***
Гарри ещё никогда не был так растерян. Во-первых, тут были дементоры. В Литтл Уингинге были дементоры. И это было неплохим местом для них, потому что, как подозревал Гарри, здесь никто не был счастлив. Они ужасно не сочетались с местностью, но никто из соседей не видел их. Кроме того, Гарри знал, что дементорам не дано было свободно разгуливать. Да. Во-вторых, Гарри бросил Патронус, чтобы держать дементоров на расстоянии. Он спас не только свою жизнь, но и жизнь своего двоюродного брата Дадли. Ему прислали письмо из Министерства примерно через час, и Гарри не знал, как объяснить то, что при нападении дементоров у него не было палочки — несовершеннолетняя магия была очень экстремальной. Но будто Министерство стало бы принимать это во внимание. В-третьих, старая леди с кошками, которая жила ниже по улице, была сквибом. Так, что же там было ещё? В-четвёртых (Гарри обнаружил это через несколько дней), Дадли довольно плохо пережил встречу с дементорами и теперь приставал к Гарри с вопросами о своём поведении и о том, как теперь ему жить. Это, конечно же, было лучше, чем его издевательства и толкания, но то, что Дадли искал у него совета и утешения, казалось странным, и Гарри не был уверен, что был лучшим советчиком. Не тогда, когда он не знал, есть ли у него ещё сердце.***
Когда Гарри пришёл в Министерство на слушание, то был слишком спокоен. К тому времени он уже понял, что министры делают всё, что захотят, а суд был лишь поводом для того, чтобы надеть официальные мантии. Гарри ничего не мог с этим поделать, и это его в некотором роде успокаивало. Гарри ничего не хотел в жизни так, как быть исключенным. Особенно когда все игнорировали то, что в школе обитали монстры, но обращали внимание на безрассудное поведение Гарри. В этот раз он думал, что его интересы и интересы Министерства были одинаковыми. Боже, он же не ошибался? К тому времени он уже должен был понять, что ни от Министерства, ни от волшебников ничего хорошего ждать не стоило. — Мистер Поттер, — произнесла колдунья с визгливым голосом, — демонстрировал неподобающее, беспорядочное и агрессивное поведение. Ну, Леди, вы не ошиблись. — Мистер Поттер проявляет абсолютное пренебрежение к правилам и нормам, и это является лишь частью длинного списка его нарушений. Его презрение к любому субъекту власти очень настораживает. Может быть они дадут ему копию этого списка и подпишут его? Фред и Джордж будут в восторге! А Сириус нашёл бы это очень забавным. — Он проявляет склонность к насилию, и, должна заметить, что этого вполне достаточно, чтобы его однокурсники — хорошие и честные молодые ведьмы и волшебники — считали его угрозой для своей безопасности. А ещё, его успехи в учёбе настолько ужасны, что можно задаться вопросом, действительно ли он владеет магией, или мы столкнулись с нарушением культуры и присвоение статуса волшебника незаконно. Что? — Миссис Амбридж, на этом слушании мы не рассматриваем успеваемость подсудимого. — Приношу свои извинения, — сказала женщина, ничуть не смутившись. К изумлению Гарри, некоторые слушатели записали её последние слова, — Но я действительно считаю, что это имеет отношение к делу. Я намерена доказать перед этим трибуналом то, что Мистеру Поттеру недостает психической устойчивости, необходимой для социального взаимодействия, и что его мания преследования, как и его заявления о возвращении Тёмного Лорда и совсем недавнем нападении дементоров в маггловском городе, делают его угрозой не только для себя, но и для всех окружающих его людей. Молчание, последовавшее за этими словами, было тяжелым. Перси Уизли, который старательно делал заметки и вообще не смотрел в глаза Гарри, остановился и посмотрел на женщину так, словно она говорила что-то увлекательное. — Безумие Мистера Поттера всегда было очевидным. Это началось с его утверждений о добром характере оборотня Ремуса Дж. Люпина и продолжилось в более позднем заявлении о невиновности убийцы Сириуса Блэка. Именно по этой причине я считаю, что Мистер Поттер не может оставаться в учебном заведении, где он будет представлять большую угрозу для молодых ведьм и волшебников, которые по праву посещают это место. Особенно когда его статус волшебника даже не подтверждён. Кто-то закашлял на этих словах, очевидно, придираясь только к сомнениям относительно статуса Гарри как волшебника, а не к его предполагаемому безумию. Женщина беззаботно продолжила. — Я считаю своим долгом позаботиться о том, чтобы Мистера Поттера поместили в палату Св. Мунго, где он, возможно, обретёт то, чего ему так не хватает. То, чего не хватает. Она хотела отправить его в сумасшедший дом! Когда Питер убил тех магглов и сбежал, Сириус смеялся как сумасшедший. Гарри пришлось прикусить язык, чтобы не сделать то же самое.***
Гарри не был отправлен в сумасшедший дом только потому, что пришёл Дамблдор, который попытался внести некоторый разум в зал суда. Макгонагалл тоже была там и страстно защищала Гарри, что сильно застало его врасплох, потому что он всегда думал, что эта старая женщина видит в нём только источник неприятностей. Тем не менее, она упомянула то, что Министерство оставило в его душе огромную рану, когда силой вытащило его из дома (правда) и то, что Гарри часто помогал и защищал других студентов (что тоже было правдой) и что он был довольно щедрым парнем (он даже не думал о себе в таком ключе). И Гарри был оправдан. Однако Пророк не выглядел счастливым от этих новостей, и выпустил две страницы о том, как он оплакивает спокойную жизнь студентов в этом году.***
В первый день учебного года Дамблдор позвал Гарри в свой кабинет, для того чтобы поговорить с ним (но было странным то, что он разговаривал с ним стоя к нему спиной). Макгонагалл тоже была там, (но она разговаривала с ним лицом к лицу). Там был и Хагрид. И Северус, который делал вид, что попал туда совершенно случайно. Там был и Флитвик, который и правда попал туда совершенно случайно. Вообще, там были все учителя, которые обучали Гарри (кроме преподавателей Рун и Нумерологии, потому что он не занимался этими предметами), но там не было Синистры, которая не любила Гарри, и Трелони, которая никогда не знала, где должна находиться. Даже Чарити Бербидж, профессор Маггловедения, пришла поговорить с ним, потому что, как она выразилась, знала маггловский жаргон. У них у всех были разные слова для одной и той же новости: — Профессор Амбридж… — Твой преподаватель ЗОТИ… — Та женщина из Министерства… — Ядовитая жаба… Которая была здесь и не сводила злобных глаз с Гарри. — Пожалуйста, Гарри… — Поттер… — Гарри, мальчик мой… — Поттер… — Ради всего, что тебе дорого, пожалуйста, веди себя наилучшим образом, потому что она снова попытается что-то сделать с тобой. — И, как бы она ни была ужасна, помни, что Шерхан бродит снаружи, — сказал Северус, и это было сказано странно-поэтично, потому что самый тёмный волшебник Волан-де-Морт был на свободе, но его не было в Хогвартсе, поэтому технически Гарри был в большей безопасности внутри, чем снаружи. Ремус неохотно согласился с этим, потому что Волан-де-Морт вернулся, а этого никто не ожидал.***
