***
Если оглянуться назад, то Гарри, возможно, стоило оставить Хедвигу рядом с собой. Но тогда он не знал об этом. С одной стороны, если бы у него была Хедвига, он мог бы кому-нибудь послать письмо с просьбой о помощи. С другой стороны, он не был уверен, что они ответят. Гарри не ожидал, что ему могут помочь. Ну, Рон бы смог это сделать. И Гермиона тоже. Они определенно помогли бы. Ситуация не была ужасной. Гарри читал некоторые произведения Дюма и Сальгари (не так уж и много, как ему хотелось, потому что библиотека в Хогвартсе была ужасной и содержала в себе неправильные книги), и он знал, что его положение едва ли можно назвать тюремным, потому что здесь не было кандалов и тюфяка, набитого соломой. У Гарри была своя комната. Настоящая, без скошенного потолка, с кроватью и матрасом. Однако стены были сделаны больше из штукатурки и бумаги, чем из камня. Но он был заперт. Ему разрешалось выходить из комнаты только два раза в день, и то для того, чтобы сходить в туалет, а так же ему запрещали выходить из дома. На самом деле этот запрет был не так уж плох, потому что если бы он мог выйти на улицу, Гарри надел бы плащ и попытался убежать, и он был уверен, что кто-то найдет его, а затем они забрали бы плащ, и это стало бы проблемой. Так что, пока он оставался внутри, он мог придумать план получше для того, чтобы найти Ремуса. Так что да, это было не так уж и плохо. Но они не давали ему достаточно еды, и Гарри постоянно был голоден. Гарри даже не помнил, чтобы он голодал в голубом коттедже. Он вспомнил, как жадно набросился на еду после долгого дня игр на улице. Но настоящий голод и чувство опустошенности были с ним тогда, когда он был ужасно маленьким, одиноким и сбитым с толку окружающим миром. Он все время думал о яблоках. Сладких, но терпких.***
У Гарри появились какие-то странные мысли. У него была своя комната с кроватью, а также было несколько книг, но ни одной из школьной программы, потому что Вернон запер его вещи в шкафу под лестницей. Уж лучше вещи, чем самого Гарри. Хотя он тоже был заперт, но у него было достаточно места, чтобы встать и потянуться. Обои в комнате были жёлтыми, а углы иногда становились уродливо зелёными. Он мог сходить в ванную и помыться. А если бы он сел на пол своей комнаты, то солнце могло осветить его лицо, грудь или ноги. Но он не мог подставить под солнечные лучи всё своё тело. Неужели и Ремус чувствовал то же самое? Дни сливались в один, как забытый на солнце пакетик мармеладных мишек. Гарри видел это однажды. Сейчас же солнце почти не согревало Гарри, и он больше не чувствовал голод — это было просто чувство легкой усталости. Мармеладные мишки были разных цветов, и дни тоже были разных цветов. Большинство из них были жёлтыми, но были также зеленые и красные. Это могло бы иметь какой-то смысл. Он устал и ему было скучно. Но он больше не был голоден. Он вообще ничем не был и почти ничего не чувствовал. И вроде бы… он с кем-то разговаривал? У него было такое чувство, будто бы он был не один, но это было невозможно, потому что комната была заперта. Дважды в день он мог выйти, и тетя Петуния приносила ему еду утром и вечером, но толком она с ним не разговаривала. — Гарри Поттер не должен возвращаться в Хогвартс. — О, как бы я этого хотел. Но они будут меня искать, и из-за этого могут пострадать люди. Они забрали его, они могут забрать кого-то еще, если я уйду. — Гарри Поттер в опасности! — Дай мне опасность, маленький незнакомец, — ответил Гарри, это показалось ему очень веселым, потому что как выглядит Добби? Верно, Добби очень маленький. Гарри усмехнулся, — и я дам тебе кусочек*. Как там пелось? В моих мечтах ничего нет, только какие-то отвратительные воспоминания*… так же? Ему очень хотелось снова услышать эту песню, но все его вещи остались в голубом коттедже. Остальное ему подарило министерство или купил Хагрид в Косом переулке, но это были не совсем его вещи. Он хотел бы вернуть свои книги, цветные карандаши и плеер. А потом он нашёл красно-жёлтое (его цвет смешался, как дни, как мысли Гарри) яблоко, лежащее на его подушке. Это была еда. Гарри жадно откусил от него кусок, сидя на кровати. Это было не то идеальное сочетание сладкого и терпкого, но это было хорошо, и что-то в Гарри проснулось. Начиная с болезненной пустоты в желудке. Ой. Но также и внезапное режущее сознание в его мозгу. Как будто он провел последние несколько недель без очков, а теперь они вернулись, и он снова мог видеть. Он съел яблоко вместе с сердцевиной и спрятал ножку и семена в карман, чтобы тетя Петуния не нашла их. Гарри ведь с кем-то разговаривал, не так ли? Он был совершенно уверен, что весь прошлый год у него не было плеера, но сейчас он мог видеть его на стуле вместе с несколькими кассетами и парой книг. Настоящих книг. Цвет стен изменился. Гарри продолжал находить яблоки в самых неожиданных местах комнаты.***
Гарри получал письма и от Рона, и от Гермионы. Они спрашивали, почему он не отвечал, и Гарри не мог вспомнить, чтобы раньше получал какие-то другие письма. К сожалению, совы улетели сразу же, так что он не мог отправить ответные письма. Он не был уверен, сколько сова может унести, но он помнил, что Малфой имел обыкновение получать пирожные почти каждый день в школе. Может быть, они могли бы послать ему посылку с несколькими банками супа.***
Наконец, сова принесла ещё одно письмо, и на этот раз Гарри уже приготовил свой ответ, чтобы птица забрала его обратно. Два дня спустя Рон постучал в его окно и помахал рукой, держа завернутый бутерброд. Он махал рукой из машины. Летающей машины, которую вел Фред или, возможно, Джордж Уизли. — Клянусь бородой Мерлина, ты был прав! — сказал Рон, — Не то чтобы я тебе не поверил, но… вот, держи, просто съешь его, — он сунул бутерброд Гарри в руки, и Гарри медленно съел, сидя на кровати, скрестив ноги и глядя на Рона и Фреда, пока они открывали все замки, забирали его чемодан и складывали всё в машину. Гарри почувствовал, что просыпается. Бутерброд был очень хорош, и ни на сыре, ни на хлебе не было никакой плесени. Они полетели прочь от дома. Медленно и как можно тише они зависли на несколько мгновений над другой стороне улицы у дома номер восемь, где подобрали Джорджа. — Ого, — сказал он, как только увидел Гарри. Он встряхнулся и, к счастью, быстро оправился от шока, который был вызван внешностью Гарри, — Улица свободна. Никаких волшебников поблизости нет, — сказал он, пристегивая ремень безопасности. И с этими словами Фред нажал на педаль и они подлетели к облакам.***
