***
Если вы хотите выжить в Азкабане, то вы должны перестать чувствовать себя одним целым. Нужно просто слиться с холодным камнем. Тогда дементоры не смогут украсть ваши чувства и вы не сойдете с ума или не станете злиться. По крайней мере, такова была стратегия Сириуса. В нескольких клетках слева от него сидела кузина Белла, которая позволила чистой ярости пронести себя сквозь года, и повторяла снова и снова все злые вещи, которые она успела сделать, и всё то, что собирается сделать, когда выйдет отсюда (в чём она не сомневалась). Ярость могла защитить вас, но так же она могла овладеть вами, да так, что из-за неё вы перестали бы чувствовать. Ярость едва ли насыщала дементоров, так что можно было испытывать это безумие, которое приносило небольшое удовольствие от мыслей о сжигании мира и вас вместе с ним. Но это было только для самых жестоких и упорных: людей, таких, как Сириус, которые должны были провести в Азкабане всю оставшуюся жизнь, но были там уже не один год. Было негласно решено, что если вы не умрете через три года, проведённые там, то вас ничто не убьет. За три года вы научились бы есть без голода, пить без жажды и жить без сна. Обычно люди просто впадали в отчаяние, переставали есть, говорить и двигаться, и просто желали смерти, слишком уставшие, чтобы найти её самостоятельно. В Азкабане было тихо, за исключением криков Беллы, а иногда Рабастана или Элисии. Но это тоже было довольно скучно. Так и должно быть. Сириуса всегда интересовали облака в окне его камеры или шум бури в море. Но дементоры забрали и это. Прошло уже так много времени с тех пор, как он позволял себе что-то чувствовать, но теперь, несмотря на постоянное присутствие дементоров вокруг него, Сириус почувствовал удивление. И новый вид отчаяния. И печаль тоже. И отрицание. Лунатика подтащили к камере прямо рядом с ним. В конце концов, они были друзьями. Дементоры ожидали, что у них будет много общего.***
Случилось две вещи. Две очень важные вещи, которые поменяли жизнь. Ремус не хотел разговаривать с Сириусом. Сначала он просто сидел в своей камере спиной к нему. Когда это дело начало действовать ему на нервы, он посмотрел на Сириуса и мысленно проклял того за предательство. Но это было не совсем так. Еда в Азкабане была неплохой, учитывая все остальное. Этого было достаточно, чтобы взрослый человек мог поддерживать свою жизнь и здоровье в течение многих лет, если ему, конечно же, удавалось съесть все это, что случалось довольно редко. Сириус подозревал, что им нравится собирать недоеденные тарелки. Для многих образ еды стал невыносимым, и мысль о том, чтобы съесть её, тоже была невыносимой, ведь когда вы видели, что не можете съесть это, вы чувствовали себя неудачником. Слишком слаб, чтобы есть, значит слишком слаб, чтобы убить себя. Сириус научился есть с закрытыми глазами, механически, до тех пор, пока ложка не натыкалась на пустоту в тарелке. Так ему было легче поддерживать в себе жизнь. Камера Элисии была немного впереди и слева. Сириус видел, как она ест из миски, как собака, на четвереньках и большими глотками. Она ела быстро и съедала все, и всегда заканчивала с вызывающим взглядом. Там была еда. Но лечить ликантропию было нечем. Сириус видел, как его друг преображается с первым полнолунием, как он корчится от боли и как его крики превращаются в завывания. Лунатик еще в прошлой жизни, когда они все были детьми и учились на втором курсе, объяснил им, что он чувствует во время трансформации. Это было похоже на самую страшную зубную боль, которую только можно себе представить. Это прозвучало немного глупо, но он уточнил. Это боль и желание, которое не даёт покоя и не позволяет думать, и вы хотите лишь того, чтобы это прекратилось. Если с вами кто-то был, вы набросились бы на него, потому что даже слабый звук сердцебиения был пыткой. Если больше никого не было, зверь поворачивался против самого себя. Боль отвлекла от мук Луны. Но животные могут отвлечь от проклятия. Ремус обнаружил, что иногда в Визжащую хижину забредала кошка, и, казалось, что она не беспокоила волка. Именно это и убедило их попытаться стать анимагами. Волк не причинял вреда другим животным и успокаивался в их присутствии. Это было