Дело чести

Обыкновенно пленники мечтают о свободе. Любой из них сделал бы что угодно, лишь бы вновь набрать свежего воздуха в лёгкие, увидеть яркий круг солнца. Но не он. Если раньше его подводил только обожженный глаз, то теперь Сандор Клиган не видел ничего. Где-то впереди, казалось, за тысячу лиг, в узкую щелочку проникали жалкие капли тусклого света – и ничего больше. Он чувствовал стальные оковы, чувствовал гнилое сено под собой и запах крысиного дерьма, но вокруг была сплошная тьма, в какой-то мере успокаивающая. В пекло короля, в пекло свет, в пекло свободу. Эта тьма заселяла его разум мыслями, которых раньше там и быть не могло. Если бы они наведались в другой обстановке, то он бы их непременно отогнал, чертыхнулся и сплюнул. Но теперь они казались единственным, что не позволяло Сандору вырубиться, уснуть... возможно, навсегда. Мысли о брате, об огне, о стычке у Близнецов – они перевирали образы, и во тьме появлялась дымка, в которой он видел всё по-новому, в новом свете. Григор Клиган сжёг его лицо полностью, вырвал ему сердце и бросил в очаг; о, как оно пылало там, каким красным дымом испарялась кровь! У Трезубца люди, с размытыми телами и покрытыми струпьями руками, пытались биться друг с другом, но промахивались, разрезая клинками воздух. Укрепляло свои корни безразличие. Он и так никогда не выказывал чему-либо привязанности и ни о ком не заботился по-настоящему, но сейчас ему было плевать на жизнь, на еду, на сон, на приговор – на всё, что существует или существовало. Раны его лечить никто не собирался, и он чувствовал дрянной запах, от них исходящий; запах грязи, грубости, смерти. Не было понятно, зачем надевать кандалы на узника, заточенного глубоко под землей (в «мешках», как называли обычно этот уровень), за тяжелой дверью. Принеся скудный обед – или ужин, или завтрак, ясно не было, – тюремщик освобождал ему руки и ждал в стороне. Сандор видел, что парень был при оружии, длинном кинжале, но нельзя было по его заплывшему лицу сказать, что он смог бы с ним управиться. Семь преисподен, да Клиган мог бы легко с ним расправиться и без клинка, если бы не следы от арбалетных болтов. Если бы не всепоглощающее безразличие. «Зачем пробивать жирдяю горло его же зубочисткой, если выше тебя ждет десяток таких, а ты еле ходишь, шатаясь? Зачем даже убивать их, если под небом тебя не ждет ничего, кроме погони? Наёмник из тебя уже не выйдет, за Узкое море не попасть. Сиди и спокойно жри. Жди посетителей». Посетитель пришел. И при ее виде внутри него вспыхнуло еще кое-что, разделив ложе с безразличием. Ярость. Ярость практически безысходная, бессильная, кратковременная, как жизнь подёнки, но мощная. Не из-за Птахи ли Псина оказалась в конуре на цепи? Не будь ее, он бы уже и забыл, что существует такой материк, как Вестерос. Не будь ее безмозглой сестры и нахала-паренька, что за ней шел и кидал в него камни, возникла ли у него вообще такая мысль, как вернуться в Королевскую гавань, сборище лгунов и шлюх? Припомнив всё это, он лязгал цепями и остатками голоса, оправдывая свою кличку, прогоняя ее куда подальше. В пекло пташку, в пекло песни, в пекло ночь у Черноводной. Но где-то внутри, под другими цепями, выкованными всё тем же безразличием, гневом, огнём камина и черствостью, теплилось знание: он заставил ее уйти – выгнал – не ради себя, а ради ее же блага. В пекло всё и вся.

***

– Он надежно закован? – Да, ваше величество. – О, этот елейный голос. Напудренные щеки, мягкие руки и запах сирени – они чувствовались даже за стеной, как слышались и голоса. Огромный Тронный зал великолепно разносил эхо. – Пускай заходит, – лениво бросил его величество, – поставьте на колени. Сандора вывели, точнее, выволокли через одну из боковых дверей, наиболее близких к Железному трону. Он не был здесь достаточно давно, но прекрасно помнил, как всё выглядит. Возвышаясь над Семью Королевствами, на гротескном троне восседал правитель этих королевств. На нем играла бессменная ухмылка, ухмылка ожидания чего-то забавного и кровавого. Опершись головой на кулак одной руки, он пальцами другой постукивал по лезвию меча, когда-то рубящего головы, но теперь вплавленного в трон вместе со своими братьями. Справа стояли, то и дело перешептываясь, Мизинец и Паук, а слева сидел, видимо, неспособный выстоять и минуты дряхлый Пицель. «Этот старый хрен еще приносит пользу? Видно, все еще зажимает девок в коридорах». Бейлиш казался сильно озабоченным; редкие его взгляды, брошенные Сандору, были гневными, даже ненавистными. Не осталось и следа от его обыденной маски спокойствия, поток острот прервался. Сандора вели два рыцаря Королевской Гвардии, Борос Блаунт и Меррин Трант, – семь преисподен, какая честь! Подведя преступника к подножию Трона, они рывком опустили его на колени и стали рядом, держась за рукояти своих клинков. Клигану показалось странным и забавным то, что за малолетним выродком не следила ни мать, ни дед, как обычно бывало. Джоффри был абсолютно сам по себе, волен принять любое решение, а три так называемых советника только поддакнут в ответ. Помни, безразличие. – Всегда приятно видеть старых друзей, – начал король, – особенно раскаявшихся. – Ага, – прохрипел Сандор и поднял голову, – еще приятнее видеть почти мертвецов. – Боги милостивы к тебе, Пёс, у меня сегодня хорошее настроение. Поэтому это закрытое заседание, без свидетелей и зрителей, пройдет быстро. – Ухмылка сменилась плотно сжатыми губами, в глазах читалось нездоровое любопытство. – Суд спрашивает: зачем ты пытался похитить Сансу Ланнистер? – «Ну да, Ланнистер». – Чудовищный, варварский акт, – вмешался Мизинец, вернувшись к своей обычной, непринужденной и будто бы холодной манере. – Если не побужденный злобой или жаждой наживы, то слабоумием. – Варис задумчиво кивнул; Пицель, казалось, спал. – Это всё прекрасно, лорд Бейлиш, – лениво произнес Джоффри, даже не глядя на него, – но суду необходимо знать позицию обвиняемого. «Имел я тебя во всех позициях, королёк. Притворяешься честным судьёй». – Жаждал юного тела, ваше величество, – криво улыбнулся Сандор. – Шлюх на дорогах было мало? – Шлюхи наскучили мне. А это особенная девица. – Мизинец косо взглянул на него. – И чем же? – В этом вопросе смешались тупое раздражение и неподдельный интерес. – Ну, вам ли не знать, – невинно пожал плечами Сандор. Ноги затекли и ныли. – Если бы башка ее папаши не разлагалась на пике, может, и вашему величеству это открылось. Джоффри расхохотался. – В тебе сохранился огонек, Пёс. Целое ПЛАМЯ! Жаль, что ты мне больше не нужен: Станнис в бегах, половина войска Робба Старка перебита. Я бы пригласил сюда мою бывшую невесту, но мой дядя увез ее куда-то на прогулку. Прекрасная пара, воистину. – Король откинулся назад, поморщился и вернулся в прежнее положение. – Члены Малого совета не будут возражать против очевидного вердикта? – Нет, ваше величество, – чуть ли не одновременно ответили Мизинец и Паук. – А?.. Конечно, конечно, мы полностью доверяем вашей безграничной мудрости, – пролепетал, как ребенок, вырванный из дрёмы Пицель. – Замечательно. Королевское правосудие приговаривает Сандора из дома Клиганов к смерти через повешение за дезертирство. – Джоффри выглядел довольным собой. – Приговор привести в исполнение завтра на закате. Без обнародования. Увести. Королевские гвардейцы поставили его на ноги – снова рывком. Оковы на руках бренчали. Краем глаза Сандор видел, как вновь зашептались Варис и Бейлиш, как пошатывался, вставая, Пицель; как Джоффри лениво начал спускаться с трона. Назад во тьму, назад к дымчатым образам, к перьям в крови и неспетым песням. В пекло короля.