Гарри забрался на крышу одного из кабинетов через окно совятни. Это место было тихим и спокойным, и оно идеально подходило для того, чтоб побыть одному. Ривалвантин, филин Драко, сразу же слетел со своего места и приземлился рядом с Гарри, который тут же рассеяно погладил его перья. Гарри был почти уверен, что Ривалвантин не слишком хотел, чтобы Гарри гладил его, он просто хотел занять это место и покрасоваться перед другими совами. Дело было в том, что, пока Гарри сидел на крыше, он чувствовал, что все проблемы остались на земле, что давало ему какую-то ясность в голове. На земле оставалась Амбридж и её план поместить Гарри в больницу (зачем? что он ей такого сделал?). Но сидя здесь, на крыше, он видел, что Амбридж была одной из его проблем. Волан-де-Морт был другой проблемой. Гарри знал, что Северус был очень обеспокоен этим. Волан-де-Морт почти всегда рассказывал свои планы сторонникам и доверял Северусу. А Гарри не торопился вновь встречаться с ним. Ему хватило и прошлой встречи. Амбридж и Волан-де-Морт были большими проблемами, которые затмевали все остальные. Нужны было отойти от них далеко-далеко (или подняться высоко вверх), чтобы увидеть всё остальное. Дамблдор не присутствовал на суде Ремуса. Он был добр к Гарри и отдал ему плащ-невидимку, но ничего не сделал, чтобы защитить Ремуса от Азкабана. А потом, во время слушания по усыновлению Гарри, одно слово Дамблдора в поддержку семьи Уизли помогло бы их задумке. Но он не пришёл, и, конечно, его там никто не ждал, потому что он был директором школы и был явно очень занят. Тем не менее, он присутствовал там позже, чтобы не дать Малфоям и другим чистокровным семьям попытать счастья в усыновлении Гарри. Он сделал это, но это было не слишком полезно. А в тот раз, когда Гарри был близок к тому, чтобы покинуть Хогвартс, Дамблдор тоже пришёл к нему и остановил. Он не хотел думать о директоре плохо, потому что он был хорошим. Хороший Дамблдор. И он ему помог! Гарри не особо хотел оказаться запертым в Св. Мунго. Снова и снова, год за годом, Дамблдор помогал ему с Дурслями и Министерством. Дамблдор был союзником. Он был хорошим и помогал, и это была не его вина, что его помощи всегда было недостаточно, и эта мысль вызывала слезы на глазах Гарри. Но дело в том, что Гарри никогда не контролировал ход своих мыслей. Мысли о Дамблдоре неизбежно свернули к тому, что стали подвергать сомнению его поступки ради добра. Возможно, именно поэтому Гарри не сказал ему о новом шраме. Возможно, Гарри был настолько сломленным, настолько прогнившим внутри, что больше не мог отвечать добром на доброту. Может быть, он, как и Волан-де-Морт, стал испытывать отвращение к ней.***
Гарри пошел сказать Василиску расписание хора на эту неделю, но с ним что-то случилось за это лето. Существу было трудно его услышать и понять. Свистки, которые когда-то так легко срывались с губ парня, теперь дрожали и колебались. И все же ему казалось, что Василиск все понял. Гарри давал ему уроки человеческого языка последние два года, потому что тот не мог полагаться на парня вечно, чтобы что-то узнать о замке. Теперь, когда Гарри подумал об этом, то он просто просил одного из призраков сходить и рассказать всё Василиску.***
Все было странно похоже на первый год: были тихие и громкие разговоры о том, что Гарри был сумасшедшим. Кроме того, он получил наказание сразу же в первый день учёбы. — Мистер Поттер, я не позволю вам распространять ложные слухи, единственной целью которых является запугивание других людей. — Конечно, профессор, — иногда Гарри мог говорить так, что его голос казался лимоном и мёдом. Сладким, но кислым, — Давайте просто закроем глаза на то что Волан-де-Морт вернулся и будем надеяться на то, что он нас не убьет. Я уверен, что это сработает. — Минус двадцать очков Гриффиндору и задержание, Мистер Поттер. Но, в отличие от первого года, сейчас в воздухе витала злоба. Было такое ощущение, будто бы они сражались лишь ради пролитой крови. Кстати говоря, Амбридж заставила Гарри написать несколько строк собственной кровью. Парень не поверил своим глазам, когда увидел небольшую царапину, оставшуюся от пера, на своей ладони. — Что-то случилось, Мистер Поттер? — Эм, ваше перо причиняет мне боль, когда я пытаюсь писать, — ответил Гарри, которого воспитывали так, что он знал, что не должен причинять себе боль и стараться избегать причинения боли себе. Следы от больничных уколов или стёртые в кровь колени из-за неудачного падения были нормальными, но не пытки. — Немного боли поможет вам в лучшем понимании сегодняшнего задержания, — сказала Амбридж сладким тоном, как она всегда говорила, чтобы показаться действительно озабоченной благополучием своих учеников. Однако её самодовольная улыбка выдавала истинные намерения, — Продолжайте. Но Гарри не послушал её, потому что, как уже было сказано, он был воспитан в среде, в которой считалось, что дети, в частности он сам, не должны страдать. Он уставился на неё так, словно она только что раскрыла свою нижнюю челюсть и сожрала целого кролика, а теперь жевала его и выплёвывала мех. За свою короткую жизнь Гарри испытал много боли, даже от самого Круциатуса, но он никогда всерьёз не думал о том, чтобы причинить боль самому себе: даже когда он узнал о том, что Ремуса приговорили к Азкабану и ему очень хотелось умереть. Он хотел убежать и исчезнуть, но не пройти через такую штуку как смерть (хотя он уже это сделал). Ему казалось нелогичным — быть палачом для самого себя. Больше он ничего не написал. Он посмотрел на свои руки и вспомнил, что всякий раз, когда ему было больно, Ремус клеил пластырь на рану, целовал её или прикасался к ней палочкой. Теперь, когда он подумал об этом, им, вероятно, даже не нужны были пластыри, но они ему нравились. Они были с мультиками. Самыми любимыми были те, на которых были изображены гиппопотамы. — Мистер Поттер, вы должны отработать своё наказание, — Амбридж двинула бровями, указывая на забытые перо и пергамент, на котором было написано всего полслова. — Точно. Ммм… Я не умею писать, профессор. Теперь настала очередь Амбридж удивлённо смотреть на парня. Но на Гарри смотрели и более пристально. Он бы сказал, что должен был думать о Волан-де-Морте, но на ум приходила только Макгонагалл. Они ругались в течение часа, и Гарри всё время настаивал на том, что он никогда не умел писать, и не важно, что он сделал это всего лишь пару минут назад. Они продолжали заниматься этим, пока, к счастью, Макгонагалл не пришла за ним. Увидев перо и его предназначение, она забрала Гарри, предупредив, что она сообщит Дамблдору о выборе наказания миссис Амбридж. Она держала руку на спине Гарри, пока они не дошли до портрета Полной Дамы. Но это не имело значение. На следующий день, Гарри вновь получил задержание: на этот раз его заставили отмыть и отполировать всю декоративную посуду в кабинете Амбридж до тех пор, пока она не начнёт сиять. Рон сказал ему, что ручной труд унизителен, и именно поэтому они использовали его в качестве наказания (за их спинами