так просто. Когда Сириус увидел, что волк царапает и бросается на стену и решетку, когда он увидел, что кровь начинает течь, он не думал. Он просто преобразился. Это было одно из двух жизненно важных открытий в Азкабане. Сириус преобразился, как и весь мир. Там появился цвет. Собаки видят мир в сером цвете, но также там были синий и странное количество жёлтого. Сириус никогда бы не смог описать это должным образом. Там всегда был какой-то цвет, но Сириус совершенно забыл об этом, а теперь он вновь увидел… Он также забыл о запахах, и внезапно его нос почувствовал тысячу и один запах. Здесь был его собственный запах, и запах друга впереди, и его крови, и запах камня, железных прутьев решетки, моря, пота и мочи из камеры Элисии, вонь Рабастана, молочный запах Беллатрисы, запах мха, растущего на камне, запах деревянной двери и ржавых гвоздей. Там был целый мир. Сириус проснулся и почувствовал то, о чём забыл. Он заскулил на Лунатика, и к концу ночи волк, казалось, заметил его и узнал. Он был уже не так расстроен. Утром Сириус не стал снова превращаться в человека. Дементоры были слепы и ничего не знали. Они не могли причинить ему много вреда, когда он был животным. Он мог сохранить цвета, запахи, чувства и кусочек своего разума.***
Наконец-то Ремус заговорил с ним. Он говорил отрывистыми фразами с пола своей камеры. Он был настолько силен, что даже смог отбиваться от дементоров. Ремус был не из тех, кто предается отчаянию и позволяет себе умирать. И он этого не сделает, потому что самые худшие мысли Ремуса были о том, что происходит снаружи, и о ребенке, которого он больше не мог защитить. Ремус говорил о ребенке, который был голоден, и о видении пурпурных синяков, которое преследовало его. В Азкабане не было ничего похожего на счастье. Но Сириус слышал его в облике пса, лежа в той же позе, что и его друг. Он слушал, как Гарри был спасен, как его любили и оберегали, и Сириус чувствовал, как учащается его сердцебиение. Он чувствовал радость, как чувствуют её только собаки. Мало что имело такую ценность. Ремус мог говорить только с болью. Как, должно быть, испугался Гарри. Как же Ремус ошибался, ошибался, ошибался… о чем он сожалел. Он сожалел… Он был захватчиком. Он взял на себя роль Джеймса. И позволил Гарри называть себя папой. Но Сириус услышал только: Гарри должен был кого-то назвать папой. Он не рос сиротой, а знал, что его любят. Таков был эффект Азкабана. Ремус сожалел о том, что, Сириус знал, было самым большим подарком, который Джеймс мог когда-либо получить. Он знал, что Джеймс с радостью позволит стереть, забыть и обратить себя в ничто, если это будет гарантией, что Гарри не будет одинок. Сириус знал это, потому что был его крестным отцом. Он дал обещание Джеймсу. Пожалуйста, пусть мой ребенок будет счастлив. Если с нами что-то случится, пусть он не оплакивает нас. Не позволяй ему расти вместе с мёртвыми. И Сириус не сдержал этого обещания. Но Лунатик ничего не обещал, но он это сделал. Сириус начал думать гораздо яснее.***
Ремус пережил первый год в Азкабане. Каждое превращение ослабляло его тело, но волк, который поглощал, также и защищал его. Волк, который за три дня до Луны и через три дня после неё давал о себе знать, скрываясь за золотом зрачков Ремуса. Волк давал ему стойкость. Там была боль, но боль была хороша, она была сладка и приносила что-то противоположное оцепенению. В те дни он верил Сириусу, когда тот рассказывал ему о Хвосте. В такие дни он съедал свой паек, а потом перекидывал длинную руку через решетку камеры к тому, кто сидел рядом с ним, и съедал остатки пищи Трэверса. Сириус не слышал речи Трэверса уже два года, может быть, три. Если он и возражал против кражи еды, то только молча. Каждую четвертую неделю у Ремуса был шанс на победу.***
Три недели из четырех Ремус жил в тени и тумане. Он думал только о своей неудачной попытке защитить Гарри. Мог думать только о вещах, сказанных во время суда, где он присутствовал, но не имел права говорить. Каким же он был чудовищем. Как он украл Гарри и лишил его права на жизнь. Его право на жизнь. Как и у Авроры, когда она вернулась в замок, и зеленый свет настиг её. Гарри был так напуган зеленым светом. А что если свет настигнет и его?***
