Оружие веры

Я уже умер? Нет. После смерти не должно быть так больно. Или должно? Темно. Почему? Нужно просто открыть глаза. Но что я увижу? Лицо. Твоё лицо. Я хочу увидеть твоё лицо... Сетт открыл глаза, обнаруживая себя лежащим на полу. Но этот пол не был похож на тот в камере. Какой-то... Тёплый? Будто мягкий. Ковёр. Он лежит на ковре. Какой знакомый дизайн. Он видел этот ковёр уже много-много раз. — Сетт, ты очнулся? Сетт! Голос. Знакомый. Давай, зрение, не подводи. Фокусируй. Полувастайи увидел лицо, обрамлённое кипой неаккуратных, растрёпанных чёрных волос. Длинных волос. — Арчи? Где мы? Зрение позволило более-менее чётко различить черты лица. — Ты не узнаёшь это место? Сетт огляделся, поднимая взор куда-то кроме лица товарища. Колонны, вазы, шторы, которые Афелий окрестил безвкусными. И кресло с высокой спинкой, принадлежащее исключительно ему. Это была просторная, можно даже сказать гигантская комната, которую сам Сетт именовал тронным залом. Залом, в котором он принимал послов от других боссов, слушал просьбы своих подчинённых и принимал на службу новые кадры. Вот только теперь он почему-то лежит у самой дальней от трона стены, перемотанный множеством бинтов, в магических оковах, которые тот, ещё будучи в тюремном заточении, не смог снять. На троне уже сидел кто-то. Зрение, пожалуйста, позволь увидеть, кто. Сетт молчал, поэтому Арчи, сидящий рядом на полу, продолжил. — Узнал? Или тебе совсем голову отшибло. Что они с тобой сделали? Ты весь перебитый. Слышал, ты потерял много крови. Они заставили тебя сражаться? Слишком много вопросов. Сетт не успевал даже в своей голове отвечать на них. Неистово хотелось спать. Во рту всё пересохло. Он нашёл в себе силы заговорить. — Насколько всё плохо? — Ужасно. Всё ужасно. Мы в наихудшем положении. Внезапно до них донёсся голос. Женский. — О чём вы там судачите? Можно чуть погромче, мне не слышно. Фенрир, детка, притащи их поближе. Сетт видел, как от пятна у дальней стены отделилось другое пятно, которое начало стремительно увеличиваться. Шаги. Кто-то приближался. Полувастайи схватили за волосы, зацепив тем самым такие нежные ушки, Арчи поволокли по полу под руку. Сетт думал, что ещё немного, и он останется лысым и без ушей. Но и волосы, и уши выдержали. Его бросили на живот примерно на середине тронного зала, ровно как и товарища. Арчи быстро присел на колени. — Сетт, поднимайся. Прошу, встань. Он кое-как перевернулся сначала на бок, затем неуклюже сел. Осмотрел Арчи. Брюнет тоже был в оковах. Взгляд пал в район трона. На нём сидела женщина с чёрными волосами длиной до плеча, платье было одного тона с ними. По обе стороны от неё стояла свита. Сетт узнал лицо одного из них: этот беловолосый юноша пришёл к нему в комнату и представился, кажется, доверенным Арчи. Но ближе всех к трону стояло двое: высокий и широкоплечий воин с тёмно-рыжими, почти медными волосами и шрамом на левой щеке и... Афелий. Как всегда овеянный холодным безразличием. — Ну так что? - Заговорила брюнетка. - Повторите сказанное? Сетт криво усмехнулся. Он окончательно понял, что здесь происходит. — Пососи мой член, ебливая сука. Что-то шаркнуло близ трона. Сетт не успел до конца осознать, что именно, как получил удар в подбородок. Фенрир пнул его голову ногой, будто футбольный мяч. Кожаный сапог с вшитой в подошву металлической пластиной сделал очень больно. Да и сам удар был неслабым. Полувастайи почти потерял сознание. — Умоляю, остановитесь! - Это было похоже на истеричную мольбу о помощи, а голос принадлежал Арчи. - Он не знает, что говорит. Прошу, простите его! Фенрир встал ровно, медленно опуская ногу. Наблюдал за тем, как полувастайи садится обратно. Выпрямив спину, Сетт снова усмехнулся, явно издеваясь над мучителем. — Ты больше не сможешь улыбаться. - Повёлся рыжий, отводя ногу назад для нового удара. — Не надо! - Взвыл Арчи. Женщина в чёрном хихикнула. — Довольно. Фенрир, вернись на место. Воин не смел ослушаться и снова встал близ трона. Сетт выплюнул кровь и один из своих зубов. Арчи не унимался. — Пожалуйста, отпустите нас. Вам уже удалось захватить власть, - его голос звучал умоляюще-истерично. - Прошу, позвольте нам жить. Клянусь, мы никогда не пожелаем оспорить власть великой Сахмет. Мы уедем далеко, как можно дальше. Куда-нибудь, где повсюду снег. Куда-нибудь во Фрельйорд. Только прошу, умоляю, позвольте нам жить! В конце Арчи заплакал: две дорожки слёз одновременно возникли на его щеках. Сетт, видя отчаяние единственного друга, потерял свой настрой. Он знал, что ему-то уж точно не сносить головы. Знал, а потому уже собрался извиниться и начать просить сохранить жизнь хотя бы Арчи. Но вдруг женщина зааплодировала. — Прекрасно. Удивительное представление. Я ни секунды в тебе не сомневалась. - Её улыбка стала какой-то кислотной, а слова вылетали с желчью. Сахмет перестала аплодировать. - А теперь прекращай, Арчер. Этот спектакль затянулся. Сетт ничего не понимал. О чём речь? Он взглянул на товарища. — Арчи, ты... Что это? Откуда на ещё мгновение назад заплаканном лице эта широкая улыбка? Брюнет чуть опустил голову, закрываясь волосами, а плечи затряслись от хихиканья. — Ну наконец-то. - Произнёс он, затем поднял голову. Сетт видел, как лозы, сковывающие брюнета, просто исчезли. - Наконец-то можно быть собой. Он поднялся на ноги, вытирая остатки слёз с лица. — Арчи? Что... Что здесь происходит? — О, какая изумительная интонация, полная неподдельного ужаса, - улыбался тот, поворачиваясь к полувастайи лицом. Бледно-голубые глаза-льдинки сейчас были особенно холодны. - Мне нравится, когда животные звучат подобным образом. Сетт не смог сдержать эмоций: его нижняя губка задрожала. Брюнет потянулся, расправил плечи, поднял до плеча рукава белой рубашки обратно, обнажая изуродованные от кисти