Гермиона пробормотала что-то о домовых эльфах), но Гарри не слишком возражал против этого. Конечно, это было хлопотно, и использование магии было бы быстрее, но чистка вещей вручную показывала некоторую степень уважения. — Мистер Поттер, вы должны прекратить лгать, — произнесла Амбридж тоном, в котором можно было услышать сочувствие, — ни один тёмный волшебник не вернулся. Я уверена, что в глубине души вы знаете правду… Вы бедный, сбитый с толку ребёнок, ищущий внимания. В том, что вас обманули, нет вашей вины, но, Мистер Поттер, вы должны попытаться увидеть истину. — Вы правы, — сказал Гарри, проводя пальцем по розовой тарелке. Интересно, заметила ли их Макгонагалл и что она думает о любви Амбридж к кошкам? — Вы должны понимать, Мистер Поттер, что ваше окружение оказывает на вас плохое влияние. Например, общество Дамблдора. Гарри хихикнул. Она так же, как и Волан-де-Морт, думала, что он лоялен к Дамблдору, даже если это было не так. Он не испытывал ненависти к этому человеку, но он уж точно не собирался открывать фан-клуб в честь него. Для великого волшебника он не казался Гарри слишком компетентным. — И тот оборотень, — продолжила Амбридж, — Только Мерлин знает, какую извращенную ложь этот оборотень вбил в вашу голову. Она пытается задеть тебя. Не слушай её. Игнорируй. — Такие полукровки, как он ,всегда представляют опасность для истинных волшебников. Они — змеи, которые прячутся в траве и ждут момента для того, чтобы напасть на невиновных. Гарри представил себе чистокровного Грегори Гойла, скачущего на лугу в греческом платье, как Эвридика. Вот что происходит, когда вы поощряете любопытство детей. Они вырастают и становятся подростками с критическим мышлением и чувством юмора. — Вы были воспитаны животным. В этой трагедии нет вашей вины. Но вы должны стремиться к воссоединению с обществом, Мистер Поттер. Оставьте ваши дикие привычки. Тарелка, которую он чистил, раскололась и упала на пол семью осколками. Когда он уходил, Амбридж сказала ему последние слова: «Я сделаю все возможное, чтобы вы поняли истину, Мистер Поттер.»***
Вообще, казалось, что Долорес Амбридж делала все возможное для того, чтобы спровоцировать психическое расстройство у Гарри. И побочным результатом этого стало то, что она сделала очень многих людей несчастными. Всё происходило так. Гарри любил летать. Это была одна из немногих вещей, в которых он был хорош. Поэтому Амбридж запретила игры в Квиддич, но как только они вновь были разрешены, она лично убедилась в том, что Гарри никак не сможет в них участвовать. Гарри пожал плечами и сказал самому себе, что, по крайней мере, ему больше не нужно было беспокоиться о том, что кто-то в душевой или раздевалке увидит его новый шрам. Гарри нравилось ходить в Хогсмид (это было не так уж и классно, но смена обстановки всегда радовала). Амбридж стала назначать ему наказания каждую субботу, а после октября и вовсе отменила его привилегии и запретила ему туда ходить. Гарри любил музыку. И вся музыка была запрещена, за исключением короткого списка, который Министерство считало образовательным и соответствующим традиционным ценностям. Флитвик, который руководил хором, был вне себя от ярости. Северус выглядел так, будто был готов задушить кого-нибудь, если бы ему пришлось еще раз услышать «Чего хотят добрые ведьмы».(На чистой кухне поставить котлы Ооооо. Хорошего друга, который хвалит их торты Ооооо. Хороший черный халат, который будет не слишком коротким. И волшебника, который смотрит только на неёёёёёёёёёё Ооооооо.)
На Гарри последний запрет никак не повлиял. Его плеер работал странным и загадочным образом. Когда они были на занятиях по истории магии, Гарри либо читал, либо слушал музыку. Рон всегда придвигался ближе, а Гарри давал ему один из наушников, и они слушали музыку вместе, и никто, казалось, этого не замечал. Но если бы он попытался сделать то же самое за Гриффиндорским столом в Большом зале, музыка, казалось, просачивалась наружу, и люди могли слышать её во всех направлениях. Равенкло еще не выявили источник музыки, которую они иногда могли слышать, и это сводило их с ума. Если он сидел и слушал музыку в восточном крыле третьего этажа, то эту же музыку можно было услышать в западном крыле второго этажа. Драко иногда ходил туда именно по этой причине (как оказалось, Драко был большим поклонником Рэя Чарльза*). Филч был уверен в том, что в этом как-то виноват Пивз, а полтергейст подумал, что это забавно, и даже не стал переубеждать его. Гарри легко с этим смирился. Это было почти что похоже на его первый год, когда у него были почти что такие же ограничения, но сейчас у него была музыка, книги и два хороших друга. Но хуже всего было то, как они пытались изолировать его. Не только Амбридж, но и Министерство, и весь мир, казалось, повернулись против него. Симус сказал, что он лжец, прямо ему в лицо. Рон и Джинни получили от Перси письмо, в котором он советовал им держаться подальше от Гарри. Северус передал ему записку (Рон нашёл её у себя в кармане после того, как получил задержание у зельевара), в которой говорилось, что они не могут разговаривать, так как он подозревал, что за ним усиленно наблюдают и что он держит свой половник в слишком большом количестве котлов, и даже не может предположить, кто за ним шпионит, а летучие крылышки были дорогими и предназначались только для экстренных случаев. Гарри даже не мог написать письма Сириусу и Ремусу, потому что опасался того, что его письма будут перехвачены и прочитаны другими людьми. Дамблдор вообще не смотрел и не разговаривал с Гарри после разговора в первый учебный день. Фред и Джордж, у которых были очень слабые понятия о сохранении чужих секретов (только Гермиона и девочки из команды по Квиддичу имели на это право), и которые подслушивали взрослых на каникулах, сказали ему о том, что взрослые опасались того, что он мог иметь какую-то связь с Волан-де-Мортом, которую тот мог использовать для шпионажа за ними. — Я действительно не чувствую никакой связи с ним, — сказал Гарри, страстно желая, чтобы это было так. У них действительно не было ничего общего. Для начала, у Гарри были волосы и нос. (Гермионе пришлось спрятать свой смех за книгой). — Ты недостаточно стараешься, Гарри, — сказал Джордж, — ты должен раскрыть свой кругозор и злодейский потенциал. — Точно! Тебя не интересует небольшое убийство? Например, одного учителя по ЗОТИ? — продолжил Фред. — Но если убить учителя ЗОТИ, то это не будет считаться за убийство. Спроси об этом Чарли. Они пытались его рассмешить, но Гарри не мог смеяться. Он слишком хорошо представлял себе, как становиться убийцей. У Гарри оставался небольшой круг друзей, но Амбридж решила забрать и это. Студенты должны были постоянно соблюдать расстояние в фут между друг другом. (Многие стали держаться друг от друга намного дальше, а в один прекрасный день близнецы убедили всех, что приемлемое расстояние это длина ступни Филча). И им так же запретили объединяться в группы. (Это делало занятия Гербологии и Зелий очень неудобными. По крайней мере, на первой паре у