Ремус стал слабее и чувствовал себя уставшим от того, что проводил много времени в окружении самых ужасных, повторяющихся, навязчивых мыслей, которые поглощали все. Сириус жил в чистилище, наполовину чувствуя и наполовину думая, но не будучи ни человеком, ни животным. Он начинал ненавидеть ужасно пресную еду, которую им приносили каждый день. Он жаждал вкусной и ароматной пищи. Тем не менее, Сириус и Ремус были не самыми безумными заключенными в этой тюрьме. До тех пор, пока не появился новый гость. Сторож Хогвартса. (Гарри учился в Хогвартсе.) Они уговаривали, соблазняли, дразнили, использовали все известные им уловки и чары мародеров, пока им не удалось заставить Хагрида говорить. Гарри был в Хогвартсе. Так же как и тот, кто называл себя наследником Слизерина. Вокруг школы бродило какое-то чудовище. Люди думали, что это Хагрид, но это был не он. Теперь все в тюрьме оживились. Заключенные угрожали, уговаривали и бросали все, что у них было. Их вопли резонировали в стенах тюрьмы и поднимались волной эмоций настолько сильных, что дементорам потребовалось некоторое время, прежде чем они смогли поглотить все это. Хагрид был выдворен из тюрьмы. Никто не знал, что это может значить. А каждый из Пожирателей в здании начал говорить. Более десятка бредящих свидетелей, которые могли бы засвидетельствовать, что наследник Слизерина не мог быть полукровкой. А может быть, он был уже давно мёртв. Через неделю Ремус стал молчаливым и угрюмым. Гарри все еще был в Хогвартсе. А в Хогвартсе был монстр. Даже когда его разум делился на животный и человеческий, за этой мыслью было легко гнаться. Это было второе событие, изменившее всю их жизнь. Оно так же важно, как и первое.***
Шел сильный дождь. Это было хорошо. Сириус заметил, что дементоры не были поклонниками дождя. Они могли выйти, если бы это было необходимо, но проливной дождь мочил их плащи и ограничивал движение, а также маскировал запахи и звуки. «Кричи, ха-ха, кричи, моя дорогая, кричи, никто не услышит тебя, никто не придет, никто из твоих друзей, ха-ха, теперь девушка, бедная маленькая девушка, отрежь ей пальцы, вырежь ей глаза. Круцио! Кру-кру-кру-круцио. Ради Темного Лорда. Ты не произнесёшь его имя, ты не осквернишь его имя своим грязным языком.» Когда шел дождь, дементоры отступали, и тюрьма принадлежала заключенным. Сегодня Беллатриса говорила даже больше, чем обычно. Рабастан дважды рассмеялся. Шел дождь, но облака никак не могли скрыть влияние Луны. Это было то, что тринадцатилетний Питер считал очень несправедливым. Ремус преображался даже тогда, когда Луны не было видно. «Да, да, да, кричи, малышка, дай мне услышать, как ты кричишь, ахахаха.» Ремус начал меняться и, в отличие от школы, здесь он не пытался заглушить свои крики боли. В Азкабане нет никакого смысла стыдиться или смущаться, а ещё крик был приятен. Когда Сириус преобразился, он стал большой собакой. Но не настолько, чтобы он смог протиснуться сквозь прутья клетки. Ему требовалась только воля, чтобы сделать это. Он привык не обращать внимания на боль. Вытащить Лунатика было сложнее. Волк был очень большой. Действительно большой. Он думал, что, может быть, ему удастся найти что-нибудь, чтобы согнуть прутья и сделать достаточно большое пространство, чтобы волк мог пройти. Однако ему придется немедленно превратиться обратно в собаку. Или, если им повезет, он сможет найти ключи где-нибудь поблизости. «Все грязнокровки будут кричать. И предатели тоже. Предатели будут гореть и истекать кровью. Кровавые предатели. Заберите их кровь, высушите их.» В конце концов, Сириусу не нужно было утруждать себя тщательным продумыванием плана. Двери камеры были слабы. Очень немногие люди имели волю к бегству, поэтому двери не должны были выдерживать много. Они, в частности, сдерживали нападения взрослого оборотня больше года. На толстой железной раме в нескольких местах виднелись выпуклости и изгибы. Сириус тянул, а волк толкал, бешено бросаясь на него, и все это было оторвано от стены. Послышался вой. Не от волка, не от Ремуса, который просто рычал на Сириуса, а от остальных заключенных, которые теперь тащились к дверям и прижимались лицом к решетке, чтобы лучше видеть. Сириус снова преобразился, и как раз вовремя. Волк с интересом принюхался к нему и не стал нападать. Но самым главным было то, что Сириус чувствовал себя более уверенно в этой форме. После этого оставалось только провести Лунатика вниз по лестнице, потом через внутренний дворик к главным воротам. Все двери были не заперты. Здесь не было других барьеров из ловушек. А зачем это? Люди, у которых нет желания жить, не имеют желания двигаться, убегать, действовать. Вот так они и оказались снаружи.***