до локтевой ямки порезами предплечья. Затем усмехнулся, глядя на выражение лица полувастайи. И ударил кулаком в лицо, хорошенько проходясь по скуле. — Всегда хотелось это сделать. - Спокойно начал тот, успокаивая поглаживанием кожу ударившей руки, затем стал чеканить каждое слово. - Потому что, мать твою, меня зовут Арчер. - И перешёл на крик. - Так что не смей больше никоим образом искажать моё имя!! Сетт выпрямился, но головы не поднял. Волосы совсем закрыли лицо. — Скажи, - тихо начал полувастайи, - ты всегда меня ненавидел? Всегда считал животным? Арчер уже хотел отойти, но остановился и встал к нему в пол оборота для ответа. — Я старался быть нейтрален и просто исполнял возложенную на меня задачу. Но, признаюсь, - в голосе прозвучала тёплая улыбка, - иногда я даже искренне симпатизировал тебе. - Однако она быстро растворилась в пронизывающем голос холоде. - У меня есть плохая привычка привязываться ко всяким зверькам. Когда Арчер подошел к трону, юноша с белыми коротко стриженными волосами и длинными чёрными стрелками близ серых глаз накинул на него свою куртку. — Спасибо, Фрай. - Брюнет мягко улыбнулся ему. — Как себя чувствуешь, Сетт? - До ушей полувастайи донёсся женский голос. - Какого это узнать, что тот единственный, кого ты на протяжении долгих лет считал другом, на самом деле просто притворялся, играя свою роль? Роль, выданную ему мной, великой Сахмет? — Называешь себя великой, а на деле-то что? - Полувастайи поднял голову. Их взгляды встретились. - Заставила его жить не свою жизнь, делать то, что ему не нравится, многие годы. А всё ради чего? Ради этого секундного мига? Понравилось тебе, сука? Что ещё им сделать для твоего удовлетворения? Станцевать с бубном? Она улыбнулась. — Нет. Будет достаточно лишь твоей отрубленной головы. - Поддержала идею брюнетка, затем продолжила. - А вообще я никого ни к чему не принуждала. Арчер, как и Фенрир, самостоятельно принял решение, что я вольна распоряжаться их жизнями, как сама того пожелаю. Они решили, что их жизни принадлежат мне, раз уж однажды я уберегла их от гниения в шахтах в качестве рабсилы или мучительной смерти от сифилиса после многолетней работы шлюхой. - Сахмет пожала плечами. - Но это всё будет тебе неинтересно. А вот это, - она махнула рукой Афелию тот удалился, - принесёт тебе куда больше веселья. Лунари вернулся, выкатывая перед собой стул на колёсиках. К этому стулу было привязано хрупкое тельце с мешком на голове и большим роскошным белым лисьим хвостом, мирно лежащим на коленях. Сетт узнал этот хвост с первого раза. И сердце его задрожало от ужаса. — Представляю твоему вниманию, - начала Сахмет особенно громко, будто торговец на рынке, - вастайи! Одна штука. Афелий снял мешок. Тельце дёрнулось, расправило белые ушки и посмотрело прямо перед собой. — ...Но вы ведь уже знакомы, верно? - Хищно улыбнулась глазами Сахмет. — Огонёчек! - Леокадия совершенно растерялась и испугалась ещё больше, когда увидела Сетта в таком состоянии. - Ч-что происходит? — Мамочка, что ты... Что ты здесь делаешь? Зачем вы сюда её притащили?! Видя обоюдную реакцию этих двоих, Сахмет засмеялась. — Браво, Афелий, браво! Она действительно его величайшая слабость! Просто посмотри на это личико. Да он же вот-вот разрыдается. Ха-ха! Надо же! И это Босс подпольной мафии! — Огонёчек! Малыш, что с тобой? Кто все эти люди? Ты же... Ты же говорил, что ты простой предприниматель... - Она вжала голову в плечи и сильно затряслась. Сетт чувствовал себя отвратительно из-за собственной беспомощности, а вид испуганной матери добивал его сильнее, чем он мог представить. — Надо же, - не унималась брюнетка, - так он ещё и врал матери! Афелий? Он подошел к вастайи и завязал ей рот. Лео не сопротивлялась. Сахмет щёлкнула пальцами, и Фрай поднёс ей нечто на подушечке. Она передала это из своих рук Афелию. Сетт увидел в его руке кинжал и перестал дышать. — Видишь это лезвие, Сетт? - Начала Сахмет. - Ты, конечно же, не можешь знать. Но я тебе расскажу. Слушай, но только внимательно. Отец не бросал тебя. - Она откинулась на спинку, расправила плечи. - Наш отец хотел до конца своих дней прожить с этой вастайи в качестве купца, перевозящего товары от берега Ионии до Ноксуса и обратно. Хотел перестать заставлять тебя участвовать в боях. Хотел дать тебе образование и положение в обществе. Об этом говорили заметки, которые мои люди нашли в его чемодане после его смерти. Ты спросишь: при чём же тут это лезвие? Мой мальчик, - она подалась вперёд, упираясь локтями в колени. - именно этим кинжалом и был убит твой отец. Я своими руками сделала так, чтобы его сердце перестало биться. Он жил и думал, что прошлое никогда не настигнет его, что можно бесследно бросать и начинать заново сколько угодно раз. Но этот ублюдок ошибся. - Сахмет прикрыла глаза на миг и вновь выпрямила спину. - Так что, пожалуй, я должна извиниться перед тобой за то, что тебе пришлось расти без отца. Эта сволочь не смогла быть нормальным родителем двум своим детям. Прости, Сетт, но у меня не было выбора. А сейчас, - она махнула Афелию указательным пальцем, - исчезнет и первопричина того, почему мой дорогой папочка бросил нас с мамой. И за это я извиняться не собираюсь. Афелий подошел обратно к стулу, встал несколько сзади. Леокадия ощутила холод близ горла, идущий от лезвия клинка, посмотрела на своего сына и медленно закрыла глаза. По щекам побежали слёзы. Сетт сорвался на крик. — Афелий, нет!!! Сахмет усмехнулась. — Я даю тебе шанс, Афелий, исправить свое поведение. Мне не понравилось, как ты поддержал это животное на арене. Даю шанс доказать свою преданность. Шанс раз и навсегда покончить с тем, кто однажды сделал тебе очень больно, с тем, по чьей вине у тебя дыра вместо сердца. Сетт снова закричал. — Не делай этого! Она ни в чём не виновата! — Убей мать этого отродья. Докажи свою преданность Сахмет. - Требовала брюнетка. Затем, затихнув, неожиданно добавила. - Я не понаслышке знаю, что такое предательство. Меня тоже предавали, Афелий Существование этого полукровки тому прямое подтверждение. - Она с трудом успокоила дрожь в руках, взявшуюся, кажется, от того, что женщина вдруг коснулась личного. Полувастайи дёрнулся так, что случайно упал. Затем быстро встал на колени. — Афелий, нет! Ты не должен идти у кого-то на поводу! Ты не должен исполнять чьи-то приказы. Я знаю. Знаю, что больше всего на свете ты желаешь иметь возможность самостоятельно принимать решения! И не важно, кто это, твоя сестра или эта госпожа. - Его голос дрогнул так, будто хотел вот-вот сорваться. Но он сдержал его. - Афелий, ты мечтаешь больше никогда никому не подчиняться. - А потом Сетт улыбнулся, и улыбка прозвучала ласковой мягкостью в голосе. - Уж я-то знаю. — Кх. - Лунари опустил голову чуть ниже, закрывая глаза чёлкой. Полувастайи понял, что говорит нужные слова. Но вдруг лезвие сверкнуло от небольшого движения рукой, и Сетт изошёлся в новом крике. — Афелий, послушай!! Умоляю, послушай! Я бесконечно сильно виноват перед тобой! Я знаю это, знаю! - Дыхание безвозвратно участилось, сердце будто билось уже где-то у виска. Сетт собирал в себе последние силы, чтобы не разразиться прямо сейчас величайшей за всю жизнь истерикой. - И единственное, чем могу искупить вину за предательство, это собственная кровь. Умоляю, Афелий, убей меня! Меня!! Но маму не трогай. Она не должна стать жертвой моих ошибок! - Голос стал стремительно слабнуть. - Фель, прошу тебя... - Пока не перешёл на тихий шёпот. - Прошу... Афелий убрал лезвие от горла вастайи и быстрым шагом преодолел расстояние до Сетта, затем схватил того за мех на одежде и резким движением повалил на пол. Тот больно ударился спиной, успевая закрыть глаза, но снова открыл их, когда что-то надавило на грудь. Лунари сделал упор коленом в неё и навис над полувастайи, а кончик лезвия холодного оружия оказался в нескольких сантиметрах от кадыка оного. Брюнет ожидал увидеть в этих глазах что угодно: страх, смятение или, может быть, праведный гнев. Но он не увидел в этих глазах ни одной отрицательной эмоции, потому как Сетт сразу же улыбнулся ими. — Спасибо... - Голос чуть дрожал и звучал благоговейно. - Спасибо, Фель... Я знал... Спасибо... Фенрир посмотрел на свою госпожу: Сахмет не двинулась. Казалось, будто той всё равно, как именно закончит своё существование эта тварь. Но в тот момент, когда Афелий поставил колено на грудь, глаза её заискрились. Будто та изначально жаждала именно такого исхода. Лунари не двигался. Он глядел в эти золотые глаза, которые из-за подступивших к ним чистых слезинок казались сейчас одуванчиково-жёлтыми. Видел мягкую улыбку на губах, пробегался глазами по уже столь полюбившимся острым скулам, о которые, казалось, можно было порезаться. Красивый. Какой же он красивый. Нет. Афелий не может, не должен считать его таковым. Ведь того, что считало его таковым, больше нет: ему вырвали сердце. Брюнет чуть крепче сжал рукоять, уже почти полностью готовый нанести последний удар. В его воображении полувастайи уже хрипел и булькал собственной кровью. Но... Сетт вдруг улыбнулся широко, искренне, пробежался одуванчиками глаз по всему лицу лунари и тихонечко шепнул: — Красивый... Ты такой красивый.* - Затем медленно прикрыл глаза, чтобы лунари было проще убить. - Я бесконечно благодарен. Буду счастлив умереть от твоей руки. Ты только... Только скажи. И я уйду спокойным. Ромашки и незабудки в том венке, что ты сплёл для меня у озера. Это ведь признание в вечной любви, да? Лезвие упало вниз, безвозвратно кромсая всё на своём пути. Афелий крикнул рвано, а слёзы, взявшись из неоткуда, большими каплями стали падать вниз. Юноша медленно склонился, закрывая собой полувастайи от посторонних глаз. Свободная рука, не державшая рукоять, ушла в гриву волос, лаская пальцами кожу головы, а его скула скользнула по чужой. — Дурак... Дурак... - Шептали холодные губы. - Какой же ты дурак... Сетт смотрел прямо перед собой, не моргая. На щеках блестели капельки чужих слёз. Лезвие, касающееся горла с одной стороны впритык, было очень холодным. Он искренне не понимал, почему ещё жив. Но слышал, как лунари тихонечко плакал ему на ухо, и извинения за предательство сами слетели с его губ. — Я не вижу, - буркнул Фенрир. - Что там происходит? Сахмет раскинула плечи. С их общего ракурса всё свершилось так, как должно было. — Дай ему время. Позже Афелий к нам присоединится. Она подняла глаза на Арчера. Тот уже давно отвернулся. Брюнетка понимала, почему. Вопреки нежеланию проникаться в эту лживую связь, Сетт многие годы был его единственным товарищем, тем, о ком нужно было заботиться. К тому же полувастайи был младше. Возможно Арчер действительно восполнял недостающую ему заботу об умершей сестре подобным образом. Они видели, как лунари обнимает голову того, видели, как он повернул лицо в её сторону, но, зрея на затылок, не видели поцелуя. Скромного прикосновения губами к виску и последовавшей за ним улыбки. — Я прощаю тебя. - Шепнул лунари, ощущая на губах солоноватый привкус случайно пойманной в поцелуе чужой слезинки. Сетт зажмурился как можно сильнее, потому что потолок окончательно размазался, утонул в океане счастья, зачем-то нашедшим способ выхода через глаза. — Te amo diversi generis multa nimis. - Ответил полувастайи. Афелий чуть отстранился, а серебро глаз с недоумением забегало по виску, пока не встретилось с золотом. Повернув голову, Сетт пояснил: — Фраза из той книги, что ты читал тогда в беседке. Ты сделал для себя пометку с переводом. И я как идиот тайно мечтал когда-нибудь сказать тебе эти слова. Афелий улыбнулся. — Тe amo etiam. Сетт