них было открытое пространство, благодаря полям и оранжереям, но в подземельях у них не было такой роскоши и некоторые студенты занимались, сидя в шкафах с ингредиентами, и всё для того, чтобы не нарушить правила.) Амбридж наказывала Гарри, но вместе с этим наказания получала вся школа. Она уволила профессора Трелони и наговорила кучу гадостей Чарити Бербедж — преподавателю Маггловедения. Люди научились быстро выходить из комнаты, когда Амбридж и Макгонагалл встречались взглядами. Затем, в какой-то момент, в начале ноября Амбридж взглянула на Гарри и составила новый указ «О внешности», в котором подробно описала состояние мантий, сколько открытой кожи могли показывать студенты, а так же длину волос парней и приемлемые причёски для девушек. Волосы Гарри были ниже плеч. Он не стриг их с того лета, когда его украли из дома. Ему потребовалось полтора года, чтобы к ним привыкнуть. Длинные волосы лучше скрывали шрам. А теперь, когда он подрос, он мог с лёгкостью их укротить. А так же у него было преимущество в том, что если ему нужно было освободить свои руки, то он мог использовать палочку, для того чтобы удержать волосы в пучке. (Это не было таким уж странным. Луна делала так же.) Амбридж заметила это и объявила, что все студенты мужского пола должны иметь волосы не длиннее полутора дюймов, что было до смешного коротко. (кроме того, почему эта женщина не могла использовать метрическую систему мер? У неё были какие-то проблемы с этим?) Но это был единственный указ, который она не смогла выполнить в жизнь, потому что два часа спустя префекты и староста Слизерина стучались в её дверь. Драко был красный от злости и сжимал в руках линейки (имперскую и десятичную), а девушка, Суручи что-то там, стояла в начале длинной колонны студентов, у которых были не очень прямые волосы и вибрировала от ярости. Ли Джордан и его великолепные кудри тоже стоял там, даже несмотря на то, что он был Гриффиндорцем, а так же там была пара Равенкловцев с милыми дредами. В этом году Гарри много читал. Он прочитал книгу по ЗОТИ от корки до корки, и вероятно, был единственным человеком, который сделал это, потому что даже Гермиона не могла справиться с таким разочаровывающим учебником. Правда заключалась в том, что Гарри находил этот учебник интересным. Меньше жёсткого подхода к решению проблем с существами. Ему это нравилось. Он не знал, как можно заставить существо пьющее человеческую кровь, отказаться от этого и перейти на другой источник питания, но это хотя бы стоило изучить. Так же как и не магические решения, предложенные в Magical Review. Итак, Гарри читал. Когда он читал, ему не нужно было думать ни о чем другом. Ни о мраке, который овладевал Хогвартсом, ни о тех ужасных вещах, которые Пророк писал о нем. Ни о запахе испорченного молока и горьком сожалении, которое он испытывал всякий раз, когда думал, что не принес семье Уизли ничего, кроме неприятностей. Ему не нужно было думать и о Драко, и о том ужасном разговоре, который они вели в начале года. В разговоре был отец Драко, который преклонил колено перед Волан-де-Мортом. К концу ноября Гарри перечитал все свои книги. Он перешел к научным и нехудожественным книгам, вроде той, что была посвящена языку растений, которую он уже знал наизусть. У него было ещё несколько таких книг на дне чемодана. Узнав, что он любит читать, Сириус пытался помочь, анонимно посылая ему все виды случайных маггловских книг. Там были книги о мотоциклах, которые Гарри не особенно любил, и еще несколько о специях (история, выращивание и их использование), которые были довольно интересными и, наконец, небольшой драгоценный камень, который назывался «Сопротивление сквозь века». Это была книга по истории. Короткая и со множеством картинок, и Гарри не очень-то обращал на неё внимание, потому что она показалась ему очень длинной брошюрой, а не настоящей книгой, но теперь ему нечего было делать до тех пор, пока Сириус или Северус не смогут анонимно прислать ему больше книг. Книга была разделена на несколько коротких глав, и в начале каждой из них она объясняла какую-то несправедливость, а затем на следующих страницах она говорила о ком-то, кто поднялся для сопротивления. Две страницы с фотографиями не могли подробно объяснить драму борьбы за независимость в Индии или борьбу за гражданские права в Америке. Но она всё равно могла дать какие-то мысли, особенно если сравнивать настоящее и прошлое. В предисловии была строка, которая сразу бросилась в глаза Гарри. «Сопротивление часто показывают как послушание»***
Амбридж была ужасным человеком, но так же она была слабой. Ей потребовалось время до декабря, чтобы понять, что когда другие учителя оставляли Гарри после уроков, то они на самом деле позволяли ему просто сидеть в своих кабинетах, чтобы он спокойно мог сделать уроки или отдохнуть (Флитвик предлагал ему ягоды в шоколаде, которые были очень хороши. Северус приносил ему книги и ничего не говорил, потому что всё ещё находился под наблюдением. Впрочем, они писали друг другу записки. Гарри не мог заставить себя написать некоторые вещи, поэтому между ними было много недосказанности, но, по крайней мере, он мог попросить книги и чай). Конечно же, Амбридж ухватилась за это, и вскоре вышел декрет «Об образовании», объявляющий, что Генеральный Инспектор будет единственным ответственным за исполнение наказаний. Она заставила Гарри написать еще несколько строк, хоть и не тем Чёрным пером, потому что Гарри постоянно ронял его и серьезно настаивал, что его никогда не учили писать, неудивительно, что он был таким плохим учеником. (Люди часто любили обращать внимание на сходство, но они, казалось, забывали то, что Гарри был сыном Джеймса я-никогда-в-своей-жизни-не-видел-летающей-метлы-и-я-не-знаю-как-кубок-школы-попал-на-крышу-я-даже-не-учусь-в-этой-школе Поттера.) Жаба заставила его вымыть все тарелки с кошками. Гарри разбил две из них и каким-то образом стёр изображение с шести. — Во всём виновата та тряпка, которую вы мне дали, профессор. Я не использовал магию, вы же сами запретили мне брать с собой палочку. Она отвела его на кухню, чтобы тот вымыл все кастрюли и сковородки. В тот вечер Большой зал мог предложить на ужин только сандвичи и различные закуски, потому что Гарри умудрился вымыть в общей сложности три стакана и маленькую кастрюлю. — Но они же очень чистые! Смотрите! Без единого пятнышка! Наконец, она приказала Гарри почистить главную лестницу с помощью зубной щетки. Драко нашел Гарри поздно после ужина, который сидел без дела на третьей ступеньке и оживлённо разговаривал с фавном на картине. — Разве ты не должен был убираться здесь? — Я это и делаю, Драко. Драко посмотрел вниз на ступеньки, покрытые грязью и наполовину растаявшим снегом, оставшимся от студентов, которые вернулись из Хогсмида. — Смотри. Тут чисто, — Гарри указал на небольшое участок ступени между своими ногами. Там действительно было так чисто, как только может быть ступенька на лестнице. Они были одни, так что Драко не пришлось притворяться, что он презирает Гарри. Дело не в том, что