Азкабан был защищен от аппарирования, и у него были магглоотталкивающие чары, а еще он был неуправляемым. Это не то место, куда было легко войти или выйти. Однако у него была лодка Харона. Маленькая вещица из темного дерева, привязанная к берегу тонкой серебряной цепью. Раз в неделю дементоры отпускали её и лодка уходила на материк, а через день возвращалась с припасами. Это была не та лодка, на которой привезли Сириуса. Где-то на побережье Шотландии был еще один корабль, побольше, предназначенный для перевозки заключенных. Это была та самая машина, на которой чиновники Министерства ездили каждые пять лет или около того, чтобы проверить тюрьму. Обычно они уходили раньше, чем проходило два часа. Эта лодка считалась слишком маленькой, чтобы вместить хоть одного человека. Но Сириус сумел подтолкнуть Лунатика в нужном направлении. Цепь горела, когда Сириус снял ее, и он получил ожог, больше похожий на кислотный. Но это ничего не значило. Цепь обожгла его руку или это была его лапа? И он столкнул лодку в воду и прыгнул в неё. Он был маленький. Ему пришлось прижаться к боку Лунатика, и лодка уже наполовину погрузилась в воду. Но и этого было достаточно.***
Ремус проснулся в замешательстве и боли. Во рту у него пересохло, суставы болели, и горло першило так, словно оно подвергалось воздействию холода и влажности, от которых всё начинало замерзать. Он открыл глаза и увидел призрачный образ песка и серого моря. Когда он медленно сел, то понял, что голый. Ремус был оборотнем с тех пор, как ему исполнилось пять лет. В том, чтобы проснуться голым и неуверенным, не было ничего такого. Хотя на этот раз все было еще более запутанно, чем обычно. Сириус сидел справа от него, тоже голый и улыбающийся, и Ремус не мог поверить в то, что они могли переспать, да и он такого не помнил. Кроме того, Сириус уже не был таким красивым, как раньше, и у него была неухоженная борода, хотя он всегда очень тщательно следил за ней. Стоп. Сириус был предателем. И он убил Питера. Его отправили в Азкабан. А Ремусу только оставалось горевать и вспоминать, а потом вместе со Снейпом воспитывать Гарри и обеспечивать ему счастливое детство. Почему же они оказались на пляже? — Помнишь, как Макгонагалл наказала нас после уроков и заперла в классе, но мы спустились на три этажа вниз по стене, и она не поверила Филчу, когда он сказал, что видел, как мы кидались снежками на поле для квиддича? — Сириус откинулся назад на руки, подставив лицо солнцу, — Она была так рассержена! И выглядела так, будто собирается что-то взорвать. — Сириус, что…? — Мы вырвались из Азкабана, — Сириус закрыл глаза. Ветер с моря откинул его грязные волосы назад. Длинные, спутанные и всё ещё чёрные, — Мы выбрались на крошечной лодке, наполовину затопленной водой. Было ветрено, шел дождь, и мы перевернулись, — он остановился, чтобы убрать со рта прядь волос, — А потом мы поплыли к берегу. Было очень холодно. Морской ветер был сильнее, а солнце не могло их согреть. — Есть ли какая-нибудь причина для нашей наготы? — спросил Ремус. Не то чтобы это было так уж важно, но ему было интересно. — Тебе не следует спать в мокрой одежде, — с естественным видом сказал Сириус. Их тюремная одежда действительно была разложена сушиться на кустах по береговой линии. — Ты не убивал Питера. — Жаль, что я этого не сделал. — Он их предал. — Да. — Я все еще зол на тебя, — сказал Ремус, вставая. Он впервые за такое долгое время почувствовал, что был голоден. Пальцы его ног начали холодеть, — А теперь пошли искать Гарри. — Хорошо, — Сириус улыбнулся. В его глазах что-то зажглось — искра возвращалась назад.***
— Но, правда, Макгонагалл будет таааак злиться. — Ремус, она будет МадГонагалл*.