прикрыл глаза. — А вот у этого перевода не было. Арчер громко усмехнулся. Сахмет повернула на него голову. — Что такое? — Скоро поймёте. Женщина прищурилась. Неужели он видел или слышал больше, чем она? Ну, конечно. Ведь Арчер обладал прекрасным обострённым зрением и, разумеется, не уступающим ему слухом. Брюнетка медленно отвернулась от него и посмотрела на тех двоих, Афелия и того, кого уже считала трупом. Лунари медленно выпрямил спину, касаясь лица тыльной стороной свободной от оружия кисти убрал последние признаки мимолётной слабости. Затем плавно встал на обе ноги лицом к трону и чуть подальше отвёл руку с клинком в сторону. Сахмет увидела абсолютно чистое лезвие. — Как это понимать? - Слова вырвались раньше, чем голова успела их обдумать. И тут Сетт сел. — Понятно. - Лицо её сделалось бледным, безразличным, а глаза холодными. - Глупо выбирать сторону проигравшего, Афелий. Тем более, что твоя волшебная трава осталась у меня. А значит ты ни на что не способен с этой зубочисткой в руках. — Пусть так. - Немедленно и без раздумий ответил лунари. Ответил неожиданно громко даже для себя самого. Ушко Сетта дёрнулось, тоже не ожидая такой громкости. И Афелию она понравилась: юноша продолжил с ней же. - Пусть сегодня я умру. Но вечность хладного небытия абсолютно не страшит меня, ведь, умирая, буду знать, что я не один. Даже повернись время вспять, не изменил бы выбора. - Он поднял руку, сгибая её в локте, и лезвие в воздухе пересекло лицо пополам. - Лучше умереть любя и будучи любимым, чем праздно жить, не зная забот, а по ночам давиться слезами одиночества. Сахмет желчно улыбнулась одними губами, и улыбка эта совершенно не шла её выражению лица. Верх его был полон ядовитого безразличия, и только глаза, не моргая, уставились в одну точку. — Как жаль. Я думала, мы похожи. Фенрир, Арчер, он ваш. — Да, госпожа. - Быстро откликнулся рыжий, будто только и ждал момента, когда его спустят с цепи. Арчер же повернулся к ним лицом без особого энтузиазма и даже как-то лениво. — Мне всё равно, что станет с этим вооружённым безумцем. - Неожиданно заговорил он. - Но Сахмет, позволь сохранить Сетту жизнь. — Не поняла. - Её лицо, как и голос, не изменились. — Позволь мне забрать его с собой. И ты больше никогда его не увидишь. Никто не увидит. Только позволь сохранить ему жизнь. Она встала. Встала, хотя не планировала двигаться. Подошла к мужчине. И, пусть ростом едва достигала его груди, отвесила ему звонкую пощёчину. — Мне казалось, я ясно излагала свои мысли и планы относительно этого бастарда. Твоё счастье, что я бесконечно сильно тебя люблю. А не то лежал бы ты уже в углу, истекая кровью, с вырванным языком за такие слова. Арчер прищурился, а глаза-льдинки стали особенно холодны. — Любите? Меня? Наглая ложь. Вы всегда предпочитали компанию этого неразговорчивого рыжего дикаря моей. И ночами в лесу у костра именно его голова лежала у вас на коленях, в то время как мне с сестрой приходилось нести вахту или засыпать где-нибудь поблизости. Вы никогда не любили меня так, как любили его. Женщина потеряла былое настроение. Она действительно не ожидала спустя столько лет услышать такие слова. — Любовь бывает разной, мой мальчик. - Несмотря на контекст, это не звучало как попытка оправдаться. - Ты с самого начала был самостоятельнее, остроумнее. Тебя никогда не нужно было вести за руку, как слепого котёнка. И это я ценила в тебе больше всего. Твою независимость. Арчер вдруг улыбнулся, но только на миг, а от улыбки повеяло могильным холодом. И потом, давясь эмоциями, но выдавая наружу максимальное безразличие, бросил: — Однако даже независимому иногда хотелось уснуть у костра на ваших коленях. Она приоткрыла рот, но сказать ничего не смогла. Она совершенно растерялась. И Арчер видел, знал, что этими словами ранил ту куда сильнее всякого ножа. Но вместо чувства вины ощутил облегчение. Спустя долгие годы он наконец-то смог сказать о том, что так долго сковывало в ледяной панцирь его трепетное сердце. И за это брюнет был готов выдержать тысячи пощёчин, понести любое наказание. За возможность видеть эту растерянность на немолодом лице и знать, что Сахмет, нет, Кесседи его услышала. Скрежет металла отвлёк внимание на себя. Фенрир рассекал лезвием чёрной секиры пол под собой по мере того как приближался к лунари. Афелий знал, что в этом бою ему не выйти победителем. Весовые категории далеко не равны, да и его кинжал выглядит какой-то зубочисткой по сравнению с оружием рыжего война. Однако брюнет принял боевую стойку. — Сетт, убери отсюда мать и не мешайся. Если сможешь, беги. Я задержу их насколько смогу. Полувастайи, старательно отпихивая ногами стул на колёсиках с сидящей на нём мамой к стене, подавился воздухом от возмущения. — И бросить тебя одного?! Да ни за что!! Афелий улыбнулся, в сердцах умиляясь этим словам, лишённым всякого здравого смысла, и во время улыбки прикрыл глаза, но лишь на миг. И в тот самый миг Фенрир решил ударить. Огромная секира полетела так быстро, а главное бесшумно, будто ничего не весила. Брюнет успел среагировать и уклонился, решая контратаковать. Лезвие клинка порхнуло в воздухе, но было парировано: с железным звуком ударилось о рукоять секиры и проскользило по ней. Афелий отпрыгнул, потому что в него летел огромный кулак. Замах и выпад, удар, ещё удар. Фенрир атаковал бесконечно и стремительно. Афелий не мог к нему приблизиться и всё время уклонялся, а рыжему не хватало сноровки, чтобы настигнуть врага. Каждый раз лунари ускользал из-под носа, будучи на волосок от смерти. Воин скалился, демонстрируя мастерство владения чёрной секирой, а в последнем своём пируэте снёс напрочь большую каменную колонну, потому что лунари посмел скользнуть близ неё. И тут Афелий понял, сколько на самом деле силы в этом