ему не нравился Гарри (он ему нравился, Драко просто не признавал этого), и не в том, что они не были друзьями (конечно же они были, Гарри сам так сказал, Драко, заткнись), а в том, что они стали ближе друг другу и достигли определенной близости, которую нельзя было показывать публично. Они были одни, так что ему не нужно было притворяться (но он продолжал притворяться, что первых двух пунктов не существует, даже если он делал это только перед самим собой.) Драко сел рядом с ним и присоединился к разговору. Очевидно, Гарри спрашивал, каково это — ходить на козьих ногах. Фавн вскоре после этого ушел, чтобы поиздеваться над Полной Дамой (её зовут Глория Патрис, я не знаю, почему никто не называет её так), и они остались действительно одни. — Ты собираешься домой на каникулы? — спросил Гарри. — Да, конечно, — медленно ответил Драко. Он коротко рассказал о традиционном рождественском ужине, о сожжении гнома, и о том, что как-то раз домашний эльф упал в пруд. Он говорил обычным осторожным тоном, который означал, что это было великолепное и очень эксклюзивное мероприятие, и если он не казался взволнованным из-за них, то только потому что уже привык к этому. Но все остальные должны были ему очень завидовать. У них были очень странные отношения, основанные на молчании и на том, чего они не обсуждали. Драко не высказывал определенных мыслей, и Гарри делал тоже самое, и все же эти вещи существовали между ними, не обсуждённые, но признанные. Но, когда Драко начинал говорить, Гарри тоже это делал. Они молчали не потому, что не знали, что обсудить, а потому, что Люциус Малфой был Пожирателем. Дело было в том, что он прямо сказал об этом Драко в лицо. Гарри сказал, что да, отец Драко был плохим, но Драко был хорошим, и Гарри сказал, что он считает Драко другом и будет продолжать это делать. Драко понятия не имел, как на это отреагировать. Он не знал, что его можно считать кем-то ещё, кроме сына Люциуса Малфоя. — У тебя есть какая-нибудь новая музыка? — наконец сказал Драко. — Нет, извини. Больше ничего нового не было, — Гарри посмотрел вниз, на предположительно чистое место на лестнице, — Из-за этого запрета музыки в последнее время я больше читаю. — Как будто ты следуешь этому запрету, — усмехнулся Драко. Уж он-то знает. Они всё ещё встречались за статуей вампира три раза в неделю. Об этом они тоже не говорили. — Да… и всё же я больше читаю. Я тут подумал… У Драко не будет хороших рождественских каникул. Драко не любил возвращаться домой к этой семье. Гарри потянулся к своей сумке. — Возможно, тебе понравится последняя книга, которую я прочитал. Она маггловская, — предупредил Гарри, — Но ты можешь вытащить её из-под обложки и вложить в другую книгу. И вот так Драко тайком пронес домой маггловскую книгу с информацией.***
Дамблдор запретил связываться с Гарри на каникулах, но Рон всё равно проигнорировал его и отправил другу несколько писем. Он объяснил ему немного, а позже Гермиона, Джинни и Близнецы рассказали ему всё, и все равно Гарри не был готов к переменам, которые произошли в Норе. Ему так нравилось это место, а теперь они его изменили. Наверное, теперь там стало лучше. Они укрепили крышу, и к дому примкнуло еще одно крыло, а ещё гостиная стала вдвое больше, чтобы вместить в себя большую толпу. Теперь Нора стала штаб-квартирой Ордена Феникса. Конечно, лондонское местоположение было бы более удобным для людей, работающих в Министерстве, но Нора таила в себе какую-то сдержанность.***
Из-за всей семьи Уизли (не считая Перси), плюс Гермионы и Гарри, палата казалась переполненной. Вскоре к ним подошла медсестра, чтобы сказать им именно это, что заставило их выйти из палаты и заходить к Артуру по очереди небольшими группами. Медсестра посмотрела на близнецов, которые по какой-то причине держали в руках резинового цыпленка, и сказала, что их должен сопровождать взрослый. Гарри только сказал, что он очень рад, что с Артуром всё в порядке, и пожелал ему скорейшего выздоровления, прежде чем быстро выйти, чтобы дать Джинни побольше времени наедине с отцом. Он может подождать и снаружи. Он прекрасно понимал, что это было неправильно, но всё же побрёл в сторону палат длительного пребывания, туда, куда Амбридж все еще намеревалась запрятать его. На самом деле это было чистое и хорошо освещённое место. Гарри подумал, что если бы это случилось в первый год учебы, он бы не возражал, чтобы его заперли тут. Прошло семь минут, и у Гарри уже появился друг. И это несмотря на то, что он потратил пять из них, пытаясь обойти Гилдероя Локхарта.***
— А как поживает ваш сын? Гарри, верно? Ты должен простить меня, но у меня плохая память. — Все в порядке, дорогая, — улыбка Гарри была сладкой и нежной, и очень заботливой. Затем выражение его лица немного изменилось — он попытался изобразить что-то вроде лихой улыбки Сириуса, — Он такой же негодяй. Как и его отец. Женщина рассмеялась, и дежурная медсестра резко посмотрела на них. Гарри подумал, что она сейчас отчитает его, но она ничего не сказала. Она только смотрела так, словно только что стала свидетелем чуда. Гарри не мог этого знать. За все годы работы в Св. Мунго никто ни разу не слышал, чтобы Алиса Лонгботтом смеялась. Никогда. — А что об этом говорит Лили? Гарри пришлось немного подумать, прежде чем ответить. — Она следит, чтобы Сириус и я не слишком разбаловали его. Она — свет моей жизни. — Она сама свет, — прошептала Алиса Лонгботтом. Её пристальный взгляд остекленел. Гарри сглотнул и встретился взглядом с медсестрой в другом конце комнаты, которая всё ещё смотрела на них. Он не знал, что происходит с Алисой. — Она умерла… вы оба, — у Алисы были слёзы на глазах. Гарри был поражен тем, как добра была эта бедная женщина и как сильно Невилл походил на неё, — Но только не Гарри. Этот бедный ребенок… ему столько же лет, сколько и Невиллу, — она всхлипнула, — Мой мальчик… пожалуйста, не дай ему страдать. Я сделаю всё что угодно, только пусть Невилл… — С ним всё в порядке, — сказал Гарри быстро и уверенно, чтобы прервать всё более быстрые и отчаянные слова Алисы. Влажные глаза женщины снова остановились на нём. В этот момент Гарри захотелось растаять на полу и покинуть комнату в виде лужи. Но он сам решил прийти сюда, и теперь не мог бежать. Он доведёт всё до конца, — Он в Гриффиндоре, как и Гарри, — сказал он, сжимая руку Алисы. — Они родились в один год. Всего лишь день разницы. Невилл родился тридцатого. Он старше. — И он относится к Гарри как к младшему брату. Всегда следит, чтобы тот не попал в беду, — легко соврал Гарри. При этих словах Алиса, казалось, успокоилась. Или, скорее, она перестала бояться, даже если и была взволнована. Её губы двигались, не произнося ни слова. — Он относится… Джеймс, мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня. У меня не очень хорошая память. — Я понимаю, Алиса, — Гарри накрыл её руку своей. А что еще ему оставалось делать? Он оплакивал родителей, которых не встречал, но это, это? Когда Волан-де-Морт бросил в него проклятие, было больно, и Гарри захотелось умереть, но это было ничто по