Молли Уизли была просто подарком человечеству. Гарри стало интересно, что подумает о ней Ремус. Она накричала на Рона, Фреда и Джорджа за безответственность и сотню других прегрешений. Затем она посмотрела на Гарри, и на её лице появилось что-то странное, как будто она не могла решить, что сказать, и начала душить его в объятьях, сбив очки мальчика с носа и вдавив их в переносицу. Это было чудесное объятие. Она продолжала кричать на своих детей через него, но объятие было потрясающим. Затем она усадила их всех за стол и накормила завтраком. После этого Гарри посмотрел на себя в зеркало, которое находилось в ванной комнате. Он был немного бледен и тени под его глазами были более заметны, и, возможно, его щеки были немного впавшими, но этого следовало ожидать. Он не стригся с тех пор, как… с тех пор, как у него началась другая жизнь, так что он был еще более взъерошенным, чем обычно. Он выглядел ужасно, но Гарри этого не замечал, потому что он выглядел так, как чувствовал себя внутри.***
Самое чудесное в детях, и Гарри в частности, было то, что они становились прежними. Если вы дадите им свободу, пищу и объятия, они вернутся обратно. Цвет кожи Гарри стал лучше, и тени под глазами исчезли. В Норе было так много дел, что он без труда засыпал. Мальчик снова набрал потерянный вес. А еще была новость, которую ему и Рону одновременно сообщили Фред и Джордж, потому что близнецы не стеснялись подслушивать. Эта новость, как оказалось, прекрасно совпадала с планом. А этот план был тем самым проектом, над которым Гермиона работала все лето. Однажды Гермиона станет королевой мира, Гарри был в этом уверен. Она лично начала изучать магические законы, потому что считала, что отсутствие информации о задержании, суде и заключении Ремуса в тюрьму, по меньшей мере, имеет нотку недосказанности. В этом деле ей не очень-то повезло, но вместо этого Гермиона обнаружила, что Гарри находится в каком-то подвешенном состоянии, в котором никто над ним не властен. Более того, человек по имени Сириус Блэк считался законным опекуном Гарри. Но Блэк ещё не подтвердил своё опекунство, потому что он был, большой шок, в Азкабане. Единственным альтернативным вариантом опекуна Гарри была его ближайшая родственница, в данном случае Петуния Дурсль. Но поскольку она была магглом и не претендовала на звание осведомленного маггла, законы волшебного мира не признавали её статуса. — Значит, у меня нет законного опекуна? — спросил Гарри, лениво откусывая кусочек лакрицы. — Нет, есть, — сказала Гермиона, приехав навестить друзей в Нору, — но заключение лишает собственности и какой-либо власти. И заключенный ничего не может с этим поделать. И в этом не было никакого смысла. — Так… я могу уйти? — Ну, закон об этом очень неясен, и прецедентов не так уж много. Посещение Хогвартса не является обязательным, — Гарри оживился, но Гермиона продолжила: — Но они требуют родительского согласия, и поскольку ты не можешь его получить, я думаю, что государство, в этом случае Министерство Магии, действует как твой опекун. — Что хочет сказать Миона? — вмешался Рон, жуя бутерброд. Теперь Гарри был окружен большим количеством вкусной еды, чем он мог съесть, но Рон всегда был рад помочь ему в этом. — Это значит, что Гарри можно усыновить. Это было непредвиденное известие: что кто-то может просто подать прошение на усыновление Гарри. Хотя это было не так-то просто, так как Гермиона быстро обнаружила, что маггловские семьи автоматически отвергаются, даже если у них есть блестящая и талантливая молодая ведьма в доме. Миссис Грейнджер хотела кое-что сказать в письме к Министерству, ведь ни она, ни мистер Грейнджер не были знакомы со словом «нет». И прежде чем Гарри спросил, Хагрид тоже не мог стать опекуном, потому что он не закончил Хогвартс, и, цитируя брата Рона Билла, Министерство скорее позволит усыновить Гарри Пожирателю Смерти, чем полугиганту. Их план столкнулся с небольшой проблемой. А после они узнали новости от близнецов: родители Рона решили усыновить Гарри и теперь обсуждали, как спросить его об этом. — Я знал это с того самого момента, как мама связала тебе свитер на Рождество, — сказал Фред. — Ты же знаешь, что это значит. — Джордж хитро усмехнулся. — Это совсем не больно, — ухмыльнулся Фред, который начал тихо кудахтать. — Мы делали это с Ли в прошлом году. Просто стой спокойно и не двигайся, — Джордж начал вытаскивать свою волшебную палочку. — Пожалуйста, не надо.***
На самом деле волосы у семьи Уизли были ужасно рыжими, за исключением Чарли и Джинни, у которых в волосах было больше коричневого цвета. Близнецы высказали это очень разумное замечание и превратили черные, как вороново крыло волосы Гарри в самые рыжие волосы на свете. Билл Уизли, который провел несколько дней с семьёй, прежде чем вернуться в Египет, ушибся от смеха. Вообще-то это было даже мило, Гарри он чем-то напоминал Эдди, хотя Билл сильно отличался от него своими длинными волосами, серьгой в ухе и кулоном из клыка. Он тут же обнял мальчика за плечи и не позволил матери вернуть ему прежний цвет волос. А также дал Гарри ленту, чтобы собирать волосы в хвост.***
