***
Седрик Диггори всё еще был чемпионом Хогвартса и пользовался всеобщей и искренней поддержкой. Но Гарри быстро стал повсеместным любимцем, а началось всё с его поломанного «Что? Не-е-ет!», когда Кубок объявил его четвертым чемпионом, и продолжал становиться с его последующей пылкой защитой Диггори и мольбами о том, чтобы ему позволили выйти из соревнований. — Вы слушаете какой-то предмет, а не меня, — воскликнул Гарри, — я не могу в это поверить! Он упал на пол, закрыл лицо руками и закричал. Это было очень забавно. А озадаченное лицо Крама было просто восхитительно. Таким образом Седрик остался официальным чемпионом Хогвартса, и он очень подходил на эту роль. Красивый, умный, трудолюбивый. Тем временем Гарри отказался готовиться к испытаниям, давать интервью или позировать для фотографий и упорно повторял, что Седрик является истинным чемпионом, а роль Гарри, как участника, всего лишь простая канцелярская ошибка, которая обязательно произойдет, если вы когда-нибудь позволите какой-то чертовой посудине принимать решения. Но, если честно, это было очень забавно.***
Официальные фотографии Гарри для Пророка были отброшены для того, чтобы избавить волшебное общество от неприличных жестов, которые тот делал своими руками. Вместо этого на газетах красовалась фотография с лицом Гарри. Зелёные глаза и волосы цвета вороного крыла создавали очень приятное сочетание, и многие ведьмы, прежде чем перевернуть страницу, немного задерживали свой взгляд на фотографии, чтобы посмотреть на замечательные снимки чемпионов, которые были потрясающе красивы. Минерва Макгонагалл приготовилась к тому, чтобы начать раздавать необоснованно суровые наказания направо и налево, потому что она видела, что ситуация может очень быстро выйти из-под контроля. Эта фотография была повсюду в Хогвартсе, и она заметила, что братья Криви обклеили все свои учебники этим снимком. Если бы люди решили посмеяться над Гарри и опечалить его, она бы так быстро положила этому конец, что заставила бы их вернуться в прошлый вторник. Как раз на днях в классе Гарри взял и превратил чернильницу в капусту, и Минерва не хотела позволить всем этим улучшениям в поведении и учебе пропасть даром. Конечно, предполагалось, что ученики превратят ежа в подушечку для булавок, и она не совсем понимала, что именно случилось с Гарри, когда он создал капусту, но это была хорошая капуста, даже не цвета чернил, за исключением некоторых следов синевы на кромке листьев. Так что Минерва была вполне готова защищать Поттера с яростью львицы. Только, видимо, ей не стоило волноваться. Она не была уверена в этом, потому что проклятая фотография была повсюду, но очевидно выражение крайнего безразличия Гарри (фотография почти выглядела маггловской, потому что она не двигалась) породило больше юмора, чем насмешки. Мадам Пинс жаловалась, что кто-то постоянно развешивает фото в проходах библиотеки с текстом «Поттер не впечатлен вашей работой» и «Вы называете это эссе?» и, по словам старост, в большинстве туалетных кабинок тоже была эта фотография. «Гарри Поттер осуждает тебя, пока ты ходишь в туалет.» Она не понимала этого, но и не нуждалась в объяснении. До тех пор, пока это не причиняло вред Поттеру, она могла быть спокойна.***
Кто-то решил, что самым лучшим первым испытанием будет состязание с драконами. С настоящими, злыми драконами, которые плюются огнём, и с четырьмя подростками, которые должны бороться против них. И чемпионы боролись. Они были умны, они были элегантны, они были сильны, и выглядели очень хорошо, делая это. Однако этого было недостаточно, чтобы удовлетворить волнующее ожидание зрителей. После этих чудесных магических представлений оставалось только гадать, что придумает Гарри Поттер. Чтобы увидеть, бросятся ли взрослые волшебники ему на помощь, когда он будет сожжен и съеден драконом, или же у Мальчика-Который-Выжил все-таки был какой-то скрытый талант. Станет ли он помехой? Или же сюрпризом? Все знали, что Грейнджер всю прошлую неделю без перерыва натаскивала его в чем-то. Может быть, он действительно сможет наколдовать что-то, прежде чем дракон нападёт на него. А Гарри вытащил Венгерского хвосторога — самого опасного и свирепого из драконов. Толпа с опаской ждала, когда волшебники выведут самку дракона в яму. Они смотрели на её рога и на движение