eternal love

Огромные качели над пропастью подозрительно скрипят под тяжестью двух существ, но стойко выдерживают уже не первый год. Статный парень с золотистыми рогами взрослого оленя крепко прижимал к себе мужчину средних лет, который, даже спустя столько времени, каждый раз продолжал испуганно прижиматься к возлюбленному. — Когда-нибудь я уже не смогу забираться сюда и качаться с тобой над манящей пропастью, — задумчиво произнёс мужчина, приобнимая свою любовь за талию. — Сону-я, откуда такие мысли? У нас ещё полным-полно времени. — Я не знаю, я чувствую, будто время неумолимо утекает из пальцев, и я не могу ухватить его, не могу зацепиться. Оно ускользает от меня, а я с каждым годом бегу всё медленнее, с каждым годом я хуже соображаю, и мои мысли всё чернее… — Сону, почему ты вдруг стал таким мрачным? У нас же всё хорошо. Так ведь? Я люблю тебя, ты любишь меня, мы любим друг друга. Нам не помешает даже время. Я буду любить тебя до самой старости, до… — До самой смерти? — Сону вздыхает и отворачивает голову в сторону — смотреть, как пестрит закатными лучами вдали Безымянная река. Беззаботное существование радовало его в молодости, но потом… Сону становился старше, взрослее, крепче. Его руки становились грубее, а волосы — жёстче. В то время как Сынёп выглядел на человеческие двадцать пять и меняться не спешил. — Понимаешь, любовь в молодости, — чувства, которые мы испытываем и которые переживаем, — в молодости это всё кажется таким ярким и беззаботным… но потом мы становимся старше, и те проблемы, что волновали нас раньше, уже не кажутся такими серьёзными. Потому что приходят проблемы посерьёзнее. И мыслить начинаешь иначе. Не мне тебе, — Сону давит смешок, — наверное, это рассказывать. Просто мы так редко говорим об этом, теряясь в бытовой рутине, любовных утехах, и я забываю о том, что забывать нельзя. Я забываю о том, кто я. Я человек, Сынёп. Я человек, я родился человеком, я живу и умру тоже человеком. Это не изменить. Каким бы ты волшебным ни был, ты не сможешь ничего с этим сделать. Мы не можем пойти ни против природы, ни против времени, ты же сам говорил, помнишь? — Сынёп молчит, вглядываясь в глубокие, теряющие блеск глаза напротив. — Давай спустимся, мне нужно почувствовать землю под ногами. — Хорошо, держись крепче. — Сынёп начинает шептать заклинания, заговаривая природу, и тут же сильные ветряные потоки поднимают в небо опавшие листья и лепестки цветков, закручиваются вокруг качелей, подхватывают пару и плавно опускают на траву. Они так часто делают это, но каждый раз одинаково страшно: вдруг ветер не удержит, вдруг заговор не сработает, вдруг они упадут в глубокую Безымянную реку с огромной высоты и разобьются об острые подводные камни? — Извини, — шепчет Сону, приглаживая взъерошившиеся чёрные волосы, — я не знаю, что на меня нашло. — Ничего. Давай больше не думать о плохом? — Хранитель оставляет нежный поцелуй на переносице мужчины и берёт его под руку. — Куда теперь пойдём? — Поедим? У нас там в деревне открылась таверна недавно, а я так и не попробовал ничего. — Конечно, как пожелаешь.

***

Обхваченный языками пламени, дом был на грани разрушения, вокруг всё пылало и дымилось, что было никак не пройти и не пролететь к нему. Небо затянуло клубами дыма, закрывая собой солнечный свет. Лесные жители пытались спрятаться от ненастья, укрываясь в пещерах и у водоёмов, например, у русалочьего Сверкающего озера. Да и его обитатели, хоть и находились далеко от пожара, всё же были обеспокоены свой безопасностью и сохранностью их дома — Волшебного Леса. Парень с оленьими рогами метался из стороны в сторону, не находя себе места. Заговоры, что он постоянно бормотал себе под нос, не хотели действовать по какой-то причине, что ещё больше раздражало Хранителя и заставляло того еще сильнее подвергаться панике. Практически все жители этой части леса уже покинули его, все, кроме одного. В момент катастрофы Сону был в их доме и даже не подозревал о планах возлюбленного. В тех планах было сделать человека волшебным существом, наделить долгой-долгой беспечной жизнью, чтобы продлить их счастье, но теперь все планы покатились к чертям. Сону кричал, моля о помощи, звал своего любимого хранителя, давясь дымом и задыхаясь. Сынёп лихорадочно листал страницы старых дневников, пытаясь найти хоть от силы что-то похожее на происходящее, но не мог. До него самой большой проблемой был только конфликт разделения территорий с феями, но он и рядом не стоял в сравнение с тем, что происходило сейчас. Хранитель в панике умолял Время вернуть всё как было, повернуть время вспять, понимая, что сейчас он лишится своего самого дорогого, что у него когда-либо было. И вдруг колышущееся пламя остановилось, будто стоп-кадр. Горячий воздух не двигался, как и всё, что находилось вокруг их с Сону дома. Всё ещё обжигающие языки пламени застыли, как на картине, и начали плавно двигаться в обратную сторону, постепенно растворяясь среди обугленных поваленных деревьев. Сынёп, не имевший до этого даже сил пошевельнуться, тотчас же сорвался с места к дому. Раскалённый воздух обжигал кожу, а страшные мысли обжигали бешено бьющееся сердце. — Нет, нет, нет, нет… — с ужасом повторял Хранитель, отворяя обугленную по краям дверь. Внутри всё было перевернуто вверх дном, и Сону… — Сону! — лежал под обломками обвалившихся балок из брёвен и не подавал признаков жизни. Заговоры по прежнему не заставляли окружающие Сынёпа предметы ему подчиняться, так что он просто набрал воздуха в лёгкие глубоким вдохом и принялся разбирать погоревшие деревяшки, раскидывая их по сторонам. — Сону! Сону! Очнись же, молю тебя! Время, умоляю тебя, пусть он будет жить, нет… — ухо, прижатое вплотную к груди, к тому месту, где у людей бьётся сердце, не услышало ни звука, похожего на его стук. Ни одного. Ничего. Сынёп впервые в своей долгой жизни заплакал. Он впервые в жизни возненавидел себя за то, кем являлся.