Маггловская техника не работала в магических домах. Все это знали. Гарри был почти уверен, что его голубой коттедж был волшебным. Летающая мебель, окна и обои, меняющие цвета — всё это было связано с магией, но у них также был функционирующий холодильник, кофеварка, телевизор и видеопроигрыватель. И у Гарри тогда был плеер. Он отправился вместе с Роном в соседний маггловский городок, чтобы купить батарейки. Теперь его волосы потеряли немного ярко-рыжего оттенка и медленно возвращались к черному, оставляя кончики ярко-красными. Родители Рона собирались усыновить его. Мир был прекрасен. Гарри купил им обоим по мороженому. У Гарри было лимонное мороженое (его любимое). У Рона было клубничное, и по какой-то причине он был смущен тем, что это его любимый вкус. Гарри подумал, что это глупо, потому что клубника — очень хороший вкус для мороженого и любого другого лакомства, но все же поклялся никому никогда не рассказывать об этом. Это была легкая клятва, чтобы дать её. Плеер заработал. Рону понравился The Clash, и он отказывался признавать, что ему понравились диснеевские песни. Он был заинтригован Queen. В течение следующих нескольких дней они прослушали большую часть песен, пока гуляли по полю за домом или уходя так далеко, чтобы плеер смог поймать маггловское радио. Они лежали на траве под солнцем, соединенные наушниками и музыкой. Иногда они смотрели на облака, но в основном Гарри нравилось смотреть на Нору с её сотнями маленьких пристроек и ему казалось, что она двигалась. Ему нравилось слушать музыку и смотреть на дом, который его принял.***
Кончики волос Гарри все еще были немного рыжими, когда они отправились в Косой переулок. Гарри это путешествие не доставило удовольствия. Он ненавидел это место и магазины настолько сильно, что ему казалось, будто у него в животе сжимается невидимый кулак. И они увидели Малфоев, а отец Драко был таким невыносимым козлом, пока он смотрел на Уизли. Гарри не нравилась эта поездка, потому что она также означала возвращение в Хогвартс, а Гарри был так счастлив, так доволен, живя в Норе. Сон снова покинул мальчика, и он обнаружил, что лежит без сна по ночам, считая вместо овец число дней, прошедших с тех пор, как он в последний раз видел своего отца.***
Они вернулись в Хогвартс и Гарри был защищен любовью Уизли, которая могла помочь ему пережить этот год.***
Рон не очень интересовался книгами Гарри. Он просто не видел смысла в ситуациях, когда они не могут быть решены с помощью магии, точно так же, как не понимал, как Дин мог быть поклонником футбола, когда существовал Квиддич. Но ему нравилась музыка Гарри, по крайней мере, половина. И Дин Томас не думал об этом, но как только об этом заговорили, он понял, что ему тоже не хватает маггловской музыки. Именно так и началась операция «Плеер». Они не отдавали этому все свое время и энергию, но это стало чем-то, о чем можно было подумать во время урока истории магии — как заставить маггловские технологии работать в школе.***
— Я же сказал, — повторил Гарри чуть громче. Справа от него Рон смотрел на Гарри со смешанным выражением ужаса и восторга. Дин, сидевший в соседнем ряду, полностью развернулся на своем стуле, чтобы лучше видеть лицо мальчика. Симус смотрел прямо перед собой, чтобы не пропустить выражение лица учителя. Он возбужденно сжимал руку Дина, — Что я не ваша чертова марионетка. Улыбка на лице Гилдероя Локхарта застыла, когда его разум попытался решить непреодолимую задачу понимания отказа. Конечно же, он потерпел неудачу и пошел по более знакомому пути, чтобы лучше удовлетворить свои желания. — Ах, нет, Гарри, дорогой, ты просто будешь стоять здесь и притворяться, что ты вуга-вуга оборотень, чтобы я мог показать, как победить это. Все девочки в классе были сердиты на Гарри (смех Рона тоже вызвал у них некоторое недовольство), но все остальные думали, что его ответ был хорош, и он даже не потерял очки, потому что Локхарт так удивился, что не смог произнести ни слова. Даже близнецы никогда не дерзили кому-то подобным образом. (— Оборотень — не «это», — сказал Гарри, — И если бы у вас в голове было что-то еще, кроме опилок, вы бы знали это, вы, гниющая глупая рана.)***
Гарри не дружил с миссис Норрис, потому что миссис Норрис никого не любила и терпела только Филча. Но они пришли к соглашению, что если Гарри увидит миссис Норрис днем и они будут одни, то она позволит ему погладить себя. А если она встретит Гарри ночью, то даст ему приличную фору, прежде чем пойти и предупредить Филча, но только в обмен на консервы с сардинами. Только Гарри не всегда носил с собой консервы и иногда он приносил их миссис Норрис только утром, поэтому их соглашение было немного шатким. Гарри очень расстроился, когда миссис Норрис окаменела. И у Филча не было причин обвинять его в этом.***
Сердце Минервы Макгонагалл дрогнуло в груди. Филч плакал о своей глупой противной кошке (которая всегда пыталась поцарапать Минерву, когда она была в кошачьей форме), а затем сказал, что на него напали из-за того, что он сквиб и обвинил в этом Поттера. Поттера. И на секунду ей показалось, что это не Гарри, а сам Джеймс, стоял с озадаченным лицом в её кабинете. Джеймс, который был хорош в квиддиче и трансфигурации, легко стал любимым учеником Минервы против её воли, потому что она знала, что он был проблемой под своим очаровательным видом. (А может, он стал её любимчиком именно из-за этого.) Гарри выглядел таким уморительно-обиженным и готовым сражаться за свой статус почти сквиба. Минерва дала ему лакрицу и отправила восвояси.***
Гарри продолжил свои ночные прогулки даже после нападения. Днем он ненавидел школу, но ночью в замке было тише, и он находил в этом какое-то успокоение, пока бродил по нему как призрак. Несколько раз он видел близнецов. Один раз он увидел Джинни, а в другой — Малфоя на одном из балконов башен. Было очень заманчиво бросить в него чем-нибудь, но на этот раз Малфой был одинок и молчалив, и Гарри подумал, что Драко ушел так далеко от подземелий замка не просто так. Драко стоял, облокотившись на перила, и смотрел на улицу, и Гарри решил оставить того в покое. Во время этих прогулок Гарри брал с собой плеер. Он все еще не мог заставить его работать, и было абсурдно продолжать пытаться, но он просто делал это. Пару раз мальчик слышал какой-то шепот и думал, что, может быть, плеер ловит какую-то радиостанцию, но он никогда не слышал что-то в одном и том же месте. И так же Гарри слышал шепот в течение дня, когда у него не было плеера, так что он не был уверен, что дело в нём.***
