Дело чести

Вернулась она в лагерь как ни в чем не бывало. Кажется, она не пробыла в стане врага и часа, но была возбуждена, взволнована, счастлива, испугана и опутана гордостью девочка как никогда прежде. Река и травы, деревья и палатки, камень и воздух попали в плен звенящего спокойствия, скучной обыденности, и всё это с такой мощью противостояло пламени, горящему внутри Арьи, что она готова была разорваться, лишь бы не закричать. Она не привыкла держать эмоции внутри; начиная с Винтерфелла и заканчивая грязными дорогами Вестероса, она всегда находила способ выплеснуть энергию. Поругаться с Сансой, накричать на Джендри, пнуть со всей злостью кочку, изрубить ветки Иглой – способы помогали равно эффективно. Сейчас же она не могла подавать виду, что неспокойна: незачем привлекать внимание чересчур заботливых рыцарей, мейстеров, родственников или эгоистичных мальчишек. Конечно, Арья могла бы сослаться на напряжение, порожденное сложившейся ситуацией, но нет, нет, на тот момент она примерила достаточно масок, получила дозу собственной лжи и была довольна собой. Бойкая натура тоже знает меру. Время от времени. Недавно ее вдохновляло ожидание проникновения в замок. Теперь же – тайна, хранимая у самой груди. Обычно человек, заимев такой груз, начинает болезненно прокручивать его у себя в разуме: да, она тут, я знаю, чего знать не должен, о боги, я буду молчать, да, да... Но Арья настолько не хотела проговориться, настолько желала успешно завершить своё первое задание – и далеко не последнее, между прочим, – что отогнала все мысли о нем, да, все-все мысли. Будто ничего и нет; ларец с секретом под снегами Севера, а ключ к нему – в водах Узкого моря. Конечно, она понимала, что всё скоро вскроется, возможно, скорее, чем бы ей хотелось, поэтому нужно было действовать быстро. Первый и важнейший, даже единственный фактор, что был ей нужен, она могла ускорить только молитвами, обрывки которых иногда достигали богов... Наконец Арья вспомнила, что сделала не все, чтобы закончить так называемый поход. Всегда нужно кому-то сдать результаты: королю, лорду, военачальнику, собственному дяде. Он не заметил племянницу, вошедшую в палатку. Перед Эдмаром Талли стоял нетронутый поднос с обедом, сам лорд Риверрана сидел на ложе, глядя остекленевшими глазами вперед, сквозь воздух, сквозь пространство. Думается, взор его долетел до Залива Работорговцев. Арья видела его второй раз в жизни, и снова слегка путанные волосы, белки глаз под гнетом красных жилок, беспорядочно, неестественно движущиеся пальцы рук: они терли друг друга, сжимались и разжимались, нет-нет да и щелкали в такт далекой птице-певуну. Выражение лица его было то ли задумчиво, то ли безумно, то ли пусто и безжизненно. – Милорд Эдмар?.. дядя?.. – Она не совсем понимала, как должна называть обретенного родственника. Талли едва заметно вздрогнул и одним глазом, не поворачивая головы, взглянул на гостью. Мутное облегчение скользнуло по его лицу, сглаживая уже рождающиеся морщины; он будто бы ждал своего врага и был рад, что пришел не он. – Арья, милая Арья, наконец-то ты здесь. Представляешь, я странным образом знал, что ты зайдешь именно сейчас. Может быть, ты хочешь пить? У меня тут есть и не хмельное... – Нет, дядя Эдмар, – добро ответила девочка и присела напротив мужчины, не спросив разрешения, – я вполне насытилась. – Что ж, замечательно! – Эдмар несколько раз кашлянул, прочищая горло, сделал еще несколько странных движений кистями рук; одним словом, по-своему приводил себя в порядок и, видимо, хотел спросить об одном-единственном деле, интересовавшем его. – Ты... не знаешь, как пройти туда, или пришла спросить совета? – Я уже прошла, проникла, расспросила, ушла, дядя. И никакие советы не понадобились. – Неужто так скоро? О! ты впечатляешь меня все сильнее, милая племянница. Я уже говорил, что ты стала моей любимицей? Так расскажи же мне, как она. Арья сделала вид, что собирается с мыслями и вспоминает детали, а