мужчине. Один пропущенный удар разрубит его мгновенно и беспощадно похоронит в беспамятстве времени. Фенрир остановился, поднял руки и стал раскручивать секиру над собой. Лунари напрягся, не зная, чего ожидать от него. Но урон был нанесёт совершенно внезапно. Что-то пробило плечо насквозь. Что? Как? Афелий не сводил глаз с Фенрира. Тот перестал вращать оружие и прыгнул. Нет, это сделал не он. Из раны в плече торчала стрела? Красная, изредка отливающая чёрным отблеском, она была утончённой и изящной, без наконечника. Юноше некогда было рассматривать её. Нужно увернуться! Не смог. Афелий хотел отпрыгнуть от удара, но плечо отказалось двигаться, перемещаться в пространстве вместе с остальным телом. Брюнет чудом вывернулся в воздухе: лезвие рубануло в сантиметрах от живой плоти. Что такое? Почему не двигается? Юноша что было мочи пнул рыжего в живот, когда тот открылся, отталкивая его от себя. Ощущения не обманули: плечо действительно было пробито насквозь. Он глянул в сторону трона и увидел, как Арчер опускает руки. Но никакого оружия в них не было. Стрела тоже исчезла. Нельзя зевать, потому как Фенрир с рёвом бросился в атаку. Один удар, второй, третий. Просто бешеный темп. Серый глаз уловил бесшумное движение, за которым боль пронзила бедро. Снова стрела. Ошибки быть не могло: они летели откуда-то со стороны той самой дальней стены, у которой стоял трон. — Ещё немного. - Равнодушно сказал Арчер, делая новый порез на кисти небольшим ножиком. Пока где-то поотдаль вёлся бой на истощение, он спокойно создавал в своих руках из ничего нечто. Струйка крови, вместо того, чтобы начать течь по руке на пол, поднялась из раны вверх, начала преобразовываться со что-то, обретать форму. Длинноволосый сделал ещё надрез, и ещё. Крови стало больше. И вот тонкие похолодевшие пальцы обхватили красный лук, а в другой руке появилась стрела. Два тела впереди двигались в бешеном танце, балансируя на тонком канате между жизнью и смертью. Динамика, скорость. Арчер выдохнул, успокаивая сердце. Хладнокровие, безразличие, подсчёт траектории. Выстрел. На этот раз в голень. Афелий получил урон и увернулся, в полёте удаляя Фенрира коленом по лицу. Но выражение оскала не изменилось. Слишком слабо. Этого недостаточно. Лунари отскочил и остановился. Воин тоже не двигался. Стрела в голени на этот раз не думала исчезать, а в добавок ко всему появились и предыдущие. Арчер опустил лук и двинул несколькими пальцами свободной руки, но ничего не услышал в ответ. Усмехнулся, но лишь потому что восхитился превосходной выдержкой лунари: он выбрал максимальный уровень боли, а тот даже не пискнул. Разве что как-то странно чмыхнул носом. Сетт ничего не мог, ощущая себя беззащитным котёнком. Руки всё ещё недвижимо прижаты к телу из-за лоз, которые одного цвета со стрелами. А без них полувастайи бесполезен. Чудом сохраняя возможность здраво мыслить за пеленой беспросветной боли, Афелий осознал, кто был его настоящим врагом. И тактика боя изменилась. Фенрир занёс над головой секиру, готовясь ударить в то место, где стоял лунари, а брюнет вдруг отпрыгнул и кинулся бежать в сторону трона. Арчер натянул тетиву и выстрелил, но что-то сверкнуло прямо перед глазами. Блеск лезвия клинка — это последнее, что увидели его глаза. А потом была тьма и ужасающая боль. Арчер потерял зрение: Афелий полоснул его от уха до уха, а потом был отброшен ударом ноги длинноволосого. Фенрир не успел спасти товарища. Тот остался на месте, прижимая к лицу руки, утирая ими кровавые слёзы. Он кричал, а крик этот быстро превратился в какой-то истерический смех. — Ты подписал себе смертный приговор! - Орал брюнет. - Я был несерьёзен! Разил лишь туда, где не мог убить наверняка. Хотел, чтобы победу принёс любимчик госпожи. Но нет! Арчер убрал окровавленные руки от лица, не поворачивая головы в сторону Афелия. Чёлка, совсем растрепавшаяся, закрыла пустые глазницы. — Думаешь, что я не знаю, где ты? О! Я прекрасно знаю, где ты! Я тебя СЛЫШУ! В одно мгновение и лук, и стрела образовались в руках, и Арчер выстрелил. Афелий ожидал, что будет одна стрела, но в полёте она размножилась, поражая брюнета будто дробью. Увернуться от всех стрел было невозможно. — Я слышу твоё дыхание. Твоё сердцебиение. - Он собирал кровь от лица, извращал её и превращал в оружие. - И ты напрасно думаешь, что стрелы - это всё, на что я способен. Он выстрелил снова, но куда-то вверх. Рикошет от потолка, и град стрел осыпал брюнета. Многие от их ранили лунари и остались в теле. Сейчас Афелий всё больше начинал походить на ежа. — О, не переживайте, Сахмет. - Арчер выпрямился, горделиво расправил плечи, но головы не поднял. - Я не задеру славу у любимого мальчика. И снова движение пальцем. Стрелы, торчащие из тела, растянулись во всех направлениях свободными концами. Вонзились в стены, пол, потолок. Афелий оказался прикован к тому месту, на котором стоял, без права совершить какое-либо движение. В точности как тогда с плечом. Теперь лунари понял, как это произошло. Фенриру не нужно было повторять дважды. Он набрал разгон и, занося секиру над головой, прыгнул на юношу, желая разрубить его пополам. В ту секунду Афелий не думал о смерти, не думал о том, что с ним станет тоже самое, что и с той раскрошенной колонной. Он вдруг подумал о том, что хотел бы вновь сплести венок, но в этот раз из одних лишь одуванчиков. Таких же жёлтых, как и глаза полувастайи. Что-то возникло рядом с тем, кто нёс смерть, и сбило его в полёте. Афелий не понял, как выжил, и не понимал до тех пор, пока рядом кто-то пронзительно не завопил. Тогда серебро глаз упало вниз, туда, где в какой-то куче трепыхалось двое. Сетт набрал разгон одновременно с Фенриром и сбил того плечом в прыжке, будучи с ним в одной весовой категории, а когда тот упал, обхватил рыжего ногами и