твердых мышц и сухожилий под кожей. В черной драконьей чешуе было что-то зловещее. Что-то острое и злобное мелькнуло в изгибе её рогов, и внезапно это стало не так весело. Все уже начали жалеть, что поспорили на то, через сколько минут взрослые бросятся на помощь Гарри. Гарри спокойно ступил на арену. Ну ладно, его вытолкала безымянная рука, но он не выглядел особо испуганным. Как обычно, он носил свою палочку пристегнутой к левому предплечью, потому что постоянно терял её. Но он не сразу вытащил её. Вместо этого Гарри окинул толпу, дракона и арену чистым и спокойным взглядом. Весь стадион затаил дыхание, когда Гарри наконец достал свою палочку и поднял её в воздух. Послышался ропот, когда первые ряды стали передавать новость о том, что они слышали, как он бросил Акцио. Акцио, черт бы его побрал. На ветру мягко зашуршала бумага и это… да, это был журнал. Быстро наколдованное заклинание Орлиных глаз показало, что это был выпуск Magical Review, поэтому было решено, что он, возможно, собирался бросить сложное заклинание. Иногда журнал писал про старые и полузабытые ритуалы в несколько этапов, которые были невероятно сложными для выполнения. Конечно же, Гарри собирался попробовать один из них, и не хотел испортить его. Особенно когда у него была такая плохая память, ха-ха. Эта была умная идея, но кто бы мог подумать? Возможно, это была идея той самой Грейнджер. И, да, он искал солнечное местечко, потому что этот вид магии обычно требовал солнечного света, и он сел, потому что… Но Гарри было всё равно. Он ничего не будет делать, он сам так сказал.***
Гарри нашел достаточно удобное место и приготовился развлекать себя до тех пор, пока это не надоест людям, сидящим на трибунах. Он определенно не торопился, и у него не было других дел. Квиддич в этом году отменили, и он подумал, что, возможно, он сможет сделать свою домашнюю работу, поэтому он был волен просто сидеть и читать. Гарри очень нравился этот журнал, даже если он был настолько сложен, что многие вещи проходили мимо его головы. Но журнал обычно рассказывал о разных магических практиках и теориях, и Гарри это нравилось. Он не интересовался ни одним из предметов, преподаваемых в Хогвартсе, но было что-то странно-очаровательное в научных спорах о том, что именно имел в виду греческий волшебник в своих работах три тысячи лет назад или как без ошибки определить ингредиенты, используемые в ацтекских зельях. Людям потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно он сделал. Гарри сидел на солнышке и читал журнал (который был легче, чем книга, и поэтому его легче было призвать). Единственная причина, по которой близнецы Уизли не упали от смеха, заключалась в том, что они опирались друг на друга. Ли Джордан выбил чашу с напитком Анджелины Джонсон из её руки, потому что он сильно дрожал. Тем временем Гарри читал статью, в которой подробно излагались доказательства «за» и «против» средневекового испанского заклинания против темных сил. Британские волшебники отрицали какую бы то ни было магию, в то время как испанские ученые говорили, что они не колдуют заклинание должным образом и что они, вероятно, неправильно произносят его, и какой-то неизвестный шотландский автор соглашался со вторыми. Главным предметом спора, по-видимому, был тот факт, что заклинание вращалось вокруг распития очень алкогольного напитка и последующего пения песен. Так же там говорилось то, что напиток в это время должен был гореть. Ух. (Должен ли он показать это Симусу?) В основном, они много говорили о магии, но не приступали к её практике. Гарри удивлялся, как же так вышло, что никто из сквибов так не учится. Они всё ещё могли заниматься исследованиями и подобными вещами, даже если не обладали магическими способностями. В лингвистике заклинаний не нужно было пользоваться волшебной палочкой. Через десять минут публика начала ерзать на своих местах, и судьи собрались вместе для спора. До сих пор ничего не произошло, и похоже, что этого и не произойдет, если только кто-нибудь не пойдет и не заденет дракона или чемпиона, как предположил Каркаров. Он вызвался сделать это своей тростью. Но тут Венгерский хвосторог, который все еще сидел, сгорбившись над своим гнездом, поднялся, расправив крылья и вытянув длинную шею. Никто не мог продолжать говорить, пока чудовище такого размера двигалось. Она почтительно молчала и расправляла плечи. Она была источником тепла и силы. Солнце освещало её черную шкуру, придавая ей темно-фиолетовый оттенок и показывая знак смерти между крыльями. Гарри даже не взглянул в её сторону. Если кто-то и сомневался в том, что он правильно попал в Гриффиндор (а так поступали почти все), то они поняли, что ошибались в тот день, когда Гарри беспечно читал, а гигантский дракон медленно отходил от своего гнезда и направлялся к нему. Когда дракон склонил голову к Гарри, раздались громкие крики. Многочисленные крики. Чаши были брошены, а флаги сжаты в кулаках. Гермиона так сильно сжала руку Рона, что у того побелели пальцы. На другой стороне стадиона, где сидели Слизеринцы, кто-то оставил следы ногтей на своей собственной руке. Гарри проигнорировал нарастающий шум с трибун, как и дракон. Она с любопытством принюхалась к нему, и волосы Гарри подпрыгнули от её дыхания. Через некоторое время Гарри поёрзал на месте и сложил журнал так, чтобы он мог держать его только одной рукой. Он продолжал читать, рассеянно поглаживая морду дракона левой рукой.***
Технически Гарри не получил яйцо. После тщательного осмотра своего гнезда Венгерский хвосторог заметил золотое яйцо, понюхал его и оттолкнул, пренебрежительно махнув хвостом. Яйцо выкатилось на середину арены, достаточно близко к Гарри, который к тому времени уже закончил читать свой журнал. Весь процесс занял почти час, но так как яйцо не было повреждено, а Гарри не пострадал, за исключением того, что голова дракона прижималась к его боку очень сильно, как голова ласковой кошки, он все же был награжден достаточным количеством очков, чтобы занять второе место, прямо за Седриком.***
Северусу вспомнилось, как маленький мальчик играл с оборотнем, бесстрашно надевая носок на морду зверя. Его предплечье зачесалось. Как и его руки. Если бы он был уверен, что это сойдет ему с рук, он бы схватил Гарри и сбежал в ту же секунду. Нашёл бы Ремуса и начал бы всё сначала. А вообще, тот придурок тоже мог бы быть с ними, если бы захотел. Но он не осмелился. Нет, если они сбегут, то Дамблдор и Он придут искать их. Хогвартс, каким бы жалким он ни был, оставался безопасным местом. Он уже возвращался. Никто не мог этого отрицать. Он собирался вернуться. Отметина росла, как рана, и Северус не знал, что делать. Северус начал думать, что, возможно, чтобы спасти Гарри, ему придется остаться. И убедиться, что ни Дамблдор, ни Волан-де-Морт не смогут его догнать.***
— Поттер, что ты…? А это что такое…? — Драко моргнул и покачал головой, — Неужели у тебя совсем нет стыда? Ты представитель Хогвартса! — Эй, Драко! — Гарри помахал рукой. — Я уже говорил, что Седрик — настоящий чемпион Хогвартса. — Это еще не повод смущать всех нас! — Ты выглядишь очень привлекательно в своей мантии, — сказал Гарри, оценивающе оглядывая Драко с ног до головы, — Очень мило. Драко был одет изысканно, что неудивительно. С другой стороны, одежда Гарри была агрессивно уродлива. Она была настолько отвратительна, что вы бы удивились, как она не воспламенилась от смущения. А это что, кружева? На ней было так много кружев. Много. Мантии Гарри принадлежали трем разным ведьмам с разными вкусами и телосложением, прежде чем их купила миссис Уизли и приспособила под официальный наряд Рона. Следующий шаг был очень прост. Рон все еще заботился о том, что подумают другие люди. А Гарри — нет. Он действительно не заботился об этом. Он торговался с другом. Рон сначала сопротивлялся, потому что это было вежливо, но как только Гарри схватил наряд и начал прыгать на кровати, крича «моё, моё, моё», тот принял обмен. Его улыбка была такой мягкой и удивленной, как будто Гарри подарил ему весь мир. А Гарри чувствовал себя так, словно вторгся на какую-то закрытую церемонию, потому что Рон выглядел настолько счастливым, насколько вообще возможно было сделать человека счастливым. Одежда Гарри была зеленой, чтобы подчеркнуть цвет его глаз. Этот цвет также очень хорошо сочетался с волосами Рона, и он выглядел довольно хорошо. Конечно, не так элегантно, как Драко, но он определенно был одним из самых красивых студентов на балу. Гарри мог бы честно сказать, что ему очень понравилась его новая парадная мантия. Особенно манжеты. О, эти великолепные манжеты с тремя слоями кружев. Гарри мог бы сказать, что ему нравятся эта одежда во всём её пышном великолепии с кружевами, но это было бы не совсем правдой, потому что ему больше нравилось то, какую реакцию он вызывает у людей, когда они видели его в кружевах. Драко выглядел лично оскорбленным. Он беззвучно произнес несколько слов, пытаясь всё это осознать. Гарри хотел было заметить, что он помнёт свою прекрасную мантию, если будет продолжать так сжимать руки на своей груди. — Я не могу поверить, что Макгонагалл отпустила тебя вот так, — наконец-то произнёс он. — Ты что, с ума сошел? Она меня еще не видела. Вот почему мне пришлось покинуть Гриффиндорскую башню сразу после того, как я переоделся.***
Гарри провел весь вечер, играя в прятки с Минервой, которая пыталась превратить его мантию во что-то, что не попадало под категорию «чудовищно». В конце концов ей удалось загнать его в угол, и мантия быстро превратилась в нечто классическое, тёмное и трагически лишенное кружев. К её огорчению, как только она повернулась спиной, Фред и Джордж подбежали к Гарри, таща за собой своих спутниц, и тут же вернули одежде кое-какие кружева. Иногда Гарри казалось, что Близнецы — это единственные здравомыслящие люди в мире. — Вы должны добавить несколько лун, звезд и планет, — предложила спутница Гарри. Ни одна девушка не хотела идти с ним. Парвати согласилась и уже три дня была его официальной спутницей, прежде чем передумала и попросила показать ей его мантию и то, умеет ли он танцевать. Потом она отказалась, и Гарри не держал на неё зла. Он все еще нуждался в спутнике, потому что чемпионы должны были открывать вечер танцем, и он чертовски хорошо знал, что если бы пришёл один, то его бы объединили с кем-то, и это было бы еще более неловко и скучно. И вот тогда Джинни решила его проблему. Она предложила свою подругу, которая, будучи на третьем курсе, не могла пойти, если не получит приглашение, и Джинни клялась, что девушка была отличной компанией. Гарри обнаружил, что Луна ему очень нравится. По его просьбе она использовала свою палочку, чтобы покрасить его одежду и сделать несколько желтых лун и звезд, и да, планет. Можешь сделать Сатурн с его кольцами, пожалуйста. У него было что-то вроде этого на потолке его спальни, и это сияло в темноте. Луна оказалась очень заинтересованной его описанием. Кроме того, Гарри был не очень хорошим танцором, но никто бы не смог узнать об этом, пока он танцевал вместе с Луной.***
В ту ночь после бала, когда они вернулись в свою комнату, Гарри взял одну из книг из его стопки. В этом году ему подарили столько книг, что их хватило бы на небольшую библиотеку, и от одного взгляда на них его сердце наполнялось радостью. У него были книги по Квиддичу от Рона и Гермионы, а также несколько классических романов (от Северуса, даже если там не было имени или записки) и несколько театральных пьес (опять же без записки, но это было от Ремуса), и несколько случайных книг о мотоциклах, совах и истории сантехники в Лондоне (должно быть, это подарил Сириус). Рон был очень заинтригован книгами о мотоциклах.***
— Поттер, вы решили загадку, спрятанную в яйце? — спросил профессор Грюм. Он не был плохим учителем и знал, о чем говорил, но поскольку он не раздавал призов, как Шеклболт, Гарри в основном игнорировал его. У Гарри были книги для чтения. Тем не менее, Гарри сделал усилие, чтобы придумать ответ, потому что если этот человек не был хорошим, то он также не был нехорошим. К сожалению, Гарри не знал, что сказать. — Какую загадку? — спросил подросток и подумал, что, возможно, он немного не понимает о чём идёт их разговор. Грюм сфокусировал оба глаза, один голубой, другой еще голубее, на Гарри. А мозг Гарри сразу же нашел интересную идею и побежал за ней, и ему пришлось бороться, чтобы хотя бы наполовину удержать внимание на голосе учителя. Но действительно, как мог кто-то, чья фамилия была Грюм, заработать себе прозвище? Нет, серьёзно, кто решил назвать его Грозным глазом? Что именно он сделал такого, что люди решили, что странный механический синий глаз подходил для его прозвища больше, чем его фамилия? Грюм все еще смотрел на него. Гарри надеялся, что не прослушал какой-то вопрос. — Загадку, Поттер, спрятанную в яйце. — В яйце что-то есть? — Так вы его еще не открывали? — Э-э… точно, точно… Я… — А вот и нет, — перебил его Грюм. Он казался таким удивленным, как будто не мог поверить Гарри. Гарри отрицательно покачал головой. Если он не заговорит, то ему не придется признавать, что яйцо использовалось в качестве квоффла в импровизированных играх без метлы в квиддич в общей комнате, и в качестве дверной подпорки, и в качестве опоры для чтения, а однажды в качестве утяжелителя для Фреда, который демонстрировал свои умения в балансировании. И оно, конечно же, никогда не открывалось. — Я полагаю, что мистер Бэгмен объяснял вам это, — сказал Грюм. — Я известен тем, что не обращаю внимание на людей, — заметил Гарри, потому что это была большая правда, и он не знал, чего они ожидали, — К тому же, я не так уж и много думаю о турнире, — это тоже было правдой. Грюм еще немного посмотрел на него. — Возьмите яйцо и откройте его под водой, прислушайтесь к загадке, а потом попросите у кого-нибудь помощи в том, чтобы прожить под водой в течение часа. — Хорошо, я буду слушать воду в течение часа, сидя вместе с яйцом. — Поттер, нет.***
Все остальные чемпионы были согласны с Гарри. Вы не можете просто сказать: «Если вы не спасёте их/сделаете это слишком поздно, то они уйдут, они не вернутся», а затем утверждать, что не говорили об этом всерьёз. Это были те же самые люди, которые позволили подросткам сражаться с драконами. Мать вашу, драконами. Конечно, их можно было считать теми, кто позволит заложникам утонуть или же быть съеденными подводными существами или кем-то еще. Все они считали, что Гарри проявил похвальные моральные качества и хорошие магические способности. Но, в основном, он просто съел всё, что дал ему Невилл, и помнил слова Ремуса о том, как обращаться с живыми существами. Гриндилоу были проблемой только в том случае, если вы начинали паниковать, а Гарри этого не делал. Драко, конечно же, стал придурком, когда они стали разговаривать об этом. Но Гарри не держал на него зла. Драко общался насмешками и подколами точно так же, как Гарри говорил через кулаки на первом курсе. — Ну же, Драко, не будь таким. — Тем, по которому ты так будешь скучать, — процитировал Драко, хлопая ресницами. — Ну, он мой лучший друг, — рассудительно сказал Гарри, — а Гермиона была спасена Крамом. Кроме того… они ведь не стали бы рисковать тем, что ты утонешь, правда? Чтобы на это сказал бы твой отец? Драко дважды моргнул и замолчал, чуть приоткрыв рот. — Конечно же, я ценю тебя, Драко. Ты же знаешь? Он сказал это. То, что Драко сделал на суде… это было что-то. Были ещё и другие мелочи, как то, что он все ещё дразнил Невилла, конечно же, он делал это, но Драко перестал упоминать своих родителей после того, как Гарри сказал ему прекратить делать это. И он оставил Джинни в покое, никому не сказав ни слова. И он высмеял Гермиону за то, что она грязнокровка, но, как ни странно, не за то, что она всезнайка, а Гермиона ещё больше обиделась на него за это. Драко был ублюдком, но он не был плохим парнем. Если это вообще могло иметь какой-то смысл. Он всегда был так удивлён, когда его хвалили, и это было очень забавно. Он выглядел таким озадаченным из-за того, что кто-то симпатизировал ему не ради какой-то выгоды. — Ладно, а это что за штука? — быстро спросил Драко. Вообще-то, он больше потребовал, но Гарри предположил, что тот поторопился сменить тему. — Это плеер. — Он же не ходит. И он совсем не похож на человека (1), — быстро ответил Драко, — магглы такие глупые. — Некоторые из них — да. Иди сюда, я покажу как он работает. Несмотря на все его протесты, Драко взял один из наушников, который Гарри протянул ему, а затем… Лицо Драко. О, все гаргульи Хогвартса — его лицо. У волшебников, конечно, была музыка, но Гарри она казалась немного жесткой и почти… окостеневшей. Как будто они мало что сделали с музыкой за последние двести лет. У них были современные песни и группы, но все же Гарри казалось, что волшебники боятся экспериментов. Гарри догадался, и это была хорошая идея. Драко Малфой всем сердцем одобрил классический маггловский рок-н-ролл. Он стоял рядом с Гарри до конца плейлиста, и они оба опоздали на свой урок с Грюмом. Так или иначе, они начали встречаться каждый вторник и четверг на пятнадцать минут. Они никогда не упоминали об этом, не обменялись ни словом, и было удивительно, как им все же удалось договориться о времени и месте. Но когда Гарри шёл с Прорицаний, а Драко шел на Нумерологию, они прокрадывались за статую вампира в развевающемся плаще и слушали музыку.***