сама дивилась тому, как изменился взгляд мужчины, сидящего против нее: из глухого он стал ярким, живым, как она сама. Девочка понятия не имела, откуда у нее такой интерес к другим людям; сначала она рассматривала Рослин, ее стан и наряды, искала сходные черты с родной сестрой, теперь же не могла не думать об изменениях в настроении дяди. Что-то коренным образом перестраивалось внутри юной души, и Арья металась между радостью за себя, боязнью за себя и полным безразличием. – Она здорова, – выдавила девочка наконец под гнетом голубых глаз, – здорова и полна энергии. Очень зла на свою семью, очень зла на то, что они ее держат практически взаперти, но уверяю вас, дядя: с ней все хорошо. Уверена, что скоро кошмар образуется, и вы будете вместе. – «О боги, новые и старые, я становлюсь похожей на Сансу. Несу чушь, заливающую уши сладким, полулживым сиропом. Как бы я ни бегала от занятий у Мордейн в Винтерфелле, дурь эту из башки просто так не выбить». – С чего ты взяла, что я хочу этого? – выпалил Эдмар и мгновенно взял себя в руки. – Имею в виду, она моя жена, и я как благочестивый муж забочусь о ее состоянии... Брак этот, ты должна знать, был вынужден случиться из-за пренеприятнейших обстоятельств. И вообще, мне не очень нравится твой хитрый тон. Ты что-то устроила лишнего? – Нет, дядя, как вы можете думать такое! – «Я определенно делаю успехи. Ни мускул не дрогнул». – Отлично, ты молодец, девочка, – вымученно улыбнулся лорд Риверрана. – Взамен я сообщу тебе тоже хорошую новость: мейстер Гервин шепнул на ухо, что Робб, хоть и будучи без сознания, может вынести путь. Сердце бьется мощнее, кровь течет быстрее, по словам старика, да и раны затягиваются удачно. К чему я веду: мы, в конце концов, можем покинуть это проклятое место... – Он не переставал говорить радостно, но на этом месте голос чуть треснул. – Да, покинуть. – Просто замечательно, дядя, – ответила она довольно спокойно. Ей совсем не хотелось показывать эмоции по известной причине: вдруг прорвется какая-то лишняя. – Ну, ступай. – Мужчина поднялся, вытянувшись во весь рост. – Не грусти о матери; мне очень больно и трудно оставлять ее здесь, но она сама так решила. – Не буду, дядя Эдмар. – Уверена? – Да. Не могла же она признаться, что слово о Кейтилин Старк ранило ее сердце сильнее, чем способен любой клинок.

***

Следующий день Арья провела снова у брата, дышащего свободнее, но все еще осунувшегося и ослабевшего. И девочка вспоминала, что, как только ее начинала убаюкивать скука, – появлялся Джендри, весь горящий нахальной улыбкой и ждущий от нее какой-нибудь реакции. Дожидался. Они ругались так (конечно, не около Робба), что ор слышали в Близнецах; она была уверена, что сам Уолдер Фрей осыпал проклятьями старкову дочь и ее грязного подхалима. Нет, это он так думал, для Арьи Джендри был просто идиотом, милым идиотом. Арья полностью уверилась в том, что воины брата принимают ее за малолетнюю капризную дуру, пустившую внутрь незнакомца и теперь с ним цапающуюся. Два раза к ним приходили, прося быть тише или хотя бы не употреблять бранных слов (это еще мягко сказано), и два раза Арья чуть не швырнула в незваных гостей кувшин, могла бы швырнуть и самого Джендри, если б захотела. Бессмысленная ругань придает сил. Она могла бы и сделать так, чтобы стражи держали его в палатке и чтобы он и носа не мог сунуть на воздух без того, чтоб его потерять, но не делала и не знала почему. Казалось, на фоне этих стычек проходили дни, недели, а на самом деле не было и двенадцати часов. На двенадцатый час он ее поцеловал в самый разгар битья посуды. Она говорила, что он забыл ее. Он отрицал и говорил, что временно заменил – неудачно, как оказалось. Она говорила, что не верит и что он – предатель. Он подошел и сделал то, на что безуспешно намекал. Арья не привыкла ощущать тепло после своих холодных, грязных, промозглых скитаний по лесам Вестероса. Арья почти не знала, каково быть в ступоре, каково быть ошарашенной