В этом году в школе было немного лучше. Новизна давно прошла, и люди уже почти перестали досаждать Гарри с тем, что он был спасителем волшебного мира или ребёнком из подвала, которого похитил монстр. Это уменьшилось почти до двух раз в день, что на самом деле делало Гарри более терпеливым. Но он всё ещё забывал свою палочку и едва мог правильно произнести заклинание. Гарри просто сдавал зелья, потому что ему нравился этот предмет, даже если Северус ради безопасности должен был притворяться, что не любит его. Иногда Гарри удавалось получить наказание у Северуса, и они проводили вместе пару часов — мальчик ел печенья и читал самые умные книги зельевара, которые мог найти в его кабинете. Это было самое лучшее время. — Уизли предложили усыновить меня, — сказал Гарри Северусу, — я думаю, что они всё равно хотели бы, чтобы я учился в Хогвартсе, но, по крайней мере, я бы больше не проводил время с Дурслями. Прежде чем ответить, Северус отпил немного чая: — Они хорошие люди, — сказал он, — И очень преданы Дамблдору. Ах. Проблема в Северусе была в том, что после того, как он узнал, что Волан-де-Морт был не так уж и мёртв, как все думали, он стал ещё более осторожным. Северус хотел, чтобы Гарри уехал из Хогвартса, но так же хотел, чтобы мальчик был там, где Снейп мог видеть его в любое время. Он меньше стремился помочь Гарри бежать, и в то же время его осторожность по отношению ко всем возрастала. Никто не был достаточно хорош, чтобы заботиться о Гарри. — Если бы только Ремус вышел из тюрьмы. — Гарри, за всю историю существования Азкабана ещё никому не удавалось сбежать оттуда. — Но, если это случится… — Если это случится, я немедленно отправлю тебя к Ремусу. И вы смогли бы спрятаться в моём доме, и он смог бы вас защитить. Я это знаю.***
Трансфигурация была полной катастрофой. Единственной хорошей новостью было то, что Невилл был так же плох, как и Гарри, так что их двоих особенно не выделяли за неудачи. Гермиона пыталась помочь Гарри, но без особого успеха. И мальчик сказал ей, чтобы она перестала беспокоиться об этом. По крайней мере она помогала ему с Чарами, и он получал хороший результат примерно половину времени. Самое смешное то, что у Гарри никогда не было проблем с магией, но когда Макгонагалл дала им клубки пряжи и сказала изменить их цвета, Гарри не смог это сделать. Вместо насыщенного пурпурного цвета, о котором просила Макгонагалл, у Гарри получился странный лимонно-зеленый. А когда их просили превратить мышь в подсвечник, Гарри убрал палочку обратно в сумку и просидел всё оставшееся время, уставившись в потолок (ему больше не разрешалось сидеть у окна), и поглаживал мышь, которая сидела у него на руках. Гарри получил за это наказание, хотя в последнее время он практически не получал их. Макгонагалл заставила его прийти к ней в кабинет в четверг вечером и сказала, что он не уйдёт, пока не сделает всё правильно. В десять часов вечера она была вынуждена проводить его до башни и сказать, что увидится с ним на следующий день. Гарри удивлялся, почему она так поступала, ведь она выглядела такой усталой, с выбившимися прядями волос и покрасневшими глазами. Мышонок, конечно же, никак не трансформировался в руках Гарри. Злость Макгонагалл была чем-то, что заставляло задуматься даже близнецов, а они никогда не боялись. Поэтому на следующий день Гарри не забыл взять с собой палочку, вытащил её без какой-либо подсказки и постучал ею по мышке, и, конечно же, ничего не произошло. Так было в четверг, в пятницу и в течение первой половины дня субботы, пока Макгонагалл не отпустила его, чтобы он мог пойти на тренировку по квиддичу, а затем сделала вид, что забыла обо всём. Гарри был очень этому рад, потому что не считал жизнь подсвечников особенно приятной, по крайней мере для мыши. Вилка, может быть, и была бы довольна, если бы её превратили в подсвечник, но не бедная невинная мышка.***
Наказание с Северусом было хорошим, даже если они не могли делать это так часто, как хотелось бы Гарри. Когда Северус помог ему с волшебной палочкой, ему вдруг стало легче, и он также начал тайком приносить маггловские книги для Гарри. — А как видеопроигрыватель работал дома? — спросил Гарри, — все говорят, что техника не может работать в волшебном мире, но это же не так. — Мне потребовалась большая часть того дня, чтобы все это устроить, — огрызнулся Северус в ретроспективном* разочаровании, — тебе нужно создать сферу вокруг вещи и бросить в неё Repello Muggletum, а после убедиться, что оно не взаимодействует с другими заклинаниями, которые окружают дом. Гарри понимал достаточно, чтобы сообразить, что ему что-то недоговаривают. — Но как тогда понять, что заклинания не взаимодействуют? — Это очень тонкая работа, и для того, чтобы все получилось, нужен идеальный баланс. В противном случае Repello сломается и устройство перестанет работать. Гарри отпил еще немного из своей чашки. Северус перестал давать ему чай, потому что его беспокоили тени под глазами Гарри. Так что теперь это были успокаивающие травяные настои абсолютно без кофеина. Вместо сахара он положил ложку белого меда из почти пустой банки. — Но я все время пользовался своим плеером. Везде. Северус усмехнулся. Это было то, что так редко увидишь, но Гарри был свидетелем большей части его улыбок. — Поверь мне, мы оба были удивлены. Ты должен был пользоваться им только тогда, когда мы брали тебя на прогулки. — Но это не мог быть я, — возразил Гарри, хотя и без особого энтузиазма. Отвары Северуса забрали весь горячий гнев и оставили только спокойное тепло, — Я не очень силен в магии. — Гарри, ты волшебник и хорошо владеешь магией, — Северус говорил так, как будто это был очевидный факт, как будто он говорил Гарри о его очках или спутанных волосах. — Скажи это Макгонагалл. Или Флитвику. Или Синистре. Или… ну, у Локхарта пока не было оснований жаловаться. — Ты плохой ученик, — продолжил Северус, — Но это не твоя вина. Ты очень хорош в зельях, даже если отвлекаешься, и тебе нужно больше времени, чем всем остальным. — Просто мне необходимо все проверить дважды, потому что я могу забыть, что сделал или на каком этапе был, — объяснил Гарри, — мне было бы легче, если бы я просто мог слушать музыку. — А как там Гербология? Гарри пожал плечами. — Все нормально. Просто… кажется, что она неполная, понимаешь? Спраут не говорит нам ничего интересного. Мы ухаживаем за растениями, но мы не знаем, что они означают или как их используют, а затем мы просто варим из них зелья, и никто не говорит нам, как они попали сюда и как их нужно было переработать или что-то ещё. Северус обдумал это, прикусив губу, и сделал мысленную пометку пересмотреть учебную программу, когда у него будет время (ха!). Гарри вышел из кабинета с новой книгой, спрятанной под его мантией.***