Гарри остановился у входа в лабиринт, помахал рукой и пожелал удачи остальным чемпионам, когда они тоже подошли к лабиринту. Он попытался достать что-нибудь почитать, но место хорошо охранялось, и им разрешили войти только с палочками. Это было немного скучно, но, по крайней мере, Гарри знал, что скоро все закончится. Пока он не услышал крик. Высокий, длинный, который был смесью ужаса и боли. Гарри только на секунду заколебался, прежде чем побежать в направлении крика. Это заняло у него довольно много времени из-за поворотов и тупиков, но когда он нашел дымящиеся останки Акромантула, он понял, что оказался в правильном месте. Вскоре после этого он обнаружил, что Флёр дерется с полудюжиной Красных шапок. Они были ужасны. Одного уже было много. Двое или трое означали неприятности даже для взрослого и опытного волшебника. Красные шляпы в таком большом количестве… ну, это было удивительно, что Флёр всё ещё была жива. Они были повсюду, дергали её за волосы и юбку, пинали ногами и били кулаками в живот, чтобы та упала. И каждый раз, когда они получали хороший удар, то они кусались, и каждый укус забирал немного силы. Их шляпы уже были кроваво-красными. Languidus flundus, последовавший за взрывным заклинанием, был бы хорошим способом справиться с ними. Но Гарри вспомнил об этом намного позже. Вместо этого он укутался в свою мантию, разбежался и врезался в толпу. Это казалось очень нелогично, но хотя бы помогло стряхнуть Красных шапок, нанести им урон, а некоторых даже оглушить. Этого было достаточно для того, чтобы встать и прийти в себя. Красные шапки были сильными, но не такими быстрыми. Гарри казалось, что он всегда знал это. Знал ещё до того, как их учителем ЗОТИ стал Шеклболт. Флёр была ошеломлена, бледна и невероятно зла. Она слегка дрожала, и Гарри догадался, что это было скорее негодование, чем что-то ещё. -Всё в порядке, Арри*, — сказала она, наколдовывая железную клетку, чтобы запихнуть в неё Красных шапок. — Девять… Руж! Как будто они хотят нас убить. Гарри пожелал ей удачи и увидел, что она уходит в гневе. Ему было немного жаль следующее существо, с которым она собиралась столкнуться. Он попытался вернуться к входу, но, как и следовало ожидать, заблудился.***
— Да ладно тебе! — воскликнул Гарри, когда он вошел в то, что, несомненно, было центром лабиринта. Несправедливо. Нечестно! Он делал всё возможное, чтобы помочь другим кандидатам, он отворачивался от каждого интересного места, рассуждая, что если он находит ловушки или монстров, то становится ближе к победе. И все же он прибыл раньше всех остальных! Он слонялся там минут тридцать. Седрик выглядел не так уж плохо, конечно, он скоро должен был отправиться в путь. В конце концов, что такое этот Соплохвост? Но он не был уверен в Викторе, потому что когда Гарри увидел его, у того был затравленный взгляд. Можно сказать, даже мёртвый. Гарри хлопнул его по плечу, спросил, хорошо ли он себя чувствует, а потом Виктор моргнул и посмотрел… потерянно. Как будто он сам не знал, как сюда попал. Гарри посоветовал ему посидеть немного, пока он не почувствует себя лучше, и даже предложил остаться с ним, но Виктор отказался. Было уже поздно, и Гарри проголодался. Кроме того, Гарри пришло в голову, что если его провозгласят чемпионом Турнира Трех Волшебников, это даст ему солидную аргументацию в пользу его раннего взросления. Годы до его семнадцатилетия казались Гарри вечностью. И если ему повезёт, то он сможет считаться взрослым до Хэллоуина. Он подождал еще несколько минут, но никто так и не появился. В лабиринте воцарилась тишина. Гарри дотронулся до чаши.***
