***
— Чонгук, милый, пора вставать! — раздавлся громкий, но такой родной голос матери от куда-то с кухни. Мальчик резко распахивает глаза и видит, что он в своей комнате, лежит на кровати и его охватывает волна непонимания. — Какого… я дома? Но как?! — осматриваясь по сторонам, пытаясь оценить ситуацию. Появились некоторые догадки: судя по тому, что он так и не переоделся в пижаму или хотя бы домашнюю одежду, когда пришел и спал прямо в ботинках, вывод напрашивается сам. Если бы это родители его нашли и притащили домой, то точно бы не позволили ему спать в уличной одежде не говоря уж про обувь. Если бы это он сам вернулся домой, то наверное бы помнил это, он же не лунатик. Значит… Только он мог его принести домой и оставить так. Но странно. Почему в этот раз он занес его в дом и даже знал, где находится комната Чонгука? Почему не оставил как в прошлый раз на траве около дома? Неужели он настолько о нём беспокоился? — Да ну, не может быть. — почему-то сразу отмахнулся от этой мысли Гук и решил пока не нагружаться с утра, а просто пойти на мамин зов на кухню и просто покушать. Сегодня ведь мама обещала приготовить его любимые оладушки из лесных шишек. Звучит не особо вкусно, но надо просто поверить. Это вкусно, особенно с вареньем из лесных ягод, которые он самолично собирал. Позавтракав, он направился снова в свою комнатку, закрыв дверь, он сел на кровать с серьёзным лицом и всё думал о минувшей ночи. Время шло, а ответа так и не было. Или же, он просто не хотел в него верить. Просто сидеть и размышлять было не особо интересным делом, поэтому между делом он взял чистые листочки бумаги и карандаши, затачивая их маленьким ножом, который ему сделал папа с красиво выгровированым именем Чонгука на рукояти. Как ни крути, а папа, не смотря на всех их стычки и ругани, всё равно его любит и знает, что тот любит рисовать. А основа хорошего рисунка для него — остро заточеные карандаши. Думать, что рисовать даже не пришлось, ведь уже который день в голове сидит размытый образ фавна, с красивой внешностью, с сильными, но утонченными ногами как у благородного оленя. Мальчик прикрыл глаза, прервавшись от рисования, снова вспоминая то будоражущее чувство, когда сидел на спине у фавна, чувствовал как ветер развивает его волосы, а тёплая спина согревала, и, словно защищала от всего. «Я всё равно тебя найду и увижу ещё раз!» — твёрдо решил Чон и, распахнув очи, продолжил рисовать таинственного фавна.* * *
Шли дни, недели, а Чонгук всё продолжал в тайне бегать в лес на то самое место, где они встретились в первый раз. Он приходил туда, растеливал небольшой плед и, удобно устроившись, доставал из рюкзака всё самое необходимое: карандаши, любимый нож, бумага и его любимые оладушки, которые он без спросу таскал, пока мама отворачивалась от тарелки. Лично для фавна он носил красивую тарелочку и ложил в неё оладьи, ставя подальше от себя. Это ведь не для него. А сам Гук садился поближе к дереву, облакачиваясь на него, он затачивал карандаши и брался за бумагу. Пока рисовал, он разговаривал, каждый раз изображая фавна в разных позах и с разными эмоциями, пытаясь представить его ещё чётче. Видеть ещё ярче. Но как ни крути, это всего лишь его фантазия. Сама натура не желала являться перед ним, а значит, придётся и дальше только представлять, как тот будет выглядеть в разных ситуациях. — Знаешь, я уже и сам немного не уверен, что ты реален. Почему не хочешь снова встретится лицом к лицу, как в тот раз? Я тебе не нравлюсь, да? — грустным голосом вещал мальчик, заканчивая свой очередной рисунок. Всматриваясь в него, он сжал бумагу и сцепил зубы, тихо злясь, а после ослабил хватку. По щеке покатилась одинокая слеза. Мягко, еле касаясь, он провел ладошкой по изображению, будто уже признав своё поражение, тихо заплакал.