Иногда, когда Гарри пел про себя, раздавались мягкие звуки инструментов, как будто его окружало маленькое облачко нот. Но в последнее время ему не очень-то хотелось петь, так что никто этого не замечал.***
Квиринусу Квирреллу повезло что он умер в склепе, потому что Северус уже приготовил яд, который вызывал мучительную и медленную смерть, и он уже тогда спланировал, как пробраться в лазарет и где спрятать тело. Но он умер, и Северус не смог сделать ничего из этого. Он исполнил только часть с лазаретом, чтобы навестить Гарри и убедиться, что с ним всё хорошо. Что он в порядке. Он был жив и дышал медленно и глубоко, ох, его храбрый маленький мальчик. Но яд всё ещё был у него. И он мог бы дать его Локхарту. И мог стоять над ним, пока напыщенный идиот корчится на полу, обливаясь потом, а после Северус опустился бы на колено рядом с ним и тихо спросил: «Ты уверен, Гилдерой? Ты абсолютно уверен, что правильно очистил гнездо тех тварей?» А потом Северус ударил бы его свернутым в трубочку экземпляром «Magical Review» и заставил бы прочитать статью, в которой Ремус объяснял, как это делать. — А! Ты сегодня так весел, мой дорогой Северус. Неужели это праздничный дух влияет на тебя так сильно? Северус уставился на клоуна. Он мог бы схватить один из ярко-розовых кексов и затолкать Гилдерою в рот, чтобы тот подавился. Мадам Хуч пристально смотрела на зельевара и одними губами твердила: «сделай это, сделай это».***
— Просто чтобы вы все знали, — сказала Мартина Лесиак, нынешняя староста Слизерина, собравшимся студентам в общей комнате, — Профессор Снейп говорит, что любовные зелья безнравственны, и их использование равносильно изнасилованию, и он лично отравит любого дурака, который попытается использовать их, особенно он сделал акцент на МакНейере. — Он не говорил об этом! — воскликнул МакНейер (седьмой год). Лесиак развернула пергамент, который она читала, чтобы все могли увидеть его. Имя МакНейера было написано там и подчеркнуто. — Черт, а я-то надеялся, что он сам убьет этого дурака Локхарта, — простонала Суручи Субадар, — он становится всё мягче. — Он согласился участвовать в дуэльном клубе, — сказал Маркус Флинт, — Может быть, он ударит его проклятием облысения. — Во всяком случае, — продолжала Мартина Лесиак, — профессор Снейп говорит, что если вы используете любовное зелье, потому что не способны влюбить и/или соблазнить кого-то, то вы не лучше, чем худший студент Дурмстранга, и позор для всех слизеринцев.***
Гарри не понимал, почему все (даже Рон, да ладно тебе) так нервничают. Шепот вернулся с полной силой, и все вели себя так, как будто Гарри разжал челюсти и съел голову студента одним укусом. Все, что он делал, — это позаботился о животном. Гарри любил животных. Он хорошо обращался с ними. Бедная змея, наверное, просто испугалась, но ему удалось её успокоить. Нелегко было оказаться в комнате полной бурных и кричащих людей. Они должны быть сосредоточены на сумасшедшем, нападающем на учеников, а не на школьнике, который хорошо обращается с животными. Чёрт побери.***
Если бы Северус не боялся того, что он мог сделать в состоянии опьянения, он бы пошел искать паб, чтобы напиться в хлам. Или, может быть, пошёл бы в Салун и выпил бы одну из их дорогих бутылок в одиночку, а затем трахнул бы каких-нибудь девушку или парня. Это было похоже на некую инструкцию, на тот случай, если вы захотите перестать быть собой. Но он не мог бы себе этого позволить, и в любом случае все это звучало не очень приятно. Северус просто заскочил в Паучий тупик и слушал «Stairway to Heaven» на повторе в течение всей субботы. Гарри был змееустом. То есть он мог сделать то же, что и Темный Лорд. Северус был прав, когда у него были некоторые подозрения и догадки. Он был прав, хотя всё ещё не понимал всего. На самом деле у него не было ничего, кроме знания того, что заявления Дамблдора о заботе и о безопасности Гарри противоречили его желанию уничтожить Волан-де-Морта. У него было предчувствие, что на Гарри свалятся новые требования, а у него были такие узкие плечи! Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… Может быть, все эти темные волшебники были правы, и Гарри будет владеть темными искусствами, чтобы соперничать с Волан-де-Мортом. Он был оружием, которое должно было быть готово и выпущено в нужный момент. А может быть, это было что-то другое, какая-то связь. Он жил, когда другие умирали, он жил, как и Волан-де-Морт.… Ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Лили была сделана из света. Но мир без Гарри был бы темнее, несмотря на все попытки сделать его лучше. Волан-де-Морт был ничем иным, как блевотиной из выгребной ямы, которая была волшебным миром. Если его убьют, через пятьдесят лет появится кто-то другой, похожий на него. Дело было не в самом человеке, а в обществе, которое его породило. В промежутке между этими событиями Северус мог скучать по Ремусу от силы полтора часа. Он не позволял себе скучать по нему больше, чем раз в неделю.***
Хаффлпаффцы перешептывались и бросали на Гарри злобные взгляды после несчастного случая с Джастином. Ну, вообще-то это делали все, но Хаффлпаффцы были более заметными, чем другие. Рон затеял драку, чтобы защитить честь Гарри, и получил наказание. Но Рон быстро начал всё меньше и меньше заботиться об этом. Он сказал, что приобрел один хороший навык, на самом деле он надеялся, что это послужит ему однажды, так же как пригодилась маггловская отмычка близнецов. (Самым популярным наказанием была чистка чего-то вручную, и Рон становился довольно искусным в незаконном использовании своей палочки для использования очищающих чар. Невербально и с почти незаметными движениями палочки.) Близнецы восприняли все это как шутку, но Гарри не смеялся, ему было приятно видеть, что хоть кто-то может это сделать.***