что было сил укусил куда-то между плечом и шеей. Фенрир взвыл и начал истерично пытаться убрать от себя это зверьё. Но Сетт лишь сильнее обхватил война ногами и ещё яростнее сжал челюсть, начиная мотать головой из стороны в сторону, разрывая плоть, в которую удалось вцепиться. Фенрир истекал кровью, но скинуть с себя это тело не мог. Туша не поддавалась ни ударам его крепкого кулака, ни пинкам коленями. Сетт был достаточно вынослив, чтобы вытерпеть подобное. И раз уж сейчас его единственным оружием были клыки, доставшиеся от матери вастайи, то пусть каждый их неподточенный сантиметр будет исползован по максимуму. Арчер причмокнул губами и поднял лук. — Не такого конца я бы хотел для тебя, не такого. В память о том времени, проведённом бок о бок, я сделаю это быстро. Фенрир, замри! Брюнет натянул тетиву. Афелий осознал, что тот будет целиться именно в голову, чтобы в один удар отнять жизнь полувастайи. Видел, как тонкие, совсем окоченевшие от потери крови пальцы медленно сокращались, возводя стрелу. И что-то закричал. Не помнил что именно. Кажется, стал умолять Сетта бежать. Но было уже поздно: глаза лунари увидели, как стрела бесшумно разрезала воздух. И вот смысла жизни этого молчаливого юноши не стало. Сетт перестал бы существовать в тот же миг, но стрела почему-то исчезла в воздухе. Словно что-то стёрло её, уничтожило. Арчер нахмурился, ничего не понимая. Он чувствовал стрелу, потому что она, состоявшая из крови, была частью его тела. И знал, что она не достигла цели. Афелий, видевший это, потерял дар речи. Даже Фенрир перестал издавать всякий звук. В миг исчезновения стрелы и ещё секунду после стояла могильная тишина. За спиной лунари белым светом разверзлось пространство, и оковы, держащие его на месте, пали. Перестали существовать так же, как та стрела. Афелий упал на колени. — Ничего не понимаю. - Сказал Арчер, впервые поднимая лицо. В тот же миг ему снесло голову. Гигантский белый прут в диаметре с кулак пробил её ударом в лицо и пригвоздил брюнета к стене. Сахмет видела, как Арчер стоял рядом с ней и потом исчез, а когда женщина повернула голову, то увидела обмякшее на пруте тело, не касающееся ногами пола. От столкновения со стеной кровь пятнами разбрызгалась близ остатков головы, а дальше принялась ручейками стекать вниз, быстро образовывая небольшую лужицу. Весь мир рухнул у неё из-под ног, и женщина сделалась белой как лист бумаги. Всего мгновение назад её мальчик был жив, а сейчас... Она не смогла скрыть ужаса в глазах и со стремительно наступающей яростью повернулась туда, где пространство разрезал белый светящийся лоскут. Лозы перестали существовать после смерти Арчера, и Сетт расслабился, почувствовав свободу рук, а потому Фенрир легко сумел его оттолкнуть. Рыжий схватил оружие и метнулся к госпоже, желая увести её отсюда, увести как можно дальше от этого пугающего нечто, но было уже поздно. Белый лоскут изверг из себя новые пруты в огромном количестве, но в этот раз небольшого диаметра. Они устремились вперёд быстрее скорости света, и увернуться было невозможно. Фенрир успел достигнуть Сахмет, успел закрыть её своим массивным телом. И пруты изрешетили его. Женщина видела, как прямо перед её лицом из груди война выдаются наружу всё новые и новые прутья. А он не смел двинуться, нависая над её столь хрупким маленьким тельцем. — Беги. Впервые за всю жизнь он решился обратиться к ней на "ты", и в этом для кого-то столь обычном обращении крылось признание. Такое же тихое, скрытое, молчаливое, как и сам рыжий, признание в невероятно сильных и полных искренности чувствах. Фенрир был старше Арчера и Шани, и, в отличие от первого, никогда не знал женщин. И никогда не хотел бы знать никого, кроме той единственной, кому позволил управлять собой, подчинить себя полностью, той единственной, для кого он по собственному желанию воспитал в себе живое оружие, той, в ком видел смысл своего существования, той, к которой впервые за всю жизнь решился обратиться на "ты". Атака кончилась, и мужчина медленно пал на одно колено, а после выронил секиру из руки. Сахмет видела, как взгляд его вдруг стал стеклянным, а последний огонёк в нём угас. Тогда же рыжий рухнул на бок и перестал двигаться. Женщина медленно опустилась на колени перед телом, отказываясь верить в реальность происходящего. Она не моргала, на лице застыла какая-то нечитаемая эмоция, и лишь нижняя губка как-то странно ходила вверх-вниз. Парик перекосило, и Сахмет каким-то резким неестественным движением сорвала его с головы, обнажая коротко стриженные волосы, которые должны были быть соломенно-жёлтого цвета. А стали какими-то выгоревшими, тусклыми и будто седыми. Наконец одна из рук прикоснулась подушечками пальцев к щеке война, смотрящего прямо перед собой безжизненным взглядом. И только тогда к ней окончательно пришло осознание произошедшего: секунду назад у неё было всё, а сейчас — ничего. И стало абсолютно плевать на деньги, собственное влияние и значимость для других. Стало плевать на Сахмет, потому что сейчас весь мир рухнул у Кесседи. Ещё тогда она болезненно перенесла смерть любимой малышки Шани, а сейчас не стало и её мальчиков. Тех, в кого она вложила всю себя, дала кров, пищу, воспитание и умение выживать. Тех единственных, кого любила искренне, хоть и каждого по-своему. Тех, кому хотела оставить своё наследие. Кесседи заплакала. Она не помнила, когда плакала в последний раз. Нестерпимая жгучая боль охватила всё сердце, и от этого стало трудно дышать. Женщина как могла приподняла Фенрира и уложила его голову себе на колени. Как и много лет назад погрузила пальцы в рыжие волосы у виска и стала аккуратно поглаживать. Она склонилась над ним, сильно сгибаясь в спине, и стала шептать на ухо, будто он ещё мог её слышать. — А помнишь, моё солнце... Помнишь