сравнению с болью и отвращением, которые он чувствовал сейчас. Гарри захотелось уйти. Он хотел уйти, не оглядываясь назад, и продолжать идти, пока его не окружат Уизли, а звук шуток Близнецов не заглушит всё остальное. Ему хотелось пойти обнять миссис Уизли и заснуть в своей постели в Норе. Вместо этого он предложил свою руку и повел Алису Лонгботтом на прогулку, положив её тонкую хрупкую ладонь на сгиб своего локтя. Невилл унаследовал руки своего отца, а не матери. Гарри обнаружил, что, несмотря на то, что он никогда не встречал своих родителей, он действительно знал их. Он знал их достаточно хорошо, чтобы Алиса могла сказать когда он говорит правду, а когда шутит. Она шлёпала его по руке, смеялась и говорила: «Этого не было!». Алиса засмеялась еще пять раз, прежде чем Рон пришел искать Гарри. На обратном пути они столкнулись с Невиллом и его бабушкой, что было крайне неловко (бабушка бросила на Гарри ужасно-неодобрительный взгляд), но к тому времени он уже почти час провел с Алисой. Они стали очень близки. — Невилл! Джеймс только что был здесь. Он рассказал мне, как ты выиграл Кубок дома, мой маленький мальчик, я так тебя люблю.***
Во время зимних каникул они ещё дважды навещали Мистера Уизли, и оба раза Гарри разговаривал с Алисой. Она улыбалась ему и веселела, и это было хорошо, но она также с грустью и тревогой в голосе пыталась предупредить его о том, что должно было произойти. Чтобы он спас себя и Лили. Алиса была невероятной женщиной. Именно с этой мыслью Гарри отправился на поиски Гермионы и вывел её из Норы, чтобы посидеть с ней на заборе, который ограничивал владения Уизли. Было холодно и они были одни, и только здесь, за домом, Гарри мог спросить почему Гермиона была здесь. — Гарри, ты сам попросил меня прийти. — Я говорю о Норе. — Ты не хочешь, чтобы я была здесь? Гарри знал, как можно использовать гнев, чтобы уклониться от вопросов, когда тебе не хотелось о чём-то говорить. Он посмотрел на неё, блестящую магглорожденную ведьму. — Ты научишь меня заплетать волосы в косы? — Чт… — рот Гермионы с минуту беззвучно шевелился. Может быть, мозг Гарри совершил еще один большой скачок, слишком большой, и именно поэтому она не смогла за ним проследить. Но её волосы были такими же длинными и дикими, как и у него, и казалось, что косы будут эффективным способом усмирить их. Это также означало, что свои руки можно было чем-то занять. Гермиона научила его делать простую косу, французскую косу и французскую «обратную» косу, а также тому, как всего двумя прядями с висков убрать остальные волосы. И пока она это делала, она также объяснила причину, по которой она проводила Рождество в Норе. Гарри подумал, что она действительно была благодарна ему за то, что он заметил и спросил, даже если она действительно не хотела говорить об этом. Он почувствовал острую боль при мысли о своей подруге Оливии, у которой тоже были длинные вьющиеся волосы (которые было невозможно заплести) и которая, как и Гермиона, никогда не боялась сражаться с монстрами.***
После Рождества и массового побега из Азкабана официальная политическая линия Министерства потеряла свою силу, и они ответили удвоением своих атак на Гарри и Дамблдора. Каждый день появлялась новая история о чем-то возмутительном и извращенном, и, якобы, совершенном Гарри. Это достигло стадии, когда люди в Гриффиндоре (и некоторые из Равенкло) начали смеяться над этим, даже если большая часть школы всё ещё смотрела на Гарри с опасением. Он всегда был очень странным. Даже если газеты преувеличивали, кто мог сказать, что это не было правдой? С другой стороны, это же был Гарри, и все знали, что он был безнадежным волшебником. Он не совершал тёмных таинственных ритуалов поздно ночью в Запретном лесу и уж точно не соблазнял юных впечатлительных ведьм (как же смеялись над этим Кэти, Анджелина и Алисия!). И он также не ел змеиных сердец. И он никогда не кусал одноклассников, как это делают оборотни. Так что люди не знали, что делать с Пророком. Фред и Джордж (а иногда и Джинни) шутили по поводу привычек Гарри в еде. Это было ужасно, но так же это давало какой-то перерыв. Невилл же, казалось, заразился тем же безумием, что и Гарри. Он начал бороться с теми, кто осмеливался критиковать Гарри, и он разбил Симусу нос, когда тот повторил, что да, Гарри был сумасшедшим, которого нужно где-то запереть. Было бы легко думать, что Невилл платил долг, так же как Гарри, который всё ещё был обязан Драко. Но, как и Гарри в первый год своей жизни, когда Невилл начал защищать человека, он легко перешел к защите своих идей. Вот почему Невилл Лонгботтом сглазил тех девушек, которые украли шарфик у Луны и стали называть её чокнутой. Девочки пронзительно закричали и побежали прочь, а из их волос торчали змеиные головы, которые кусали их лица и шеи. Невилл избежал наказания, потому что, хотя он и произнес заклинание при ясном дневном свете посреди оживленного коридора, никто не мог поверить своим глазам. Постепенно на пятом курсе слово «сумасшедший» перестало входить в их лексикон.***
Дело было в том, что когда Северус вернулся в Хогвартс после чрезвычайно напряжённых каникул, то он понял, что за ним следят. Это не было плохой новостью, потому что это позволило бы ему манипулировать своими врагами, не выходя из собственных комнат в подземельях, и снабжать их неправильной информацией, пока находился в тапочках. Но их было так много. Кто-то в Министерстве вспомнил, что Северус Снейп когда-то был Пожирателем Смерти, и, учитывая заявления как Дамблдора, так и Гарри Поттера о том, что Тёмный Лорд вернулся, они решили держать Северуса под наблюдением на случай, если ему вдруг захочется поделиться местоположением Волан-де-Морта с миром. Так же были другие люди в Министерстве, которые думали, что Дамблдор собирает армию, чтобы свергнуть Фаджа (что за мысль, однако), и Северус, очевидно, будет участвовать в этом, потому что он обязан своей свободой Дамблдору. Поэтому они прислушивались на тот случай, если Северусу вдруг захочется подробно рассказать о планах Дамблдора относительно государственного переворота. Вслух. Два разных ведомства делали это из-за бюрократии. И потому что в его жизни не было чего-то лёгкого, в Ордене объявились люди, которые всё ещё не доверяли ему и которые взяли на себя ответственность присматривать за ним на тот случай, если он не будет полностью предан Дамблдору. Но он не собирался идти к Волан-де-Морту, если это то, чего они хотели. И, честно говоря, Флетчер всё ещё был ужасающе плохим шпионом, а Грюм не имел права что-то говорить, так как был похищен и заперт на целый год. И в этой ситуации единственным человеком, который явно был доволен Северусом и полностью ему доверял, был сам Лорд Волан-де-Морт, что крайне раздражало Северуса. Единственный человек, действительно известный тем, что убивал своих собственных последователей по прихоти и вводил ужасные наказания за предательство и неповиновение (Каркаров не пришел невредимым после последнего побега со своими товарищами-пожирателями, и он не проживёт долго). Именно он