— Значит, мы можем считать, что в этом виноват Драко, — сказал Гарри, дуя на свой горячий напиток. Он сидел за кухонным столом, тихо постукивая пятками по ножкам стула. — Это не так, — сказал Северус, находясь за столом с ингредиентами. Судя по запаху, он варил волчье зелье, или что-то похожее на него, и это было странно. — Но он расхаживает с важным видом, а над его головой светится «Наследник Слизерина» — Гарри, уверяю тебя, Драко Малфой не наследник Слизерина. — Откуда ты знаешь? Северус закончил резать аконит скальпелем, прежде чем отодвинуться и посмотреть прямо на Гарри. — Я это знаю. — Это не ответ. — Гарри, съешь печенье. Гарри съел печенье в форме динозавра, но всё ещё продолжил смотреть на Северуса, который не обращал внимания на мальчика следующие пятнадцать минут. — Ты не будешь рассказывать это кому-либо ещё. Ни мисс Грейнджер, ни мистеру Уизли и уж точно не Малфою, понятно? Очень немногие люди знают об этом, но если ты расскажешь, то несложно будет выйти на меня. Гарри серьезно посмотрел на Северуса и кивнул головой. Он умел хранить тайны, о чем свидетельствовал тот факт, что все вокруг думали, что он и Снейп ненавидят друг друга. Даже если это был такой великолепный, сочный секрет. Что-то славное, что, по мнению Гарри, должно было быть провозглашено с Астрономической башни. — Нет, словами. — А разве… Драко не знает? — Драко? Я действительно не могу сказать. Это не то, что легко признаёт Люциус. На самом деле, Малфои не были такими чистокровными, как им бы хотелось и как думали остальные. На самом деле, раньше Малфой вступали в брак с полукровками и даже некоторыми амбициозными магглами. У Люциуса Малфоя был троюродный брат-маггл. Не сквиб, но сын одного из них. Он был политиком, что на самом деле не удивительно. Это был такой великолепный секрет, что Гарри совершенно забыл спросить откуда Северус мог это знать.***
Северус купил ему книгу «Граф Монте-Кристо». Гарри вынул её из обложки и очень, очень аккуратно разделил её на маленькие части примерно по сто страниц. Таким образом, он мог бы поместить страницы в учебник по истории магии, и это будет выглядеть так, будто Гарри обращает внимание на урок, где никто, даже Гермиона, не мог удержаться от того, чтобы уснуть. Он собирался делать так только на этом предмете, и, возможно, на защите от темных искусств, потому что он не пропустит ничего важного, так как Локхарт говорит только о своих приключениях. Это были два часа, в течение которых Гарри мог быть где угодно и позволять своим мыслям блуждать столько, сколько он хотел. А в другое время все вели себя так, будто Гарри проводил всё свое свободное время, убивая людей. Хаффлпаффцы избегали его, как будто он был заразен. Люди говорили, что он был диким в прошлом году, потому что получил бешенство от Ремуса, что Лорд Волан-де-Морт (не Лорд, ради Бога!) выбрал его, потому что знал, что Гарри будет еще хуже и злее. И всякий раз, когда Гарри пытался ответить на эти слова, Макгонагалл наказывала его и ближайшего Гриффиндорца. Так что, чтение про то, как Эдмон Дантес готовился уничтожить всех, было гораздо заманчивее, чем направлять свое внимание на других людей. Гарри полностью забросил все занятия, которые требовали какой-то работы с палочкой, и проводил время за чтением. Он присутствовал в классе физически, но не умственно. Иногда он делал кое-какие пометки в дневнике, который нашел, для того, чтобы сохранить иллюзию, будто бы он учится. Дневник отвечал ему, что для Гарри казалось совершенно нормальным поведением для волшебной бумаги. У них была поющая шляпа, которая имела гораздо меньше возможностей для существования. А потом они потеряли Гермиону. Большинство людей перестало думать, что Гарри стоит за этим, но ему было все равно, что они думают, он беспокоился о своем друге, который находился на кровати в лазарете.***
«Масса трансформированного объекта остается той же самой, даже после заклинания», — написал Гарри. Что? Нет. Равная масса и плотность способствуют преображению, но не ограничивают его. «Тебя никто не спрашивал, Том», — написал Гарри нарочито хорошим почерком, который был очень похож на медленную речь Северуса, когда тот унижал кого-то или указывал на их глупость. А ты должен был спросить меня! Трансфигурация —***
«Пишу, пишу, пишу. Посмотрите-ка, я пишу в классе. Я делаю заметки.» Вместо этого ты мог бы делать настоящие заметки. «Тебе повезло, что у тебя нет ушей, Том, иначе ты бы познал всю бесполезность этого урока.» Это ЗОТИ? «Локхарт рассказывает нам, как победил банши в песенном конкурсе.» Я не думаю, что это возможно. «Но для меня этого вполне достаточно. Всё, я пошёл читать, потом поговорим.»***
«Я думаю, что Эжени — лесбиянка.» Кто такая Эжени? Эжени — это Джинни? «Она дочь Данглара.» На каком она факультете? «Ни на каком. Она из книги, о которой я тебе рассказывал.» Гарри почесал лоб, перечитывая быстро исчезающие строки. «Стой. Откуда ты знаешь Джинни?»***
Гарри был эгоистичным идиотом, и он никогда не простит себе, что не понял этого раньше. Он заметил, что Джинни не нравилось в Хогвартсе, но не проводил никакой связи, а если и проводил, то не придавал этому значения, и теперь она пропала вместе с глупым нахальным дневником. Конечно, можно было бы возразить, что Гарри не стоило беспокоиться по этому поводу, и что Джинни не была его ответственностью. Но Гарри всё же возразил и поговорил об этом с окаменевшей Гермионой, которая лежала в лазарете. Ему точно никогда не достанется роль здравомыслящего человека. Он был настолько благоразумен, что даже подумывал о том, чтобы взять в свою поисково-спасательную экспедицию взрослых, чтобы они присматривали за ним. Гарри предпочел бы, чтобы Северус был с ним, но понимал, что этого не может быть. Было бы очень странно, если Гарри обратился к нему за помощью, а не к главе своего дома. Но, как бы то ни было, Локхарт был учителем ЗОТИ, и поэтому у Макгонагалл не будет никаких оснований злиться на Гарри, как в прошлом году.***
Смысл взрослых был в том, чтобы они наблюдали. Но никто, конечно же, не ожидал, что взрослые могут сделать что-то весомое. И смотрите, что у них сейчас. Рон был ранен, а также сломал свою палочку, и теперь Локхарт был тем, кто нуждался в наблюдении. Гарри предложил Рону свою палочку, но тот сказал, что палочка Локхарта подойдет ему больше, и Гарри пошёл дальше, вооруженный глупой палочкой, которая иногда испускала искры, и камнем, который он подобрал в маленькой пещере в логове монстра.***
Как только стало известно, что тот симпатичный мальчик преследовал Джинни и стоял за всеми теми убийствами и окаменениями, Гарри, не теряя времени, убил его с крайним предубеждением. Василиск помог ему. Это существо оценило манеры Гарри гораздо больше, чем приказы Тома Марволо. Том Марволо. Гарри был прав, он не был Лордом. — А что вы едите? — спросил Гарри у Василиска. Он сидел с закрытыми глазами и не знал, что именно гладит, но под его рукой было что-то холодное и чешуйчатое, и Гарри был бы проклят, если упустил бы возможность погладить животное. Василиск питался в основном крысами и ящерицами. И он, на минуточку, был ответственным за то, что вредители не гуляли по Хогвартсу. — Здесь, должно быть, очень одиноко. Вы чувствуете себя одиноким? — Что такое одиночество? — Одиночество — это когда ты хочешь, чтобы с тобой был кто-то еще. — Чтобы съесть? — Нет. Вам бы хотелось с кем-нибудь поговорить и побыть вместе? Как с тем человеком из дневника. Или с Джинни. Или со мной. Василиск задумался над этим вопросом. Он был вылуплен из яйца, снесенного старым петухом незадолго до его смерти в ясную ночь в полнолуние. Он не знал ни отца, ни матери. — Я не одинок. — О, я очень рад, — Так оно и было. Мысль о бедном одиноком существе, которое тысячу лет бродило по туннелям и трубам, была очень печальна. — А вам скучно? — это был очевидный следующий вопрос, — Вам не становится здесь скучно? — Скучно? — Скучно — это когда ты не знаешь, хочешь ли ты есть или спать, и не знаешь, что делать, но тебе хотелось бы что-то сделать. — А… скучно. Да. Это становится скучным, — Василиск прямо сейчас казался довольно рад. Доволен, что он понял, — Мне очень скучно! Но иногда Василиску было менее скучно. Он мог ползать по трубам и слушать, что происходит в школе. Но да, когда пришел другой мальчик, это не было скучно. Он показал ему другой туннель, и он получил возможность растянуться во всё своё тело. Это было приятно. И вот теперь он сделал это снова. Было немного трудно объяснить, что это не нормально развлекать себя, убивая студентов. Но Василиск знал только себя и нескольких парней, которые пришли поговорить с ним, плюс Джинни. Все остальные были добычей. Гарри попытался внушить ему, что он либо должен перестать нападать на учеников, либо очень скоро будет убит. Это было очень сложно. — КТО ПРИДЁТ УБИТЬ МЕНЯ? — Даже не знаю, может быть волшебники. — ЭТО Я ИХ УБЬЮ, А ПОТОМ СЪЕМ. — Нет, нет, нет. Постойте, вы не можете этого сделать. Их будет много, и один из них может подкрасться к вам и причинить вам боль. — Я УБЬЮ ИХ ВСЕХ! О, черт, это не сработало. — Но, но… если вы убьёте их, все остальные уйдут. И тогда действительно станет скучно. — Уйдут? — Да. Все те дети, которых вы любите слушать. Мы все пойдем куда-нибудь подальше от вас. И вы ничего больше не услышите. Василиск задумался об этом. Он действительно не понимал, что говорят люди, но иногда раздавался смех, и это было приятно. А ближе к зимнему солнцестоянию звучали песни. Песни было приятно слушать, даже если это был один человек, поющий что-то себе под нос. Песни заволакивали ум приятной белой дымкой. — Я убью только половину из них, — великодушно предложил он. — Нет, я думаю, что вы вообще не должны убивать людей, но вы можете есть крыс, которые вам нравятся. — Они очень вкусные. — Я в этом не сомневаюсь. Мне говорили, что все грызуны такие, — согласился Гарри, вспомнив свои детские разговоры с миссис К. Было решено, что Василиск может вести себя как обычно, и ему не придется никого убивать, если только они не придут в его покои, что было бы грубо. Во всяком случае, он обещал спросить у человека, был ли тот Гарри или другом Гарри. Василиск наслаждался их разговором. — По средам и воскресеньям каждый вечер поёт хор. Это происходит между тремя или четырьмя часами. Они встречаются в маленькой комнате слева от Большого зала. Это был великолепный прощальный подарок. Василиск был чрезвычайно доволен.***
Слушание дела об опеке над Гарри было назначено на конец июня. Это была настоящая катастрофа. Гарри чувствовал тошноту. Это должен был быть довольно простой процесс, когда судья и два служителя рассмотрели бы ходатайство и спросили Гарри, хочет ли он пойти с Уизли или нет. Гермиона рассказала им об это на прошлой неделе. Вместо этого они обнаружили враждебного судью, безумного служителя и еще одного человека, которому было явно скучно. Они продолжали расспрашивать Уизли о каждой минуте их жизни, выискивая доказательства того, что их кандидатура была плоха. Они вспомнили увлечение Артура магглами (как будто это было чем-то плохим), многочисленные прегрешения близнецов (что, по мнению Гермионы, не должно было быть предметом публичного обсуждения, поскольку это происходило в школе). Они даже обвинили Джинни в воровстве, и Гарри почувствовал, как внутри у него все сжалось. Он уничтожил дневник. Никто не знал, что он когда-то был у неё. И она тогда была одержима. Он поклялся Волан-де-Мортом! Джинни была совершенно невинна (Дамблдор с этим согласился). Но даже так, никто не должен был знать этого. Тогда почему они ведут себя так, будто Джинни была в чем-то виновата? Вдобавок ко всему, безумный служитель указал на их финансовые проблемы и обвинил их в том, что они хотят усыновить Гарри лишь для того, чтобы прибрать все его деньги к своим рукам. Гарри с радостью отдал бы им всё что есть на счету его родителей только за то, что миссис Уизли обняла его прошлым летом. Но он не сказал этого, потому что хорошо знал, как Министерство искажает его слова. Суд совещался менее десяти секунд и вынес решение против. — Все в порядке, — быстро сказал Гарри Рону и миссис Уизли, — Я вам очень признателен, — По крайней мере, они дали Гарри достаточно поддержки, чтобы он смог пережить еще один год в школе и не сойти с ума. Они дали ему что-то, за что он мог бы уцепиться. Он сглотнул, и его голос почти не дрогнул. Он уже довольно хорошо научился подавлять свое горе. — Дамблдор собирается еще раз поговорить с Дурслями, все будет хорошо, правда. А потом случилось это. — А теперь по поводу запроса на усыновление Гарри Поттера, номер 18000254/M326, — сказал скучающий служитель, поворачиваясь ко второй стопке документов перед собой. — Сейчас суд допросит мистера Люциуса Малфоя.***