Это оказалось ужасной идеей. После прикосновения к чаше Гарри был похищен, истерзан и теперь истекал кровью, был оскорблён и так измучен. (О боже, это было так больно). И что еще хуже, его не воспринимали всерьёз. Они только посмеялись над ним. Они назвали его ребенком. Они сказали, что он был зверюшкой Дамблдора. Они были точно такими же, как и Министерство. И они так же его не слушали. Они не слушали, когда он сказал, что он не такой большой поклонник Дамблдора (хотя сейчас было не время объяснять, почему), так же как они не слушали, когда он указал, что ему еще нет пятнадцати, и что именно Волан-де-Морт пытается доказать, сражаясь против него? Ему дали пощечину за то, что он посмел произнести его имя, и они втолкнули его в круг волшебников, заставляя держать в руке бесполезную палочку, чтобы сразиться с величайшим волшебником Британских островов. Волан-де-Морт заставил его поклониться, но Гарри отказался. Если он будет следовать правилам дуэли, то это будет выглядеть так, как будто он вошел сюда добровольно? Может быть это позволит ему не пытаться устроить дуэль? У Гарри не было абсолютно никаких шансов на победу. И он это знал. Он с этим смирился. Он даже не поднял свою палочку, а зачем? Он не удивился, когда Авада Кедавра ударило его прямо в грудь. Ему стало грустно. Не столько за себя, сколько за людей, которых он оставит позади, и за ту боль, которую это им причинит. Ему стало грустно за Северуса и Ремуса. Его последней мыслью, когда он почувствовал жар проклятия прямо над своим сердцем и распространившийся боли в груди, было то, что он видел это раньше, и что это было до смешного похоже на зеленый свет из «Спящей Красавицы» и что ему очень сильно захотелось обнять Ремуса. Гарри замертво упал на землю. . . . . Смерть была оранжевого цвета. Запахло абрикосами. . . . . Вы, наверное, знаете это чувство. Когда просыпаетесь ото сна и обнаруживаете, что теряете нить, забываете, обнаруживаете, что вещи, которые имели так много смысла всего секунду назад, теперь совершенно абсурдны. Когда вы остаетесь с несвязанным образом и, возможно, с глупыми эмоциями. Гарри проснулся с целыми миром в голове, который разбирался и превращался в ничто. Забывался. Он прощался с силуэтом женщины с яркой улыбкой и печальным голосом. Он просыпался с мыслью, что его любили, любили так сильно. С ощущением, что все в порядке. Гарри, не бойся, ты сильный, я люблю тебя. Ему очень захотелось вспомнить её лицо. А он уже начал забывать звук её голоса. Однако с ним остался запах её кожи, и ощущение волос, прикасавшихся к его щеке.***
Он лежал лицом вверх. Палочка свободно расположилась между пальцами правой руки. Он не решался открыть глаза. Он выдавал себя лишь самым поверхностным дыханием. Волан-де-Морт говорил, что здесь лежит Мальчик-Который-Выжил, и что теперь он действительно победил жизнь и смерть. Он стал силой. Гарри пытался вспомнить, куда упала чаша. Должен ли он бежать к ней или же призвать её к себе? Никто больше не трогал чашу, так что она всё ещё должна работать, верно? Она всё ещё оставалась порт-ключом. Он всё ещё не овладел Акцио в полной мере, несмотря на неустанные попытки Гермионы обучить его этому заклинанию. Он мог заставить летающие предметы двигаться к нему навстречу, но только если действительно хотел этого. В противном случае они просто оставались там, где были, и Гарри считал это совершенно разумным использованием магии. Вы же не хотите, чтобы вещи начали летать, только потому что кто-то этого захотел. Но сейчас он действительно хотел, чтобы чаша начала двигаться. Он сам себе не верил, но ему действительно хотелось вернуться в Хогвартс. Судя по речи, Волан-де-Морт скоро закончит прихорашиваться и хвалить себя. Гарри подумал, что если они узнают, что он жив, то они просто так его не отпустят. Прежде чем они выбросят его труп в людном месте, над ним хорошенько поиздеваются. Он определенно должен был уйти до этого. Земля под ним была покрыта мокрой травой и грязью. Надгробия были покрыты мхом и плющом. Тут не было песка, который можно было бы поднять в воздух, чтобы спрятаться за облаком пыли. Северус знал заклинание, чтобы заставить растения защищать тебя, но Гарри не помнил его, и он, вероятно, не смог бы наколдовать это. Теперь Волан-де-Морт кричал на Пожирателей Смерти, которые не откликнулись на его зов и обещал им мучительные пытки, а так же жаловался на то, что его верные последователи потратили годы на то, чтобы вернуть его к жизни. -Даже ты, мой дорогой Люциус, - у Волан-де-Морта была странная манера в разговоре и это очень сильно напомнило Гарри кого-то, но он не мог понять, кого. - Милорд, - раздался шорох одежды, как будто Люциус упал на колени, – если бы я узнал об этом раньше, я бы.... бежит...