считал Северуса преданным человеком. Если долбаный Волан-де-Морт был счастлив с ним, то Северус не мог понять, почему же все остальные не могли быть такими же. К счастью, никто в волшебном мире, казалось, не понимал концепцию камер слежения, поэтому большинство шпионских заклинаний были направлены на запись звука и движения, когда человек выходил или входил в помещение, но, конечно же, не на изображение. Так что абсолютно никто, кроме него, не был посвящен в то, что происходило в промежуток между сентябрём-декабрём, когда Гарри Джеймс Поттер сидел за его столом, читал книги и пил травяной чай. Никто не видел кусок пергамента, на котором они писали друг другу, или Северуса, протягивающего Гарри книги. В конце концов, вся эта слежка была бесполезной, потому что Северус был отличным шпионом, и он знал, как одурачить всех. Важно было то, что ядовитая жаба, которая необъяснимым образом завоевала расположение министра, получила исключительный контроль над наказаниями, и он больше не мог держать Гарри при себе, даже когда они молчали. Важно было то, что она запретила профессорам обсуждать со студентами всё, что не имеет отношение к их предметам. Важно было то, что разговаривать с Гарри стало невероятно трудно. Только язык растений помогал им в этом деле.***
Дамблдор на это никак не отреагировал. Приказ пришел в четверг вечером и был подписан Министерством и Попечительским советом (частью которого был Малфой). Они не описали никаких причин для увольнения, кроме как отсутствия качественного образования и выражением беспокойства о безопасности студентов. Амбридж стала действовать в понедельник и сразу же одобрила проведение физических наказаний. Она не сразу взялась за Гарри, от чего он немного на неё обиделся, что ему пришлось ждать до вторника. Её первым приказом, как директрисы, стало немедленное изгнание Сивиллы и кентавра Флоренца с территории Хогвартса. И не стоит беспокоиться, у нас уже есть новый преподаватель Прорицаний. Профессор Вайллингтон выглядел (в буквальном смысле слова) как мертвец, согретый теплом. Это был высокий худой человек, почти такой же, как Северус, только его волосы были зачесаны назад, а под глазами залегли глубокие синие тени. Он немного рассказал о плачевном состоянии их образования, а затем начал урок. Они собирались научиться толковать сны. Искусство толкования снов было тонким процессом, доступным лишь немногим избранным. И было похоже на это. — Мне снилось, что я лечу. — Ах. Это, очевидно, сигнализирует о вашем стремлении к компетентности и получению успеха. Ваш поиск предела и улучшения навыков. Очень хорошо, мистер… — Томас. Дин Томас, сэр. — Томас… Я не помню, чтобы слышал эту фамилию раньше. А кто твои родители? — Я магглорожденный, сэр. По крайней мере, мы так думаем. — Ну… полет часто указывает на неуместное чувство собственного достоинства и порочные амбиции. Неутолимая жажда места, на которое нет законных прав. Вы должны быть осторожны, когда будете стремиться к успеху. А потом они должны были рассказывать друг другу сны и записывать толкования. И если ты осмеливался написать что-то хорошее о полукровке или, о Мерлин, о магглорожденном, то получал плохую оценку.***
Гермиона очень спокойно заметила, что с тех пор, как Гарри дал интервью для Придиры во время Рождественских каникул, он стал избегать директрису. Таким образом, Гарри не получал наказания, но Гермиона получила задержание вне очереди. Её никогда не задерживали после уроков. Никогда. Учитывая, что это был её самый первый проступок за всю учёбу, она не должна была подвергаться самым суровым наказаниям. Она процитировала номер инструкции, в которой говорилось об этом факте, глядя Амбридж прямо в глаза. (Гарри мог бы поцеловать её. Рон поцеловал её в щеку, а Джордж обнял и самодовольно прошептал «она наша», пока они сидели за столом Равенкло). Придира был запрещён, что делало его ещё более популярным. Но как бы Гарри не избегал директрису, он всё равно получил наказание. Они сказали, что это была вина Денниса Криви, но Гарри быстро опроверг это. Это была Амбридж, у неё была волшебная палочка и сила. Все, что было у бедного Денниса — это копия Придиры, а еще неуклюжие пальцы и тот факт, что он выронил газету, когда рядом был Винсент Крэбб. Винсент не был ни самым проницательным, ни самым умным учеником. Когда Гарри оттолкнул Денниса и сказал, что это его рюкзак, Винсент не стал задавать вопросов. Амбридж бросила Флагело в общей сложности двенадцать раз, а затем что-то под названием Торменто, и это заставило Гарри задрожать всем телом. — Я ожидаю, что до конца года вы передумаете, Мистер Поттер, и скажете публично о своей ошибке, — сказала Амбридж, перекрывая измученное дыхание Гарри, — Я делаю всё, что в моих силах, чтобы показать вам истину и искупить ваши грехи, но если вы потерпите неудачу… Она печально посмотрела вниз. — Министерству, возможно, придется пересмотреть дело о вашей психической устойчивости, Мистер Поттер. Флагело! — И конечно же, речь идет о Ваших СОВах. Флагело! — А что будет, если вы не сдадите их? Ммм? Флагело! — Тогда я буду решать, сможете ли вы продолжить своё обучение, Мистер Поттер. Флагело! Гарри наконец набрал достаточно воздуха в легкие, чтобы сформировать слова. — Надеюсь, ты не лишишь меня этих милых бесед, Долорес. — Ах, какой нахал! Торменто! *** Храбрость — это не противостояние вашим врагам. Не всегда. Симус Финниган встал и извинился перед Невиллом за его бессердечные разговоры о сумасшедших людях в Св. Мунго, а затем он извинился перед Гарри и сказал, что не стоит верить всему, что пишут в Пророке. Но поскольку он сделал это посреди большого зала, Амбридж наказала его за то, что он нарушил обеденный перерыв. Это было нехорошо. Гарри ждал его в конце коридора, ведущего в кабинет Амбридж, с бутылкой воды и шоколадкой. Он помог Симусу подняться по лестнице обратно в башню и настоял на том, что все в порядке, и что у Симуса не было навоза Гиппогрифа вместо мозгов, и, действительно, Гарри не придавал значения его словам, и оценил его извинения, и нет, нет необходимости извиняться снова. Гарри уже давным-давно перестал плакать. Он стоял лицом к лицу с Дементорами, он попал под проклятие Волан-де-Морта, а потом сразу же совершил побег. После сеанса с Амбридж его руки и ноги немного дрожали (ну, хорошо, около двух часов, может быть, трёх) и да, это было больно, но мысль о боли тревожила больше, чем сама боль. Тренировка по Квиддичу тоже могла навредить, но они не обращали на это внимания, потому что это было весело, и поэтому они не думали о боли. Амбридж бросила в Симуса Флагело больше шести раз. Его руки так сильно дрожали, что он не мог удержать палочку. Гарри помог ему сесть на лестничной площадке, чтобы он мог немного поплакать, прежде чем они преодолели остаток пути в башню. *** Рон мог быть настоящей задницей большую часть времени. Но у Гарри никогда не было друга лучше чем он. В конце урока, когда все зелья были разлиты по бутылкам и помечены, Рон сказал Гарри идти вперед и подождал, пока большая часть класса уйдет, прежде чем сбить три котла и ящик с серебряными ложками. Это гарантировало, что все в непосредственной близости ушли в спешке. — Уизли, минус десять очков с Гриффиндора, — Снейп не назначил ему задержание. Немногие учителя делали это, потому что это означало отправить ребёнка к Амбридж. — Да, сэр. Извините, сэр, — сказал Рон, — Я не хотел этого делать. Просто я очень волнуюсь за Гарри, потому что директриса сказала, что ему лучше передумать к концу года, или она поместит его в Св. Мунго. И даже если это не сработает, она не позволит ему вернуться, когда он не сдаст свои СОВы. — Будь осторожнее в будущем, Уизли.***
