***
— Ты великолепен! Николай ждал Дэна у главного входа и безбоязненно расцеловал в обе щёки, словно забыв, в какой стране они живут. — Кто бы говорил. Тебе идёт костюм, Ник, правда так и хочется притянуть за галстук и поцеловать, чтобы все гомофобы с криками разбежались. Дэн взял Николая под руку, отметив про себя, что они с Красновым даже оделись в одной цветовой гамме и смотрятся идеальной парой: Ник в песочном костюме, Дэн в светло-бежевом, чуть менее классическом. Похоже Краснов и не думал скрывать, кем они с Дэном приходятся друг другу. Пропустив его вперёд и придержав дверь, Николай обхватил Дэна за талию на глазах изумлённой публики. — Нас не предадут анафеме за явную демонстрацию отношений, Ник? Не то чтобы я всерьёз опасался, но неприятностей хотелось бы избежать. — «Быть рабом страха — самый худший вид рабства». Просто расслабься и положись на меня, Дэн. Пока я рядом — тебе нечего опасаться. — Мне показалось, или ты кого-то цитируешь? — Не показалось. Бернард Шоу был удивительным человеком, когда-нибудь, если захочешь, почитаю тебе его биографию. А пока давай наслаждаться выставкой, не так часто в Москву привозят картины Альфонса Мухи. Они провели на выставке несколько часов, и Дэну казалось, что за это время он умудрился серьёзно влипнуть. Краснов останавливался возле каждой картины и коротко рассказывал либо о ней, либо о каком-нибудь периоде из жизни Мухи. Да так увлечённо, что невозможно было не заразиться. Возле «Дамы с камелиями» Дэн завис, восхищённо рассматривая прекрасную Сару Бернар и сетуя, что нельзя перенестись в прошлое и посмотреть спектакль, считавшийся одной из величайших постановок романа Дюма-сына. — Зато мы можем посмотреть снятый позже фильм, если ты захочешь — сегодня. — Хочу, Ник. Знаешь, мне всегда казалось, что история Маргариты перекликается с историей любви самой Сары и её расставанием с принцем ради его же блага. Поэтому она играет в «Даме с камелиями» так пронзительно, и эта роль удалась ей лучше других. Дэн не стал уточнять, что даже ему близок образ Маргариты, и общение с образованным, обеспеченным и со всех сторон привлекательным Николаем наводит Дэна на невесёлые мысли. Остаётся надеяться, что родители Николая адекватны и между ними не встанет грозный отец. Хотя о чём говорить: между ними стоит много большее. Николай, явно впечатлённый увлечением Дэна, обнял его за талию и без стеснения поцеловал в щёку, вызвав тем самым несколько недовольных взглядов. — Ты удивительный человек, Дэн. И как бы я не воспринимал нашу связь вначале, теперь я рад, что ты ответил согласием на предложение продлить знакомство. — Для твоей радости нужно было блеснуть познаниями в искусстве? Дэн хитро сверкнул глазами и порадовался про себя, что на довольно чуждой его сердцу выставке он нашёл что-то родное: его всегда восхищала великая Сара Бернар, и его восторг был искренним. — Для этого нужно было немного приоткрыть душу. И мне кажется, что твоя прекрасна. Взяв Николая под руку, Дэн на секунду опустил взгляд, не давая тому разглядеть мелькнувшую во взгляде грусть. Ни к чему единственному мужчине, который смог тронуть Дэна за последний год, знать, какова на самом деле душа его спутника. И сейчас дело было вовсе не в личной выгоде: почему-то остро не хотелось разочаровать Николая. А придётся.***
— Босс, я с вами спорить не хочу, конечно, но вы уверены, что ваша идея хороша? Может не стоит тыкать палкой в клубок гадюк, ведь укусить могут. Павел, сосредоточенно перебирающий документы, даже не взглянул на Сашу. Ещё не хватало, чтобы тот отца ебаться учил, совсем страх потерял. — Они и так дохуя покусали, настало время для ответного удара. Я с ними как с людьми пытался? Пытался. Егоров куда меня послал? В хуй? Ну вот теперь сам на него и присядет. Ты мне что говорил? Информационная война сейчас в почёте, вот и придавим гниду. — А если поймут, откуда ветер дует? Связать два и два будет легко. — Поймут и докажут — разные вещи. Не у одного Егорова защитники имеются, я к своим с ерундой по их меркам не пойду, молокососом выглядеть не хочу. И вообще, что ты разговорился-то? Работы мало? Пиздуй и делай, что велено, будешь мне тут ещё рамсы разводить. Саша ещё раз пролистнул переданные Павлом материалы для публикации и вышел, оставив при себе очередной комментарий. Босс в деле гораздо дольше и, наверное, знает, что делает. Оставалось на это надеяться, ведь вряд ли Павлу гормоны до такой степени на мозг давят, не двадцать лет уже.***
— У меня ощущение, что мне снова семнадцать! Охуенно красиво и совершенно небезопасно! Павел рассмеялся и дёрнул Натана к себе, оттаскивая подальше от края крыши. — В семнадцать ты матерился немного меньше, и волос у тебя было больше, но в остальном ты совершенно не изменился. Вдохнув полной грудью загазованный московский воздух, Натан крепко сжал ладонь Павла в своей. Немного странно было приводить нового любовника и старого друга на крышу, которую Натан уже показывал Николаю. Но как-то ему довелось прочесть, что старые тяжелые воспоминания вытесняются новыми светлыми, а Натан очень любил это место, он хотел ассоциаций с Павлом, а не с прошлым, о котором и думать больно. — Здесь офигенно красиво, вид на весь центр. Квартирка в таком доме даже мне не по карману, как ты умудрился найти этот лаз? Я весь грязный, кстати, пиздец просто. Натан тут же принялся отряхивать Павла, из совершенно иррационального, но привитого за годы жизни с Николаем чувства вины. Расслабился он, когда Павел перехватил его руки и поцеловал, словно почувствовав чужую тревогу: — Думаешь я себе шмотки не выстираю, или ругать за приключения буду? Я не успел так ссучиться, Нат, и я тебе не враг. Стало стыдно, но одновременно с этим светло на душе. Натан каждый день уговаривал себя не воспринимать Павла как угрозу. В нём, несмотря на грозный вид и мат через слово, было больше доброты, чем в некоторых совершенно конкретных, людях. И сердцем Натан всё понимал, но какие-то болезненные, неадекватные рефлексы всё ещё остались и иногда разум паниковал. — Уверен — скоро я перестану дёргаться, извиняться и ходить на цыпочках, ты ещё взвоешь. Но пока не ругайся на меня, ладно? Я очень долго жил в абсолютной уверенности, что виноват за всё на свете. — Как ты вообще выдержал? И нахера? Натан пару секунд помолчал, глядя на всё ярче разгорающиеся огни города, а потом выдал, да так серьёзно, что Павел расхохотался. Хотя ситуация была вовсе не смешной: Если вас трамвай задавит, вы, конечно, вскрикнете. Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете.