аромату примешивался воск и какие-то необычные, неземные запахи, разогревающие и без того мощное пламя внизу живота еще сильнее.       Незнакомка закрыла свои невозможные очи, и умело и влажно ласкала его рот. Она откинула голову, подставляя губам длинную шею и выгибаясь рысью на мягкой медвежьей шкуре, сильное тело подвижно до невозможности, — Роше на ее фоне казался горой, но своей «деревянности» не стыдился. Этот контраст ему нравился до болезненного возбуждения, до золотых вихрей в одурманенном сознании. Он закрыл глаза и увидел ее на внутренней стороне век, открытую и доступную. Слышал ее вздохи, томные, глубокие, немного хриплые — наверняка от предвкушения крепкого мужского тела. Ее запах сводил с ума. Он еще долго будет преследовать фантомным хвойно-цветочным шлейфом, а мужчина и рад. Вернон прикусил кожу, ведя языком по изящным листьям тату, уходящим до нижней линии грудной клетки, проследил его путь пальцами, разгоняя мурашки. Крепкое жилистое тело не потеряло в изяществе: напряженные мышцы перекатывались под губами, делая фигуру дикой и привлекательной. У него никогда не было таких женщин. Да и вообще последняя женщина делила с ним постель едва ли не пару лет назад… и то был лишь неудачный роман, оборвавшийся после первого секса. Но эта эльфка… она нечто. Ладони на округлой груди и талии выглядели огромными, но были словно созданы для них.       Напряжение в паху было слишком болезненным, и мужчина не мог более терпеть. Он скинул остатки одежды, подставляясь жару свечей, и позволил себе падение в мир наслаждения. Горячая теснота будто поглотила его, девушка выгнулась дугой, прижалась плоским животиком к крепкой груди. Она кричала, извивалась в его руках, и эти звуки — слаще любого меда — поглотили его разум.       Она прекрасна…       И принадлежит только ему…       Как же хорошо…       Два тела сплетались, сминая мех под собой и комкая его в пальцах, хрипели, кричали, стонали, а мелодия инструмента все лилась в уши, унося их души ввысь. Все дальше и дальше из холодной пещеры, в которой не было ничего, кроме запаха пота, пыльной шерсти и пропитывающей ее крови.