Был март, но Северус отправился в февральский город Фелвриг в Норфолке, потому что в его голове было слишком много мыслей, и он не смог уследить, когда закончился старый месяц и начался новый. Между церковью и поместьем раскинулась маленькая, но приятная аллея. Северус прогулялся по ней и дважды обошел поместье прежде чем аппарировать в Данби-Уиск (1). (Дан — потому что название деревни начиналось так же как и слово «опасность». А Уиск было похоже на «риск», и поскольку никто не знал об этом, Северус был волен отпускать столько плохих шуток, сколько хотел). Через пятнадцать секунд после того, как Северус аппарировал туда, раздался еще один мягкий хлопок. Со своего места Северус видел, как маленькая фигурка развернулась и быстро нырнула за дерево, заметив Северуса. За ним следили. Это был не человек, потому что волшебник не смог бы догадаться, куда Снейп трансгрессировал. Возможно, это домовой эльф, или, скорее всего, магический сталкер. Существо, которое будет следовать за вами, куда бы вы ни пошли. У него не было совести, поэтому ему бесполезно было угрожать или подкупать. Он знал только то, что будет следовать за вами до тех пор, пока вы не прибудете (или не вернетесь) в определенное место, или пока он не будет вызван обратно волшебником, который создал его. Возможно, Волан-де-Морт наконец-то почувствовал сомнение, или же подозрения Ордена усилились (выносливость старой шляпы Флетчера была замечательной), или это была игрушка из Министерства (Северус был склонен думать, что это было так), потому что Амбридж хотела знать о всех контактах и делах преподавателей. Но это не имело значения. Сталкер последует за ним, и всё, что он смог бы сообщить — это то, что Северус отправился в небольшой магазин в Суффолке*, где он приобрел эротический порнографический роман и пару нейлоновых колгот. (Нейлоновые колготки были отличной вещью. Самой лучшей. Северус владел более чем двенадцатью парами, которые всё ещё были не открыты. Если вы покупали их, то умы людей мгновенно бы шли по определённому пути. Существует мало объектов, которые могли бы обеспечить такое неправильное представление у людей. Славная штука, инструмент номер один для шпиона). В одном из углов лавки, в пыльном углу, куда редко заглядывал даже хозяин, стоял небольшой прилавок с письменными принадлежностями и решеткой с металлическими прорезями. И вот что было совершенно абсурдно и восхитительно бюрократично: за неразумную цену в галеон и одиннадцать сиклей можно было купить почтовый ящик, чтобы отправлять и получать сообщения в течение следующих трех лет. Это было неразумно, потому что вам пришлось бы отправить довольно много почты, чтобы цена стоила этого, и если бы Вы превысили определенный размер или вес, коробка отвергла бы ваше письмо. Так что вам придется отправить довольно много очень коротких легких сообщений, чтобы окупить ваши деньги. Это было также на самом деле довольно неудобно, потому что это требовало от вас поход в магазин для отправки или получения письма. Однако это было удобно тем, что люди бы не нашли ваши письма. Они знали бы, где находятся сами коробочки («более пятидесяти мест по всей Великобритании!» было написано на листовке), но не сами письма. Северус подозревал что тут замешаны либо Отдел Тайн, либо ТАРДИС. Эта частная почтовая система также была смехотворно хорошо защищена, хоть она и появилась ещё в девятнадцатом веке. Ничто, абсолютно ничто не могло открыть ящик, кроме пароля. Идти туда было неудобно и рискованно, но все же лучше, чем отправлять сову. Сову можно было отследить. Каминная сеть могла быть перехвачена. А это гарантировало, что сообщение будет оставаться в безопасности, пока кто-то с паролем не придёт для того, чтобы получить его из любого из пятидесяти мест. Скажем, Северус мог оставить сообщение в Суффолке, а Ремус мог пойти и забрать его где-нибудь в Торки*. И все же они не решались пользоваться этим часто. За Северусом наблюдали, а Ремус не мог показать своего лица во многих местах. Они также писали кодовым языком, поэтому, если бы кто-то из них был найден с сообщением, это не выявило бы ничего компрометирующего. Северус был последней линией обороны, и они не могли рисковать раскрытием его личности. Сегодня Снейп писал о недостатке солнца в своем саду и о том, как ядовитая жаба губит все его растения, особенно новую лилию, которую он выращивал. Он думал о том, что единственным выходом было бы пересадить цветок при первой же возможности. Он не знал куда можно будет пересадить лилию, но она должна была быть перемещена. Весь смысл был в том, чтобы держать Гарри в безопасности и счастье. Хогвартс не справлялся со вторым условием, но с возвращением Волан-де-Морта можно было бы подумать, что первое стало более важным. Только теперь Хогвартс также не был безопасным местом, и, честно говоря, Северус думал, что они могли бы рискнуть. Может быть, если они продолжат движение и даже сумеют вывезти Гарри из страны, всё будет хорошо. Или не очень хорошо. Северус не обманывал себя насчет грядущей войны, которая уже началась, она будет плохой. Все, чего он хотел, это чтобы Гарри не пришлось бороться с этим. Он уже остановил его в детстве, теперь пусть другие занимаются этим. У него оставалось место еще для одной строки. Северус не знал, что сказать, и потому ничего не написал. Бумага приятно пахла — тонкая смесь апельсина и карамели — и Северус надеялся, что запах продержится ещё несколько дней.***
Гарри потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя после последней встречи с Амбридж. На самом деле, дрожь прекратилась на следующий день, но Гарри чувствовал себя так, как будто он никогда не оправится. Как будто кто-то вытряхнул что-то изнутри. Что-то, что голосами Ремуса, Северуса, Сириуса и тем женским голосом, который он не мог вспомнить, говорило ему, что он не должен этого терпеть. Они говорили: Иди! Что ты здесь делаешь? Вперед! Иди, пока не стало еще хуже. Иди, пока Амбридж не сломала тебя и не выпустила монстра. Иди, и если тебя убьют, это все равно лучше, чем остаться и стать… чем-то другим. — Ну же, мистер Поттер. Что вам снилось? — Мне снились песочные часы, профессор Вайллингтон. — Это, несомненно, является осознанием вашего незрелого поведения, мистер Поттер. — Согласен, профессор. Приближалось время для взрослой жизни. Без его ведома в Хогвартсе назревали перемены, и он был маленькой растерянной бабочкой, которая привела все это в движение.