Если они отдадут его Малфоям, Гарри убьет сам себя. Он много знал о ядах и мог это сделать. Может быть, он сначала убьёт их, а уже потом себя. Неудивительно, что они допрашивали Джинни. Чей это был дневник? А? А? Ради всех богов. Люциус Малфой раньше был Пожирателем! Но это, очевидно, не имело значения, когда у тебя были такие красивые волосы, как у него. Он очаровал суд своим красноречием, богатством и словами о том, что он принимает интересы Гарри близко к сердцу. Посмотрите, как бедный мальчик вел себя после того, как был с оборотнем, а затем с магглами. Он так много выиграет от правильного окружения. Стабильность в жизни. Образование. Все, что Люциус Малфой мог предоставить и что он теперь считал своим долгом предложить несчастному сироте. Гарри пришлось извиниться, чтобы пойти в ванную, где его стошнило и, возможно, он попытался утопиться. Он прополоскал рот и плеснул немного холодной воды в лицо, что никак не уменьшило стук в висках. Через минуту он начнет повторять себе, что сможет пережить это, как мантру, пока его мозг не поверит этому. Так же, как и прошлым летом. Он посмотрел на себя в зеркало. Он не выглядел убежденным. А позади него стоял Драко Малфой, пристально глядя на отражение Гарри. Драко с бледным заостренным лицом. Драко, который назвал Гермиону грязнокровкой. Они не разговаривали ни с Биллом — хорошим разрушителем проклятий, ни с Чарли — опытным драконоводом и спортсменом, ни с выдающимся Перси. Но теперь они спросят Драко. Гарри был не прочь признать достоинства своих врагов. Драко мог быть очаровательным. Он был вежлив и красноречив, когда хотел этого. Также у него была способность причинить боль своими словами, которой не обладал ни один другой слизеринец.***
Если когда-нибудь и было подходящее время для дебюта Драко, чтобы доказать то, что у него есть какие-то психические расстройства, то это был тот самый момент. Гарри не мог в это поверить, но и не задавал вопросов. Он просто кивнул и назвал себя счастливчиком. Дамблдор вошел вскоре после того, как дело было улажено. Он перекинулся несколькими словами с судьёй у фонтанчика с водой и убедился, что больше не будет никаких дел по опеке над Гарри, что было благословением, учитывая, что суд был полностью психически больным. Он также лично сопроводил Гарри, чтобы поговорить с Дурслями, и гарантировал, что в течении лета о Гарри позаботятся должным образом. Гарри почувствовал, что вспотел от облегчения, когда до этого он едва мог дышать, и подумал, что его сердце, возможно, перестало биться. Чудесный Дамблдор пришел ему на помощь. Хагрид, возможно, был прав, Дамблдор был величайшим человеком. Но его мозг с постоянными беспорядочными мыслями не поверил в это. И почему он подумал о Леди Тремейн? Гарри даже не очень любил Золушку. Он смотрел её всего пару раз, потому что какой-то безмозглый родственник Оливии подарил ей этот фильм на день рождения. (Оливия жила ради Короля Льва и была очень странно влюблена в Шрама. Они часто разыгрывали истории, в которых Шрам находил искупление и создавал свое собственное царство.) И все же он думал о ней сейчас — о Леди Тремейн, которая ласково уверяла Золушку, что та сможет пойти на бал, как только закончит свои обязанности. И о том, что Золушка ей поверила.***
— Что, черт возьми, заставило тебя это сделать? Люциус был совершенно спокоен и сдержан, когда они вышли из здания суда и вернулись в поместье. Теперь же он взревел. — Draco, mon cheri, qu'est-ce qui t'a pris? — спросила его мать. Ему очень хотелось ответить на эти слова, но он и сам не знал ответа. Ему очень хотелось сказать, что он попал под влияние заклинания Конфундус. Грейнджер или кто-то из Уизли мог бы это сделать. Но Драко знал, что это было не так, потому что все казалось совершенно ясным и определенным. Как будто это было более реально, чем остальная реальная жизнь, если это имело смысл. Конечно, молчание было неприемлемым ответом, и за это отец ударил его по щеке. — А теперь ты молчишь. В чем же дело? В чём дело? — Я… я только сказал им правду, — ответил Драко. И это тоже было правдой. Сегодня он был очень честен. Он сказал, что нет, он не будет особенно приветствовать Поттера в своем доме, и он не думал, что его отец будет заботиться о мальчике и что он, возможно, хотел усыновить Поттера лишь ради политической выгоды. — Quel dommage, Draco! Je suis très déçue. — Maman, je ne sais pas ce qu- Отец снова отвесил ему пощечину. Он ожидал этого. Не то чтобы он планировал то, что произойдет сегодня, потому что это было не так, но Драко знал, что он заслужил это, и был готов к этому. Драко не был трусом. Он определенно не боялся своего отца. Он брал все, что ему давали, и получал наказания без протестов, потому что понимал, что это вполне заслуженно. Драко был послушным сыном. Впоследствии Люциус запретил Нарциссе накладывать на Драко какие-либо исцеляющие чары, сказав, что боль будет напоминать ему о его проступке следующие несколько дней. Драко этого не ожидал. Но опять же, он никогда не совершал такого серьезного проступка. Возможно, он наивно полагал, что так оно и будет. Отец назначит ему наказание, Драко будет страдать в течение нескольких дней, а потом всё вернётся на круги своя, чёрное станет синим, потом жёлтым и затем белым. Ему и в голову не приходило, что отец воспримет это не как проступок, а как предательство. То, что однажды он ударит очень сильно, а потом станет делать так же, но только за меньшее. Что синяки станут постоянным напоминанием о том, что Драко сделал, и поэтому Люциус станет наказывать его. Но все было в порядке. Драко всё ещё был единственным ребенком в большом доме. Он привык к одиночеству. Чаще всего он виделся с родителями только во время еды, и то очень редко. Было легко скрываться большую часть времени и работать, чтобы получить одобрение своего отца. Как только он снова станет похож на самого себя, ему будет еще легче стать тем сыном, которого хотел отец. Драко был послушным сыном, который переживёт этот момент безумия.