Он сбегает! Это было не совсем так. Ещё нет. Гарри быстро встал и взмахнул палочкой, чтобы наколдовать пламенные колокольчики. Они не горели, но это был одно из защитных заклинаний, которым Гарри уверенно мог пользоваться, главным образом потому что ему нравился синий холодный огонь, который не обжигал, не причинял боли и вообще ничего не делал, кроме того, что был похож на цветы. Да и пламя заклинания было тусклее Люмоса. Но наколдованные цветы можно было сделать больше, и Гарри бросил заклинание так, что бы все были ослеплены, в течение нескольких секунд, и теперь все моргали и пытались вернуть себе зрение. Но этого было достаточно для того, чтобы Гарри снова упал (в битве никогда не колдуйте с одного и того же места. Шеклболт научил их этому) и указал палочкой на то место, где, по его мнению, должна была находиться чаша. Чаша прыгнула в его руки, прежде чем он произнес слова. И, смотрите, это всё ещё порт-ключ! День оказался не таким уж и дерьмовым.***
Все вокруг кружилось, поэтому Гарри не говорил, в большей степени потому что боялся, что его на кого-нибудь вырвет. Он знал, что говорил, но делал это очень мало. Он ничего не сказал Грюму, который на самом деле оказался не Грозным глазом, а долбаным Пожирателем. А поскольку он устал, у него болела голова и зубы (его пытали всего несколько часов назад, но он чувствовал себя очень далёким от реального мира), он ничего не сказал Дамблдору. Ничего кроме возвращения Волан-де-Морта. О, он много говорил об этом. Эй, все, Волан-де-Морт вернулся. Гарри догадался, что теперь Северус не сможет вытащить его из Хогвартса. Почему все согласились с тем, что Хогвартс - такое безопасное место, Гарри не знал. Он не чувствовал себя в безопасности, хотя кто-то всунул в его руки чашку с горячим чаем, и это было очень приятно. Хотя шоколадное молоко, которые обычно делал ему Ремус, было бы ещё лучше. Но... о другом Гарри тоже промолчал. Он не сказал об этом ни Рону, ни Гермионе и, даже утаил от Северуса, потому что он даже не знал, как сказать об этом самому себе. Он даже не осознал это, пока не вернулся к Дурслям. (Как так? Как же так? Он не помнил ни выпускных экзаменов, ни возвращение в Лондон на поезде.) Он не мог заснуть в первую ночь вне Хогвартса. У него было такое чувство, что они придут поздно ночью и потащат его вниз, в чулан под лестницей. Единственным способом уснуть, как казалось Гарри, было лечь около двери, чтобы сразу узнать, когда дверь станут открывать. Он подождал, пока все крепко уснут, а затем на цыпочках прокрался в ванную. Свет был яркий, и он подождал, пока глаза привыкнут к свету, прежде чем посмотреть в зеркало. Гарри снял свою рубашку. Проклятие ударило не в центр груди, а прямо в сердце. На коже образовался небольшой синяк, с тонкими красными линиями, идущими от него, как реки на карте или корни и ветви деревьев. Линии покрывали его грудь от ключиц до самого пупка. Этот знак смерти был жутко красив, но Гарри не мог на него смотреть.***
Этой ночью и всю оставшуюся неделю Гарри снились кошмары. В этом не было ничего нового, потому что ему часто снились кошмары в Хогвартсе. Единственным местом, где он обычно мог спокойно поспать, была Нора. Но этот кошмар был новым, и он пугал Гарри как никакой другой. В тех кошмарах Гарри снова оказывался на том кладбище перед Волан-де-Мортом. Его пихали внутрь круга из Пожирателей и вновь заставляли сражаться. Но этой ночью всё было по-другому. На этот раз Гарри был одет в шелковую черную мантию, как и Пожиратели. Его одежда была распахнута на груди, открывая его белую кожу и пурпурные линии нового шрама, большого и более резкого, тонкие ветви поднимались вверх по телу Гарри, пока не достигли шрама на его лбу. Он был бледен и покрыт фиолетовыми линиями. У него были черные волосы, точно такие же, как сейчас, и они всё так же развевались на ветру. Но его лицо было совсем другим. Его лицо было бледным и изможденным, в сотню раз хуже, чем в то лето, когда Дурсли морили его голодом. Морщины вокруг его рта были жесткими, а нос тонким и острым. Его глаза ... а его глаза были красными, как у Волан-де-Морта. Другой Темный Лорд, который займёт место нынешнего Лорда. Тот, кто был так отвратителен, что снова и снова отвергался смертью. Во сне Волан-де-Морт не умер: Гарри вошел в его тело и занял его место, и все Пожиратели преклонили перед ним колени.***
На теле Гарри появился новый шрам, и он не мог вынести его вида. Он даже думать об этом не мог.