чьим-то поступком. Малейшего понятия не имела, что простое соприкосновение губ может мгновенно успокоить ее и, более того, упоить. И вот так – испытала всё вместе, этот клубок новых ощущений, нового знания и нового чувства ударил ее под дых так, что грозовая буря сменилась тишиной, как им казалось, на час или два. Не прошло и минуты. – Что ты себе позволяешь? – хотела крикнуть грозно она, но на деле прошептала как-то неуверенно. – Наказываю за поведение. – С каких пор кузнецы наказывают дам? – С этих. – С каких пор наказывают поцелуями? Мне говорили, что они должны быть наградой. – Что говорят и что на самом деле – совсем разные вещи, Арья, ты должна знать это лучше всех. Наказать можно тем, чего человек не желает. Но теперь-то ты изменила мнение? – Не знаю. – Философские рассуждения выглядели нелепо в такой обстановке. Она помолчала, и вдруг воспоминание ударило ей в голову; она воскликнула живее: – Я поняла, кто ты. Ты – шалава мужского пола, я помню, как ты говорил, что у тебя были женщины, в борделе или не знаю где, а теперь я одна из них, что ли? – Нет, – ответил Джендри просто. Кажется, ему надо было распинаться еще долго, объясняя Арье ее неправоту, но нет, их связь была так крепка, что пояснения оказались ненужным мусором. Кажется, оба хотели еще поскандалить, но не могли. Спустя еще несколько мгновений молчания Джендри заметил, что Арья вела себя неподобающе очень-очень долго и заслуживает много-много наказаний, на что Арья послала его к черту и ушла, еле-еле сдерживая хохот. Когда вернулись Нимерия и Серый Ветер, она не сдержала слез радости. Арья прогнала дураков-воинов, хотевших убить лютоволков, отправила самца к хозяину и ушла с Нимерией к Джендри, чтобы отомстить. Ее сотрясали досада, и веселый смех, и радость, когда лютоволчица, вместо того, чтобы откусить ему голову, как Арья планировала, вылизала его наглую морду и позволила погладить себя вдоль и поперек. Ничего, решила она, накажет в следующий раз по-другому. Робб очнулся, и красные влажные глаза старика-мейстера впервые показались ей не противными и отталкивающими, но милыми, спасительными. Гнет тайны отошел на самый последний план, что возможен, – все вокруг налаживалось, даже Джендри бесил чуть меньше. Не хватало только матери рядом, и Робб-король разделил с ней горе. Такой громоздкий, пышущий силой лагерь собрался и исчез с равнины перед Близнецами Фреев с удивительной быстротой. Стоял беспечный, тихий и успокаивающий поздний вечер; настолько поздний, чтобы проявили себя точечки-звезды, мигом заполонившие темное угрюмое полотно, но не настолько, чтобы потерять последний багровый свет солнца, уходящего за горизонт и упорно сопротивляющегося этому. Тишину, покой не нарушало ничего, кроме шелеста листьев под упорным, но слабым ветром, кроме крошечных волн, бороздящих воды Трезубца, кроме тысячи шагов воинов-мужчин, воина-девочки и ее спутника. Спутник для леди... Арья невольно вспомнила того, кто служил таковым не так давно, и задумалась, как он. Ах, если б она знала, что именно в тот момент в нем росли арбалетные болты, если хотя бы представила, как сестра ее Санса лежит подле него и смотрит, как кольчужный кулак Белого плаща вырубает Сандора Клигана, как она смотрит в разноцветные глаза карлика и лжет им! Нет, нет, она знала только путь впереди, путь домой. Она, он, Робб, Эдмар, Гервин, в каком-то смысле безымянные рыцари и понятия не имели, что леди Кейтилин Старк, вдова Эддарда Старка, берет в руки тяжелый канделябр и роняет его из вывернутой руки, что она истошно кричит, когда ее, с раной на лбу и в сердце, запирают в комнате. Робб из-за макового молока не помнил о кознях Престона Гринфилда, и ни единая душа, кажется, не заикнулась о том, что его нет среди шествия. Девочка-северянка Арья Старк, дочь Эддарда и Кейтилин, шла домой и смотрела на серп луны. У Зеленого Зубца луна особенная, своя, не похожая на другие луны – Арья увидит ее снова, как бы она ни противилась. Очень скоро.