тот тёмный вечер? Арчер вернулся с небольшим кабанчиком, и мы впервые за несколько дней хорошо поели. Шани отдыхала на ветке дерева, несла вахту. А ты вот так же лёг мне на колени. И заговорил впервые за сутки: "Как жаль, что ты не умеешь и не можешь петь без языка. Мне никогда не пели колыбельных". - Большие слёзы продолжали катиться по щекам. Кесседи задрожала. - А я... Я ведь умела петь. Пусть и не могла в полной мере. И я знала колыбельные, мне их пела мама. Тогда... Ты ведь помнишь, моё солнце?... Тогда я стала петь для тебя ту единственную, которую помнила. Точнее тихо её мычать. И в конце ты сказал, что теперь мечтаешь узнать слова этой песни... - Её ледяные пальцы совсем перестали гнуться, женщина делала огромное усилие, чтобы хоть как-то гладить его по голове. - Моё солнце, не засыпай... Не засыпай без колыбельной. Не засыпай. Она успокоила слёзы и, слегка улыбнувшись, стала качаться туда-сюда, убаюкивая своего мальчика, а губы стали напевать так тихо-тихо нежную и ласковую песню. У Леокадии, видевшей это, разрывалось материнское сердце. You Are My Sunshine (Jasmine Thompson) Афелий почувствовал колебания в глубине белого лоскута позади себя, точно такие же, как и во время последних атак, и резко встал на ноги, поворачиваясь к лоскуту лицом. Сетт видел, как лунари без страха перед неизвестным сунул внутрь белого свечения руку почи по плечо и резко что-то дёрнул. — Прекрати. Этого достаточно. Полувастайи ничего не понимал. — С кем ты разговариваешь? Афелий отошел от лоскута, разрезающего пространство в воздухе, вытаскивая за собой чью-то руку. Брюнет держал её за запястье, а полупрозрачная с синеватым оттенком рука крепко держала очередной прут. Этот прут тут же рассеялся на маленькие искорки, стоило руке показаться из лоскута по локоть. Рука вырвалась, и Афелий не стал сопротивляться, а отошел немного назад. Сетт разглядывал её, щуря глаза, и убедился лишь в одном: она не могла принадлежать мужчине. И правда, когда наружу показалось плечико, а потом и голова, полувастайи окончательно утвердился в своих рассуждениях. Белый лоскут достиг пола, и сущность шагнула из него, касаясь ковра босой ножкой. Сетту было знакомо это вытянутое личико, эти несколько полноватые губки, в особенности нижняя, был знаком и этот косой разрез глаз. Но полувастайи был убеждён, что ранее никогда не сталкивался с этой девушкой, этой невероятной фантасмагорией. Но даже более, чем её появление, Сетта поразило то, что Афелий незамедлительно преклонил колено, едва та явилась миру полностью. — Я жду объяснений. - Зазвучала она эхом, но вместе с тем невероятно красивым. - По какой причине мне нельзя одним ударом отнять её жизнь? Афелий, не поднимая головы, ответил: — Потому что эта жизнь тебе не принадлежит. Один лишь Сетт, ввиду кровного родства, имеет на неё право. А значит он, и никто более, имеет право решать, как дальше повернётся судьба этой женщины. Девушка молчала. Афелий продолжил. — Она более не представляет опасности. — Я знаю. - Ответило эхо. Сетту показалось, что её губы не шевелились вовсе, а этот голос будто доносился в его собственной голове. - Поднимись, брат мой, мы уходим. — Мы? - Резко подал голос полувастайи. - Что значит "мы"? И куда уходят эти "мы"? Афелий поднялся, а голова ушла ещё ниже, так чёлка укрыла лицо. — Алуна желает, чтобы я оставил это? - спросил лунари. — Да. - Ответила фантасмагория. Брюнет поджал губу. Сетт понял его без слов. — А Афелий НЕ желает. - Рыкнул полувастайи и подошел ближе, встал между брюнетом и сущностью, укрывая юношу за широким плечом. — Ты ничего не значишь. - Ответила сущность. - Мы уходим. — Да. - Согласился он. - Я ничего не значу. Значит лишь желание Афелия остаться. Она прищурила и без того узкие глазки. — Афелий не может чего-то желать. Сетт сжал кулаки. Эта дамочка начинала его бесить. И так захотелось ответить ей что-то чрезвычайно едкое, на что только было способно его воображение, но вместе с тем не лишённое изощрённости сарказма. Но он не успел. Потому что лунари за его спиной неожиданно подал голос. — Алуна, послушай. - Афелий вышел из тени полувастайи и впервые за всё то время, пока она была здесь, посмотрел ей в глаза. - Он прав. Я хочу здесь остаться. Я ещё никогда и ничего так сильно не хотел, как остаться рядом с ним и пожизненно нести ту миссию, что ты возложила на мои плечи перед тем, как послать сюда. Алуна, я желаю остаться. - Он не отрывал взгляда и не моргал. - Знаю, что не имею права разговаривать с тобой в таком тоне. Но я никогда ранее не позволял себе вообще говорить с тобой о собственных чувствах. Поэтому выслушай меня до конца. Фантасмагория не моргала. Лунари продолжал. — Всю мою сознательную жизнь, с раннего детства ты и твой талант были в приоритете. Я был тенью в свете твоей звезды. И, несмотря на то, что несколько старше, я был приучен подчиняться твоей воле, приучен не иметь своего мнения и считать твоё слово единственно правильным. Я никогда не изъявлял свою волю ни по какому из вопросов и был самым верным твоим оружием. Но сейчас... Сейчас я, именно я, хочу поступить иначе. - Он положил руку в область сердца. - Я дорожу нашей связью, Алуна, но с тобой не пойду. Моё место рядом с ним. Сетт торжественно приподнял подбородок, будто вот-вот ему на грудь прикрепят медаль. А ведь действительно было за что её прикрепить. Именно благодаря полувастайи этот юноша решился подать голос, заявить о себе и высказать личное мнение. Алуна молчала. Афелий тоже. А Сетт перестал гордиться собой, наблюдая за этими двумя. Одинаковые лица, одинаково худощавые тела, разве что юноша несколько выше девушки. Полувастайи пригляделся. Нет, лица были разными. Несмотря на то, что в них угадывались общие черты, выражали они совершенно иные, отличные друг от друга эмоции. Афелий был взволнован, возбуждён и несколько отчаян. Лицо Алуны выражало лишь пустое безразличие. Сетт видел в ней того же Афелия, но в самом начале их знакомства, и понял, как сильно ему удалось повлиять на этого брюнета. И снова возгордился собой. — Я не посчитала нужным заметить, что этот мир стал необратимо менять тебя, брат мой. - Наконец заговорила она. Видение двинулось вперёд и, поднимая полупрозрачные ручки, положила утончённые изящные ладошки на щёки лунари. - Тот, кто всегда действовал по указке, научился иметь собственное мнение. Она улыбнулась, ну или Сетту показалось, что улыбнулась. Афелий (полувастайи тут был уверен наверняка) улыбнулся в ответ, полагая, что его поняли, полагая, что ему удалось добиться поддержки от самого близкого и родного существа. И почти успел почувствовать себя счастливым, как сердце и сознание в секунду омрачило холодное безразличие. Алуна не сдержала обещание и вновь сделала это. Полувастайи видел, как зрачки брюнета расширились, после чего выползли за радужку и вскоре закрыли собой весь белок. Девушка убрала руки. — Ты пойдёшь со мной. — Да, сестра моя. - Согласился Афелий, выпрямляя спину. Фантасмагория развернулась и лёгким движением руки расширила белый лоскут, разрывающий пространство впереди. Нижняя грань его коснулась пола, и девушка двинулась, входя внутрь. Лунари расправил плечи и двинулся следом. Сетт узнал эти механические, отточенные и выверенные движения, насыщенные искусственной грацией, дабы сгладить острые углы. Сейчас это был не его Афелий. Это был непонятно кто. Полувастайи позвал его, тот ожидаемо не ответил, лишь погрузил ногу в белое пространство лоскута. Сетт повысил голос. — Не уходи! Ты ведь не хочешь этого! - И в отчаянии позволил эгоизму проявиться. - Не смей оставлять меня одного! Афелий! Я не смогу без тебя! Лунари исчез совсем, а лоскут стал медленно затягиваться, сжимаясь к середине. Сетт запаниковал, начиная истерично вопрошать себя вслух: "Что делать? Что делать?" — Иди за ним. - Неожиданно донёсся голос откуда-то снизу. Он глянул вниз. Лео самостоятельно перегрызла верёвки и выбралась из ловушки стула. Вастайи обняла сына за предплечье. — За ним? Но... А как же ты? Она мило улыбнулась, чуть отводя ушки назад. — Знаешь, о чём я больше всего жалею и, пожалуй, буду жалеть всю жизнь? Сетт не ответил. Он не знал, что ответить. Леокадия продолжила. — Я буду жалеть о том, что в тот день позволила твоему отцу уйти. Я отпустила его на встречу, кажущуюся мне изначально сомнительной. И он не вернулся. - Она сильнее сжала его руку. - Огонёчек, пожалуйста, не повторяй моих ошибок. Не отпускай того, кого любишь. Иди за тем, кого любишь. Если, конечно, любишь искренне. А я справлюсь. Он развернулся и, сильно наклоняясь вниз, обнял вастайи, которая казалось малюсенькой в его крепких руках. Потом поцеловал её в висок и шепнул, что очень сильно любит. Лео знала, он прощался. Она в знак взаимности чуть оцарапала его кожу коготками, как делала это всегда, когда утирала ему ещё маленькому слёзы, и, отстраняясь, улыбнулась широко, прикрывая глаза. Сетт не знал, что может ждать его по ту сторону лоскута, но без раздумий влез в его затягивающиеся остатки. И в полуразрушенном из-за сражения зале осталось двое живых и двое мёртвых. Едва ситуация начала оборачиваться не в их пользу, Фрай удрал мгновенно, даже не собираясь оплакивать смерть любовника. Больше юношу с белыми коротко стриженными волосами и длинными чёрными стрелками близ серых глаз никто не видел. *** Сетт не понял, как оказался на лестнице. Абсолютно прозрачной, невидимой глазу, нереальной лестнице, однако он знал, что это лестница, и потому она была таковой. Вокруг было бесконечное ничто, чёрная ледяная пустота, гнетущая, засасывающая, ужасающая. Он поднял голову и увидел, как двое шагали вверх по несуществующей лестнице, стремясь исчезнуть в единственной искорке света где-то впереди. В очертаниях этих двоих Сетт различил мужчину и женщину, узнал плечи Афелия и изгибы его бёдер, поэтому пустился бежать. Прозрачные ступеньки были бесконечны. Ему иногда казалось, что он не приближается, а отдаляется, и не бежит, а стоит вовсе. А они шагали себе дальше, и бесконечное ничто подчинялось им, позволяя двигаться, разрезать собой пространство и приближаться к цели. А цели не было. Но был шарф. Его фиолетовый, а может быть синий, а может быть не его вовсе. Но это был шарф. Сетт знал, что это шарф, и поэтому он был таковым. Полувастайи ясно вообразил себе, как тянет руку к плечу Афелия, как осязает его, хватает пальцами. И как ему удаётся остановить движение изящного силуэта, а просьба вернуться звучит где-то в мыслях обоих, потому что здесь говорить с помощью рта не обязательно. И он вытянул руку к силуэту, и ощутил что-то. Ухватился. А в глаза ударил яркий свет, ослепляя его, и лестница ушла из-под ног. Сетт провалился в бесконечное ничто. Исчез в чёрной ледяной пустоте и перестал существовать,

чтобы родиться вновь.

*** Первым чувством была боль из-за удара о что-то твёрдое. Потом тело пронзил ужасающий холод. Сетт понял, что лежит лицом в сугробе, который на самом деле на несколько метров больше его самого. Полувастайи поднялся и осмотрелся. Кругом было полным полно таких же сугробов, и все они невероятной белизны. Снег. Полувастайи обхватил себя руками, желая сохранить то немногое тепло тела, что у него осталось, и обнаружил, что держит что-то в ладони. Это был кусочек какой-то нежной наощупь ткани. Сетт почему-то подумал о том, что она являлась частью шарфа, а потом сам же и удивился своей мысли, мол, почему именно шарф? Ткань показалась ему слишком красивой, и только поэтому он не избавился от неё, а повязал вокруг запястья.* Поднял голову и осмотрелся снова. Одни сугробы. Нужно было как-то отсюда выбираться.